Крайнев торжественно развернул тряпицу и выложил на стол кус окорока. Лиза взвизгнула и захлопала в ладоши. Глаза Клауса едва не выкатились из орбит. Он наклонился над ветчиной, понюхал и зачмокал губами:

– Майнт готт! Русиш спецалитет!

– Сейчас попробуем! – сказал по-немецки Крайнев и взял со стола нож.

– Найн! – упредил его Клаус и нож отобрал. – Знаю, как русские нарезают! Разве можно кромсать деликатес?..

В подтверждение своих слов, Клаус приложил лезвие к краю окорока и бережно отделил тоненький пласт ветчины. Повторив эту операцию дважды, он разрезал ломти пополам и свернул каждый в трубочку. Одну сразу бросил в рот и медленно сжевал, закатывая глаза.

– Как будто только из коптильни! – воскликнул он в восторге.

– Так и есть! – подтвердил Крайнев.

– Господин Кернер, вы волшебник! – продолжил Клаус. – Чтоб мы делали без вас?! Где вы добываете такие вещи?

– Русские в таких случаях говорят: места надо знать!

Клаус глянул на него недоуменно.

– Помните бочки керосина?

– Со склада трофеев? Вы хорошо заплатили. Я еще недоумевал: зачем столько?

– В деревнях освещают дома керосиновыми лампами. Это в Городе пользуются электричеством.

Клаус пренебрежительно глянул на тусклую, засиженную мухами лампочку, висевшую под потолком, но спорить не стал.

– Керосина они не видели с начала войны, – продолжил Крайнев. – Ветчина – благодарность вам.

– Майн готт! – воскликнул Клаус. – Если вам что нужно…

– Лизонька! – повернулся Крайнев к женщине, прислушивавшейся к их разговору. – Сделай нам глазунью! Корзинка с яйцами в сенях…

Лиза убежала, Клаус проводил ее плотоядным взором. Крайнев тем временем достал из другой корзины, стоявшей на лавке, бутылку, вытащил газетную пробку и аккуратно разлил жидкость по стаканам. Клаус взял свой, понюхал.

– Тот, что привозили в прошлый раз?

– Тот! – подтвердил Крайнев.

– У вас и самогон спецалитет, – вздохнул Клаус, – мягкий, ароматный. На здешнем рынке продают какую-то гадость, двое солдат отравились. Господин комендант вынужден запретить немцам покупать самогон. Где солдату достать хорошую выпивку? Дикая страна!

– Привезу еще! – успокоил немца Крайнев.

Они выпили. Клаус бросил в рот ломтик ветчины, Крайне потянулся к тарелке, но, натолкнувшись на взгляд немца, передумал и зажевал хлебной корочкой. Лиза принесла сковороду с яичницей. Мужчины стали жадно есть, подставлял под капающий жир ломтики хлеба. Лиза слегка ковырнула яичницу и наколола вилкой кусок ветчины. Клаус хмуро глянул на нее, но смолчал. После того, как яичницу съели, Лиза унесла пустую сковороду и обратно не появилась – догадалась: мужчины хотят поговорить. Крайнев достал из кармана листок бумаги, развернул и положил перед Клаусом. Тот быстро пробежал глазами.

– Швейные иголки простые… иглы для швейных машин… А иглы для примусов не требуются? На складе полно…

– Русские крестьяне не пользуются примусами, – возразил Крайнев. – С утра они топят печь, даже летом, готовят пищу и оставляют в печи на весь день. Печь остывает долго, пища теплая…

– Богатые варвары! – проворчал Клаус. – Сжигать лес в печах! В Германии каждая дощечка на вес золота! Керосин… – продолжил он читать список. – Добудем… Бинокль? Зачем крестьянину бинокль?

– Это мне, – пояснил Крайнев. – Бываю в местах, где можно нарваться скрывающихся в лесах большевиков. С карабином не расстаюсь! Врага лучше видеть издалека…

– Не обещаю, – пожал плечами Клаус. – Возможно, среди трофеев… Бензин? Зачем вам бензин?

– Для зажигалок.

– Думал, обзавелись автомобилем! – засмеялся Клаус. Он сложил листок и сунул в карман мундира.

– Еще пистолетные патроны калибром 7,62. Есть русский ТТ, а патронов нет, – пожаловался Крайнев.

– Просите Краузе, – покачал головой Клаус. – В Городе нет. Надо заказывать в округе.

– Не хочется обременять господина коменданта мелочами, – вздохнул Крайнев. – К тому же это трофей, немецкая армия не использует русские патроны. Кому они нужны? Я хорошо заплачу.

– Сколько?

– По рублю за штуку.

– То есть марку за десяток, – прикинул Клаус. – Русский рубль – десять пфеннигов. Сколько нужно?

– Побольше… Ящик!

– Поищем, господин Кернер! – плутовато улыбнулся Клаус.

– Зовите меня Эдуардом! – предложил Крайнев. – Я не офицер.

– Договорились! – согласился Клаус. – Приятно иметь дело с умным человеком. А то чванятся некоторые… Я в Берлине жил, а Ланге пас свиней в Швабии. Теперь нос задирает… Вас он хвалил, Эдуард. Еще бы! Вы кормите его так, как полковники не едят!

– Господин Краузе тоже доволен?

– Ворчит… Не обращайте внимания. У него язва. К тому же он старый. Ждет не дождется конца войны, чтоб вернуться в имение тестя. Если б мой тесть владел имением, я б того же желал.

– Не поедете в Берлин после победы?

– Проверять билеты в поездах? Мы для того лили кровь в боях с большевиками? – важно сказал Клаус. – Сами видите, какие богатые здесь земли! Я б остался в Городе! Взять в аренду тысячу гектаров леса… – Клаус зажмурился. – Это такое богатство! Кончится война, попрошу Краузе похлопотать. Надоела эта форма!

– Вам не плохо живется! – поддержал Крайнев, взглядом указывая дверь, за которой скрылась Лиза.

– Хороша! – согласился Клаус. – Глупа только. Но зачем женщине ум? Дети, кухня, кирха…

– Собираетесь жениться?

– Не разрешат! – вздохнул Клаус. – Пока война… К тому же русская… Немки хорошие товарищи, но как жена, русская лучше. Заботливая, преданная, порядочная. Поверите ли, у Лизхен я первый мужчина! Единственный раз в жизни встретил девственницу и где – в России!

– Домик маловат, – заметил Крайнев, окидывая взглядом обшарпанную штукатурку стен. – Слишком беден для немецкой семьи.

– Ерунда! – махнул рукой Клаус. – Через месяц у Лизхен будет отличный дом! Большой, просторный, красивый…

– Почему через месяц?

– Потому что сейчас в нем живут.

– Кто?

– Евреи.

– Куда они денутся?

– Переселятся!

– Куда?

– Туда! – Клаус ткнул пальцем в потолок и тут же, воровато оглянувшись, приложил его к губам. – Это секрет. Никому! Окончательное решение еврейского вопроса…

Крайнев задумался.

– Выбираете дом? – засмеялся Клаус. – Дадут, не сомневайтесь! Уж кому – кому… Чур, мой не брать! Я покажу. Лизхен очень нравится.

– Она знает о евреях?

– Нет, конечно! – пожал плечами Клаус. – Я только спросил, в каком доме она хотела бы жить.

– Мне пора! – сказал Крайнев, вставая. – Скоро комендантский час, время искать ночлег. У вас тут тесно, к тому же не хочу мешать… – он подмигнул.

– Знаю, куда направляетесь! – засмеялся Клаус. – Ну и вкус у вас, Эдуард! Выбрать такое страшилище… Старая, тощая… Посмотрите на Лизхен! Кругленькая, румяная, ножки толстенькие… Хотите найду такую же?

– Сам найду! – возразил Крайнев.

– Точно! – согласился Клаус. – Это проще, чем ветчину…

Во дворе к Крайневу побежала Лиза.

– Говорили с господином Клаусом? – спросила, просительно глядя снизу вверх.

Крайнев кивнул.

– Что они сказали?

– Подтвердили, что в отношении вас у них серьезные намерения, – важно ответил Крайнев.

Лиза вспыхнула, схватила руку Крайнева и прижала к губам. Когда она убежала, Крайнев вздохнул и взял под уздцы коня. Заставив его пятиться, он вытолкал телегу на улицу. Закрывая ворота, увидел Клауса: тот бежал в сортир, держа хлеб, накрытый ломтем ветчины. Крайнев видел, как немец спускает штаны, устраивается над очком, все так же продолжая сжимать в руке бутерброд. Покачав головой, Крайнев сел в телегу и слегка ударил вожжой по круппу лошади. На ближайшем повороте он свернул направо, затем налево, пока не выехал на окраину. Здесь он остановился у небольшого домика с облупившимися наличниками на окнах и постучал в стекло кнутовищем.

– Добрый вечер, Валентина Гавриловна! – сказал Крайнев выбежавшей женщине.

– Что так поздно? – тревожно спросила хозяйка, открывая ворота. – Комендантский час!

– У меня пропуск!

– Они сначала стреляют, потом спрашивают! – ворчливо сказала Валентина Гавриловна, запирая ворота.

– Никто не встретился, – успокоил Крайнев и улыбнулся: – День-деньской подарки развожу. Вы – последняя.

– Остатки – сладки! – хмыкнула хозяйка.

– Разумеется! – серьезно сказал Крайнев, доставая из-под соломы завернутый в полотно окорок.

Валентина Гавриловна ахнула и всплеснула руками.

– В корзине – яйца, – продолжил Крайнев. – В мешке – мука. Ржаная.

– Сейчас любая на вес золота, – засуетилась хозяйка, доставая из телеги гостинцы. – Я не заслужила, Эдуард Эрихович!

– Мне лучше знать, – сказал Крайнев, освобождая окорок от полотна. – Где у вас кладовка?..

Пять минут спустя он сидел за столом перед большой эмалированной миской с дымящимся варевом. В другой тарелке сочилась ароматным жирком порезанная круппными кусками ветчина. Крайнев ее будто не замечал.

– Есть самогон, – вопросительно сказала Валентина Гавриловна. – Из картошки, вонючий. Будете?

Крайнев хлопнул себя по лбу:

– В телеге под соломой бутылка!

– Я принесу!

Хозяйка выбежала, но вернулась не сразу.

– Распрягла лошадь, – пояснила, ставя бутылку на стол. – Что мучиться скотине? Во дворе травка – пусть щиплет!

– Умеете? – удивился Крайнев.

– Я деревенская! – хмыкнула Валентина Гавриловна, доставая из шкафчика граненые стопки. – Все могу.

Они выпили, Крайнев налег на щи, а хозяйка робко потянулась к ветчине.

– Кушайте! – ободрил Крайнев. – Клаус хвалил: "Русиш спецалитет!"

– Заезжали к потаскушке? – сощурилась хозяйка.

– У них серьезные намерения, Клаус подтвердил.

– Он скажет! – не согласилась Валентина Гавриловна. – Что не накормили?

– Строгая немецкая экономия, – надувая щеки, сказал Крайнев.

Хозяйка прыснула. Некоторое время они сосредоточенно ели. Скоро миска опустела, от добавки Крайнев отказался.

– Как ветчина? – поинтересовался.

– Не помню, когда ела такое! – призналась хозяйка.

– Семен Михайлович коптил. Самогонка тоже его.

– Как там Настенька? – улыбнулась Валентина Гавриловна.

– Передает вам привет.

– Чудесная девочка! Умничка! Лучшая в моем классе! Если б не война, училась бы в институте.

– Не взяли бы.

– Почему?

– Из-за отца.

– Ее отец – колхозник,– не согласилась хозяйка. – Что до прошлого, то сам Сталин сказал: "Сын за отца не отвечает!"

– Он скажет! – подражая реплике Валентины Гавриловны, протянул Крайнев.

Хозяйка обиженно поджала губы. Крайнев достал из кармана кисет, набил трубку. Валентина Гавриловна молча поднесла спичку. Крайнев раскурил и благодарно кивнул. Хозяйка полезла в шкафчик, достала стопочку бумаг, положила на стол. Покуривая, Крайнев рассматривал их. Затем развернул сложенный вчетверо листок.

– Это инструкция, – пояснила Валентина Гавриловна. – Где, какой штамп или печать ставить, какими чернилами заполнять. Образцы всех документов… Вы уверены, что сумеете воспроизвести бланки?

– Не сомневайтесь! В Москве и не такое делают.

– Я хотела взять больше, но побоялась. Строгий учет.

– Вы умничка! – растроганно сказал Крайнев, пряча бумаги. – С удовольствием бы расцеловал!

– Так в чем дело?

Крайнев положил трубку на стол, поднялся. Хозяйка растеряно встала. Крайнев обнял ее и чмокнул в губы. Затем еще…

– Хватит! – задавленно прошептала Валентина Гавриловна. – Я пошутила.

Крайнев вновь взял трубку. Хозяйка присела, опустив глаза в стол.

– Что слышали об окончательном решении еврейского вопроса? – тихо спросил Крайнев.

– Через месяц. Евреям из Города скажут, что выселяют в Боровку – это деревня в десяти километрах отсюда. Там еврейский колхоз…

Крайнев поднял брови домиком.

– Был такой! – подтвердила Валентина Гавриловна. – До революции Город входил в черту оседлости, евреев жило много, вот и решили организовать национальный колхоз, мода такая была.

– Получилось?

– Большинство разбежалось. Но семей десять осталось. Этим скажут, что переселяют в Город. Обе колонны выйдут одновременно и встретятся на полпути. Там карьер – гравий для строительства брали. Готовая могила.

– Откуда подробности?

– Печатала на машинке план, составленный Ланге. Из русских служащих в управе немецкий знаю только я, а солдат печатает одним пальцем.

– Ланге вам доверяет?

– Как и вам. Пострадавшая от советской власти. Была учителем, стала уборщицей.

– Это по-нашему! – сумрачно сказал Крайнев. – Семен, знающий три языка, сторожит коров, учительница немецкого моет полы, генералы Красной Армии валят лес в Сибири. После чего удивляемся: немцы уже под Смоленском!

Хозяйка не ответила.

– Надо предупредить людей! – сказал Крайнев. – Пусть убегают, куда смогут.

– Не получится.

– Почему?

– Не поверят. Мордехай сказал им: что немцы культурный народ, никого не тронут, они и рады верить.

– Кто такой Мордехай?

– Что-то вроде раввина. В его доме молятся. До войны это скрывалось, хотя многие знали. Теперь немцы не мешают, вот он и рад.

– Надо поговорить с Мордехаем!

– Донесет немцам. Знаю его – мой бывший тесть.

Брови Крайнева еще раз пошли домиком.

– Мы с Марком поженились в тридцать втором, – торопливо заговорила Валентина Гавриловна. – После института меня в Город распределили, он здесь заведующим жилкомунхозом был… Красивый – сил нет! Все бабы мне завидовали. Только зря. Три года прожили – детей нет. Мордехай шипит: "Женился на гойке!.." – женщина всхлипнула. – В глаза говорил! Марк решил проверить, кто виноват? Завел сначала одну любовницу, затем вторую… Каждой обещал: забеременеет – разведется со мной, на ней женится. Ни с одной не получилось… Стал пить, гулять, деньги казенные промотал… В апреле был суд, дали восемь лет. Меня вызывали свидетелем – рассказать о моральном разложении мужа…

– Выступила?

– Отказаться было нельзя. Следователь так и сказал: "Промолчишь – сама сядешь! Напишу, что вместе деньги народные пропили…" А я в глаза их не видела – Марк с любовницами кутил. Рассказала… Прорвало меня! Пять лет он меня перед людьми позорил! Мордехай после суда мне в лицо плюнул – оклеветала его сына. Молиться на него должна была, гойка!.. При людях!.. Все ему сочувствовали, не мне…

Крайнев накрыл ладонью руку хозяйки. Она благодарно прижалась к ней мокрой щекой.

– Русская традиция: жалеть виновного и ненавидеть правого, – задумчиво сказал Крайнев.

– В школе, когда видели с тряпкой, ухмылялись… Дескать, поделом! За что?..

– Почему не уволилась?

– Директор не отпускал – запретили. Сама уйдешь – посадят. Указ Верховного Совета: нельзя самовольно…

– Валентина… Можно так?

– Можно! – горячо ответила учительница. – Мы почти ровесники. Я видела твои документы – двенадцатого года. Я – десятого…

– Почему помогаешь нам? После всего?

– Немцы хуже! Наши измывались, но видели в тебе человека. Плюют, но ты для них свой. Потому, может, и плюют. А немцы… Ты для них раб. Провинишься – убьют и не вспомнят завтра.

– Да… – Крайнев забарабанил пальцами по столу.

– А ты?.. – подняла голову Валентина. – Семья есть?

– Никого?

– Совсем?

– Совсем-совсем. Родители погибли, бабушка умерла год назад.

– Жена?

– Нет, и не было.

– Почему?

– Не случилось. То времени не было, то желания.

– Молодой, красивый, умный… Найдешь!

– Ты тоже. Кончится война…

– Не утешай! – отмахнулась Валентина. – После войны даже девкам мужиков не хватит – скольких убили! И скольких еще убьют…

– Кто знает? – наставительно сказал Крайнев, ощущая фальшь в голосе. – Поздно, Валентина. Постели мне на полу!

– Не будет гость на полу спать! – обиделась хозяйка. – Сама лягу!

– Женщина – на полу, мужчина – в кровати?! – возмутился Крайнев. – За кого ты меня принимаешь?

– Тогда ложись рядом, – спокойно сказала Валентина. – Кровать у меня большая, двоих выдержит. Не боишься?

Она посмотрела ему в глаза. Крайнев заглянул в них и понял: отказаться нельзя. Не простят…