Соня поднялась ни свет не заря.

– Куда ты? – удивился Крайнев.

– Больные ждут! – вздохнула Соня. – Приходят еще затемно – что летом, что осенью…

Крайнев выглянул в окно. Во дворе и в самом деле толпился люд: женщины, дети… Мужчин почти не было.

– Они так до самого вечера?

– К обеду никого не останется! – сказала Соня, закалывая волосы перед обломком зеркала. – Разве что срочного подвезут…

Закончив туалет, она подошла и чмокнула его в щеку.

– Лежи здесь! – погрозила пальцем. – Увижу в окно, что уходишь, – застрелю!

Крайнев показал ей язык. Соня засмеялась.

– В печке щи и картошка, в шкафчике – хлеб. Не голодай!

– А ты?

– С утра не хочется! – беззаботно сказала Соня. – Поработаю немножко, перекушу…

Оставшись в одиночестве, Крайнев некоторое время лежал, но потом решил вставать. Он натянул галифе, обулся и, накинув пальто, вышел на крыльцо. И сразу встретил заинтересованный взгляд десятков глаз.

"Как из маминой, из спальни, кривоногий и хромой, выбегает… – сердито думал он, пересекая двор. – Кто додумался сортир в дальнем углу пристроить? За домом есть место! Теперь все, зарисовался. Станут перетирать по деревням…"

Возвращаться пришлось через тот же строй больных. В коридоре Крайнев сердито ополоснулся под жестяным рукомойником, утерся и стал обследовать шкафчик. Он был забит едой. Хлеб, яйца в глиняной миске, шматы сала и ветчины – все валялось в беспорядке… "Приносят больные! – догадался Крайнев. – А жаловалась…"

Первым делом он навел порядок в шкафчике. На нижней полке нашлась сковородка, в коридоре Крайнев заметил керогаз. Тратить драгоценный керосин на приготовление пищи было расточительством, но печка давно прогорела, а топить ее заново – дело долгое. Крайнев с чистой совестью сварганил себе роскошную яичницу с ветчиной и даже вскипятил чайник. Чай был чрезвычайной редкостью (селяне пили взвары, компоты, морсы), но у него имелся запас. Первое время он сильно страдал без кофе, но потом привык. Кофе жестко ассоциировался с немцами.

После завтрака он почистил зубы у того же рукомойника. От этой роскоши он не смог отказаться, как и от чая. В Городе ему за большие деньги удалось достать несколько деревянных щеток из свиной щетины и несколько коробок зубного порошка. Оделил ими Семена с Настей и Соню с Давидом, остальные его знакомые зубы не чистили. В лучшем случае полоскали рот после еды.

Едва Крайнев покончил с туалетом, как явился Саломатин. Хмуро поздоровавшись, он вяло поинтересовался здоровьем интенданта, затем сел и сердито забарабанил пальцами по столу. Крайнев мгновенно понял, что здоровье интенданта мало волнует комбата, а если волнует вообще, поэтому ответил односложно. Саломатин разговор не продолжил. Так они и сидели: Саломатин у стола, набычившись, Крайнев – на койке, весело поглядывая на гостя. Первым не выдержал Саломатин.

– Не везет мне с бабами! – сказал сердито.

– Не тебе одному! – не согласился Крайнев.

– Мне – в особенности! – возразил комбат. – Была жена – бросила, нашел хорошую женщину – отбили.

– Зачем позволил? – укорил Крайнев. – Надо было – в морду!

– Это запросто! – Саломатин встал. – Это мы душевно…

– Поломаем мебель, – упредил Крайнев. – Соня станет ругаться.

– Пошли во двор!

– Там человек тридцать. Захватывающее зрелище: два начальника на виду у людей бьются из-за бабы. Весь район будет говорить! Славный пример для бойцов… Ты ведь запрещаешь им жениться?

Саломатин растерянно засопел.

– Что делать? – спросил он тоскливо.

– Выпить! – предложил Крайнев.

– Давай! – согласился Саломатин и вытащил из кармана бутылку.

Крайнев достал из шкафчика стаканы, порезал на доске ветчину.

– Хорошо кормят! – заметил Саломатин.

– Сонины запасы…

– Раньше Давид подчищал, – сообщил комбат, – но она с ним поругалась. Другой жук завелся…

Крайнев никак не отреагировал на "жука", и Саломатин разлил самогон по стаканам. Крайнев вздохнул, когда жидкость заплескалась у краев, но спорить не стал. Он пил, поглядывая на комбата. Тот не остановился, пока не осушил стакан, пришлось следовать примеру. Они закусили и, не сговариваясь, полезли за табаком. Курили тоже молча.

– Что ей сказал? – спросил Саломатин, докурив.

– То есть?

– Какие слова нашел, что уступила?

"Она не уступала! – хотел крикнуть Крайнев. – Она сама…" Но тут же понял: обидит еще больше. Поэтому только пожал плечами.

– Нет, ты скажи! – не отставал Саломатин. – Чтоб я знал…

– Сказал, что красивая.

– Это и я говорил!

– Ну… – на Крайнева сошло пьяное вдохновение. – Сказал: как увижу ее – сердце в груди останавливается. И только от нее зависит, пойдет сердце дальше, или остановится навсегда.

– Ух, ты! – восхитился комбат.

– Сказал, что не брошу ее никогда. Если руки-ноги оторвет, языком буду цепляться за землю, но ползти к ней…

– Интендант! – сокрушенно сказал Саломатин. – Куда тут строевику! Задурил бабе голову… – он встал. – Не вздумай обижать Соню!

– Ее обидишь… – возразил Крайнев.

– Так только кажется! – не согласился комбат. – Она на словах ершистая, а чуть что – плачет…

– Не допущу! – пообещал Крайнев.

– Смотри!

У порога Саломатин обернулся:

– Спиши мне слова! Особенно про язык…

Едва Саломатин ушел, как вбежала Соня.

– Зачем он приходил? – закричала с порога.

– Морду бить.

– Бил?! – Соня подлетела к нему.

– Передумал. Заливал горе водкой. И меня подключил

– То-то смотрю! – Соня только сейчас заметила следы пиршества на столе.

– У тебя много поклонников? – деловито спросил Крайнев. – Еще кто-нибудь явится? Я столько не выпью!

– Было много, но Саломатин отвадил! – засмеялась Соня. – Как это вы не подрались? Он всех грозился убить!

– Мы заключили соглашение. Он сохраняет мне жизнь, а я сочиняю слова, способные растопить сердце гордой женщины.

– Ну? – заинтересовалась Соня, присаживаясь рядом.

Крайнев, глядя ей в глаза, медленно повторил.

– Врешь все! – надула губки Соня.

– А если нет?

– Врешь! – не согласилась она. – Но слушать приятно. Вчера надо было сказать!

– Сама запретила. Грозилась убить.

– Не похоже, что ты испугался. Вон и Саломатина выгнал.

Он показал ей язык. Соня засмеялась и прижалась щекой к его щеке.

– Колючий! – она вскочила. – Мог бы побриться!

Он попытался ее удержать.

– Больные ждут! К обеду приду. Приведи себя в порядок и жди! – велела она у порога. – Поспи! Ночью не придется! – озорно добавила она и убежала.

Крайнев проводил ее взглядом. На ногах Сони были галоши – на пару размеров больше, чем следовало. Крайнев покачал головой. Под вешалкой стояли ее ботиночки. Крайнев взял правый – ботинок "просил каши". Второй выглядел не лучше. "Много ходит, – догадался Крайнев. – К больным зовут издалека и не всегда присылают подводу. Ботинки нужны крепкие и теплые – скоро зима". Внезапно он вспомнил, что в квартире до сих пор спит пьяный Пищалов, а у него в столице дела…

* * *

Первом делом он заглянул в спальню: Пищалов мирно посапывал под одеялом. Крайнев закрыл дверь и прошелся по квартире. Она выглядела чужой. Он отсутствовал долго и успел отвыкнуть. Ему вдруг страстно захотелось обратно, но Крайнев преодолел это позыв. Прошел на кухню, где первым делом собрал и выбросил мусор. Рутинная работа привела его в равновесие. Часы показывали полночь, но спать совершенно не хотелось. Он пошел в зал и включил компьютер. Через час он знал, что хотел, необходимые телефоны были распечатаны, оставалось ждать утра. И тут его внезапно сморил сон…

Проснулся он в семь совершенно отдохнувшим. Не спеша, принял душ, побрился. Едва он вышел из ванны, как из спальни показалась помятая физиономия Пищалова.

– В душ! – жестко приказал Крайнев и отправился готовить завтрак.

Похмелье никак не сказалось на аппетите Пищалова; ел он много и с удовольствием – Крайнев едва успел подкладывать.

– Вкусно! – похвалил друг, насытившись. – Где научился такую яичницу делать? Ветчина во рту тает!

– В ней сплошной холестерин и канцерогены, – честно признался Крайнев.

– А насра… – начал было Пищалов и поймал строгий взгляд друга. Замолчал. Крайнев не выдержал и рассмеялся.

– Ты какой-то не такой сегодня! – удивленно сказал Пищалов. – Похудел, лицо обветренное… Бегал что ли?

– Лазал к девушке на балкон.

– Серьезно?

Крайнев снова засмеялся.

– Нет, – не отстал друг. – Вправду влюбился?

Крайнев кивнул.

– Вчера не говорил!

– Пытался. Не смог вклиниться в твою речь.

Пищалов хотел обидеться, но любопытство взяло верх.

– Кто она?

– Врач.

– Молодая?

– Двадцать четыре года.

– Только закончила, – со знающим видом сказал Пищалов. – Где ты ее нашел?

– В деревне.

– Ты бываешь в деревне?

– Иногда.

– Далеко от столицы?

– Далековато.

– Ясно! – вздохнул Пищалов. – Инна номер два. Поймала столичного гуся.

– Не гони! – обиделся Крайнев.

– А то нет? Раз в деревне – значит, бедная. Иначе в городе зацепилась бы. Училась на медные деньги, жила в общежитии… Там и научили. В общагах они такую школу проходят – клейма ставить негде!

– Не смей! – возмутился Крайнев. – Я у нее первый…

– Ага! – хмыкнул Пищалов. – Рассказывай! Это называется гименопластика – восстановление девственности. В каждой больничке по десятку баб в день шьют. Простейшая операция…

– Сам практикуешь? – съязвил Крайнев.

– Инка делала, – грустно сказал Пищалов. – Призналась, как ругаться стали. Чтоб уколоть больнее. Дескать, и девичество мое не тебе, козлу, досталось… Господи! – пригорюнился Пищалов. – За что это мне?..

Крайнев обнял его за плечи.

– Прости! – тихо сказал Пищалов.

– За что?

– За девушку твою. Гнал я. Ты плохую не выберешь. Это я дурак.

– Ты не дурак. Ты порядочный.

– Значит, дурак порядочный, – подытожил Пищалов. – Планы есть на сегодня?

– Дела.

– Какие дела в субботу? Ну да! – Пищалов хлопнул себя по лбу. – Деревня…

– Подвезу? – предложил Крайнев.

– Куда мне спешить? – отмахнулся Пищалов. – Гони, Витя! Небось, глаза проглядела…

Бланки аусвайсов подрядились сделать за неделю, как Крайнев не просил ускорить.

– Нельзя! – сказал директор типографии, немолодой, седобородый мужчина со строгим лицом. – Вещь редкая. Все подбирать надо: бумагу, коленкор на обложку, скрепку… И тираж… Зачем столько?

– Большая массовка. Кино снимаем.

– Для кино? – удивился директор. – С полной аутентичностью? Кто ж ее разглядит?

– Режиссер требует.

– Понял! – заулыбался директор. – Читал о нем: все должно быть по правде… Повезло вам! Сделаю за полцены! Друзьям буду хвастаться…

Крайнев не стал его разубеждать и поехал по магазинам. Одежду подходящего размера он нашел быстро, обувь тоже. Едва он объяснил, что нужно, продавец отвела его в подростковую секцию. Здесь Крайнев без труда нашел высокие ботинки на прочной подошве со шнуровкой.

– Мода возвращается, – улыбнулась продавец, когда он попросил упаковать выбранную пару. – В молодости моей такие носили. Дочке покупаете?

– Рано мне такую дочку! – засмеялся Крайнев.

– Девушкам дарят туфельки! – укорила продавец.

– Давайте и туфельки! – согласился Крайнев. – Лодочки, прочная подошва и широкий каблук. По земле ходить…

Сложнее пришлось в секции нижнего белья. Он быстро выбрал необходимое, но у бюстгальтеров застрял. Молодая продавец, когда он объяснил проблему, засмеялась и позвала подруг из соседних отделов.

– У кого похожая? – спросила весело.

– Вот! – указал Крайнев. – Размер одежды такой, но сама грудь больше.

– Семьдесят пять "Д", – подвела итог продавец и добавила уважительно: – Повезло вам…

К себе Крайнев вернулся во второй половине дня, наскоро перекусил и сел перебирать подарки. Вначале он старательно удалил, срезал, выпорол все ярлычки и этикетки. Затем долго разглядывал сами вещи. Они ему нравились. Он гладил кожу, щупал материал и вдруг понял: если не вручит это немедленно, то просто умрет. Задохнется. В этот раз он не стал противиться. Быстро переоделся и, сообразив на ходу, снял со стены большое зеркало в старинной резной раме…

* * *

Соня пришла, когда он стал терять терпение. Плюхнулась на стул и положила голову на вытянутые руки.

– Устала, как собака! – сказала жалобно.

– Да еще голодная! – укорил Крайнев. – День не емши…

Соня глянула на него изумленно. Крайнев молча поставил перед ней миску горячей щей (он протопил печку), положил ложку и кусок хлеба. Пока она ела, он сидел напротив и смотрел взором строгого родителя. Когда миска опустела, он убрал ее, поставив взамен сковородку со скворчащей яичницей.

– Я столько не съем! – взмолилась Соня.

– Надо бы! – сурово сказал Крайнев. – Ладно, помогу…

Потом он напоил ее чаем и, войдя в роль, даже промокнул губки чистым полотенцем.

– Может, и спать меня уложишь?! – прыснула Соня. – Как деточку?

– Обязательно! – согласился Крайнев. – Только деточку надо раздеть.

– Ты что? – испугалась Соня. – Вдруг кто войдет?!

– Дверь на запоре, – успокоил Крайнев.

– Все равно… – застеснялась Соня.

– Вчера у нас получалось!

– Ночью. Сейчас день…

– Кто здесь врач? – Крайнев упер руки в бока. – Кто вчера совал меня в лохань и трогал за всякие места?

Соня вздохнула и стала медленно раздеваться. Время от времени она жалобно поглядывала на Крайнева, ожидая, что он передумает, но он не сжалился. Сбросив с себя все, она попыталась нырнуть под одеяло, но Крайнев перехватил.

– Деточку надо переодеть, – сказал строго. – Закрываем глазки и не подглядываем!

Он усадил ее на койку и начал с чулок. Соня догадалась, что происходит, и сидела смирно, кусая губы, чтоб не рассмеяться. Крайнев застегнул на ее талии пояс, прикрепил к нему резинки чулок, затем, бережно приподняв, надел панталончики. Соня не утерпела, приоткрыла левый глазик, и, заметив кружева, тихо ойкнула. Крайнев погрозил кулаком. Бюстгальтер оказался в самый раз. Прикрыв это великолепие короткой рубашкой, в годы его юности называвшейся "комбинашкой", Крайнев отступил и критически оглядел творение своих рук.

– Можно смотреть? – робко спросила Соня.

– Рано! – осадил ее Крайнев.

Все так же не торопясь, он надел ей клетчатую юбку с поясом на широкой резинке, застегнул блузку. С ботинками пришлось повозиться – длинная шнуровка с непривычки давалась плохо. Соня в нетерпении заерзала, он успокоил ее, погладив по ножке. Остался завершающий этап. Достав из сумки карандашик помады, он подкрасил ей губы.

– Оп-ля! Готово!

Соня вскочила и торопливо стала себя осматривать, трогая то, блузку, то юбку, то ботиночки.

– Зеркало бы!

– Эйн, цвей, дрей! – гнусным голосом волшебника из сказки произнес Крайнев и вытащил из-за шкафа зеркало. Соня уставилась в свое отражение и долго не могла оторваться, поворачиваясь то одним, то другим боком. На лице ее отражался такой сонм чувств, что Крайнев испытал неизъяснимую радость.

– Это все мне? – тревожно спросила Соня.

– У меня другой размер, – успокоил Крайнев.

– Откуда это?

– Купил.

– Давно?

– Недавно.

– Значит, любишь! – сделала вывод Соня. – И таился… Дать бы тебе! – она прошлась взад-вперед по комнате и присела на койку. – Ботинки великоваты.

– Снимай!

– Что ты! – испугалась Соня. – Это ерунда! Они такие красивые!

Не смотря на все возражения, Крайнев стащил ботинки. Глаза у Сони налились влагой и, когда та готова была излиться, Крайнев движением фокусника достал из мешка туфельки. В два счета они оказались на маленьких ступнях, и влага на Сониных глазках мгновенно высохла. Она вскочила и затопала по комнате.

– Не жмут?

– Нисколечки! Как ты угадал размер?

– Сердце подсказало, – Крайнев поднял с пола ботинки.

– Не смей! – Соня вырвала их и прижала к груди.

– Хотел поставить под вешалку, – засмеялся Крайнев. – Специально взял чуть больше – под шерстяной носок. Осень на дворе.

– Буду их по грязи носить?! – возмутилась Соня. – Старые починю!

– Господи! – Крайнев сел и взялся за голову.

Соня смотрела на него испуганно.

– Я тебе десять таких куплю! Завтра же! Ботинки она жалеет…

Взгляд Сони выражал удивление, и Крайнев развел руками:

– Хоть бы поцеловала…

Она с визгом бросилась ему на шею. Ботинки Соня не выпустила, они больно стукнули Крайнева по спине. Украсив его лицо следами помады, Соня спрятала ботинки в шкаф для одежды и закрыла дверцу на ключ. Крайнев только вздохнул.

– Подержи зеркало! – попросила Соня.

…Сначала она сняла блузку, затем юбку. Оставшись в нижнем белье, она долго рассматривала свое изображение, затем робко взялась за панталончики. Крайнев поощрил ее взглядом.

– Резинка хорошо держит, – заключила Соня, сняв панталоны и обследовав чулки. – Пояс не нужен.

– С поясом лучше! – возразил Крайнев и взглядом дал понять для чего.

Соня покраснела и кивнула. Но панталончики все же надела.

– Это немецкое? – спросила, щупая ткань. – Никогда не видела подобную красоту! – не ожидая ответа, она села койку и принялась рассматривать юбку с блузкой. – Появлюсь в этом, камнями забросают.

– Почему?

– Во-первых, красивая; во-вторых, еврейка; в-третьих, лучше всех одета. А самое главное – увела завидного жениха.

Крайнев хмыкнул.

– Да-да! – подтвердила Соня. – Меня больные каждый день спрашивают: к кому он ходит? Особенно интересуются мамаши с дочками на выданье.

– Почему у тебя?

– Считают нас родственниками. Ты нас сюда привез, устроил, наказал не обижать. А сейчас… Я не должна быть с тобой! Не свободна, муж в Красной Армии… Получается – сука… – Соня всхлипнула.

Крайнев хотел утешить, но в этот момент в дверь постучали.

– Говорила же! – вскочила Соня.

Крайнев отодвинул занавеску, глянул и побежал открывать. На крыльце стояла Настя.

– Сказали: ранили тебя! – радостно защебетала она. – Пришла проведать.

– Ерунда! – махнул рукой Крайнев. – Царапина…

– Поедешь домой? – улыбнулась Настя.

Крайнев покачал головой. Настя посмотрела на него снизу вверх, в глазах ее плеснулось изумление. Крайнев догадался, выхватил из кармана носовой платок и, чувствуя себя полным идиотом, стал торопливо стирать с лица следы помады. Внезапно взгляд Насти переместился за его плечо и застыл. Крайнев оглянулся. Позади стояла Соня. Как была: в одном белье, уперев руки в бока.

– Я пойду… – дрогнувшим голосом сказала Настя и сбежала с крыльца.

Крайнев догнал ее только за оградой. Жестко взял за плечи, развернул. По щекам Насти бежали круппные слезы. Он мягко отер их тыльной стороной ладони.

– Она не имела права! – зарыдала Настя. – Я первая тебя увидела!

– Настенька… – ласково сказал Крайнев.

– Первая! Первая! – топнула ногой Настя. – А она… Губы накрасила… У нее муж на фронте!

– Не все так просто, – вздохнул Крайнев.

– Утоплюсь! – решительно сказала Настя.

– Вода холодная.

– Что?

– Топиться неприятно, – пояснил он. – Потом лежать на дне… По лицу будут жабы ползать: скользкие, противные… Вот так! – он пробежался пальцами по ее лицу.

Она сердито оттолкнула его руку. Крайнев обнял ее за плечи. Она попыталась вырваться, но затихла.

– У меня есть близкий друг, Семен Нестерович, – тихо сказал Крайнев. – Он очень любит единственную дочку. Жаль Семена.

– А меня?

– Нисколечки! Не люблю утопленников!

– Ладно! – шмыгнула носом Настя. – Не буду!

– Правильно! – одобрил Крайнев. – Скажи Семену, чтоб привел коня. Завтра еду в Город.

– Вещи твои собрать? – дрогнувшим голосом спросила Настя.

– Пока не нужно.

Настя радостно кивнула и побежала по улице. Крайнев проводил ее взглядом и вернулся в дом. Соня сидела на койке, одетая в старое платье. Все его подарки валялись в углу. Сверху стояли ботиночки. "Все видела!" – понял Крайнев. Вздохнув, он достал из кармана кисет.

– Это она вышивала?

Крайнев не успел ответить. Соня вырвала кисет из его рук и разорвала надвое. Табак коричневым облачком рассыпался по полу.

– Вот! Вот! – Соня бросила кисет на пол и зло топтала ногами.

Крайнев пожал плечами и пошел к вешалке.

– Не пущу! – Соня преградила ему дорогу.

Крайнев попытался ее отодвинуть. У него почти получилось, но Соня внезапно упала на колени и намертво вцепилась в его ноги. Он попытался двинуться – не смог.

– Соня! – тихо сказал Крайнев. – Я хочу курить. В кармане пальто пачка табаку.

– Иди к койке! Я сама…

Она расцепила руки, и Крайнев послушался. Она принесла табак и стояла над ним, пока он набивал трубку. Как только он стал раскуривать, она присела и ловко стащила с него сапоги.

– Соня?

– Тебе надо отдохнуть! – бормотала она, расстегивая пояс его галифе. – Ты раненый! Полежи!..

– Я с трубкой!

– Курить можно в постели, – не согласилась она.

Крайнев послушно дал себя раздеть. Соня торопливо сложила одежду и заперла в шкафу. Затем затолкала его под одеяло. Сама, преграждая ему путь, легла с краю.

– Вдруг мне по нужде? – поинтересовался Крайнев.

– У меня ведро есть!

Он засмеялся. Она привстала, недоуменно глядя на него, а он хохотал, не в силах остановиться. Соня как-то криво улыбнулась и заплакала. Круппные, как градинки, слезы выкатывались из ее глаз и падали ему на грудь. Крайнев отложил трубку.

– Ну вот! Саломатин запретил тебя обижать…

– Ты не обижаешь, – виновато улыбнулась она. – Не знаю, что со мной… Подумала: "Уйдет!"

– Это почему же? – обиделся он. – Мне сегодня кое-что обещали…

– Сейчас! – она стащила платье. – Пояс надеть?

– Ну, его! – сказал Крайнев, затаскивая ее под одеяло. – Что мы – немцы?..