Просыпаюсь, будто от толчка. Сегодня!

Неделя пролетела, как один миг. Каждое утро я бежала в танцзал в предвкушении чуда. Мой танец! Лёгкий, как искристое вино, обжигающе-опасный, как низвергающаяся лава, ослепительный, как молния, нежный, как…

Как мужчина. Зачем искать более подходящее сравнение, если это так?

Сергей Петрович больше не включал ритмизатор. Мне казалось, что теперь он встроен у меня внутри. Владимир ли тому виной, или так удачно сложились обстоятельства, но фламенко неожиданно повернулся новой, не знакомой ранее стороной. Танец одиночества становится танцем-для-двоих, при этом не теряя прежнего горьковато-кофейного привкуса…

Зал полон, билеты раскупили ещё накануне. В последний раз расправляю перед зеркалом оборки нового, специально сшитого платья — чёрного с зелёным и золотым. В отличие от традиционного красно-бело-чёрного, сочетание цветов очень необычно, даже вызывающее. Но это на первый взгляд.

Цветовую гамму предложил Владимир.

— Мы не можем танцевать «Золотой дождь» в обличии огня! Зелёный — цвет весны, символ нового, возрождённого мира. Чёрный — сама земля, на которой растёт всё живое. Ну, а золотой — то, что связывает первое и второе.

Я с удивлением поняла, что соглашаюсь.

Наш выход.

Владимир выглядит спокойным, но чувствую: волнуется. Тереблю край мантильи. Сергей Петрович как всегда ровным голосом произносит последние наставления. Или просто желает удачи? Не слышу слов. Понимаю: переживает не меньше нашего. Он неизменно присутствовал на всех репетициях, подсказывал и поддерживал, замечал ошибки и находил решения.

Это и его танец. Тоже.

Занавес открывается, и нас приветствуют зрители.

Владимир слегка наклоняется ко мне и шепчет: «Не бойся»!

Мы начинаем…

От репетиции к репетиции мы всё больше узнавали друг друга, а танец всё лучше узнавал нас. Но каждый раз всё оказывалось немного иным, новым, хотя и знакомым, и близким. Мыслей Володи, поразивших меня при первой встрече, я больше не слышала. И от этого становилось немного грустно, даже слегка щемило в груди. Но не настолько, чтобы перестать радоваться Золотому дождю.

И всё-таки я надеюсь, что сегодня, во время выступления снова услышу…

Я вхожу в танец.

Льётся музыка. Кап. Кап.

Разверзлись небеса. Я поднимаю руки и лечу.

Исчезает сцена, свет, зрители, даже Владимир.

Остаётся лишь шум дождя.

Тревожно поет дождь, и я пою вместе с ним, пытаясь найти ответ. А вокруг разбиваются брызги, струятся потоки, собираясь в одну бурную реку, и вот уже не дождь, а целый водопад несёт меня за собой…

Выныриваю и продолжаю бег.

Ноги радостно ощущают твёрдую землю. Шаг, шаг, быстрее!

Мантилья в руках тонка и прозрачна, словно паутина.

Тело — гибкое и послушное, как стебель травы, тянется к небу, к свету, к золотому дождю…

Звенит невидимая гитара.

Кружится мир.

Танцую фламенко…

Сквозь пелену дождя пробивается ритм. Сначала робкий, но вот всё увереннее и громче. Палмас — Владимир хлопает в ладоши. Ах да, он ведь тоже танцует со мной…

Мы выходим из танца. Последний «шаг цапли», поворот с вращением. Остановка.

Миг, а затем…

Рёв зала и шквал аплодисментов.

Девочки за кулисами чуть ли не разом бросаются мне на шею — того и гляди, задушат. Откуда-то берутся цветы. А, это Сергей Петрович… Когда только успел?

— Я в тебя верил, Маруся. Ты — лучшая.

Да, сегодня это так. Всё понимаю — когда я уйду со сцены, он скажет это другой. Но сейчас мне приятно. Улыбаюсь, и остальные — тоже.

Только Володя не улыбается.

— Мне пора.

— Ага. До завтра.

— Нет. Вряд ли мы встретимся завтра, — и, предупреждая мой вопрос, — послезавтра тоже.

Люди делятся на две категории.

— Как это? — я в растерянности и недоумении.

По времени, затраченному на подбор слов для ответа.

— У меня есть дело. Его нужно исполнять, — Владимир говорит спокойно, как о чем-то естественном.

Мало или много.

— Да, дело — это хорошо, правильно, но при чем здесь танец? У всех же есть работа, я понимаю. Не понимаю другого — как можно уходить, когда всё так прекрасно?

Сложно.

— Я буду не здесь. Это совсем иное место, — Володя пытается что-то объяснить.

Вежливо, чтоб не обидеть.

Смешные попытки. Разве можно объяснить предательство? О чем он вообще говорит? Какие-то пространства, далекие миры, неведомые танцы — господи, как наивно. Что только не придумает мужчина, чтобы бросить женщину в момент счастья…

Корректно, с учётом психологического портрета.

Вот и всё. Закончился танец. Едва начавшись. Можно опять, как и до этого, приходить в зал, танцевать одной на радость Сергею Петровичу и нескольким почитательницам фламенко. Пустое. Пусто там, где должна находиться душа. Словно Володя что-то вынул из нее.