Заметка

Один трус, четверо людей чести

(«Столичные сплетни», 1 разноцвета 443 года)

В дуэлической зале Дворянского собрания вчера в полдень барон З., дворяне К. и Н. защитили свою честь пред дворянином Т., изрядным бойцом, невзирая на его младой возраст. Некий С., напротив, предпочел уехать в имение, сославшись на недоможение. Извините, каламбурю. Барон З. был поражен в правую руку. К., Н. пали смертию храбрецов. Т. вовсе невредим. Все бои закончились его первым выпадом. Барон З. по благородству натуры принес извинения после боя.

По отзывам очевидцев, Т. большого холоднокровия человек. Еще до боя последовательно предложил С. варианты удовлетворения – поединок на арбалетах, магии, алхимии, а в конце даже по жребию. С. от всех вариантов увильнул, предпочтя написать письмо с извинениями и скрыться из города. Искренне надеемся, что здоровье и иные дела не позволят ему вернуться в нашу славную столицу ближайшие лет сто, а благодарные земляки по достоинству оценят его таланты в уклонении от дел чести и вознесут ему положенные почести. Во всяком случае, Суд чести Королевского университета постановил разослать протокол о случившейся дуэли по всем надлежащим адресам.

Пред баталией Т., уверенный в своем превосходстве в фехтовании, предложил противникам напасть на него всем единым разом, но честь и дуэльный кодекс не позволили им такого сделать. Печальным итогом стали похороны К. и Н., однако, дабы почтить их память, Суд чести Королевского университета приговорил поставить на погребальный костер венок из ста белых роз. Более талантливый и умелый фехтовальщик барон З. отделался легкою раною. После боя он и Т. пили мировую чару и расстались совершенными друзьями.

Служба

Утром встал раньше, чем в школу. Разминка, зарядка, медитация. Затем завтрак, облачение в парадную форму для представления начальству. Ее вчера вечером от портного доставили. Остальные вещи, включая мундиры, на квартире во дворце. С водителем кобылы сторговались за талер. А что делать? У него коляска лакированная, опять же с такого красавца (это про меня) ему совесть не позволяет меньше взять. Где логика?

Про красавца он, конечно, лихо загнул, но форма действительно хороша. С известным портретом Пушкина и ливреей швейцара у ресторана никакого сходства. Мундир из строгого темно-зеленого сукна с изумрудной выпушкой: я же служу при Зеленом дворе. Признак придворной службы – это ОЧЕНЬ много золотого шитья в виде дубовых веточек-листочков, сплетающихся в гроздья и венки. Сияющие пуговицы в два ряда почти теряются в шитье на груди. Даже золотая медаль «Преуспевшему в учении» смотрится куда скромнее, чем на гимназическом кителе. И шеврон, и знаки вышиты, а не пришиты. Петлицы с одним просветом без звезд, с дубовым листом, эмблемой двора. Стоячий воротник богато украшен золотом, но обшлага, карманные клапаны и фалды вышиты значительно скромнее. Швы вообще лишь чуть намечены золотыми стежками. Молодой я. Не дорос до камергерского шитья. Тончайшие белые лайковые перчатки сидят как вторая кожа. Аккуратная кожаная каска, поясной ремень и сапоги идеально подобраны по цвету. Кокарда, правый рукав и пряжка ремня украшены вензелем принца Лагоза. В сафьяновый портфель переложил вещи из ранца. Взял часы и надел перстни, рубиновую печатку и с изумрудом. Вот шпор не положено, ну не скачем мы на лошадях по коридорам. А форма и впрямь красива.

Не знаю, почему у нас описывали придворную службу как синекуру без реальной работы. Как только я представился дежурному камергеру, сразу услышал лекцию, где и что надо делать камер-юнкеру при дворце. В принципе, на дежурство новичка никто бы месяца два-три не ставил, но его королевское высочество изволил повелеть, и меня обещали к смене натаскать в основных вопросах. Потом рассказали распорядок на ближайшее время.

Раз в неделю, по четвергам, дежурю при его королевском высочестве. Веду журнал, объявляю приход посетителей перед тем, как их пустить в кабинет, и бегаю по поручениям. Пока большего мне никто не доверит. Должность очень почетная, ибо вместе с его королевским высочеством и его личным секретарем пью кофей. А бывает, его королевское высочество милостиво соблаговолит, тогда и обедаю с ним. Рабочая смена с восьми утра до той поры, пока его королевское высочество не отпустит. Обычно по четвергам он посещает оперу, значит, дежурство заканчивается часов в шесть. С собой меня точно не возьмут, оно только для самых ближних.

Приемы и балы буду стоять на подхвате у распорядителя. Куда бежать, чего кричать – он скажет. Выполнять без оговорок и умствований. Кроме того, на балу должен танцевать с кем скажут, чтобы девицы или дамы не скучали по углам. И рожи не корчить! Никаких хочу – не хочу! Если ее пригласили на королевский бал, значит, уже достойна твоего общества. И никаких походов к ломберным столам! Продуться в картишки другие места есть. Разве кто из королевской фамилии прикажет партию составить, но это едва ли. Но коли вдруг такое случится, выигрывать… оно того не стоит.

Одну ночь в неделю дежурю как гоф-медик в лазарете для служителей. Днем от меня толку нет. Не обучен, без диплома, не дай боги лечить стану, сраму не оберешься. А ночью все едино никого нет, буду караулить и при надобности вызывать врачевателей. Не один дежурю, конечно. Фельдшер со мной будет. Если что, он подскажет, поможет, сделает. На мне самое сложное – общее руководство и заполнение журнала. Это крайне важная работа, ее никому нельзя передоверить, а с остальной ерундой, типа болезней, ран, переломов, пожаров, потопов… ничего не забыл? Пусть фельдшер справляется. Если что, то и ответственность на нем будет, пока доктор не придет. Так что ночь со вторника на среду рабочая. Зато во вторник ухожу со службы в полдень и в среду первую половину дня могу отсыпаться.

В воскресенье выходной. Кто сказал «два выходных»? Скажите спасибо, если в единственный на службу не вызовут.

Все остальное время, если по службе не буду нужен, учусь у наставников. Распорядок на учебные дни прост. Два часа на дворцовое делопроизводство, два часа на занятия танцами, два часа на деловую переписку, два часа на этикет, совмещенный с кофеем и обедом. Потому что про еду и напитки будут говорить наособицу, объясняя, что и как подают, про манеры другие занятия. Уроки ведут дворцовые служители. Их слушать и внимать, да гримасы отнюдь не кривить, опытные люди будут учить, причем в достойных чинах.

Зато все внеслужебное время полностью мое. Делай что хочешь. После того, как домашние задания будут готовы. За них оценок не ставят, но проверять будут каждый день. По итогам сделают соответствующие выводы и непременно доложат его королевскому высочеству. А чтобы уж совсем от безделья в свободное время не мучился, я получил книгу весом в пару здоровенных кирпичей и четыре колоды. Не карт, а цветных литографий. Каждая колода с портретами важнейших придворных на лицевой стороне и их данными на оборотной. Цвет каймы указывает двор и название колоды. Белая, самая толстая – двор его величества. Синяя – его королевского высочества принца Торана. Зеленая – наша, а желтая, самая тонкая – ее светлости Силестрии. Обещали спрашивать, кто есть ху, и тоже сделать выводы. Наверное, решили, что спать мне особо и не надо. Действительно, зачем молодому спать? Лучше пару параграфов выучить.

Когда сочтут готовым и отменят занятия, служебные часы станут другими, в зависимости от должности, от места и от приказов.

Объяснив диспозицию, велели ждать прихода учителя. Сижу в комнатке недалече от кабинета принца. Выложил содержимое портфеля на стол и пытаюсь понять, как уместить в него выданную книгу. Вдруг дверь распахивается, и заходит его милость. Я вскакиваю, встаю во фрунт и отбарабаниваю приветствие.

– Ну как? Доволен службой? По глазам вижу, доволен! – Не успеваю ответить, как он переводит взгляд на стол и интересуется: – Это что? Мне? Прошение? Не рано ли начал? Даже на службу толком не заступил!

Я в ступоре увидел, как он взял пакет, в который я упаковал трусики и написал, чтобы мама не влезла: «Не вскрывать. Лично в руки его королевскому высочеству». Ой, что сейчас будет… Его милость сломал печать, достал панталончики и удивленно прочитал вслух:

– «Инга. Желтая роза. Суббота. Два часа». – Грозно посмотрел на меня. – Это в каком смысле?!

– Виноват, ваша милость, – начинаю мямлить. – Девушка звала на встречу…

– Гадкий мальчишка! – вскричал принц и зачем-то понюхал панталончики. – Встреча… Да ты сводник! Кто такая?

– Вот, ваша милость! – выложил на стол дагерротип. – Она покровительства ищет…

– Дай сюда! – Он протянул руку за портретом, посмотрел и одобрил: – Хороша! Такой, понимаешь, розанчик! Чьих будет?

Подаю резюме. Его милость внимательно читает и категорически отказывается:

– Нет! В субботу никак не могу. Обед у посла… Опять же место больно публичное. Блондиночка, понимаешь… Аудиенцию ей… Разве в Цветочном павильоне… Не знаю… Хотя ладно. Сегодня в шесть вечера, так и быть, приму. Ты гадкий мальчишка. Так поступать нельзя! Единственное, что тебя оправдывает, своего принца хотел порадовать. Но чтоб в последний раз!

– Слушаюсь, ваша милость. Больше никогда!

– Хорошим ты у нас организатором оказался. Портрет есть. Описание оформил. Не по форме, правда. И вкус твой весьма неплох. Но ты гадкий, очень гадкий. Нельзя таким быть. Но что о своем принце заботишься, это уже хорошо. Хоть и неправильно сделал, но пусть. Другие вообще только себе мечтают хапнуть, а ты меня в честь первого дня службы порадовать решил. Откуда только узнал, что жена мне пока вольную дала?! – Видимо, решив, что перехвалил, опять стал ругаться: – Но больше никогда! А то, понимаешь, многие хотят аудиенции! Чтобы потом подружкам похвастаться знакомством со мной. – Принц еще раз понюхал штанишки. – Сейчас, дружок, тебе бриллиантик принесут. Передай ей и скажи, вечером в шесть приму приватным образом.

Принц свернул панталончики, убрал в пакет, портрет с резюме положил туда же, с тем и ушел.

Принц

– На, посмотри! Тихий-то каков! А! В первый же день такое учудил. Не ожидал от него, не ожидал. Хороший мальчик. Пусть неопытный, но старательный. Меня по своему разумению решил отблагодарить. Ведь что хорошо, старается своему принцу угодить, сразу всю службу понял.

– Синие к нему пытались подобраться, ваша милость. Через семью матери. Наш человек слышал. Прислали приглашение на обед и в подарок сто дукатов.

– О как! А он?

– Отказал. Деньги не взял, сказал, не нищий от чужих брать.

– Похвально. Его семья же бедна?

– Небогата, ваша милость.

– Вдвойне похвально. А как это – «от чужих»? Он себя уже Зеленым считает?

– Не могу знать, ваша милость. Но на службу пришел с изумрудиком на пальце.

– Видел. Хм… Жалованье на него ухнул? Преданность показывает? А синяки что?

– Думают о том, как в род вернуть. Его королевское высочество принц Торан хотел мальчика к себе ко двору. Весьма недоволен был, когда ваша милость опередили.

– Пусть губищи-то закатает, мне такие самому потребны. Конечно, гадкий мальчишка и сводник, но о своем принце думает. И вкус у подлеца хороший. Да! Пошли сейчас розанчику кулончик с бриллиантиком. И записку. В Цветочном павильоне аудиенцию ей дам, пусть готовится. К шести организуй карету за ней.

– Виноват, ваша милость. Тут доложили. У Тихого вчера дуэль была. Им в кофейне с леди Лаурой не дали посидеть, обеспокоили. Так он двоих насмерть, одного ранил. Еще один прощения просил.

– Один против четверых… Изрядно! Весьма! Ее прошлый небось так не ухаживал. Лаурка польщена будет. Ей расскажи про дуэль. Такой, понимаешь, романти́к!

– Слушаю, ваша милость.

Визит

Меня кондратий хватит от таких раскладов, никакой дуэли не надо. Не успел толком оклематься, как в комнатенку заявился статский советник. Разрешил без чинов, представился Владом Куклитом, попросил с девушками его милость больше не знакомить. Сейчас ладно, он не в обиде, ведь я не в курсе был, но вообще это его прерогатива. Выдал конверт и кулон в бархатном чехольчике. Цветок ромашки из золота с белыми лепестками и бриллиантиком по центру. Велел доставить Инге, но предварительно переодеться. Дескать, невелика цаца, чтобы при параде ей записки возили.

Летний мундир отличается от парадного отсутствием вышивки на груди, швах и фалдах. Сшит из светло-серого хлопчатобумажного коверкота с изумрудными выпушками. Вместо золотой плашки за наградное оружие и медали за учебу вышиты соответствующие планки. Орден на шее остается. Кожаная каска меняется на фуражку в цветах мундира, сапоги носятся под брюки. Перчатки не обязательны, но можно серые. Остальные детали аналогичны парадному мундиру.

За мной закрепили пароконную коляску, буду кататься на ней по делам службы. Что ценно, поездки из дома на службу и обратно тоже дела служебные. Кучер лет двадцати, судя по чистым петлицам, заштатный дворцовый служитель, быстро довез до огромного несуразного особняка. Пред дворцовой каретой мигом распахнулись ворота, и меня подвезли прямо к порогу парадной двери. Слуги распахивают обе створки, что никак не соответствует чину камер-юнкера, и с поклонами отводят в роскошную прихожую. Фуражку принимают, как тончайшую фарфоровую вазу. Затем препровождают в пафосно-богатую гостиную и, вновь униженно кланяясь, просят обождать. Хозяин появился буквально через десять минут в наспех надетом костюме с огромной серебряной медалью. Памятной. Да, их не запрещено носить, как не запрещено надевать кастрюли вместо шлема и перепоясываться шторой вместо пояса. Не служит? Пусть творит что хочет. Судя по надписи, медаль выдана за пожертвование какому-то благотворительному обществу.

– Федул Латер? – уточнил я.

– Точно так, ваше благородие, – угодливо поклонился хозяин.

Сообщаю о цели своего визита:

– Стах Тихий, по поручению его королевского высочества принца Лагоза к вашей дочери Инге. – На всякий случай добавляю: – Конфиденциально.

– Сейчас будет! Сей момент одевается. – Ошалевший от радости богач покинул комнату.

Сей не сей, но минут через десять девчонка прибежала. Получив письмо и подарок, громко взвизгнула и закричала: «Папенька! Меня принц зовет смотреть орхидеи! Смотри, какой миленький кулончик прислал!» Минут на пятнадцать про меня забыли, бросив одного в комнате, пока в другой не знаю сколько народу читали и перечитывали записку. Когда вспомнили, пришлось сказать про ответное письмо, намека было совершенно недостаточно. С содержанием Инга долго мучилась, пока я не взял дело в свои руки и не продиктовал ей ответ. В завершение визита Федул завел меня к себе в кабинет и с поклоном вручил тяжелый ларец.

– Пятьсот дукатов, по высшей ставке обещанного. Если просьбочку исполните, вдвое будет, – пообещал он.

– Это не от меня зависит, – возразил я.

Торгаш понял мои слова по-своему и засуетился:

– Понимаю! Все сделаем в самом наилучшем виде! – С этими словами он вылетел из комнаты, но быстро вернулся с изящной перламутровой шкатулкой в виде морской раковины. – Вот! – Жестом фокусника откинул крышку и показал горсть жемчужин, каждая размером с приличную горошину. – И по результату вашему начальству хороший сувенирчик презентую.

Фрида

– Сейчас отдых четверть часа. Можно оправиться и отдохнуть. Затем продолжим оружейные упражнения. Фельдфебель, ко мне.

– Ваше благородие…

– Да ладно тебе! Девки сбежали, не слышат. Ты это… вчера… про свою оспину говорила… Как думаешь, шрам он может свести? Небольшой, с ладонь длиной.

– Не знаю. Думаю, сможет.

– У меня браслет с жемчугами есть. Жалованье только выдали. Заплачу ему. Может, согласится? Поговори с ним, а?

– В гимназии он меня даже слушать не стал. Говорит – моей матери обещал.

– Да уж! Подсуропила тебе мамашка. Наши его уже видели. Такой мальчик! Небось гимназисточки за ним табуном бегали?!

– Мы как-то даже внимания не обращали…

– Будет врать-то! Я не твоя маменька. Еще в газете про него писали – четверых на дуэль вызвал. Двоих убил. Одного пожалел, только ранил. Последний сам сбежал.

– Он и не дрался никогда! По дракам у нас был Ром любитель.

– А чего ему с простолюдинами-то драться? Настучишь им по мордасам – никакой славы, они настучат – умаление достоинства. А вот дуэль!.. Представляешь? Против четверых с одним кинжалом! Да в Дворянском собрании! Некоторые девочки познакомиться хотят! Ты пока ничего не знаешь, подскажу по-родственному – перед балом можно договориться с распорядителем, и тебя с ним на танец запишут.

– Какой бал! Кто меня пригласит?

– Как какой? Розовый, дебютантов. Ты же первый раз в свет выходишь? Бал именно для тебя и… Стой! Вот оно!

– Ты про что?

– Кузинка! Танцуй! И готовь мне подарок! Я придумала! Идем к ее светлости, падаем в ноги. Ты пускаешь слезу, что тебе стыдно идти на бал такой рябой, когда есть человек, который лечит…

Ромул

Первое число последней трети года – начало занятий в полковой школе. Лучшее время для учебы в лучшей учебной роте армии. Те, кто учился в первую и вторую трети, подтвердят первое утверждение. Те, кто не учился в столичной армейской школе, – второе.

Вчера с вечера рекрутов определили по местам в казармах, а с утра началась муштра. Младшие унтер-офицеры получили комнату на шестерых. Царские условия. Остальные триста рядовых живут в одной казарме. Зато унтеров поднимают раньше, к общему подъему они должны быть уже одеты, умыты и готовы командовать своими десятками, пока из пятидесяти человек. К концу обучения в них останется пятнадцать-двадцать рекрутов. Все знают, что унтер – такой же новобранец, как и рядовые, но наставники гоняют их больше.

Вечером первого дня, сразу после отбоя, когда в казарме рядовые уже легли, унтеров собрали и стали объяснять, что и как они делали неверно. А завтра вновь подниматься раньше других и опять быть первыми среди своих. Подъем, помывка, плац, завтрак, плац, обед, учебные классы, ужин, плац, отбой. И так всю неделю до воскресенья. В воскресенье, для разнообразия, марш с полной выкладкой в полтора пуда. Первый раз всего-то на пятнадцать верст. Каждую следующую неделю путь на три версты дальше, пока учебный отряд не научится проходить тридцать верст в сутки. Как обратно в полк? Тоже маршем, в понедельник. В любую погоду. Поэтому последнюю треть и считают самой легкой: в снег и распутицу ходить труднее.

Завершается учеба двухнедельным походом со стрельбами и парадом. После похода присяга и первая увольнительная. Жалованье начинают платить только после присяги.

Если во время учебы тебе что-то не понравилось, можно в любое время дня и ночи подойти к дежурному офицеру, и тот сразу, своей властью, велит тебе сдать форму, получить вещи, в которых пришел в полк, и отправит за ворота.

Благородных в учебке мало. Начальство относится к ним не то что плохо, просто требует больше, раз карьеру делать пришли. Рядовые – те почти все простолюдины. Они действительно к благородным плоховато относятся, но надо учиться командовать и зарабатывать себе авторитет. В гвардии рядовые – и те дворяне, потому там вырасти из нижних чинов крайне сложно. А в любом армейском полку дворянину подняться куда легче. Одно уточнение – в бою. Ведь награждают по заслугам, но дворян самыми первыми посылают на опасные дела. Так что Ромул надеялся после учебки быстро подняться.

Как ни удивительно, вчера встретились знакомые реалисты. Раньше они хотя бы раз в неделю дрались, обычно чаще, а сейчас обнялись, как родные братья:

– Ромуленистый! Ты-то как тут оказался?!

– Меня до экзаменов не допустили. Выперли за поведение. Справку в зубы и под зад коленом. А вы как?

– Та же фигня! В точности! – Физиономии знакомцев расплылись в улыбках. – У нас в классе Сузик учился, помнишь небось? С кистенем ходил. Так он с друганами по пьяни им кому-то башку проломил. Их уголовка приняла и по два года каторги прописала. А училище комиссия шерстить стала. Кто в околотке засветился, всех погнали. Из нашего класса чуть не треть пацанов поперли, из других тоже сколько-то. Директора, всех классных надзирателей и инспектора сняли. Такая веселуха пошла, что мы сюда сбежали.

– Да уж! Повезло, как утопленникам! А с лычками что?

– Какие лычки без экзаменов! Тебе после гимназии хоть младшего унтера дали, нам сказали – как полковую школу закончим, будут решать. А чего решать? На роту десять унтеров положено, вас шестеро уже есть. Из трехсот рекрутов только четверо шанс имеют. Думаешь, пробьемся?

– Сколько вас здесь?

– Трое. Все мы тут.

– Есть идея. Смотрите. Договариваемся, что вы идете ко мне, каждый берет под себя человек пятнадцать. Дрессируем их так, чтобы дым из ушей шел. Слабаков сразу гоним за ворота, остальных подтягиваем до уровня, становимся лучшими. После присяги я выпускаюсь унтером, вас подаю на младших унтеров. Дескать, в учебке показали, какие вы командиры, причем с образовательным цензом.

– Навряд ли прокатит.

– Имеешь лучший план? Излагай, слушаю внимательно.

– Нет других идей. Твою будем пробовать.

Ангел

Вернувшись, доложился и отдал ответное письмо Куклиту. Потом отправился поесть: с утра голодный. Право имею: денег не взял – вот и подают согласно моему второму разряду. Первый – это особы в генеральских чинах. Третий – дворцовые служители-простолюдины.

Обед обычный для двора, шесть блюд в две перемены, десерт и вино. Как сказали, «на манер рыбачьего». Вкусный, но не слишком сытный. Порции больно маленькие. Служитель намекнул, что еду доставили с кухни от первых лиц, в пределах положенных мне столовых, вот оно не сильно густо и выходит. Зато скоро буду знать все меню. А коли голоден, позже к чаю можно хлеба с ветчиной попросить, авось не откажут.

Служитель рассказал коротко о каждом блюде – из чего готовят, в чем изюминка и где пикантность вкуса. История создания и забавный анекдот про это кушанье. И так про все блюда, включая десерт!

Про вино отдельная лекция. Что с чем и когда пить. Местность, сорт винограда. Вновь исторический анекдот. Тут еще добавлено, кто из первых лиц какое вино предпочитает.

Как не уважать такого знатока? Разве за большие деньги нанять учителя можно, а мне просто так все рассказывают. Надо пользоваться, пока возможно.

После еды заглянула женщина в ливрейном платье, поманила за собой, провела по коридорам, втолкнула в неприметную дверь и исчезла. В комнате ждал мой ангел.

– Стах, я знаю, что вы вызвали четверых человек из-за меня, – сразу наехала Лаура. – Это несносно! Убить двоих только за то, что они вам не дали посидеть лишних четверть часа с объектом вашей… – тут она запнулась, – вашего интереса. Так делать нельзя! Я польщена, однако категорически требую больше никогда так не поступать.

– Мой ангел, обещаю больше никогда не вызывать этих четверых на дуэль, – торжественно пообещал я. – Да и затруднительно такое будет сделать.

– Вы все время смеетесь надо мной!

К тому, что называю ангелом, она уже привыкла.

– Ни в коем случае! Просто, глядя на вас, я полностью теряю разум и сам не знаю, что говорю.

На челе девицы отобразились сомнения, затем Лаура решилась.

– Я вас не люблю, – торжественно призналась она. – Но понимаю ваши чувства и, в благодарность за свое спасение, согласна выйти за вас замуж. Папа и дедушка будут в ярости, но мы уедем в ваш замок. Будем жить тихой провинциальной жизнью, и со временем нас простят.

Та-а-ак! И что мне делать с этой романтичной дурехой? Откуда у меня замок? Какая провинциальная жизнь?! Да мы из дворца выйти не сможем! Падаю на одно колено и начинаю монолог:

– Мой ангел! Я не могу принять вашей жертвы. Тем самым я бы предал и свои, и ваши чувства. Ваша доля – блистать на троне, моя – стоять в его тени и исполнять ваши капризы. Увезя вас от двора, я погашу ярчайшую звезду. Вы просто не имеете права утопить в болоте провинции свои таланты, красоту и блеск прекрасных глаз. Меня покарают боги, если я… – В общем, изливался соловьем с четверть часа, чтобы и не обидеть наивную девчушку, но наверняка отказаться от чести быть ее мужем.

– Вы так благородны! Другой бы на вашем месте… – Тут она замолчала, потом опять что-то решила и величественно спросила: – Вы хотите стать моим рыцарем?

Уф! Пронесло! Рыцарем можно. Буду за нее сражаться с огнедышащими драконами, все безопаснее, чем жениться на принцессе.

– Это мое самое заветное желание!

– Тогда вот вам, мой рыцарь! – Она выдернула откуда-то из наряда ленту и подала ее мне. – Носи ленту, и можешь называть меня на «ты».

Логика подсказывает, надо принцессу поцеловать. Обойдусь ручкой, но страстно глядя в прекрасные лучистые глазки. Потом связываю из ленты бант и вешаю его на рукоять кинжала.

– Сними, – просит Лаура, – подожди, пока дедушка не разрешит.

Еще минут пять разговора, и появляется служительница. Меня выводят в служебный коридор и оставляют одного. Уф! Я даже двинуться не могу, после объяснения с Лаурой так потряхивает. Нервов сжег больше, чем на вчерашней дуэли. Я утром думал, что край наступил? Признаю, был очень неправ. Это сейчас его еле миновал.

Отец

– Ваша милость, Тихий вернулся. Вы велели…

– Да, помню. Передал?

– Так точно, ваша милость. Семья весьма рада. Отец кучеру дукат на радостях послал. Девушка письмо с благодарностью за приглашение вашей милости передала.

– Дай сюда. М-да… Весьма миленько пишет. Такой, понимаешь, розанчик… Привези в Цветочный павильон, покажу ей орхидеи. Легкий ужин распорядись. И какой-нибудь гарнитур с каменьями.

– С изумрудами, ваша милость?

– Нет! Рано пока. Что-нибудь попроще, но золота и камней побольше. Ну, как купчихи любят. Можно просто бриллиант… Сам реши.

– Будет сделано, ваша милость. Леди Лаура велела Тихого в малую гостиную привести. Тайно. Сей момент разговаривают. Если недостойно себя поведут, к ним в комнату тотчас случайно служитель заглянет.

– Как поговорят, запись сразу мне на стол. Не медля ни единой секунды!

– Слушаюсь, ваша милость.

Дед и отец

– Ее рыцарь! – хмыкнул старик. – Надо все романы закрыть в сундук и ключа не отдавать, пока замуж не выйдет.

– Да ладно тебе, пап. Нормально вышло. Наоборот, такой романти́к. Она сейчас только про парня думать будет. Даже не представлял, что он так вывернется. Надо же, загнул: «Ваша доля – блистать на троне, моя – стоять в его тени», – да с таким пылом. Я поначалу испугался, что не уследили, а оно к лучшему вышло.

– Согласен, мальчик умненький. Поставим их первой парой на бал дебютантов. Это займет ее до Солнцеворота и даже после, а там жених подъедет.

– С рыцарством что?

– Тебе жалко? Дадим ей саламандру, пусть сама вручит. Потешится, отвлечется. Лучше этот, чем ее бывший прощелыга.

– С тем могут быть неприятности.

– Я сам ему устрою неприятность! Пусть только рыпнется!

Служба

Его королевское высочество изволил отбыть из дворца. А раз я свободен, меня нужно учить. На уроке делопроизводства выдали подробное описание типичных суток жизни двора. Ничего реального, просто пример на сорока страницах. К завтрашнему утру велено представить заполненный лист моего журнала дежурства. Больше ничего не сказали, а сразу направили на танцы.

Мне заранее велели приходить в гимнастическом костюме и танцевальных туфлях. Так, собственно, и пришел. В зале против меня вышли трое. Кроме танцмейстера и тапера со стоящей в углу зала фисгармонией, ко мне подступила тетка возрастом чуть до сорока, в бальном платье. Она и была здесь главной. Бывшая балерина, ныне помогает учить молодежь. О всемогущие боги! Как она танцует! Я был просто заворожен ее грацией и точностью движений. Пришлось вывернуться наизнанку, чтобы повторить те па, которые она показала. А ведь одновременно танцмейстер мне рассказывал про балы и танцевальные вечера. Что принято, как приглашать партнершу, о чем говорить во время танца, как возвращать ее на место. Как, что и сколько пить, чтобы оставаться бодрым до самого конца бала. Это только малая часть знаний, обрушившихся на меня. Был выжат как лимон, но зато заслужил легкое одобрение.

Сбегал переодеться в мундир, на кофей осталось лишь сорок минут. Пил со стареньким кофешенком, который в подробностях рассказал, как это надо делать. Говорил про сорта, вкусы, способы приготовления. Тут я кое в чем смог бы его удивить. В прошлой жизни я тоже любил выпить кофе и умел его варить не только в кофемашине. Скажем, разницу в кофе по-турецки и по-арабски мог не только рассказать, но и отличить на вкус.

Одновременно кофешенк инструктировал про то, о чем «господа, которые самые» изволят обычно говорить за кофеем. Оказалось, есть не так много достойных тем. Например, обычно о рабочих делах говорить не стоит. Вспоминая стол его величества, очень порадовался тому, что молчал и делал как все. Хоть явных несуразностей не натворил. Старик тоже советовал больше молчать и слушать.

На деловой переписке занятия более простые и привычные. Два часа писал одно и то же прошение о представлении двух дней отпуска пяти начальникам разных служб от имени шести разных чинов. Домашним заданием велели отказать в этих прошениях от лиц начальников. Похвалили мой почерк, сказали, редкий случай, переучивать не придется. Новички обычно скорописью норовят бумаги заполнять, а для первых лиц положено готиком документы писать. Кстати, самописку разрешили.

Дом

Домой вернулся никакой. Никогда так не уставал, ни в прошлом мире, ни в этом. Еще бы! Перепсиховал два раза за день. Мама стала сочувственно хлопотать вокруг меня, а папа рассказал о первом дне работы. Ему поручили разобраться с одним провинциальным госпиталем, вышедшим далеко за пределы нормы расходов. Отец целый день угробил на разные бумаги, еще и с собой захватил.

Про подаренный портсигар на службе откуда-то знали все. Сослуживцы скинулись и подарили коробку с тысячью пахитосок из колоний, точно того сорта, что предпочитает даритель. Конечно, пришлось показать подарок и предложить закурить. Не всем, понятно. Только своим коллегам. Равным по чину и выше. Хотя сам начальник департамента тоже заглянул полюбопытствовать. Хорошо, что папа дукат положил в карман для случая. Послали сторожа за закуской для разговора, ну и ликерчика тоже велели прихватить. Начальник уж на что большой человек, а очень по-доброму отнесся к новому сотруднику. Оказался в курсе того, что его сын был приглашен государем на кофей. Спросил подробностей, интересовался узнать – как оно там бывает? Другие сослуживцы тоже слушали с неприкрытым интересом. Те, кто при столе подчиненные, в кабинет не заходили, из-за двери слушали.

К ужину мама вывела из гостевой комнаты молодую женщину. Одета в скромное закрытое платье, похожее на те, что носят вдовы.

– Эля, – представила женщину мама, – моя троюродная племянница. Ее тоже изгнали из рода. Тоже из-за любви. Только ей попался подлец.

Гордый взгляд на папу был брошен не зря. Уж ее-то муж самый благородный дворянин во всем мире. Другого она бы и не полюбила.

– Мне не на что жить после того, как меня изгнали, – объяснила Эля свой визит. – Дядя Симон обещал дать денег, если я помирю вас с родом.

– Симон стал главой рода пять лет назад, – сообщила родительница. – Когда меня отрезали, он был против. Даже сильно разругался с моим отцом.

– Когда ты тяжелая ходила, – вспомнил отец, – Симон начальнику госпиталя написал, просил, чтобы меня на должность утвердили. Вроде какой-то подарок ему прислал. Я тогда пристроиться не мог, в полковой госпиталь думал пойти служить. Но, понятно, в столице жить всяко лучше. Тем паче дом у нас здесь. Мне тогда вместо четырнадцатого двенадцатый класс дали. Симон хороший человек, против рода не пошел, но помог. Так что делать будем? Твое слово главное.

Мама задумалась.

– Бросаться в объятия не буду, но можно встретиться, поговорить.

Родители замолчали, думая про былое. Тут я им не советчик, но родственница мне не слишком нравилась. Что-то она скрывает.

– Стах, может, поселим Элю в доме дяди? – вдруг предложила мама. – Она там вещи разберет, и сама будет работать в аптеке. Какой-никакой доход будет.

Идея новозваной родственнице понравилась.

– Я справлюсь. Я только первый круг заклинаний освоила, потому меня помогать алхимикам определили. Я у них уже многому научилась, когда… когда так получилось.

– Можно пожить, – согласился я. – Все едино дом пустой стоит. А вот продавать лекарства нельзя – патент на дядю выписан, а новый и получать долго, и медицинский диплом нужен.

– Точно, – подтвердил отец. – Без патента даже готовое лекарство продавать запрещено. Да и Вилдрек в убыток работал, просто при деле хотел сидеть. Нет смысла нам с аптекой морочиться.

На том и порешили. Остаток вечера делал домашние задания. По переписке резолюции на прошения составил за час, но за делопроизводством просидел до глубокой ночи. Ситуация парадоксальная. Вроде жизнь кипит и событий много, но в журнал записать нечего. Ибо события касаются кого угодно, только не дежурного камер-юнкерского поста. Ограничился строками «сдал-принял» и «за время дежурства происшествий не случилось».

Женщины выгнали из гостиной нас, мужиков. Решили выпить чаю и поговорить про дела аус Хансалов. Мама же за годы, прошедшие с ухода из семьи, новостей не слышала. Что странно, для чаепития мама взяла стопочки вместо чашек, а вместо того чтобы подать конфет, порезала закусочки. Видимо, не хотят пить на ночь много жидкости, потому чай будут пить стопками. И графинчик из буфета просто так возник на столе.

Мы с отцом чуток поговорили о работе. У него там все хорошо, только одно обстоятельство омрачало радость – бакенбарды. Ему было велено отрастить короткие, чтобы «иметь вид» и отличаться от прочих чиновников, не получивших разрешения на растительность на лице. Однако баки растут не быстро, а отрастить на лице знак отличия хочется как можно скорее, а лучше прямо сейчас. В общем, совпало. В смысле, желание бати отрастить волосы и моя потребность испытать эликсир. Короче говоря, предложил попробовать. У бати мой авторитет поднялся до запредельного уровня. Выше, наверное, только у принца и, возможно, хотя не факт, у государя. В общем, он согласился попробовать. Я намазал отцу щеки, а для профилактики прошелся и по проблемным местам прически. На следующее же утро стал виден результат в виде резко подросших волос.

Ну что, надо ловить момент и подсовывать эликсир его милости. Дальше есть три пути. Ширпотреб – гнать массово и продавать дешево. Эксклюзив – делать мало и продавать дорого. Раритет – делать штучно и не продавать вовсе, а только дарить. Самый простой – первый способ. Раскрыть рецепт за приличные деньги. Дальше получать процент с продаж, не особо напрягаясь. Второй вариант самый выгодный, но придется зачаровывать зелье и разливать его по бутылкам самому, чтобы не украли технологию. Последняя модель распространения самая сложная. Надо делать вид, что рецепт безумно сложный, реагенты крайне дороги и редки, процесс очень долог и сложен. Пока мне нравится именно этот вариант.

На пятом круге в школе Трансмутации есть заклинание – Производство. Из исходного сырья делаем готовую продукцию. Пузырьки от духо́в нашего мира я помню. Намек понятен, да?

Принц

– Здравия желаю, ваша милость!

– Да, здравствуй, Влад. Представляешь, прелестница вчера была невинна, нежна, молчалива. Так трогательно благодарила за подарок. Потом еще раз за гарнитур. Юна, совсем неопытна, но так старалась угодить. Велел к завтраку поставить на стол орхидеи. Думаю, подарю ей цветок и домик. Утром предлагаю: «Проси что хочешь», – и ты знаешь, что она ответила? «Пожаловать папеньку коммерции советником»!

– Нет! Фу, ваша милость! Фу! Просить что-то после любви! Нет слов, ваша милость. Одно вам скажу: мещанка – она и есть мещанка.

– Я и сам не поверил своим ушам. Понятно, если мужчине подарили капельку нежности, он как порядочный человек обязан отблагодарить. Но просить об услуге в постели…

– И как вы, ваша милость?

– Ну как… пообещал, но… Я думал поселить ее где-нибудь в красивом домике. Одеть, чтобы была похожа на модную картинку. Она бы стала моим интимным другом. Понятно, с простушкой мне дружить не по чину, выдал бы замуж за дворянина. Мы бы… Эх! Ладно, даже вспоминать не хочется. Главное, нет бы изящно намекнуть или иносказательно как-нибудь выразиться. Тьфу! Противно вспомнить! Запросы мелкие, как у базарной лоточницы.

– Ваша милость, а как она по женской части?

– Это да. Этого не отнять. Тут хороша! Глупа, нетактична, но очень мила, нежна и красива. У Тихого хороший вкус. Но впредь видеть ее не хочу. Пусть получит что просила, и конец.

– Ваша милость, поручим Тихому передать жалованную грамоту, и пусть убедит ее не надоедать вам больше.

– Да, именно так и поступим. Сегодня же дай ему документ, и больше слышать о дуре не желаю.

Служба

Новый рабочий день начался с делопроизводства и проверки домашних заданий. Причем работу по переписке наставник затребовал тоже. Я сдал, потом писал прошение об отпуске со службы на половину дня, по причине дуэли. Затем добрый учитель заставил меня написать прошение на отпуск из-за тяжелого ранения, случившегося по тому же случаю, приказ об отставке меня по причине смерти и приличествующий некролог о себе. Это он так воспитывает – говорю же, добрейшей души человек. Про домашнее задание было сказано «на первый раз пойдет», я не попал в ловушку новичка и не стал писать в журнал все подряд. Действительно, по камер-юнкерской части ничего не случилось. Однако по второму заданию пришлось переписать отказы, сократив резолюции до максимума в три-четыре слова. Тут занятия прервались: меня послали с заданием.

Инга достигла цели. Везу ее отцу жалованную грамоту коммерции советника. Этот чин исключительно для простолюдинов. В теории на класс выше моего нынешнего и равный коллежскому асессору, но на практике почти пустышка. Жалованья за него не платят, хотя положены налоговые льготы и красивый мундир.

Вновь особняк со слишком большим количеством колонн. Вновь моментально распахнутые ворота. И вновь пафосная гостиная. Латеры, Федул и Инга, в излишне нарядной одежде, появились сразу. Тревожное ожидание в глазах и легкий тремор рук хозяина особняка заставили меня успокаивающе подмигнуть и предложить пройти в кабинет. Инструкции мне были даны однозначные – отдать грамоту и обеспечить отсутствие Инги среди знакомых его милости. Второе важнее первого. Причину такого пассажа мне тоже сообщили. Сейчас будет экзамен на мое умение разруливать ситуации. Не разрулю – страшного ничего не случится, но жирный минус получу. На фоне всех выданных плюсов это весьма нежелательно.

– Ваше благородие, дочка чем-то прогневала его королевское высочество, – заныл Федул. – Уж и не знаю чем. Говорит, сперва славно было, потом как отрезало. Ушел, даже не попрощавшись.

– Не по чину награду запросила и без подхода, вот его королевское высочество и обиделся. Тоньше надо было, тоньше. И я под руку мог попасть, и кое-кто повыше меня. Ну и сами понимаете… – Тут я замолк, дав возможность додумать мрачность перспективы самому откупщику. Да, я нагнетаю обстановку, надо же выполнить задание.

– Так что делать-то?! – испуганно вскричал откупщик.

– Ваши вложения не пропали, нашлись люди, которые замолвили за вас словечко, – веско заявил я. – Меня уполномочили решить вопрос. Его королевское высочество особа высокого полета, умеет прощать. И он человек слова, жалованная грамота у меня с собой. Но Инга пусть больше не показывается ему на глаза, а то мигом останетесь без чина.

– Слава богам, – согласился обрадованный откупщик, пожирая жадным взглядом показанную грамоту.

– Зовите дочь. Я надиктую ей письмо.

Радостный от столь успешного решения вопроса Латер покинул комнату и мигом вернулся с очередным ларцом.

– Здесь ваше с премией, – заявил он. Заметьте, я у него ничего не просил. – Вашему начальству дамской бриллиантовой брошью покланяться хочу. – На ларец в четверть пуда весом лег свернутый лоскут бархата.

Вежливо благодарю. Потом диктую Инге письмо и не знаю, что ее больше радует – прекращение романа или выданная отцом наградная шкатулка с драгоценностями. Затем, на общем сборе всех домочадцев, тешу спесь Федула, торжественно вручая грамоту, и с полной победой возвращаюсь во дворец.

Принц

– Ваша милость, я велел камер-юнкеру Тихому разобраться.

– И?

– Он закончил дело к полному удовлетворению, ваша милость. Передал милое письмо. Не запечатано, я осмелился прочитать. Весьма изящный слог, ваша милость. Извольте посмотреть.

– Хм… Почерк легкий. Так… Да… Как тебе? «Луч солнца золотого не скроет пелена расставания…» И тут еще: «Нам не суждено более свидеться, но запомню до самого последнего мига…» Бойко, очень бойко написано. И не скажешь, что простушка писала.

– Может, надиктовал кто, ваша милость?

– Да, похоже. Не наш ли гонец? Правильно его Эльрик медоустом обозвал. В памятную папку положи. Иной раз бывает приятно полистать, вспомнить былое. Вот что мне нравится в Тихом – как он угодить умеет. Всего второй день служит, но уже понимает тонкие порывы души своего принца и всегда хочет меня порадовать.

Инга и Тина

– Ты знаешь, такого великолепия цветов и оттенков я никогда не видела! Бедняжка, как жаль, что тебе этого никогда не доведется увидеть!

– Да и ты второй раз в Цветочный дом не попадешь…

– Павильон! Сколько раз тебе говорить! Ты вечно все путаешь. То у тебя Веселый павильон, то Цветочный дом, ничего правильно запомнить не можешь.

– Ну извини. А САМ каков из себя?

– Я же тебе раз пять уже рассказывала о нем. Это такой мужчина! Он так… Но это личное. Я понимаю, что мы с тобой близкие подруги, но некоторые самые интимные впечатления я хочу оставить только для себя.

– Это ты в романе прочитала?

– Ага! Правда, здорово?! Я теперь так всем буду говорить. Тинка! Напиши мне покрасивее, что я рассказывать о своем романе с принцем буду, а?

Служба

Вернулся от новоявленного коммерции советника – сразу настала пора переодеваться и идти в танцевальный зал. Там вновь пришлось выложиться для получения мимолетной похвалы от наставников. Сказали, до ближайшего бала основные танцы освою на достойном уровне, но не выше. Великим танцором мне не стать никогда. Слишком точен, излишне механистичен, нет творческого порыва и недоступна высокая импровизация. Потом появился мой добрый ангел, и тут выяснилось, что пришло указание, по которому все остальные уроки временно отменяются. В течение трех недель два раза в день занимаюсь только танцами и, как раньше, этикетом. Конечно, кроме тех дней, когда я на службе. По довольной мордашке принцессы легко понять, чья это затея, ведь теперь раз в день я буду ее партнером по танцам. Чего-то она недоговаривает. Хотелось бы знать – чего?

С полудня до восьми вечера у меня перерыв. Затем первое ночное дежурство в лазарете. Грубо говоря, это что-то вроде нашего медпункта для служащих. Для придворных тоже, но те обычно в городе лечатся. Для первых лиц есть лейб-медики, однако их вызывают при необходимости, во дворце они дежурят только при большой нужде.

Кроме еды, совмещенной с этикетом, у меня сегодня и занятий не осталось. Однако в нашем подвальчике есть гимнастический зал. Небольшой. Немного заброшенный. Но есть. Скудное освещение для меня скорее плюс, потому, не мудрствуя лукаво, разоблачившись до гимнастических штанов, босиком, с голым торсом начинаю разминку. Почти сразу провалился в своего рода транс, а когда, весь измочаленный, пришел в себя, с удивлением понял, что отзанимался полных четыре часа. Мокрый как мышь, и все мышцы гудят.

Еле успел до дежурства ополоснуться, отдохнуть и решить важный вопрос – в каком наряде идти на смену? Вроде надо представиться медицинскому начальству, значит, нужен парадный мундир. Но восемь вечера… Начальство меня дождется? Скользкая тема. Хорошо, спросил у местного служителя, тот посоветовал идти в летнем мундире. Все едино, кроме фельдшера и санитара, там никого не будет. Да и как бы я самым старшим по званию в лазарете не оказался. Он заверил, что оба сменных доктора не дворцовые служители, а статские титуляшки из прикомандированных от госпиталя. Для служителей, считается, больше и не надо, а придворные редко в лазарет попадают.

Серьезно озадачил меня служитель. Придется разбираться, кому я по медицинской части подчиняюсь. Понятно, никому особо не нужен, однако мне самому хоть для порядка надо знать про свое начальство.

Ровно в восемь я захожу в лазарет. Меня встречают стоящие по стойке «смирно» фельдшер и санитар. Не привык я к такому, обычно сам тянусь перед людьми. Принимаю рапорт, велю обращаться без чинов и записываюсь в журнал. Палата на пять коек пуста. Операционная пуста. В небольшой комнатке для отдыха на топчане разобрана походная постель.

– Как устанете, можете изволить отдохнуть, – поясняет санитар.

– На дежурстве не положено, – возражаю я.

– Если что, мы разбудим, – соблазняет фельдшер. – Ночами у нас тихо.

М-да… Отец с ночного дежурства совсем замотанным приходил, а здесь, видать, синекура. Не поддаюсь соблазну, а возвращаюсь в кабинет. Делать действительно нечего. Редкие записи о пациентах приходятся на дневное время. Читаю документы, инструкции, стараюсь войти в курс дела. Подчиненные еще раз стараются спровадить спать, но я категорически отказываюсь.

И что вы думаете? Часа в четыре, когда мне только принесли стакан чаю с закуской, с шумом врывается компания из трех работников кухни. Один молодой по дурости себе пальцы отрубил! Положено, когда рубишь мясо, на левую руку кольчужную перчатку надевать. Но он заленился, вот топором себе и отхватил. Большой, средний и указательный пальцы, хорошо, на левой руке. Отрубленное они зачем-то с собой принесли. Фельдшер начал было говорить про перевязку и вызов доктора. А мне парня жалко. Командую: «В операционную!» На парня – Bet Corp! Маленькая Смерть, чтобы обезболить и обездвижить. В минуту скинул мундир, снял кольца и рванул в операционную. Чем меньше времени с момента несчастного случая, тем больше шансов приживить отсеченное. А в журнал я успею записать, до сдачи смены еще вполне достаточно времени.

Оно конечно, риск. Я никогда таким не занимался, мало ли что в память вложили. Но человека жалко. Опять же надо когда-то начинать. Под присмотром лекаря лучше, но времени терять нельзя. Пациент лежит на операционном столе. Мои команды никто не оспаривает. Начинаю с большого пальца, он самый важный для кисти.

– Свет? – шепотом спрашивает санитар.

– Не нужно!

Мне в полутьме лучше видно. Трудно удерживать живую плоть и одновременно творить вязь заклинаний. Но, кажется, получается. Капли пота со лба мешают сосредоточиться, однако фельдшер промакивает их марлей на хирургическом зажиме. Кивком благодарю и продолжаю свое дело.

Не знаю, сколько прошло времени, но от стола отвалился выжатый как лимон. Мокрый, в поту, но все три пальца удалось поставить на место. Последний штрих – прибинтовал их к тонким шинам, чтобы обездвижить.

Только после того огляделся. В операционной кроме пациента остался лишь один посторонний. Он, судя по петлицам, какой-то мелкий руководитель, одиннадцатый класс. Небось начальник смены. Понятно, взгреют его за ЧП на производстве. Успокаиваю человека:

– Нормально приросло. Утром будет понятно точнее, но, думаю, пальцы останутся рабочими. Недели две ими ничего тяжелее бокала не стоит поднимать, но бокальчик за свое здоровье поднять сможет.

Неожиданно руководитель хватает мою руку и целует. Мужик оказался отцом парня. Еле отбился.

Потребовал себе сладкого чаю, силы надо восполнить. Заполняю журнал. «Травматическая ампутация» и все такое, что положено записать. Тут посыльный возвращается с запиской от доктора. Типа указание – перебинтовать, дать обезболивающее и ждать до утра. Спешить некуда, обратно пальцы не пришьешь. Ну-ну… Фельдшер пробормотал что-то похожее на матерное пожелание спокойной ночи. Санитар внимательно посмотрел в палату, куда перенесли пациента. Совсем врачи во дворце мышей не ловят. Может, осколки кости торчат, может… Хотя, наверное, надеются на опытных дежурных. Все равно не по регламенту. Понятно, заштатный служитель, но совесть у доктора должна быть или нет?

До конца дежурства пил чай с разными вкусностями. С кухни нам много чего притащили. Заставил поесть и подчиненных, они тоже набегались и устали.

Перед концом смены пациент очнулся. Пальцы болят, и слава богам, что болят, – значит, приросли. Двигать ими получается. Чувствительность в подушечках есть. Правда, шрамы останутся. Ну, что мог, я сделал, кто может, пусть сделает лучше меня.

Сдал смену пришедшему доктору. Он не тот, что написал записку. Этот не хирург, а терапевт. Однако больного принял, пальцы осмотрел, подумал и многозначительно поцокал языком.

Разговор

– Никак нет, ваше превосходительство. Трижды предлагали прилечь отдохнуть, отказал. «Не положено», – говорит. Читал журнал дежурств, инструкции и регламенты. Личных дел не вел, романчиков не листал.

– С людьми как?

– Прост и не чванлив, ваше превосходительство. Обычно мелкопоместные или служилые сразу видны. Важничают, покрикивают на нижние чины. Этот не таков. Совсем как которые знатные – и себя не роняет, и с людьми вежлив.

– Ну это-то понятно, он из древнего рода. Благородную породу никак не спрячешь. Это тебе не те шавки, которые три поколения предков, много пять, имеют. Этот, знаете ли, из наших, из исконных. По делам что?

– Предложил за него заполнять журнал. Вроде помочь ему хочу. Вновь заявил: «Не положено». Говорит, велено только лично, он и будет лично.

– Раз положено, значит, положено – тут и говорить нечего.

– А вот в работе, ваше превосходительство, зверь лютый. У нас такого несчастья никогда не случалось. Я двадцать восемь лет при службе, эдакого не упомню. Тихий, как увидал раненого, рыкнул: «В операционную!» У меня аж поджилки затряслись. После пояснил – чем меньше времени после отсечения прошло, тем лучше на место прирастет.

– Ты сам видел? Пальцы точно отсечены были?

– Ваше превосходительство! Чай, я еще умом не прослаб! Их отдельно в чистой тряпице принесли. Не я один, все видели.

– Ладно. Я только спросил. Дело больно такое…

– Лечение плохо понял. Прикладывал палец к отрубу, ладонь зеленым светом светилась, сам вроде и не смотрел вовсе. Как прирастет, другой отруб лечить начинает. После третьего прибинтовал пальцы к шинам. Видать, не впервой перевязки делает. Но и устал он шибко. Еле до стула дошел.