Рассказ
— Это ты, Юкла Стэ? — В ответ ни звука. — Если ты, то выключи телевизор.
Сетевая клавиша отошла в положение «выкл». Экран погас. Бледный контур человеческой фигуры промелькнул на фоне заходящего кинескопа, лунный свет, разбитый крестом оконной рамы, на миг исказился. На ковре отпечатался след обуви, примяв ворс… И упал стул!
— Наконец-то! — Иртрэм вскочила, протянула руки навстречу невидимке. — Обними свою Земляничку… О-ох, не так сильно! И какой же ты холодный. Понимаю, космос. Ну, рассказывай: как ты там — без друзей, без дивана? Еще один? Не знала… Спасибо, но что это? Ах, апельсины… И глина есть?
Минуту спустя на балконе расстреливали цитрусовые…
* * *
Встреча эта произошла в начале августа. Теперь же я поведаю о предшествовавших ей событиях. Итак…
Одноместный корабль «Пелпо», что в переводе с санайского означает «Тучка», чихнул, подняв красную пыль, и заглох. Марс встретил пришельца равнодушно, лишь пульсирующий ветер, на правах таможенника, ознакомился с багажом мыслей чужестранца. Они оказались неопасными (Юкла проигрывал в уме сценарий своей будущей свадьбы с Иртрэм), и ветер умчался полировать северные каналы.
Юкла пошарил по карманам. Из нескольких деталей собрал облегченный вездеход — эдакий стул на гусеницах. Из ранца извлек коробку с мышиными хвостами проводов — дистанционное управление машиной — и с места взял в карьер. Оглянулся. Робот Ез-Шик обозначил границы охранения и теперь таращился хозяину вослед. Эти сторожевые псы, поняв однажды, что лишние движения приводят к скорейшему износу, быстро постигали и смысл жизни вообще. Как только хозяин исчезал из поля зрения, они замирали, готовые ждать вечно. Среди пиратов по этому поводу ходила серия анекдотов.
Через два километра, у разверстой пасти канала, санайтик спешился. Укрепил веревку за ножку стула, и начался спуск.
Когда до дна оставалось каких-нибудь три километра, веревка кончилась. Отыскав на отвесной стене подходящую плоскость, санайтик надул карманным компрессором роскошный диван с присосками, прилепил его к монолиту скалы — для поисков выхода из создавшегося положения нужен уют. Он прилег, осмотрелся. И тут же наткнулся на закорючки, которыми были испещрены выступы и сама стена. Юкла рассматривал писанину и так, и эдак, пока часть ее не срослась в формулу. Формул вокруг было великое множество, волей-неволей пришлось кое-что прочесть — хотя бы названия.
«Формула перемещения во времени и пространстве; вычисление жирности молока коровы любой породы; соленая пища — отбеливатель; как перехитрить двигатель внутреннего сгорания, если вышел бензин; штопаем носки чужими руками; формула расчета эквивалента мощности нейтронного огурца; периодичность проветривания помещений; формула любви…»
Ну-ка, ну-ка! Юкла смахнул пыль. Прочел:
«Эпитаксум интересо, импротаксум характори, засидето временале доми, внимато мату э чади, с торонато нехо динто, делами отросты о плеча-ти — не о седа, зачита э снабжето…» И так далее. Ниже следовала формула идеальной супруги, выведенная старательной рукой какой-нибудь восьмиклассницы (и все-то они знают!). Но ту часть читать Юкла не стал, у него есть Иртрэм.
Подумать только, рассуждал он, нашарив в кармане половинку жареной индейки, сколь долго пустовали склоны марсианской библиотеки, и вот — первый случайный посетитель открыл для себя в сокровищнице веков полезную информацию. Где-то кто-то ломает голову, не спит ночами, переводит бумагу с красителями, а здесь — пруд пруди всякой всячины. И никаких тебе абонементов в читальные залы — ЧИТАЙ.
Следуя формуле (выход из сложного положения, способ номер восемь), Юкла Стэ поплевал на ладони. В кармане сам собой обнаружился желтый тюбик, и санайтик выдавил из него полметра мазилки, которая мигом отвердела. Затем привязал к концу чудотворной веревки колокольчик — сигнализатор «достигато поверхнуры дна-ти» — и стал прислушиваться, постепенно выгоняя содержимое тюбика.
Внизу он собрал второй вездеход и покатил по дну канала. К вечеру Юкла остановился у широкой полосы, протянувшейся от западной стены.
Метрах в ста правее виднелся чуб пешеходного перехода-нырца. При появлении человека в нем скрылась телефонная будка, за ней последовало штук двадцать самоходных светофоров. Безлюдные тротуары, пустые скверы, разросшиеся, одичавшие фонари. На стоянках — скопища редкостных дилижансов, фаэтонов, таксомоторов; одинокий троллейбус прикорнул у газетного киоска — все мертво, все неподвижно. Долгие тени бегут от солнца. Нет хозяев… Чу!
Вдоль проезжей части дребезжал механический уборщик и безотрадно заглядывал в пустые урны. Юкла поспешил ему на выручку: наполнил две урны песком и отступил на тротуар. Не сразу поверила стальная осьмилапина зрячим элементам — запустила руку, другую в емкости, с наслаждением принялась просеивать песок меж пальцев.
Санайтик кивнул довольно, поправил ранец; это знали все, да, он любил роботов. Далеко отойти, однако, он не успел, за спиной послышался подозрительный шум. Что там?..
А там, где только что урчала машина, колыхалась груда полированных листов в связке с сочленениями. Не вынесла, бедняжка, радости: механический инфаркт разнес ее вдребезги. Человек почтил осьмилапину память минутой молчания — ровно столько ему потребовалось, чтобы обдумать, с чего начинать.
Именно это место его устраивало. Обзор и ширина канала подходящи, светофоры (когда выберутся из перехода) будут четкими ориентирами для телескопа. И работа закипела. Крохотный бульдозер (в сложенном виде он поместился бы в спичечный коробок) тщательно выровнял площадку три на четыре метра. Другой бульдозер (побольше) лизал площадку четыре на шесть, у перехода — третий: девять на шесть. И далее, по возрастающей: 12X9. 18Х12, 24Х18… Пока счет шел на квадратные метры, дело споро двигалось, но площадки, выутюженные вслед за первыми, исчислялись в квадратных километрах — самая большая была сорок на тридцать километров.
Тут Юкла вспомнил о праве на отдых. Надул второй диван, шкаф, ванну и крохотный телевизор. Переоделся, принял душ и, настроив антенну в положение «Земля», включил телеприемник. Звуки (какая жалость!) не слишком-то торопились за четким изображением. Шла вечерняя информационная программа. На экране появилось клише «Новости науки», а из ленивых динамиков диктор сообщила: «Сорок шестую серию мультсериала «Уж я погожу!» вы сможете посмотреть после окончания информационной программы «Время».
Юкла зевнул, устраиваясь помягче, убрал вводящий в заблуждение звук. На экране, увешанный микрофонами, как новогодняя елка, корреспондент деловито тасовал губами: ему точно так же ответствовал мужчина представительного вида — не иначе директор какого-нибудь громкого института. На финишной площадке космопорта торчал гвоздем аппарат явно неземной конструкции. Подле «гвоздя» сновали роботы — выгружали контейнеры, не очень-то с ними церемонясь. Юкла предположил, что доставили урановую руду, да промазал. Шустрый кран из шестнадцати вертолетов вырвал из гнезда космического аппарата черное гофрированное приспособление.
— Так это же наш телескоп! Ну, молодцы, оперативно! — Он даже подпрыгнул от счастья. Диван, однако, не разделил настроения хозяина и, радуясь своей предусмотрительности, тихонечко сдулся.
— Вот ты, значит, как?.. Я его как друга таскаю в кармане, а он… — намекнул санайтик дивану, зависая в воздухе. — Вот брошу здесь, и поглядим, что от тебя останется. Говорят, марсианские крысы…
Быстренько же округлился диван, подставляя пухлый живот под удар. Юкла Стэ придиванился, покачал головой и докончил фразу:
— …не вынесли войны. А нынешние «звери» Марса, пожалуй, похлеще будут. Железо — и то рассыпается.
Камера показала девушку. Вот она повернулась лицом к камере.
— Иртрэм! — Юкла снова подпрыгнул. Диван сморщился, однако и хозяин не собирался падать: погруженный в размышления, он парил над диваном… Иной раз нелегкие думы лишают нас физического веса.
— Ну-с, что мы имеем? Выходит, Земля вот-вот начнет обчитывать Марс, а у меня ничего еще не готово? — Юкла мигом вытряхнул содержимое карманов на диван. Тот пороптал на судьбу, посопел, да и раздался вширь; кое-что все же не уместилось на дутой жилплощади.
Чуть погодя пятнадцать стальных работяг взялись за приготовление раствора. Из второю вездехода вышел робот-бригадир и двухместный велосипед. Юкла поздно углядел излишество, но распыляться на перемонтаж не посмел: времени и без того недоставало.
Три дня и четыре ночи накручивал Юкла Стэ педали, носился, как угорелый, от площадок до телевизора, в душе побаиваясь: вдруг телескоп соберут раньше, чем семнадцатый робот (сын велосипеда) подпишет акты о приемке объектов?
К восходу четвертого дня раствор созрел. Санайтик поцеловал фотографию Иртрэм, проинструктировал роботов на предмет брака и ответственности за оный; каждый робот в свою очередь заполучал оригинал и работал его на своей площадке. К ужину все пятнадцать площадок излучали девичью улыбку. Сын велосипеда принял объекты на «хорошо» и развинтился в срочном порядке. Тогда только Юкла Стэ позволил себе распластаться у телеприемника. К этому времени Юкла выучился читать по дикторским губам.
«Телескоп санайской цивилизации дает первую информацию, — лопотали губы молодого диктора. — Теперь с полным правом мы смеем утверждать, что жизнь на Марсе сохранилась. Пример тому — семнадцать роботов и марсианин, управляющий ими. Дорогие телезрители, мы предлагаем вашему вниманию уникальные кадры, полученные при помощи телескопа «Санай-2».
Зрителей оказалось много больше, чем ожидал санайтик. И не только с Земли наблюдали за ним. Марсианские мутанты — птицы и зверье — приглядывали за человеком из укрытий, что не утаилось от зоркого глаза телескопа. Какая-то тварь, с оглядкой на роботов, поедала остатки механического уборщика. Из песка — тут и там — выныривали остроголовые чудища; самая большая фотография была пробита норами в нескольких местах. А вот и сам он, Юкла, заснятый со стороны правого уха, — какой-то нескладный и замученный. Вторая сцена — он мается на тандеме, третья — велоотпрыск принимает объекты…
Вообще-то гласность не вписывалась в планы Юклы Стэ, поэтому, посмотрев телепередачу, он в поисках подходящей формулы подался в пустыню Марсианской библиотеки.
Телевизор, между тем, сообщил зрителям, что за хозяином роботов, как обнаружилось, присматривает человек в форме Галактического Патруля. Патрульный скрывался на краю канала, где вырыл окоп полного профиля. Рядом с ним лежал бластер армейского образца, под рукой находилась и подзорная труба. Точнее — позорная труба, ибо он не наблюдал, а подсматривал.
Кому могут помешать пятнадцать фотографий — преогромных и малых? Часть из них подвижные пески засыплют в ближайшие дни. Но представитель Галактического Патруля не желал того знать. Они оба — патрульный и санайтик — продолжали: один подсматривать, второй — носиться по Библиотеке. Один — преуспевал в ленивом созерцании, второй — отыскал формулу.
Она гласила: «Перемещение только во времени, только в обратную сторону, только одного объект-субъекта и только с сохранением его поправок в будущем.
Следует изготовить (найти, купить, срезать) веревку длиной в сто восемь сантиметров, свести концы, связать. Нанести на нее двенадцать делений, как на циферблате хронометра, встать против ветра (при отсутствии оного рекомендуется повернуться в противоположное нежелательному направление) и на каждый шаг пролазить в веревочно-временное кольцо. Сколько шагов с пролазами — столько же дней вычитается из начального (стартового) времени. Если кольцо окажется для вас тесноватым, то изготовьте веревку подлиннее. Далее. При переходе во времени запрещается чихать, кашлять и разговаривать.
Показания. Формула действует безотказно. Группа исследователей, занятых изучением, до сих пор не вернулась. Перед ними поставлена задача — дойти до конца.
Противопоказания. При прохождении через временную петлю вам может показаться, будто кто-то вас постоянно опережает. Не робейте! Сравните обувь впереди идущего со своею».
Следуя формуле, Юкла Стэ вернулся на четыре дня назад. Все 15 площадок излучали улыбку Иртрэм, так что собирать роботов, мотаться по пескам санайтику не пришлось. С полным комплектом путешественника-одиночки Юкла Стэ покинул дно канала и, уже наверху, обнаружил окоп неучтенного наблюдателя. А неподалеку торчал бетонный куб со створками дверей. Мало того, куб самостоятельно передвигался и передвигался весьма осмотрительно: на его крыше торчала вращающаяся кинокамера.
Юкла Стэ вспомнил, что кто-то рассказывал ему о блуждающем по Марсу лифте (кстати сказать, незаменимая вещь для сокрытия фамильных ценностей и прочих соблазнительных вещиц, на которые объявлен Всегалакгический розыск).
Лифт замер в трех шагах, как вкопанный, распахнулись створки. Из шахты повеяло холодом и спиртным духом. Запели промасленные тросы, запаздывая, примчалась кабина. Из нее выглянула опухшая личность в форме Галактического Патруля.
— Ты уже выбрался?.. Ах, да, вижу. Компанию не составишь доблестному представителю Галактического Патруля? — спросила личность. — Ганс Наветофф не каждому предлагает выпить, лишь тем, кого заносит сюда судьба.
Волосатая рука патрульного выставила на песок стеклянную бутыль с мутным содержимым.
— Шнапс ваш не очень свежий, — уклонился Юкла Стэ.
Ничего не сказал патрульный: убрал бутыль и был таков. Куб тронулся дальше, а санайтик оседлал вездеход и трусцой (подсели аккумуляторы) засеменил к кораблю.
Стартовал без приключений. Шла пятьдесят четвертая серия «Волчьих трагедий», динамик, одолев помехи, сообщал о завершении монтажа телескопа «Санай-2». Юкла Стэ облегченно вздохнул и уснул с замороженной улыбкой на загорелом лице. И привиделся ему сон — как бежали марсиане прочь от ядерного безумия: все заводы разом наладили выпуск веревочных петель — с двенадцатью делениями, как на циферблате хронометра.
Плотный мешок космоса с дырками звезд таинственными шорохами напевал колыбельную, а в салоне «Пелпо-Тучки» тем временем разгорелся спор: хозяин запамятовал распорядиться насчет курса. Ез-шик всеми манипуляторами голосовал за полет к Санай. Мозг корабельный произнес знаменитое «хорошо» и, как обычно, сделал по-своему. «Пелпо» отыскал носом Луну.
На борту корабля игра в шахматы была одним из способов скоротать время (ловля метеоритов, латание пробоин и оборона относились ко второму способу). Играли Мозг с роботом. Диван номер один болел за Ез-Шика всей кислородной душой, видя в его противнике обыкновенного кучера-таксиста, и частенько исподтишка сдувал с поля вражью артиллерию с кавалерией. Диван считал так: откажи автоматика — он и сам сумеет привести корабль куда следует. Крути штурвал, переключай рычаги, и вся недолга.
Много ли, мало ли спал Юкла Стэ — о том приборы не скажут. Все равно наврут. Но как-то постучались в двери. Метеориты и пираты обычно не стучатся. Значит…
— Входите, не заперто, — спросонок отозвался хозяин.
Вошел Галактический Патруль: лейтенант Коо Свелка — худощавый и белобрысый блюститель Параграфа: за ним протиснулся здоровяк сержант Бамбер. Где же третий?
— Доброе утро, — поздоровался сержант. — Руки вверх.
— Здравствуйте, Юкла Стэ, здравствуйте, — проговорил лейтенант, пожимая руки владельцу корабля. Тотчас на запястьях сакайтика вспыхнули жирные штампы «Взят под стражу». Коо Свелка задумчиво спрятал клеймо под фуражку, прошелся по салону без намерения проводить обыск. Хозяин корабля числился в «списках» как «честняга», с пиратами не якшался, контрабанду не возил.
Гости заняли диван. Коо спросил:
— Как жизнь холостая? — Получив невразумительный ответ, заметил: — А руки-то поднимите… вот, так-то лучше. Теперь поведайте нам, ради чего вы изгадили дно канала.
Тиус-с… Под ним сдулся диван.
— И диван арестуем — за сопротивление Патрулю! — обрадовался Бамбер. Бамбер с лейтенантом поднялись на ноги и принялись составлять протокол задержания: Коо согнулся, и на его спине сержант произвел первую запись: «Пратакол». Вот, мол, арестованный, столом твоим — и тем не пользовались, не говоря о прочих нарушениях закона, кои приписывают Патрулям худые слухи.
— Я сделал это из любви, — признался Юкла Стэ.
— «Из люб-ви», — записывая, проговорил по слогам Бамбер. И тут же уточнил: — Из любви к формулам?
— О нет! К девушке по имени… впрочем, не скажу. Еще и Иртрэм в историю впутаете.
— Так-так, значит, покрываете сообщника? — Сержант коснулся губами лейтенантского уха и горячо зашептал: — Поломку уборщика отнесем на его счет?
Свелка кивнул. Снаружи корабля кто-то хрюкнул.
Подстраховались? Неужели они думают, что в открытом космосе можно бежать? Как в деревне — через окно и в лес?
— Кликните капрала, Бамбер, — распорядился лейтенант. — Довольно там мерзнуть.
В салоне показалась тучная спина в тугой авоське из подтяжек. Однако капрал Жюкрет был не из тех, кто мог расстаться с едва начатою сигаретой. Он остался у открытой двери, и в просветы, не закрытые его телом, дышал космос.
— У меня нет лишнего кислорода, — запротестовал Юкла Стэ.
— Тем хуже для вас. Ложились бы лучше спать, по прибытии разбудим. — Коо Свелка кивнул Бамберу: — На базу!
Диван, прикинув, чем обернется расточительность капрала, загодя раздулся до неимоверных размеров. Его хозяин улегся на самую мягкую постель — невесомость, глубоко вдохнул и задержался с выдохом. Загорелся транспарант: «Кислород — нуль. Тревога!». Бамбер спорил о чем-то у рулей с корабельным Мозгом, но тому было не до сержанта: четверка ферзей противника отрезала от его королевского фланга двенадцать коней с пятью ладьями. Лейтенант пыхтел над протоколом, исправляя ошибки сержанта, а капралу никак не удавалось раскурить новую сигарету. Словом, каждый был при деле.
Прошло два часа (приборы нагло врали), и легкий удар известил бодрствующих о том, что случилась посадка. Прибазировались удачно, разнеся при этом лишь половину коровника (некоторые буквоеды называли это здание курятником). Куры с Плутона как раз накачивали в поилки птичье молоко. Патруль приступил к обеденным церемониям, хотя по местному обычаю это похоже было, скорей, на ужин. К слову сказать, на счету нашего доблестного Патруля числилось восемнадцать пиратских кораблей — заарестованных. В чем-чем, а в прыти этим ребятам не откажешь, но вот разжиться третьей ложкой им до сих пор не удавалось — уж как ни обыскивал Жюкрет камбузы. Сочувствуя неудачнику, куры-плутонианки взбивали молоко погуще, чтобы не просачивалось оно сквозь пальцы капрала.
Санайтик продолжал отсыпаться — сказывались бессонные на Марсе ночи. Диван же (истинный товарищ и друг) втихаря насосался молока, но выдал себя, едва забулькал по ступенькам трапа.
— Ах ты, утроба ненасытная! — Капрал явил недюжинную расторопность, ухватился за резиновую ногу: — Караул, держи вора!!!
Бамбер с сожалением заглянул в полупустой котелок, опрокинул в рот Остатки вслед за лейтенантом, бросился на лихоимца.
Вдвоем они отхватили третью часть целого — как хвост ящерицы. Другие две трети дивана, спружинив, нырнули в салон «Пелпо». Замок сработал без заминки. Дверь захлопнулась. Все так же по инерции диван — более прыткая его часть — шмякнулся подле хозяйских ног. Юкла Стэ очнулся, приподнял голову.
— Птичье молочко? Весьма кстати…
В дверь ломились.
— Одну минуту, я только подкреплюсь, — ничего не подозревая и потому безмятежно отозвался арестованный. Снаружи пробился осатаневший от ярости голос Бамбера:
— Я тебе подкреплюсь! Не сметь!
Его поддержал капрал:
— И суд не решал пока твою судьбу. Быть может, ко всему прочему тебя лишат права ужинать… До биоконца! — разошелся Жюкрет.
— Так что открывайте, арестованный, иначе мы заварим выход! — хватил уже через край сержант.
Голос Ез-Шика ни с каким другим не спутаешь.
— А это как получится, — сказал он. — На своем подворье всякая собачонка лает. И предупреждаю: восемь дней тому назад я проходил техническое обслуживание систем, среди прочих — прицельные и скорострельные механизмы.
За дверями внезапно притихли, и Юкла Стэ ясно услышал, как домогающиеся споро покинули трап.
Инцидент следовало пресечь в зародыше: этот человек может пригрозить и не выполнить. Санайтик пробурчал нечто в знак согласия открыть, но вот две трети дивана разошлись во мнениях: частично опорожненная треть поскакала открывать, полная же забилась в сдвоенную переборку салона.
Ворвался Патруль.
— Где остальное молоко?!
— Нету больше, — отозвалась переборка.
Лейтенант присел на колено капрала, предусмотрительно подставленное (Жюкрет знал, когда и кому подставить ножку).
— Продай диван…
— Друзей не продают, лейтенант.
— Тогда пошли. — Коо Свелка поднялся. — Ступай за мною. Сейчас судить тебя станем.
Суд состоялся в уцелевшей половине коровника. Заспанный судья, в полосатой мантии и башмаках на босу ногу, напялил парик и зачитал приличествующую сану речь:
— Короче и по существу… — после чего уронил голову на плечо (у всех без исключения космических судей водится неизменная привычка — слушать во сне).
— Он испоганил каналы Марса, — сказал Свелка.
За Свелкой выступил Бамбер:
— Его диван оказывал сопротивление!
Вздрогнул судья:
— Слово обвиняемому. Что вы мож-ж… если мож-ж… — обессилел, бедняга, на нет.
Санайтик подскочил. Всем было слышно, как в желудке у него переливается плутонианский деликатес.
— Я протестую против формулировки, будто бы я «испоганил» каналы Марса. Свяжитесь-ка с Землей — там мою деятельность одобрят… Не все, конечно… И потом, я отмотал все на три дня обратно.
— С Землей? — Галактический Патруль пришел в замешательство. — Обязательно проверим, — пообещал Коо Свелка. — Завтра.
— И на том спасибо, а то сразу: «расстрелять, обезглавить», — докончил обвиняемый.
Судья размежил веки.
— Общество ценно добродетелью, — сказала куриная бригадирша. — Ваша светлость, за годы вашего судейства Вы ни разу не помиловали преступника. Да и какой из него преступник? Он мухи не обидит. Помиловать бы, а? По-ми-ло-вать, — раздельно проговорила она.
— П-пусть… помиловать миловать покойника.
— Как? Вы же не знаете, что скажет Земля! — взорвался Юкла Стэ.
— Н-да-да… и пухом ему земля, — совершив над собой героическое усилие, пролепетал судья, уже не в силах продолжать и без того затянувшееся заседание. — От… отнесите мою домой… Эй, кто-нибудь… будить не на… домо…
Осужденный сглотнул ком обиды и твердым шагом покинул коровник. Уже на улице ему на ухо вдруг кто-то прошептал: «Не бося, у нас тозе непьёхо. Потяни этих суяк — подём банани т'ясти».
Юкла оглянулся и, само собой разумеется, никого поблизости не обнаружил. То есть куры, Патруль и две коровы, неподалеку вылизывающие цистерну с нефтепродуктами, не имели подобного произношения. Наверное, это прибывший по его душу из параллельного мира — купец. Или — бежавший в самовольную отлучку. Бананы Юкла обожал, но как пережить казнь.
В сопровождении полутора десятка кормилиц, которые уважительно глазели на оружие и поясняли друг дружке, как им должно пользоваться, Патруль обозначил место для свершения обряда. Санайтика установили с солнечной стороны, подле бластиковых бревен (куры обожали сельский пейзаж). Осужденный поднял глаза с тем, чтобы запомнить этот мир таким. В самом поднебесье легко парил свободный петушок.
Бамбер успел вспотеть. Он ваял из глины трафарет тени осужденного, кособоко и размашисто отмеченную на бревнах солнцем.
— Нервных просим удалиться, — объявил сержант, когда закончил дело.
Пяток чересчур чувствительных кур сбежали за угол.
Санайтик отсчитал положенные ему тринадцать шагов, повернулся лицом к глиняному двойнику. Выдохнул: «Прощай, приятель».
Капрал — ласково так — погладил курок, сержант доложил поправку на скорость и направление ветра.
Мишень стала уже оплывать, что ускорило развязку.
— Пли!
Немое эхо. Оно отзовется в одном из параллельных миров.
Куры, дерзнувшие присутствовать при казни, от избытка эмоций понеслись доиться, причитая: «Отошел, родимый, курсом «Туд-Туда». Коо Свелка прокричал зрителям вдогонку:
— Преступник наказан. Возмездие свершилось! Он напакостил на Марсе и по-марсиански был расстрелян!
Все. Часы сочтены.
Лейтенант приказал чистить стволы. Ему захотелось хоть чем пособить казненному, который принадлежал теперь другому миру.
— Ты, Юкла, не надейся здесь долго мозолить глаза.
— Закон не запрещает оставаться до утра.
— Сделай, Юкла, шаг — и дело с концом, — наседал Свелка.
— Я не простился с друзьями, — вздохнул санайтик. — И жаль — нет рядом любимой.
— Там, Юкла, другую себе найдешь… — Коо сверкнул зажимом, вытащил передатчик, поднес к губам. — Слушаю… Что? Земля просит отложить казнь? Но уже… уже позно. Нет, он здесь пока, похоже, до утра не шелохнется. Даже так?.. — Лейтенант спрятал приемник и окинул репрессированного взглядом, полным любопытства. — Так, она прибудет через десять минут. Неужто таких любят?..
Первым допустили Ез-Шика. При известной прочности и тот как-то съежился.
— Надолго ли? — спросил робот, кося объективным зрением на чужаков.
— Как сутяги эти положат.
Робот откланялся, а из-за угла, потешно подпрыгивая, выскочили разрозненно секции дивана. Спотыкаясь и приноравливаясь плоскостями, они срослись, и у ног хозяина замер целехонький дружок.
— П-порнография ходячая, — простонал Жюкрет, проводив диван острейшим взглядом. Бамбер сочно сплюнул — вслед.
— Хозяин! — Сквозь бульканье пробилось первое слово.
— Сдать молоко! — потребовал лейтенант.
Обе коровы, до того равнодушно созерцавшие расстрел, поднялись с травы, почуяв поживу. Следует сказать, что эти твари, неизвестно как оказавшиеся на базе, с удовольствием и в неимоверных количествах поглощали все, даже бензин. Терпели их только ради шерсти. Сегодня оценить способности коров сбежались все, кто умел бегать. Диван фонтаном «сдавал» молоко, коровы пустились в пляс, подлаживаясь под струю. Вольный петушок так засмотрелся сверху, что забыл о назначении крыльев, рухнул наземь и был снесен в укромный уголок сердобольными плутонианками. Зато диван вернул долг и стал свободным.
— Я с тобою, хозяин!
Санайтик вопросительно глянул на командира Патруля.
— Мы уже вычистили стволы, — словно извиняясь, молвил капрал и выставил напоказ сверкающее оружие.
Через семь минут с небес явилась Иртрэм. При помощи длинного глаза «Санай-2» и чисто женской интуиции она нашла, прочла и успешно применила на практике формулу телепортации. Со словом «дорогой» явилась на устах.
— Не подходите близко, он расстрелян!
— Милая, я так старался… Или вновь переборщил?
— Сейчас проситься к нему начнет, — прошептал капрал.
— Таких туда не отправляют, — сказал сержант, оглядывая осиную талию девушки.
— Что ты, дорогой, я счастлива, Никто, кроме тебя, не отважился бы на подобное. — Иртрэм смерила взглядом лейтенанта, согнала улыбку с лица: — Я готова следовать за Юклой Стэ, лейтенант.
Коо Свелка растерялся, густо покраснел.
— А?! Что я говорил? — обрадовался капрал, призывая товарищей своих в свидетели. — Беда в том, кисонька, что стволы мы повычистили.
Свелка покраснел пуще прежнего, но молчал.
— Эта… Тут, знаете, вроде и очередь возникла, — вспотел от натуги, пока нашелся, сержант. — Эта… А вот резина, э… диван, то есть, раньше вашего занимал, пожалуй.
— Согласна быть второй.
Что тут началось!
— А за его нахальство…
— И за сопротивление Патрулю, — вставил Бам-бер.
— …Ни за что не пустим! Мы так долго драили стволы, пожалейте же и наш труд, прэлестное создание, — стонал Жюкрет.
— Три года — невелик срок, притерпитесь помаленьку, — по-отечески посетовал Коо. — Сочетаться браком дело нехитрое. Еще передумает который…
Иртрэм пожалела о том, что не записала формулы, как одними глазами испепелять ничтожеств.
— Э-э, прошу прощения, если я где-то перегнул, но это — жизнь, — откровенно испугавшись, спохватился блюститель Параграфа. Овладев собой, лейтенант ввел в бой последний козырь: — Я могу спустить тебе, Юкла, пропуск…
— Юкла Стэ, — мягко поправила его Иртрэм.
— Ваша правда, только я сказал — Юкла, и точка! Слушай, Юкла. Даю пропуск на Землю, но диван — мой!
— Лопну, а не пойду! — взревел диван.
Свелка отвернулся от дружка Юклы, всем своим видом показывая, что прочие должны помалкивать, пока идет торг. В немой злобе и при оскорбленных чувствах диван чуть отступил и, разогнавшись, врезался в обидчика. Обхватил, наносил тугие удары — звонкие, но без членовредительства…
Влюбленные остались почти с глазу на глаз.
— Он прав: три года — пустяк, — сказала Иртрэм.
— Помогите! — взмолился лейтенант. Влюбленные не обращали на него внимания.
— А еще (помнишь, дорогая?) я спрашивал про земные обычаи. — Он порылся в карманах и достал три сонных розы в консервантном чехле. — Вот, позабыл тогда…
Диван завалил лейтенанта. Свелка заразительно хохотал и от того слабел еще больше, катался по земле, икал, сорил обрывками слов, моля о снисхождении. Юкла Стэ угомонил приятеля, отозвал. Переговорили.
— Решено. Диван остается у Землянички, а я — со спокойной душой. Раньше шагнешь — раньше вер…
Иртрэм ахнула, любимый сделал шаг и исчез. Лейтенант и девушка остались вдвоем (не считая дивана). Свелка потупился, обмозговывая положение (ик!.. ик!). Потом, надумав нечто, направился к уцелевшему углу коровника, достал пропуск, облепил его по контуру глиной. Отсчитал положенное расстояние и призвал в свидетели девушку с диваном:
— Я был неправ, прошу прощения у вас троих, но нас задушили планом: дай — и не греши. Теперь сделанного не вернуть. Хотите — считайте это свадебным подарком, хотите — дружеским жестом…
Трижды полыхнуло пламя. Бревна венца разбросало одним махом.
— Юкла… Юкла Стэ, возьмите пропуск.
Пропуск исчез.
— Что же касается каналов и тех взрывоопасных формул, то мы их засыплем… И надумал же ваш друг. Как школьник — на скамейке ножичком… А вообще-то молодец!
Иртрэм шагнула к лейтенанту.
— Давайте, я почищу оружие.
Коо Свелка протянул бластер. Она взяла его, вдавила Кнопку на рукоятке, и из ствола выскочил грязный тампон. Лейтенант кивнул — спасибо за помощь. И покраснел.
— Думаю, Юкла Стэ не обидится, если я вас поцелую. — Иртрэм привстала на цыпочки. Коо зажмурился… Вдруг испугался чего-то и пустился наутек. Нецелованный, видно.
Сверху просыпалась свежая партия бессодержательных облаков, а из подземных лабиринтов поднялась рачительная пара роботов. Они добровольно шли на восстановление коровника, а увидят — пополнят ящики свежей глиной.
* * *
Но кто-то спорит, есть ли на Марсе каналы.
Рисунки Валерия РУЛЬКОВА