Тихий, протяжный свист, ослабленный дверью, нежно прошелестел в отдалении, затем мягко, но требовательно заиграл зуммер совсем рядом. Сработали оба параллельных аппарата – в спальне и прихожей. Через секунду равнодушный механический голос телефона в прихожей назвал комбинацию цифр – кто-то далекий посягал на мой вечерний отдых.
Номер, мигавший на табло аппарата, ничего не говорил. Несколько мгновений я рассеянно смотрел на красные цифры, решая: поднять трубку или оставить неизвестного абонента в разочаровании. Давно миновали времена, когда я коршуном кидался к телефону, не задумываясь, дурную или добрую весть несет мне звонок. Опыт работы свободно практикующим знахарем научил меня осторожно относиться к вечерним звонкам. Когда половина шизиков города виснет на твоей линии, чтобы рассказать об очередном покушении на их драгоценную жизнь, надо обладать большим запасом душевного здоровья, дабы самому не съехать с фазы. Теперешнего номера моего домашнего телефона нет ни в одной справочной службе города и ни в одной открытой базе данных. Это стоит денег, но душевное спокойствие дороже. Но все равно моя клиентура всеми правдами и неправдами узнает желанную комбинацию цифр, поэтому я регулярно ее меняю. Стоит недорого…
Зуммер аппарата вновь сыграл знакомую мелодию, и равнодушный цифровой голос еще раз повторил цифры. Хитрый аппарат, созданный нашими людьми и, естественно, собранный ими же в каком-то подвале, честно отрабатывал уплаченные за него деньги. Последний раз я сменил номер месяц назад, вряд ли кто-то из моих беспокойных клиентов успел его узнать…
– Алло, алло…
Женский голос в наушнике был определенно знаком. Что-то давнее и не омраченное дурными воспоминаниями…
– Слушаю.
– Владик, ты?
Действительно из давнего прошлого. Я уже год, как не Владик, но женщина на другом конце линии этого не знала. Ладно…
– Да.
– Не узнаешь?
Ну конечно! Только женщина, возникнув из прошлого через год с лишним, может задать такой вопрос. В их представлении все это время мы должны терзаться воспоминаниями и каждый вечер не отходить от телефона, ожидая заветного звонка. "Не отрекаются, любя…"
– Что-то припоминаю…
Моя коронная фраза. Тепло и с легким чувством юмора. Теперь пусть она терзается: узнал или нет?
– Самец… – в наушнике захихикали. – Ты не меняешься. Ладно, это Оксана. Теперь вспомнил?
Оксана? Мальта, сентябрь, пляж, тихое шипение волн, лижущих источенные тысячелетиями камни острова Гоццо, и золотая головка на моих коленях. "Владик, я не хочу, чтобы ты уезжал. Зачем? Неужели мы не заслужили счастья? Скажи…" Я тогда так ничего и не ответил. А что скажешь? Каждый из нас заслужил счастье, только что из того? Люся была еще жива, а Костик заканчивал школу – о том, чтобы оставить их, я не хотел даже думать…
– Оксана! Какими ветрами? Здесь?!. (Номер, определенный моим аппаратом, был местный.)
– Да вот, принесло, – она довольно засмеялась. – Да ты не волнуйся, я не надолго. У вас выставка туристическая, вот я и доказала своему начальству, что это перспективное направление.
Ты, конечно, докажешь. Я помню твоего шефа-мальтийца – лысого борова с перекошенной от нервной болезни рожей. "Мультик-миллионер", как ты его называла. "Мультик" – это от слова "Мальта". Он мог уволить тебя еще тогда – за своенравный характер и нежелание делить с ним постель. Но миллионеры умеют считать деньги, а все деньги от хлынувших на Мальту "русских" туристов шли через Оксану…
– Как ты узнала мой домашний номер?
– Костя дал.
– Костя? – я даже онемел от неожиданности. – Ты что, ездила в Вену?
– Там тоже была выставка…
– И ты сумела его найти?
– Обижаешь, – она снова довольно рассмеялась. – Можно подумать в Вене много студентов с такой фамилией…
Ну конечно… Для человека, выросшего за пределами этой страны, "самец" – всего лишь биологический термин, и как фамилия он может вызвать лишь улыбку. К этому я привык. Но в языке моего народа "Самец" означает совсем другое – главный, самостоятельный, хозяин. Эту фамилию носили мой дед с бабушкой, и, в отличие от имен, я никогда даже не думал ее менять. Костик… Около года назад, когда погибла Люся, я звонил на Мальту. Но самой главной новости так и не сказал. Не смог. Говорить же о чем-то было нужно, и я похвастался, что Костик учится в Вене. И даже, кажется, сказал где. У Оксаны всегда была хорошая память…
– Как твоя девочка?
– Нормально. Она на Мальте, с мамой. Короче, Владик, я сейчас в гостинице, и если ты хочешь меня видеть…
– Хочу!
Пожалуй, я сказал это слишком поспешно. Но теперь мне уже было не до этикета…
– Тогда приезжай. Я закажу столик в ресторане. Как скоро ты появишься?
– Через полчаса.
– Договорились. Ты… – она запнулась – Ты будешь один?
– Сама знаешь.
– Ну… – в наушнике радостно вздохнули. – Столько времени прошло… Короче, я жду.
В наушнике запипикало.
С армейских времен я привык одеваться быстро. Но в этот раз пальцы почему-то подрагивали и не попадали в петли накрахмаленной белой сорочки. Хуже всего пришлось с галстуком – скользкий, мягкий шелк повиновался плохо, никак не желая свиваться в привычный шикарный узел.
– Помочь?
От неожиданности я вздрогнул. Аня стояла в дверном проеме кухни, неласково наблюдая за моими мучениями. Я понял: все слышала. Черт, совсем про нее забыл!
– Сам справлюсь. Лучше вызови такси.
Она скользнула к аппарату, набрала номер и быстро назвала адрес. Я мысленно улыбнулся – моя школа!
– Будет через пять минут, – она смотрела на меня все также неласково. – Вернетесь скоро?
– Когда захочу, – я, наконец, справился с галстуком и решил поставить ее на место. Кто кого в конце концов приютил? – Впрочем, можешь закрываться на цепочку. Позвоню, если что…
– Будете ночевать у нее? – в голосе Ани звучала уже нескрываемая ревность.
– Как захочу. Тебя это не касается. Ясно? – разозлился я.
– Она вам уже три раза звонила, – Аня словно ничего не заметила. ("А ты мне не сказала,– мысленно отметил я, – ну, погоди…") – Не надо вам туда, Викентий Иванович, останьтесь…
Вместо ответа я с силой впечатал входную дверь в косяк…
* * *
– Ты почему не ешь?
– Сыт.
– Чем? Любовью?
– Просто успел поужинать.
– А что это за девушка отвечала мне на звонки?
– Секретарша.
– С каких пор секретарши живут в одной квартире с шефом?
– Что делать, когда бьет и выгоняет на улицу родной брат?
– Ты, значит, пожалел и приютил?
– Больше некому.
– Она, как я поняла, к тебе неровно дышит.
– Это ее проблемы.
– Сколько ей лет?
– Девятнадцать.
Она чуть не переломила вилку пополам.
– Ты хочешь сказать, сатир старый…
Я захохотал так, что за соседними столиками стали оглядываться. Лицо ее побелело, а глаза стали сухими и страшными.
– Слушай, Ксюша, полотора года прошло. И ты прилетела сюда только затем, чтобы закатить мне сцену ревности?
Глаза ее на мгновение стали неподвижными, а затем набрякли влагой. Я быстро пересел на свободный стул рядом с ней и спрятал ее лицо у себя на груди. Вовремя. Иначе на нас смотрел бы весь зал…
– Как ты можешь, скотина?! Да я… Я целый год телефоны обрывала… Твой не отвечает, а девчонки, что тогда на Мальту с тобой приезжали, говорят: фирму закрыл, сам пропал. Я не знала, что думать, – она затяжно и глубоко всхлипнула, на мгновение оторвавшись от моей повлажневшей рубашки, – хорошо про Костю вспомнила, поехала к нему…
– Он тебе все сказал?
– Что ты теперь колдуном каким-то работаешь. Что имя сменил…
– Знахарь я, – машинально поправил я. – А им имена менять положено. Про Люсю говорил?
– Что "про Люсю"? – она смотрела на меня снизу вверх, вся подобравшись. – Я постеснялась спрашивать. Да он и не очень хотел разговаривать – еле телефон твой выпросила. Вы развелись?
– Можно сказать и так. Похоронил. Вскоре после Мальты.
Она отстранилась, и лицо ее снова стало белым.
– Как?..
– Автокатастрофа. Я тебе рассказывал, какая она своенравная. Она и по дорогам хотела ездить, как ей хотелось. А тут грузовик по встречной полосе…
– Почему ты мне не сказал? Почему?..
– Потому что ты обрадовалась бы.
Несколько мгновений она растерянно смотрела на меня. Затем опустила голову.
– Извини. Я думала, что ты ее не любишь.
– Я тоже так думал.
Это была правда – лет через пять после свадьбы я понял, что не люблю свою жену. Но разводиться по этой причине было глупо – в квартире носился по комнатам и вовсю задавал свои детские вопросы Костик, и я утешал себя тем, что легко находил забвение на стороне. Благо Люся при всем своем равнодушии к сексу считала себя неотразимой и даже в мыслях не допускала, что ей могут изменять.
Несмотря на патологическую самовлюбленность, она была неплохой женой: держала дом в порядке, ревностно растила Костика и заставляла мужа развиваться. Благодаря ее понуканиям я заочно закончил военное училище тыла, затем институт иностранных языков и даже дослужился до старшего лейтенанта. Но потом все поменялось. Военная служба перестала считаться престижной, а Люся передумала быть офицершей. Женой бизнесмена ей нравилось больше. Благодаря ей мы перебрались из захолустного городка, где стоял батальон десантно-штурмовой бригады, в столицу края и сделали это вовремя – свободная продажа жилья была еще новым делом, и мы купили хорошую квартиру у отъезжавших на историческую родину граждан буквально за копейки – вернее, за рубли. Вся страна в те времена рвалась из надоевшего социалистического лагеря за границу: туризм, как бизнес, не рос, а летел; и за два года я обставил новую квартиру всем, что душа (естественно, Люси) желала. Я сам купил ей давно обещанную машину – новенький и скоростной "фольксваген-гольф." Лучше бы старый "мерседес", который, как мне сказали позже, смог бы выдержать такой фронтальный удар…
До Люсиной гибели я двадцать лет не плакал… И мне не хотелось тогда, чтобы кто-нибудь радовался случившемуся. Особенно в квартире хозяина "Гранд-отеля" на острове Гоццо…
Последние слова я, кажется, произнес вслух. И тут же пожалел – она едва не задохнулась под напором не сказанных слов.
– У тебя очень хорошая, искренняя девочка, Ксюша. Она в тот вечер, прежде, чем дать мне номер телефона, сказала, у кого ты… – А ты – злой… – она говорила медленно, тщательно подбирая слова. – Ты же ведь знал все, прежде, чем меня к себе в номер тащить. Ведь знал?..
– Знал. Но мне потом кое-что пообещали. А я тебя за язык не тянул…
– Да я к нему по делу зашла! Там одной девочке надо было задержаться, у нее деньги украли наркоманы в Валетте. Надо было договориться…
Она говорила с искренним возмущением. Возможно, все было и так. Возможно… Что-что, а договариваться… Когда ей не удалось убедить меня остаться, она задержала на Мальте всю группу. В аэропорту вдруг выяснилось, что наши места на рейс "Аэрофлота" почему-то продали в Касабланке и что нам теперь ничего не остается, как задержаться на острове три дня. "Мультик-миллионер" все эти дни ходил зеленый – ему пришлось, как принимающей стороне, взять на себя все расходы. Я до сих пор не представляю, как это удалось Оксане, но то, что всю эту историю заварила она, понял еще в аэропорту. На обратном пути в отель она сияла, как полная луна, а когда мы вошли в номер, там уже ждало серебряное ведерко с бутылкой шампанского и ужин на двоих…
В те три дня я действительно поверил, что все свои двадцать восемь лет она ждала только меня. Что беременность в четырнадцать и роды в пятнадцать, затем собственный престижный магазин в Москве, муж-дипломат, разорение, поспешный развод, вынужденное бегство от бандитов-кредиторов за границу – все эти испытания, выпавшие на ее долю, посланы судьбой только затем, дабы стройная природная блондинка с глазами цвета горького шоколада, гремучая смесь степных хохлов с поволжскими немцами, познала истинную цену самостоятельного мужчины сорока лет, пусть небогатого, но сильного и находчивого. Мне в это так хотелось верить. Пока Танюша, милая, но избалованная девочка, с которой мы тогда на острове успели подружиться, не сказала мне, только что овдовевшему и ищущему утешения, где ее мать…
– Я скоро.
Она глядела на меня испуганно.
– Шампанское… – успокаивающе улыбнулся я.
В баре я торопливо купил красную пачку "мальборо", с наслаждением сорвал с нее целлофановую обертку. В туалете стрельнул огоньку у какого-то подгулявшего китайца или монгола – тот только дружелюбно осклабился на просьбу. С наслаждением глотая горький дым, я несколько минут разглядывал свое изображение в зеркале. На меня устало смотрел высокий, плечистый мужик, пожалуй, уже грузноватый. Высокий лоб, большие залысины, обильные седые ворсинки в жестком "ежике". "Старый сатир…" Неужели ради такого стоило лететь за две с половиной тысячи километров?.. Если хорошо подумать, то глубоко наплевать, по какой причине она оказалась тогда в квартире хозяина "Гранд-отеля". "Вдов утешают в постели." Вдовцов – тоже. И утешительниц таких у меня нашлось выше крыши…
Две большие черные тени нарисовались за моей спиной. Я развернулся заученно-резко – сработали рефлексы, доведенные до автоматизма в армии. Однако двое в черных костюмах и ослепительно белых рубашках с темными галстуками не выказали враждебности. Тот, что был слева от меня, худощавый, со впавшими щеками, спросил тихо:
– Викентий Иванович?
– И даже Самец, – усмехнулся я. Все было ясно и без дальнейших вопросов, но я не удержался:
– Как вы нашли меня?
– У вас телефон с определителем, – спокойно пояснил худощавый. – По последнему входящему номеру.
"И конечно вы не заезжали ко мне, чтобы взглянуть на номер, – мысленно усмехнулся я, – хитрые аппараты есть не только у меня…"
– Я только скажу пару слов своей спутнице.
– Этого не надо! – насторожился худощавый.
– Может, вы попробуете мне помешать?
Правый в черном, амбал, сделал шаг и тут же налетел на мой встречный левой. Пока он, с грохотом разбивая спиной писсуар, укладывался у стены, худощавый согнулся пополам, обеими руками зажав хозяйство в промежности. В мой правый кулак добавил ему по коротко остриженному затылку…
Я очнулся. Худощавый внимательно смотрел на меня.
– Пожалуйста, но только пару слов, – проговорил он наконец все так же тихо, – мы будем ждать вас в машине снаружи. Вы нас не правильно поняли – нужна ваша помощь…
Ну да, ребята, а я вас принял за рэкетиров. Или налоговую полицию… Можно подумать, я не смотрю телевизор и не запоминаю рож, регулярно появляющихся на экране. В обрамлении еще одной…