К своим двадцати восьми годам Вика Комарова многое успела: поступить и закончить мединститут, выйти замуж, развестись и стать хозяйкой маленькой однокомнатной квартиры в бетонном доме на окраине столицы. Квартиру ей "сделал" бывший тесть, генерал с большими звездами на погонах, в компенсацию за беспутного сына, спустя полгода после свадьбы с легкостью необычайной оставившего молодую жену ради прелестей юной эстрадной певички. Тесть, успевший полюбить невестку, устроил ее также на работу в престижную клинику, ординатором в детское отделение, – на том его милости и закончились. О большем, впрочем, Вика и не мечтала.

Теперь она была свободна и одинока, имела работу, где на нее, генеральскую протеже, косо посматривали, и женскую болезнь, отрешавшую ее от мысли в ближайшем будущем устроить личную жизнь. Болезнь она запустила: вначале помешали переживания, связанные с изменой мужа и разводом, а когда она, наконец, спохватилась, было уже поздно. Ее тщательно обследовали в своей же клинике, назначили лечение и дали недвусмысленно понять, что хотя смерть ей в ближайшем и даже отдаленном будущем не грозит, но и радость плотской любви, не говоря уже о материнстве, тоже заказаны.

– Что ты хочешь, девочка, – грубовато, как все медики ее возраста и пола, сказала заведующая отделением гинекологии, пожилая дама с усами, как у мушкетера, – не умеют у нас пока такие воспаления лечить. За границей – да. Так что если найдешь деньги…

Денег у Вики не было и в ближайшем, а также отдаленном будущем не ожидалось. Неделю она плакала над своей горькой судьбой, но потом смирилась и зажила новой жизнь – размеренной и пустой. Ходила в клинику, работала со своими больными детьми, но все это – механически, как заводная кукла, без эмоций и жизни. Коллеги, знавшие про ее беду (скрыть такое у них в клинике было невозможно), ей не досаждали, но и не сочувствовали. Единственным человеком, переживавшим вместе с ней, была Прохоровна, немолодая грузная медсестра из их отделения. У Прохоровны тоже не было семьи, к Вике она относилась, как дочери, дорогой, но непутевой, их совместные дежурства были единственной отрадой молодой докторши. Прохоровна и сказала ей как-то вечером:

– Сходила бы ты к экстрасенсу. У нас тут один недавно появился – женщин, говорят, хорошо лечит.

Вика было нахмурилась – в институте им про экстрасенсов говорили много и вполне определенно, но Прохоровна не стала ее слушать:

– Когда-то все ваши говорили, что и Бога нет, зато сейчас все палаты иконами завешали. Сходи – корона головы не свалится. Поможет – хорошо, нет – хуже не будет. Только иди к нему рано, а лучше ночью – к нему народ ломится. Иди, доча…

Вика послушалась, но даже приехав среди ночи на такси по указанному адресу, застала у квартиры, где принимал экстрасенс, толпу. Лавочек, расставленных на лестничных площадках, не хватало, люди (многие были с детьми) ютились на подоконниках и просто на ступеньках лестницы – ей тоже пришлось довольствоваться бетонной ступенькой, застеленной газетой. К утру все тело у нее ныло, как побитое, она несколько раз порывалась уйти, и только врожденное упрямство не позволяло ей сделать это.

С рассветом проворные старушки из подъезда стали предлагать ждущим чай, за который ломили несусветную цену, – бабуси хорошо использовали момент. Чай у них был жидкий и несладкий, но Вика все же выпила чашку, затем за отдельную плату напросилась к одной из них домой. Там она умылась и кое-как привела себя в порядок после тяжелой ночи. Старушка-хозяйка оказалась словоохотливой и не вредной: она еще напоила Вику чаем и рассказала о соседе-экстрасенсе. Вика слушала с жадностью – в толпе на лестнице все молчали, и ей очень хотелось узнать, ради чего она и все так мучаются. По словам бабуси экстрасенс был человеком хорошим, хотя немного малахольным – мог в задумчивости пройти мимо соседок, не поздоровавшись. Зато жена, хотя здоровалась всегда, была по мнению бабуси язвой, удивительно, как вообще с такой мог жить нормальный мужик – разве что малахольный. Сказала бабуся и сколько берет экстрасенс за прием; Вике кровь бросилась в голову, когда она услышала цифру. Тут же, при бабусе, она пересчитала деньги в сумочке и с облегчением вздохнула – хватало…

Экстрасенс появился на лестнице рано. Он прошел мимо Вики, заметно прихрамывая – невысокий коренастый мужчина с полуседой бородой, и она невольно вжалась в стену, пропуская его. Как она успела заметить тоже делали и остальные. У дверей квартиры, целитель обернулся к толпе и сказал негромко:

– Сначала все с детьми. Остальные – по очереди…

Вскоре мимо Вики прошла наверх толстая рыхлая женщина с одутловатым лицом – та самая "язва", сообразила Вика.

Ей пришлось прождать еще несколько часов – прием шел медленно, а людей впереди нее было много. Ее уже начинало пошатывать от усталости, и если бы не злость, с каждой минутой все больше закипавшая у нее в душе, она бы давно плюнула и ушла. Сейчас ей хотелось только одного: посмотреть за что этот шарлатан (она уже не сомневалась, что этот, с седой бородой, шарлатан) дерет с больных людей такие деньги и сказать ему пару слов. Каких, Вика не знала, но была уверенна, что слова найдутся. Лишь бы только ее очередь подошла, прежде, чем он уйдет на обед – дальнейшего ожидания она уже выдержала бы.

Очередь, наконец, подошла. В прихожей квартиры Вика шваркнула на стол перед "язвой" заранее приготовленные деньги и решительно открыла указанную ей дверь. "Шарлатан" сидел за столом, справа от входа и пил чай; Вику это почему-то разозлило еще больше. В комнате стояли раскладушки, на них, прикрытые одеялами лежали и спали люди.

– Пожалуйста, – экстрасенс, не вставая, указал ей на свободную, – прилягте.

– Мне раздеться? – с вызовом спросила она.

– Да, – спокойно согласился он, – так мне будет легче. Но если очень стесняетесь…

– Отчего же.

Она не спеша, с тем же вызовом в каждом жесте, сняла блузку и юбку. Она знала, что у нее красивое тело, ей не раз говорили об этом мужчины, и она ждала, что и этот вопьется в нее жадным взглядом. Но он спокойно пил чай, а когда она взялась за застежку лифчика, остановил:

– Этого не надо. Достаточно.

Она хмыкнула и растянулась на раскладушке. Он, наконец, оставил свой чай, встал и заковылял к ней.

– А руки мыть вы будете? – не сдержалась она.

– В этом нет нужды – я не буду к вам прикасаться, – спокойно ответил он, подойдя к раскладушке. Она продолжала с вызовом смотреть на него, и он вдруг мягко улыбнулся:

– Знаете, почему женщин не берут в армию?

– Нет, – удивилась она.

– Неправильно выполняют команду "ложись"… Лягте, пожалуйста, на живот, я хочу посмотреть вашу спину.

Вика покраснела и торопливо перевернулась. Он (она увидела это краем глаза) простер руку над ней, и она явственно ощутила, как холодный ветер медленно пробежал от ее затылка к крестцу.

– Женщин я обычно начинаю смотреть с позвоночника, – спокойно объяснил сверху "шарлатан", у многих все болезни – в нем. У вас все в порядке, хотя не похоже, чтобы вы занимались физическим трудом или спортом. Вы кто по профессии?

– Бухгалтер, – соврала она после минутной запинки.

– Да? – удивился он. – Вот бы не сказал. Я думал – врач, медсестра, в крайнем случае…

Она снова почувствовала, что краснеет.

– Теперь, пожалуйста, на спину.

Теперь она видела его над собой. Он снова простер ладонь над ней, и она вновь ощутила холодную волну, пробежавшую вдоль ее тела. Странно, но это было приятно. Над белым кружевным треугольником ее трусиков рука его задержалась, и она вдруг увидела, как нахмурилось и стало сосредоточенным его лицо. Затем он медленно отвел ладонь.

– Запустили вы, – сокрушенно сказал он, – все горит, – он устало потер лицо ладонью и крикнул:

– Люда!

"Язва" возникла на пороге.

– До обеда больше никого не приму – сложный случай. Скажи очереди.

Однако, "язва" осталась на пороге, недружелюбно разглядывая распростертую на раскладушке полуодетую Вику.

– Я кому сказал! – зло выкрикнул целитель, и Вика с холодком в душе увидела вдруг, как дверь в комнату стала медленно закрываться сама, выталкивая "язву" в прихожую. Та мгновение недоуменно пыталась сопротивляться, а затем с визгом отскочила назад. Дверь с хлестким ударом впечаталась в косяк.

Целитель снова подошел к ней (она смотрела на него с невольным страхом), несколько секунд постоял, сосредоточенно закрыв глаза. Потом вдруг простер над ней сразу обе ладони. Поток холода обрушилась на нее, окутывая и пеленая тупую злую боль, постоянно нывшую в низу живота в последнее время, затем боль исчезла совсем, и волна неизъяснимого блаженства затопила ее. Так было очень давно, в детстве, когда мать купала ее, маленькую, в корыте у печки. Пылал огонь, мать поливала ее теплой водой, ласково оглаживая ее щупленькие плечики большими мягкими ладонями – ощущение невыразимого счастья затопляло ее. И вот это вернулось…

* * *

– Вставай!

Она проснулась и открыла глаза. Хмурое лицо "язвы" плавало над ней.

– Одевайтесь – прием закончен.

Она нехотя встала, под недружелюбным взглядом "язвы" медленно оделась. Целителя в комнате не было, как не было и людей, спавших перед ее приходом на раскладушках. И она поняла, что прием действительно закончен, что он ушел, и сегодня она его больше уже не увидит.

"Язва" вышла в прихожую следом за ней.

– Из-за вас он прием раньше отменил, еще двух минимум мог бы взять, – хмуро заметила она, – не мешало бы вам доплатить.

Вика повернулась и пристально посмотрела немолодую, толстую и хмурую женщину, стоявшую перед ней. И не сдержалась. Слепив сразу два кукиша, сунула их ей прямо под нос…