— Минутку внимания! — громко произнес Ленский.
Дирижер в ужасе выронил палочку — и оркестр умолк.
Публика оживилась.
— Извините, товарищи, что останавливаю спектакль на самом интересном месте,— взволнованно продолжал Ленский. Он стащил с головы парик и нервно перебирал витые кудельки.— Но я хотел бы задать всем присутствующим один вопрос. Вот вы, уважаемая публика, сидите здесь, такие нарядные, конфетки жуете. И вы, в оркестре, пилите на своих скрипочках, мурлыкаете на своих гобоях. И вы, товарищ дирижер, машете себе палочкой, а там хоть трава не расти. И все вы вместе делаете вид, что ничего особенного не происходит. А между тем сейчас выйдет Онегин и у вас на глазах, с вашего, можно сказать, молчаливого согласия, застрелит меня в расцвете лет. Вот, пожалуйста. Вот он, вышел. Обратите внимание, целится. Я давно обо всем этом думаю и сегодня решил высказаться откровенно, далее терпеть просто не могу. Я так формулирую: почему он меня, а не я его? Чем я хуже? Чем?
В зале и на сцене воцарилось молчание. Онегин хладнокровно наводил оружие.
— Я вас спрашиваю, а вы не отвечаете! — с отчаянием воскликнул Ленский.— Тогда я отвечу сам.
И он выстрелил в Онегина. Он выстрелил в него, подошел, наклонился, пощупал пульс.
— Готов,— сказал Ленский.— Можно продолжать, товарищ дирижер. Немного волнуюсь, но ноты помню.
Но тут на сцену выбежали директор, председатель месткома, Татьяна, Ольга, Гремин, Трике и хор девушек.
— Володя! — сердито сказал председатель месткома.— Как вы могли на такое пойти, если по воле авторов ваша роль кончается именно на этом месте! Начиная с этой минуты вам надо выплачивать сверхурочные, но имейте в виду, профсоюз на это не пойдет.
— Мало ли что кончается! — запальчиво возразил Ленский.— А я, может, не наигрался. Я жить хочу, работать, учиться, быть полезным людям. Я стихи пишу. Из меня, может, второй Пушкин получится. И потом, я юный, честный, порывистый. А он был пустым и надменным, и пользы от него общественному прогрессу — как от козла молока. Он и любить-то по-настоящему не умел — спросите у женщин.
— Володенька, Володенька, люби, пока молоденький! — спел хор девушек и покраснел.
— Нет,— задумчиво сказал директор, склоняясь над бездыханным Онегиным,— не так надо работать с кадрами. А может быть, и так. Уберите.
Хор девушек унес Онегина.
— А я его понимаю,— вдруг сказала Татьяна.— Нравится мне этот порывистый юноша.
— А я не понимаю,— сказала Ольга.— Я привыкла замыкаться в своем горе. В этом горе я нашла свое счастье. Я не одобряю твоего поведения, Владимир.
— И не одобряй,— презрительно ответил Ленский.— Вот возьму и на Татьяне женюсь.
— Это уж слишком! — запротестовал дирижер.— У меня на такие номера музыки нет.
— Жизнь неодолима,— вежливо заметил Трике.— Что поделаешь, где-то мы проморгали нашу молодежь.
— Женись, женись на Татьяне! — закричала публика. Но, конечно, не вся, а наиболее малокультурная.
— Подождите,— возмутился генерал Гремин.— А мне как прикажете? Вызываю вас, молодой человек, на дуэль.
— Принимаю ваш вызов,— гордо ответил Ленский.
Их развели, и генерал, опытный военный, прихлопнул Ленского, как муху, не целясь.
Дирижер обрадовался и дал знак играть последнюю картину.
Татьяна быстренько вышла замуж за Гремина, зашумел великолепный бал, и все начало помаленьку устраиваться.
А тут еще и Онегин появился. Он сказал:
— Хорошенький бы я был заслуженный артист, если бы из-за такого пустяка, как преждевременная смерть, пропустил свой выход. Тем более что местком согласен оплатить мою гибель как производственную травму.