От редактора-составителя.
Почти 40 лет назад Игорь Михайлович Забелин написал небольшую интереснейшую книжку с прекрасным названием «Мудрость географии».
Почти 5 лет назад Никита Федорович Глазовский выступил с докладом, посвященным 100-летию со дня рождения Д. Л. Арманда. Вот цитата из него, безусловно, выражающая мысли, созвучные основному лейтмотиву нашей книги:
«…скажу, во-первых, о том, чем мне близко творчество Давида Львовича Арманда, столетний юбилей которого мы сегодня отмечаем. Во-вторых, я назову те новые процессы и явления, которые, как мне кажется, характерны для нашего времени, и те проблемы, которые нам предстоит решать.
К сожалению, я не был лично знаком с Д. Л. Армандом, но он мне близок по духу – как и он, я тоже занимался очень разными вещами, а в итоге пришел к взаимодействию среды и общества.
Он был генератором идей, основателем многих направлений географии или участвовал в их создании, был очень разносторонним человеком. Многие из начатых им дел удалось реализовать, например, кадастры или математизация географических исследований…».
В этой цитате ясно выражена ценность связи поколений, связи идей предшественников с будущим географии. Наша книга посвящена именно этой теме, об этой связи думали и говорили герои нашей книги. И доклад Н. Ф. Глазовского, несомненно, может служить прекрасным послесловием к ней. Ниже дана его сокращенная версия. Текст восстановлен по магнитофонной записи.
Назвать доклад, по ассоциации с книжкой Забелина, можно было бы так – «Прелесть географии». Правда, у автора в последней строке иначе: «Прелесть науки». Но, конечно же, автор не мог не иметь в виду и нашу науку – географию.
Прелесть науки
Сокращенная версия доклада «Новое время – новые возможности и проблемы», прочитанного на заседании Ученого совета Института географии РАН, посвященном 100-летию со дня рождения Д. Л. Арманда
В последние 20–30 лет после смерти Д. Л. Арманда многое изменилось, изменилось время. Появилось много новых методов и технологий: космические методы, компьютеры, Интернет.
В чем-то наши возможности сузились. Сократились экспедиции, сократилось пространство наших непосредственных исследований – теперь это не СССР, а Россия.
Но и расширение возможностей было несомненным. Нет политических ограничений, угнетавших экономическую географию. В сферу исследований включены новые темы, например, геополитика. Мы можем работать за рубежом, ездить по миру.
Появились новые процессы и объекты изучения: глобализация, однополюсный мир, терроризм. В России сложилась новая экономическая и политическая ситуация.
Возникли новые направления – культурная география, ландшафтное планирование. Чрезвычайно актуальной стала оценка окружающей среды.
Перед нами встают и новые проблемы. Их нужно решать сообща.
Есть две методологические проблемы:
1. Преодоление стереотипов и насыщение смыслом научной полемики. Например, можем ли мы с уверенностью говорить о проявлении и значении Кондратьевских циклов в самых разных процессах, как об этом заявляют многие авторы? Можем ли мы, всего лишь ссылаясь на пример Канады, утверждать, что активная миграция в Россию нужна, а если нужна, то для чего? Как интерпретировать различные оценки биологического разнообразия, говоря о его непреложной значимости? Существуют количественные оценки разнообразия восьми групп организмов, но все ли они надежны и одинаково значимы для разных ситуаций? Как выявить при этом критический уровень биоразнообразия?
Здесь уместно спросить себя – какими мы руководствуемся принципами, выбирая оценочные критерии? Например, для сравнения стран можно использовать либо валовый внутренний продукт, либо приведенный валовый внутренний продукт. Результаты сравнения и его интерпретация будут различны.
2. Взаимосвязанные проблемы устойчивости биосферы, пригодной для обитания человека, а также устойчивости отдельных регионов биосферы – с одной стороны, и проблема устойчивого развития как таковая – с другой.
Говоря об устойчивости биосферы с позиций человека, мы имеем в виду, что скорость изменения жизненно важных биосферных условий не должна превышать скорости адаптации или видоизменения самого человека.
К определению устойчивости биосферы возможны разные подходы:
• энергетический, с оценками количества энергии и ее качества энергии (энтропии);
• биогеохимический, с оценками возможных пределов нарушения глобальных и региональных биогеохимических потоков.
У нас «нет оснований беспокоиться о количестве энергии – уничтожение или производство энергии абсолютно невозможно» (Ребане). Существенным является качество энергии, которое характеризуется энтропией. Именно энтропия управляет процессами в природе. Энтропия изолированной системы может только расти или оставаться постоянной (в случае термодинамического равновесия).
Даже в изолированной системе, где энтропия должна, в целом, расти, в отдельных частях системы, в ее подсистемах, являющихся открытыми или замкнутыми, в результате обмена веществом и энергией с другими частями большой системы порядок может возрастать и энтропия уменьшаться. Таким образом, человек, чтобы жить, должен предотвращать рост энтропии в подсистеме, в которой он живет, т. е. предотвращать сползание к термодинамическому равновесию. Единственный путь – добывать негэнтропию – вещество и энергию высокого качества и освобождаться от использованного вещества и энергии низкого качества, выбрасывая их за пределы подсистемы.
Применительно к биосфере это значит, что единственный путь для избавления на Земле от отходов экономической деятельности без создания еще большего количества отходов (возросшей энтропии) заключается в использовании в процессе очистки среды цикла поглощения солнечного излучения и испускания инфракрасного теплового излучения в мировое пространство, которое будет служить «мусорной корзиной» бесконечной емкости.
С биогеохимических позиций очень интересна более частная, но важная проблема – возможна ли автотрофность человечества? Это задача создания искусственной цивилизации вне современной биосферы. Задача интересна по существу, а также с позиций моделирования устойчивости.
Назову теперь несколько собственно географических исследовательских проблем:
1. Самоорганизация и управление в географических системах (по А. Д. Арманду).
Для ее решения нужно много времени. Необходимо создать модели систем разных уровней и выявить значимость различных факторов развития разных систем.
2. В связи с этим важна задача выявления и определения соотношения систем разных масштабов.
Тут мы имеем возможность использовать новый инструмент – анализ фрактальности. Но важность исследования фрактальности не только в том, что выявляется самоподобие на разных уровнях, но и в том, что выделяются отдельные объективные структуры.
3. Интересная задача – это изучение географической мотивации действий разных людей, особенно, в рамках разных наций – «география менталитетов».
Вот какие, например, возникают вопросы:
• каковы отличия менталитета китайцев, евреев и русских?
• возможны ли изменения менталитета под влиянием географических и /или социо-экономических, исторических факторов?
Эти вопросы важны для прогнозирования состояния будущего общества, воздействия на среду и т. д.
4. Мы должны с географических позиций показать – каково место России в будущем мире. Мы должны осознать современную ситуацию и возможные пути ее изменения.
5. Во многом наши успехи будут определяться развитием географического образования.
Многие наши сотрудники читают лекции в разных университетах. С некоторыми мы создали совместные исследовательские и образовательные центры или отделы. Но необходимо разрабатывать серию академических учебников для высшей школы. Необходимы популярные книги о современной географии. Нужно заниматься повышением географической квалификации управленцев.
Методологические и специальные проблемы развития географии нельзя отделить от проблемы выбора стратегии развития науки в России.
Эта проблема широко обсуждается, предлагаются разные критерии. Распространен тезис о том, что главный критерий научных разработок – это их соответствие мировому уровню, а те научные направления, которые ему не соответствуют, развивать у нас нецелесообразно. Однако, этот действительно важнейший критерий не универсален.
Все самое новое рождается на стыках дисциплин. Поэтому чем больше таких стыков, тем больше нового. Отсюда: наука должна развиваться как можно более широким фронтом. Для России, унаследовавшей от СССР широкий фронт научных институтов, целенаправленно и резко сужать его тем более нельзя.
Наука есть элемент национальной безопасности (наука не только для обороны, техники, экономики, но и для образования, культуры). Если какая-либо наука в России в настоящий момент отстает от мирового уровня, то нельзя эту науку «закрывать». Наоборот, ее надо развивать.
Поэтому принцип концентрации усилий на тех направлениях, где достигнуты максимальные успехи, нужно сочетать с принципом поддержки всего научного фронта (что нужно учитывать при оценке деятельности институтов).
Критерии оценки институтов должны быть направлены не на выявление тех институтов, которые надо закрыть, а на содействие развитию науки.
Возникает проблема оценки научных институтов. Необходимо учитывать не только научную (естественно, это главное), но и культурологическую роль институтов РАН. Любая наука – это форпост культуры, образования и цивилизации на территории, форпост ее освоения. Академический институт в регионе формирует шлейф смежников, развитие научной инфраструктуры. Тем самым стимулируется освоение территории, причем высококачественное освоение (не только охотниками и рыболовами), что важно с многих позиций, в т. ч. геополитических. Поэтому при оценке институтов необходимо учитывать их общее значение в регионе.
Закончить мне хотелось бы словами, которые, несомненно, могли бы быть сказаны и Давидом Львовичем Армандом:
«Прелесть науки в том, что она, как и искусство, неисчерпаема и бесконечна».