Я думаю, что в этом вопросе сказалось мое воспитание. Когда я был еще маленьким, мои родители всегда учили меня, что надо делиться с теми, кто жил в нашем доме (с дядями, тетями, двоюродными и родными братьями и сестрами), а также с теми, кто был беднее нас. Как и мой отец, я был первенцем в нашей семье, и это накладывало на меня ответственность за то, чтобы показывать остальным пример и защищать других.
Теперь, когда я стал старше, я понимаю, что эта потребность помогать другим связана также с тем, что я расстался со своей семьей и покинул свою страну, когда был еще очень молод. Хотя последующие десять лет я бо́льшую часть времени жил отдельно от своих родителей, братьев и сестер, я чувствовал себя частью общей большой семьи и всегда ощущал близость к родителям и семье, которые остались в Кот-д’Ивуаре. Некоторым не повезло так, как мне. Я скучал по своим родителям, а также по своему детству в родной стране, и я думаю, что это тоже явилось веской причиной, по которой я ощущал необходимость восстановить с ними связь и дать что-либо своей стране, которую я так сильно люблю.
Первый раз я выступал за национальную сборную, к собственному удивлению, в сентябре 2002 года в матче против Южной Африки. Я первый раз вернулся в Кот д’Ивуар в другом качестве, нежели просто член семьи. Помня, как восторженно была встречена наша команда, когда мы выбежали перед переполненными трибунами национального стадиона, я был ошеломлен, когда всего через десять дней наша страна погрузилась в бездну жестокой гражданской войны. Эти события потрясли меня до глубины души и заставили понять, насколько хрупкой была внутриполитическая ситуация.
Впервые появившись в сборной, я впоследствии стал регулярно возвращаться в Кот д’Ивуар играть за «слонов» в многочисленных отборочных играх и в Кубке африканских наций, и в финале Кубка мира. Именно тогда я действительно увидел свою страну в другом свете и узнал намного больше о том, что в ней происходит. Справедливости ради стоит отметить, что с тех пор я увидел много из того, что опечалило меня и оказало на меня большое впечатление – не только в Кот д’Ивуаре, но и на Африканском континенте в целом. Играя в других странах и посещая их по личных причинам или в гуманитарных целях, я стал оказывать там посильную помощь.
Довольно скоро после первой игры за сборную я стал добиваться заметных успехов, регулярно забивая голы. Как результат, я начал приобретать популярность как в своей команде, так и на национальном уровне. В 2005 году я стал капитаном сборной, и вскоре после того, как я в прямом телеэфире обратился к соотечественникам с призывом сложить оружие, моя жизнь в Кот д’Ивуаре навсегда изменилась. Этот шаг сразу же превратил меня в национального кумира, чего я совершенно не ожидал. Я неожиданно приобрел статус национального лидера и увидел, как люди хотели мне помочь. Я уже был не просто кем-то, кто являлся примером в своей семье, но человеком, которого его народ считал одним из лидеров. Я не стремился получить эту роль, просто мне казалось, что на меня смотрели с надеждой, и я чувствовал, что пусть и незначительно, но все же мог бы помочь.
Даже за границей моя популярность резко возросла. Я бы пояснил это следующим образом: «Когда мы говорим, что мы из Кот-д’Ивуара, нам отвечают, что об этой стране ничего не известно. Но когда мы говорим, что Дидье Дрогба из этой страны, в ответ раздается: «Ах, вот как! Теперь-то мы знаем!»
Я прекрасно осознаю, что такого рода признание налагает на меня ответственность, но я рад нести ее. Я не рассматриваю это как обузу. Наоборот, я горжусь этим и готов делать все необходимое. Я вскоре понял, что мне нужно было найти способ использовать свою популярность, чтобы попытаться поддержать тех, кто нуждался в этом, – как в своей собственной стране, так и на Африканском континенте.
Я должен был с чего-то начать. Я стал посещать интернаты, больницы, обеспечивать их продовольствием, кроватями, одеждой, делал все, что было в моих силах, чтобы помочь им. Моя жена делала еще больше. Мы чувствовали, что должны были так поступать. Когда вы видите этих детей и их семьи, у которых совершенно ничего нет, вы осознаете, что просто необходимо что-то сделать. У нас самих все в порядке, поэтому мы просто не можем пройти мимо, сделав вид, будто ничего не происходит. Мы оба – глубоко верующие люди, и мы знаем, что надо помогать, когда сталкиваешься с недопустимыми вещами. Наша совесть просто не позволяет нам поступать иначе. Два события (и оба произошли в схожих обстоятельствах) наиболее сильно повлияли на меня и окончательно сформировали у меня готовность помогать другим людям.
Первое из них связано со Стефаном, молодым братом одного из моих хороших друзей во Франции. Стефан жил в Абиджане, и на мой первый международный матч он принес огромный баннер, который развернул на стадионе, чтобы все видели: «Клуб поклонников Дидье Дрогба». В то время в Абиджане никто не знал меня, потому что я вырос во Франции, и это был очень добрый жест, поднявший мне настроение. Видя этот большой баннер каждый раз, когда я смотрел вверх, я ощущал во время игры особые чувства. После этого на каждом моем матче появлялось все больше и больше баннеров, все больше и больше моих поклонников, однако Стефан любил напоминать мне, смеясь: «А я-то был первым! Я был единственным, кто знал тебя!»
Затем, в начале 2005 года, я получил звонок от его брата. У Стефана обнаружили лейкемию, и в Абиджане у него практически не было возможности получить необходимый курс лечения. Я сразу же обзвонил всех, кто, на мой взгляд, мог бы помочь Стефану получить французскую визу, чтобы он начал лечиться во Франции, но, к сожалению, в то время между Францией и Кот-д’Ивуаром были большие проблемы, политическая ситуация в стране была ужасной, и получить визу было почти невозможно. Я пытался дозвониться до французского посла в Кот д’Ивуаре, но в те времена меня никто еще толком не знал. Я только что был переведен в «Челси» и еще не оброс связями, которые помогли бы мне быстро выйти на тех, кто был бы способен оказать содействие этому парнишке. В конце концов нам наконец-то удалось получить долгожданную визу, но было уже слишком поздно. Стефан был слишком слаб, чтобы совершить поездку, и умер спустя две недели в возрасте 16 лет. Вся его семья была безутешна. Мне было очень жаль, что я не смог ничем помочь ему, хотя и пытался. Я первый раз стал свидетелем смерти того, кого я хорошо знал. Меня тем более шокировало то, что это была смерть молодого человека, у которого впереди была вся жизнь, а он умер, поскольку другие были лишены возможности помочь ему.
Я стал понимать, что мне необходимо не только больше делать, но также изменить способы оказания помощи. Мне пришлось расширить круг своего общения, познакомиться с людьми, имеющими вес, с теми, кто имел власть и деньги и мог легко влиять на ситуацию. Мне потребовалось познакомиться с разными послами и президентами, потому что я хотел помогать больше (и быстрее!) и понимал, что когда-нибудь мне придется обратиться к ним за содействием. Я стремился познакомиться с этими людьми не для того, чтобы самому стать счастливым (для меня счастьем являлась моя семья) или почувствовать свою значимость. Мне это требовалось для того, чтобы они могли помочь мне, а я мог помочь другим.
К счастью, в то время я становился все более и более известен, многие хотели со мной познакомиться, так что двери открывались мне гораздо легче. Вначале я опасался обращаться к этим людям, стараясь сохранить свою независимость, чтобы делать все так, как хотел я сам. Но со временем понял, что могу использовать властные полномочия других, чтобы добиться того, к чему я стремился, и что если я откажусь от этого, то это достаточно существенно ограничит мои возможности.
Именно тогда я решил создать свой собственный фонд, который станет известен благодаря моему имени и деятельность которого я хотел бы контролировать. Это замечательно – уделять время и предоставлять средства различным благотворительным организациям, и я был счастлив какое-то время заниматься этим, но в конечном счете мне захотелось располагать чем-то, за что я бы мог нести ответственность и где я мог бы сам решать, на какие цели расходуется та или иная помощь. И в 2007 году я принял решение использовать все свои накопления для создания фонда, и я занимаюсь этим до сих пор.
Я не хотел, чтобы дело происходило так, как я уже неоднократно мог наблюдать: с большой помпой объявляется о создании какого-либо фонда, проводится грандиозное мероприятие по сбору средств, торжественный ужин или что-то в этом роде. Собирается куча денег – а затем наступает тишина. И никто не знает, на что пошли собранные деньги. На следующий год возникает вопрос: «Как дела с этим фондом?» А в ответ говорят: «Ах, знаете, нам пришлось все оставить, потому что как-то не сложилось, планы оказались нереальными», – или нечто подобное. И оказывается, что все добрые пожелания, надежды и собранные деньги ни к чему не привели. Я не хотел, чтобы так случилось, – и не в последнюю очередь потому, что я не люблю проигрывать! Так что, пока я не был готов представить что-то конкретное, до 2010 года фонд официально не существовал, хотя я сам вкладывал в него деньги и продолжал кое-что планировать.
Второе событие, которое убедило меня в том, что я должен был заняться собственной благотворительной и гуманитарной деятельностью, произошло в марте 2009 года. Мы играли в отборочном матче Чемпионата мира против сборной Малави на нашем национальном стадионе в Абиджане. Перед игрой обрушилась одна из стен стадиона, в результате погибло девятнадцать человек, было ранено более ста, включая детей. Может показаться удивительным, но игра все же состоялась, поскольку никто на поле не понял, что произошло. Мы могли видеть машины «Скорой помощи», которые приезжали и уезжали, но это был очень жаркий день, народу было очень много, было шумно, поэтому казалось, что все в порядке. В таких ситуациях, как правило, многим требуется медицинская помощь.
После игры, как только мы узнали, что случилось, мы всей командой направились в больницу навестить пострадавших. Когда я был там, я также навестил маленького мальчика Нобеля, которому материально помогала французская рэп-исполнительница Диамс. Она еще раньше связывалась со мной, потому что она хотела пожертвовать деньги и закупить еду для детских домов и для нуждающихся, а в ходе своего визита в Кот д’Ивуар она встретила Нобеля. У него была лейкемия, и она искренне полюбила его. Она тут же, не колеблясь, решила оплатить его лечение на год вперед. Я был тронут ее великодушием, и, когда год подошел к концу, для меня было вполне естественно продолжить начатое ею дело. Когда мы навещали пострадавших, этот паренек был еще в больнице, и я пошел посмотреть, как он поживает. То, что я увидел, очень расстроило меня, поскольку картина была крайне угнетающей: в маленькой палате ютилось девять детей, каждый из которых был болен раком. Матери этих девяти детей спали на полу на циновках, пристроенных между кроватями. Когда они увидели меня, то начали упрашивать меня спасти их детей. Они в отчаянии протягивали ко мне руки, поскольку осознавали, что ожидает их детей. На это было больно смотреть. Я ведь сам отец, и мое сердце буквально разрывалось на части. Это было душераздирающе и ужасно.
В тот день я решил сделать все от меня зависящее, чтобы спасти этого ребенка. Я также понял, что должен придать своему фонду официальный статус, чтобы поднять его на новый уровень.
На этот раз благодаря моей популярности оформление визы заняло минимум времени. Я использовал необходимые связи и справился со всеми формальностями! Я заплатил за поездку Нобеля в Женеву, и он пробыл там три месяца, получив необходимый курс лечения. Я навещал его, и он стал большим фанатом «Челси». «Когда я приду в «Челси», я хочу увидеть Фрэнка Лэмпарда и Саломона Калу, я хочу всем передать привет», – говорил он мне взволнованно. Я старался поддерживать у него оптимистический настрой, но в ответ мог лишь повторять: «Приятель, мы скоро увидим их, как только тебе станет лучше».
Он боролся с болезнью изо всех сил, но однажды врачи позвонили мне и сообщили, что дела обстоят печально, поскольку у него была очень редкая и агрессивная форма лейкемии. Я был более расстроен, чем этот ребенок, потому что он, в отличие от меня, не понимал всей ситуации. Я не был уверен, что его родители также в полной мере осознали то, что сказали врачи. Возможно, это было и к лучшему, поскольку они до самого конца цеплялись за надежду.
Как и следовало ожидать, Нобелю становилось все хуже, и однажды кто-то из госпиталя в Женеве позвонил мне и сказал, что ему осталось жить всего несколько дней. Я помню этот звонок, как будто это было вчера. Я хорошо помню, что находился дома, когда узнал это. Я сидел, казалось, целую вечность, онемев, не веря услышанному, все еще горячо надеясь, что смогу спасти этого ребенка, что врачи еще смогут что-нибудь сделать. Этот девятилетний мальчик стал частью моей жизни, и он навсегда останется в моем сердце.
В течение следующих нескольких дней я не отвечал ни на какие звонки. Я страшился того, что мне сообщат ужасную новость. Наконец, я ответил на очередной звонок. Это был врач, который сказал: «Мы ничего не можем понять. Этот ребенок не сдается, он опроверг все наши прогнозы, он все еще жив. Он каким-то образом находит в себе силы жить». После этого я сел на самолет и прилетел, чтобы увидеть его последний раз. Мы оба были счастливы. Невероятно, но он прожил еще один месяц. Затем мне позвонили и сообщили, что он был при смерти и на следующий день умер. Я никогда не забуду этого мальчика. Я был в таком отчаянии, что не смог спасти его, хотя, если вспомнить историю со Стефаном, в этом случае в глубине души я знал, что сделал все возможное. И все же это событие остается для меня крайне болезненным.
Единственным позитивным моментом в этой истории является то, что она укрепила мое желание реализовать свою идею, ускорить решение всех необходимых вопросов и организовать все правильно. Я объявил: «Мне нужно построить больницу. Я хочу построить больницу, чтобы дети, у которых имеются схожие проблемы, могли бы лечиться в Кот д’Ивуаре. Мне все равно, сколько времени это займет, но я намерен сделать это».
Для осуществления этого проекта главное было – окружить себя нужными людьми как в Кот д’Ивуаре, так и в Англии. К настоящему времени я смог подобрать команду, которой я доверяю. У этих людей имеется опыт ведения бизнеса, реализации различных проектов, сбора средств, все они понимают, как я вижу будущее.
Одна из проблем на первом этапе заключалась в том, чтобы понять, как следует подходить к людям, чтобы убедить их выделить необходимые финансовые средства. Я беспокоился, что они могли просто сказать: «Ты – футболист, который много зарабатывает, так почему бы тебе не организовать все это самому?» На самом деле, еще в 2007 году, когда я подписал коммерческое соглашение с такими компаниями, как «Пепси», «Найк» и «Самсунг», я решил использовать свои деньги на цели своего фонда, и я продолжаю так поступать до сих пор. Я показывал личный пример, и все понимали, что я лично реализую данный проект. Некоторые известные компании, с которыми я работаю и чьи бренды использую, такие, как «Пепси» и «Турецкие авиалинии», поддержали деятельность моего фонда дополнительной спонсорской помощью.
Целью деятельности фонда является здравоохранение и образование, потому что я верю, что если людям обеспечить эти две вещи, то у них будет больше возможностей в жизни. В области здравоохранения мы обращаем особое внимание на здоровье детей и матерей. В области образования можно делать самые простые вещи, например обеспечивать школы книгами. Хотя бы это. Нет смысла планировать то, что нам может оказаться пока еще не под силу. Мы вскоре уже сами осознали, что сделать все сразу нам было просто невозможно.
Первоначальный план заключался в том, чтобы построить клинику специально для детей, где их матери также могли бы находиться в лучших условиях, чем те, которые я наблюдал при посещении Нобеля. Было ясно, что для того, чтобы пытаться лечить детей от серьезных заболеваний, таких как рак, нам необходимо обеспечить наличие основных лекарственных средств (поскольку они точно так же могли умереть от диабета при отсутствии инсулина). Мы также хотели иметь другую клинику, связанную с детской, где взрослые могли бы получить элементарную медицинскую помощь и шанс просто выжить.
Наконец (это уже были дальнейшие планы), я бы хотел построить школу, чтобы обеспечить доступ к образованию для тех, кто его не имел. Я видел в этом основной и единственный путь к прогрессу для Кот-д’Ивуара и для Африки в целом. Образование – это единственный путь для таких стран, чтобы изменить сложившуюся непростую ситуацию, потому что чем больше людей получают образование, тем больше людей имеют свое собственное мнение; чем больше людей имеют свое собственное мнение, тем меньше они будут воевать, потому что у них будет больше информации, и они могут заявить: «Все, хватит, давайте прекратим ссориться, давайте сядем и все обсудим, давайте сделаем по-другому». Если ты не можешь читать или писать, ты полностью зависишь от окружающих, от твоих соседей, от своей семьи, от местного лидера. А если ты грамотен, то можешь сказать: «Постой, я не согласен с этим, для этого вопроса может быть и другое решение». Самое главное, что у тебя появляется возможность изменить свою жизнь, самому строить свою судьбу таким образом, каким ты не сможешь ее построить, если ты неграмотен.
В Кот д’Ивуаре с 2002 года идет гражданская война, которая никому не нужна. Совершенно бессмысленно гибнут люди. Когда я ездил по стране и видел, что происходит, когда я ездил по другим африканским государствам или читал о таких странах, как Руанда, которая перенесла чудовищную гуманитарную катастрофу, я пытался понять, как такое могло случиться, – и я вновь и вновь вспоминал о высоком уровне неграмотности во всех этих странах. С этим нельзя было смириться. У образования важная роль в борьбе с нищетой, в борьбе за демократию. В противном случае, на что еще у людей остается надежда?
Когда мы начали разговаривать с людьми о наших планах, в подавляющем большинстве случаев к ним относились очень хорошо (и продолжают относиться так же). Многие хотят помочь нам. Городской руководитель того квартала Абиджана, где мы хотели построить клинику, помог нам получить участок земли для строительства, а господин Абрамович сделал в мой фонд большое личное пожертвование (причем без всякой просьбы с моей стороны, что меня весьма тронуло). Вот почему неправы те, кто считает, что я уважаю клуб «Челси» только из-за его высоких результатов, а его владельца – за то, что он обеспечил клубу финансовую стабильность. Это больше, чем уважение. Надо жить жизнью этого клуба, чтобы понять, почему для меня «Челси» больше, чем просто футбольный клуб. Для меня он – как семья.
В конце концов я понял, что только строительство крупной больницы – это еще не решение вопроса. Предположим, мы сделаем это – но кто будет обеспечивать ее работу, откуда будут поступать для этого деньги? Ведь это крайне дорого – обеспечивать работу крупной больницы. Я подумывал о возможности строительства нескольких небольших клиник в разных районах страны, но затем понял, что нуждающиеся не смогут добраться до них, чтобы получить необходимую им помощь. И будет ли возможно укомплектовать эти клиники опытным персоналом? Я не был в этом уверен.
В Лондоне я посоветовался со своим другом-кардиохирургом. Он создал несколько мобильных клиник и перевез их в такие страны, как Гаити и Нигер, для того, чтобы там, на месте, лечить и оперировать больных. Он пояснил мне, что такой подход гораздо более эффективен. Вы можете на автобусе приехать в какой-то район, остаться там на месяц или два, а затем переехать в другое место и так далее. Кроме того, такой метод был дешевле и эффективнее, поскольку в этом случае врачи и медицинский персонал приезжают из-за границы только при возникновении в этом необходимости. Как результат, расходы существенно снижаются.
Мой план теперь окончательно сформировался. Строительство больницы в Абиджане было завершено, она получилась достаточно крупной, и мы надеялись открыть ее в ближайшее время, как только смонтируем оборудование и наймем персонал. Это была замечательная, захватывающая перспектива. Помимо этого, мы планировали создать мобильные клиники, которые можно было бы направлять на периферию для организации там лечения. Я испытывал чувство гордости от того, что мы так многого добились с помощью замечательных, преданных делу людей, и это мотивировало меня продолжать заниматься нашим общим делом.
Что же касается образования, то мы уже в течение некоторого времени обеспечиваем школы по всей стране тысячами школьных комплектов. Мы делаем это в отношении различных школ каждый год, поэтому все больше детей получают все необходимое, чтобы учиться. Эти школьные комплекты включают то, что в развитых странах мира каждый ребенок воспринимает как должное: это карандаши, бумага, книги. Мы не хотели бы выглядеть излишне амбициозными и предпочитаем делать полезное дело, пусть и в меньших масштабах, но зато постоянно.
Кроме того, мы в последние годы финансировали и другие проекты в Африке, в частности, оказывали помощь жертвам наводнения в Сенегале и Буркина-Фасо. Таким образом, наша деятельность не ограничивается лишь Кот-д’Ивуаром.
В 2007 году я считал, что построить больницу и начать управлять ей будет достаточно легко. Я полагал, что мы сможем все наладить, согласовать и организовать в течение года. К счастью, я тогда еще не осознавал, что это гораздо труднее и требует гораздо больше времени. Если бы я это понимал, то, возможно, у меня не было бы такого энтузиазма. Политическая нестабильность и гражданская война, которые продолжались, с некоторыми перерывами, почти десять лет, несомненно, затормозили и усложнили реализацию нашего проекта. Кроме того, вскоре я понял, как сложно поддержать организованную работу на должном уровне (и, не в последнюю очередь, в финансовом отношении), когда первоначальная цель уже достигнута. Наряду с тем, что я лично вкладываю в этот проект существенные средства, мы регулярно проводим крупные мероприятия по привлечению денег, например балы по сбору средств. На сегодняшний день мы провели четыре благотворительных мероприятия в Лондоне, которые помогли собрать достаточно много денег для фонда и, таким образом, реализовать целый ряд проектов. Во время последнего мероприятия, которое прошло в Лондоне в апреле 2015 года, удалось за один вечер собрать значительную сумму денег, однако для его организации пришлось затратить массу сил. Эти мероприятия были организованы мной, моим пиар-менеджером Кэролайн и ее командой из компании «Sports PR». Мы перелопатили огромный объем работы, такое мероприятие невозможно проводить ежегодно, но нас активно поддержали различные музыканты, спонсоры, мои товарищи по клубу «Челси» (Джей Ти, Фрэнк, Майкл Эссьен, Флоран Малуда, Саломон Калу, Рамирес, Бранислав Иванович и Гари Кэхилл), которые были там в тот вечер. Такие футболисты, как Тьерри Анри и Джибриль Сиссе, тоже были там, причем Джибриль выступал в качестве диджея. Многие участники пожертвовали крупные суммы во время аукциона призов, и я был поражен щедростью всех, кто был там в ту ночь. Это было просто невероятно.
Моя перспективная цель состоит в том, чтобы обеспечить управление моей больницы профессиональной организацией, которая имеет опыт руководства медицинскими центрами подобного рода. Моя профессия – это футбол, а не медицина и не управление больницей. Я всегда готов участвовать в этом деле, но не на постоянной основе, потому что это просто невозможно.
В будущем я хотел бы также добиться того, чтобы мой фонд был связан с большой гуманитарной или неправительственной организацией. За счет этого он приобрел бы более высокий статус и более крупный масштаб и не ориентировался бы только на частное финансирование. Таковы мои перспективные цели, и я не собираюсь отказываться от борьбы. Поверьте, я упорно работаю над этим!