Игорь, жених. Нечаянный
Кривая коза подъехала ко мне на пути к Малакке. Когорта маршировала по Степи. Стремился в небо позолоченный орел, серебряным блеском сияли сигнумы, а на длинных и тонких жалах пилумов развевались пеленки. Они придавали строю мирный и домашний вид.
Пеленки возникли по желанию преторианок. Девочкам хотелось взглянуть на младенца, но Валерия запретила беспокоить Виталию. Когорта нашла выход, предложив себя на роль прачек. Девочки по очереди забирали грязные пеленки, стирали их и сушили на пилумах. Затем скопом шли к молодой маме. Сани принимала работу, а прачки имели возможность разглядеть насупленное личико мальчика. Везучим перепадало застать процесс пеленания. Тогда на обратном пути они с восторгом обменивались впечатлениями. Звучало: «Ручки!..», «Ножки!..», «Пальчики!..» Особо удачливые восклицали: «Фаллос! Маленький!..» Гай, идя навстречу пожеланиям военнослужащих, пачкал пеленки с необычайной производительностью, тем самым давая возможность желающим на себя взглянуть.
Я наблюдал за этой вакханалией, сидя в седле. Сенатору не полагается ходить пешком. Его носят или возят, либо он едет верхом. Ноги мне удавалось размять на стоянках, а к Гаю меня допускали только вечером. При этом Вита и Сани смотрели на наше общение с сыном, как кошки, у которых пытаются отнять сало. В глазах женщин читалось: «Еще уронит, криворукий!» Не успевал я вглядеться в личико сына, как его у меня отнимали. Тот факт, что я принял роды и первым искупал Гая, жена и нянька игнорировали. Единственной, кому позволялось нарушить монополию собственниц, была Лиона. Ей Гая давали без возражений. Новоиспеченная центурионша тетешкала маленького, умильно при этом сюсюкая, а лица жены и кварты расплывались улыбками. Восторги моей бывшей начальницы они полностью разделяли.
От всей этой лабуды хотелось завыть. Спорить я не пытался. Три женщины задавят тебя, как взвод танков; поэтому я молчал. Варил еду — этого я дамам не доверял: язву заработаешь вмиг! — кормил свой матриархат, ел сам, с нетерпением ожидая прихода в Малакку. Там мы ситуацию поломаем. Когорту — в зад! Найму повозку: большую и удобную, и мы покатим по ровной дороге, ночуя на постоялых дворах. Жена и кварта лишатся поддержки, а без претория я их поставлю на место. Думая так, я не подозревал, что рано радуюсь.
Тому, что Вита с Лионой спелись, я значения не придал. Обе преторианки: Вита бывшая, а Лиона действующая. Их матери воевали вместе — общих тем для разговоров достаточно. То, что хвостатые умолкали с моим приближением и ждали, пока я слиняю, не напрягало. Мало ли у женщин интимных тайн! Мужику лезть в них неприлично. Скоро выяснилось, что я заблуждался. В один из дней Вита попросила подать ей коня и, поручив Гая Сани, позвала меня прокатиться. Я удивился, но за любимой последовал. Когда мы отъехали от когорты, Вита остановила лошадь и повернулась ко мне:
— Тебе надо взять вторую жену!
Я не упал с лошади лишь потому, что успел схватиться за луку.
— Тебе ведь нравится Лиона? — как ни в чем не бывало продолжила моя хвостатенькая. — Она говорит, что ты называл ее красивой и уверял, что полюбил бы, если бы не встретил меня.
Здравствуй, кривая коза! Так вот ты какая! А я-то по простоте душевной думал, что о нас заботятся без всякого умысла. Оказалось, вынашивали планы. Сунули к Лионе, а та обработала жену: Я хотел поведать об этом Вите, но передумал. Лицо любимой выражало непреклонность.
— Позволь полюбопытствовать, — сказал я, — с чего ты переменила взгляды? Когда я пошутил, что женюсь на Сани, ты хотела меня убить. А теперь толкаешь к Лионе.
— Они с Валерией нас защитят!
— От кого?
— От принцепса!
Я вновь схватился за луку седла. Ни фига себе! Да что это у них? Повальный психоз?
— Что задумала Флавия?
— Забрать тебя!
— Откуда известно?
— Лиона сказала.
— Ах, вот оно что! — кивнул я. — Позволь, продолжу. Флавия поделилась с Лионой замыслом. Та всего лишь центурион, но принцепсу более не с кем. Лиона возмутилась и, как порядочная женщина, решила открыть нам глаза. Полагаю, что совершенно бескорыстно.
— Не шути так! — возмутилась Вита. — Лиона права. Это даже Гаю понятно! Зачем Флавия послала когорту в Степь? Спасти воина Игрра? Смешно! Никогда прежде такого не было. А зачем ей права диктатора? Заговор подавлен, виновные наказаны, к чему неограниченная власть? Ответ прост: чтобы забрать тебя! Как придем в Рому, она это сделает.
— Я вроде не вещь.
— Она и спрашивать не станет!
— Я сенатор!
— Флавия вычеркнет тебя из списков. Ей это как чашу вина выпить. Ты не сможешь ей воспрепятствовать.
— Возможно! — кивнул я. — Но у меня есть и свое объяснение поступку Флавии. После того, как мы спасли ее, принцепс исполнилась благодарности.
Она — хорошая девочка, добрая. Сама пригласила меня к себе, внимательно выслушала и решила помочь. Лаура не любит меня, поэтому Флавия стала диктатором. Как иначе послать когорту? В обычное время войском распоряжается сенат. Эта версия имеет право на жизнь?
— Нет! — сказала Вита. — Я не верю в доброту Флавии. Помнишь, как они с наставницей гостили у нас? Девчонка смотрела на тебя, словно кошка на мышь!
— Она еще маленькая.
— Это не мешает ей заглядываться на чужих мужей. А позвала она тебя, чтобы соблазнить! Ей помешала Касиния.
— Ты уверена?
— Конечно! Ты плохо знаешь нол. Я выросла в Паксе, а ты здесь недавно.
— Вот что, любимая, — сказал я, — я действительно здесь мало. Но это не помешало мне нагнуть Храм, вытащить тебя из плена и зарезать вождей трех орд Они ведь сочли меня неопасным? Если Флавия протянет ко мне лапки, я их отобью. Так что не надо меня пугать. Чего бы ни плела Лиона, я не женюсь на ней. У меня есть ты, другой не надо. Я вообще не собираюсь здесь жить. Вернемся в Рому, уладим дела и отправимся в мой мир. Таков мой план. Валерии не понравится, но мне на это плевать. Пусть только попробует помешать! Так и передай!
Вита сверкнула глазами, стегнула лошадку и ускакала. Я только головой покачал. «Кошка»!.. Не успел обдумать случившееся, как от когорты отделилась и поскакала ко мне всадница. Я насторожился: кто это? Всадница приблизилась — Лиона. Она остановила лошадь в шаге от моей. Лицо центурионши выглядело растерянным.
— Виталия сказала: ты не хочешь жениться? — выдавила она.
— Чистая правда! — заверил я.
— Почему?
— Потому! — пожал я плечами.
— Ты говорил, что я красивая и готов меня полюбить.
— Говорил! — не стал отрицать я. — Но между «готов» и «полюбить» — дистанция огромного размера.
Глаза Лионы стали влажными. Зря стараешься! Меня этим не проймешь.
— Я тебя люблю!
— Меня многие любят, — просветил я. — Мне что, на всех жениться?
Лиона всхлипнула, завернула коня и умчалась. Я только плечами пожал: скатертью дорога! Не успела улечься пыль, как явилась Амага. Откуда она взялась, я даже не заметил. Сегодня у меня выдался женский день.
— Тарго! — обратилась ко мне сарма. — Мы служим Рома уже семь дней, а нам не платят.
— В Малакке рассчитаются! — сказал я.
— Мои воины не верят!
«Мда! — подумал я. — Логично. Чего от этих рома ждать? Если сенатора пытаются нагнуть!»
— Я привезу деньги! — пообещал я и поскакал к когорте. Но едва влился в строй, как подбежала посыльная:
— Тебя хочет видеть трибун!
«Ну вот! — подумал я. — Тяжелую артиллерию подключили…»
Валерия встретила меня хмуро.
— Хочу, чтоб ты знал, — сказала после обмена приветствиями. — Я не поручала дочери пугать Виталию. Я не одобряю ее поступка. Лиона уверяла, что с тобой все решено, осталось уговорить Виталию. Она переоценила свои возможности.
Я промолчал.
— Молодые всегда спешат, — продолжила Валерия. — У них жизнь впереди, а они торопятся. Старики, которым жить мало, наоборот, медлительны. Странно это, не находишь?
Я не ответил.
— Мне сказали, что ты вознамерился покинуть Пакс и вернуться в свой мир. Это так?
Я кивнул.
— Что будешь там делать?
— Что и раньше. Лечить людей.
— Почему же ты их бросил и приехал в Пакс? Погоди! — она подняла руку. — Я знаю: тебя заманили. Но из своего дома ты ушел сам. Значит, не нравилось. Ты был беден и низкого звания. А теперь подумай! В Паксе ты совсем ничего, но уже сенатор и далеко не беден. С твоим умом и талантами ты займешь в Роме достойное положение. Предположим, тебе это не нужно. Но тогда я спрошу: что будет с Виталией? Ты ведь собираешься ее забрать. Ей понравится в твоем мире? Что она будет там делать?
«Да мы ее на Евровидение пошлем! — подумал я. — Со своим хвостиком она там всех порвет. Если за геев голосуют, то за женщину с хвостом — двумя руками!
— Ты рассказывал дочери о своем мире: он совершенно другой. Другие отношения…
Я представил любимую в окружении папарацци. Она не девочка из моего мира, для которой такое — предел желаний. Вита — «кошка». Наш гламур она не воспримет. Порежет пидарасов, как сарм. В ее представлении они — уроды. Виту посадят в тюрьму, где она зачахнет.
— …Если ты любишь Виталию, зачем обрекаешь такой судьбе?
«Вот ведь мочит, зараза! — подумал я. — И ведь не возразишь!»
— Не злись на Лиону! Она хорошая, но не умеет управлять желаниями. Ей всего девятнадцать. Я познакомилась с Константином, будучи старше ее на десять лет. Мы скрывали свою любовь, пока не подписали контракт. Это было не просто… — Валерия вздохнула. — Мы прожили пятнадцать лет и ни разу не поссорились. Знаешь почему? Переступая порог дома, я забывала, что я трибун. Становилась обычной женщиной, любящей и заботливой. Я окружала Константина вниманием, ему это нравилось. Лиона будет такой же!
«Конечно! — подумал я. — Какая мать не похвалит дочку перед будущим зятем? Более того, ночь простоит у плиты, будет печь и парить, чтобы назавтра сказать жениху: доченька наготовила. Она у меня такая хозяюшка! Смотри, мужичок, не упусти свое счастье!»
— Ты не веришь в намерения Флавии?
Я кивнул.
— А я думаю, что дочь права. Вдруг это так, и Флавия заберет тебя, едва придем в Рому? Ты хочешь этого?
Я покачал головой.
— Поэтому поступим так. В Малакке ты заключишь с Лионой брак. Погоди! — Валерия остановила меня. — Тебя не заставят с ней спать. Мы сделаем это тайно. Я отправлю вас в Рому. Надо сообщить принцепсу, что поход удался. Если Флавия захочет тебя забрать, ты предъявишь пергамент о браке. Она отступится. Если Лиона ошиблась, ты разведешься с ней. Это ведь так просто! Дочка будет наказана, а ты получишь свободу. Согласен?
— Да! — ответил я, подумав.
— Договорились! — кивнула она. — И еще. Хочу, чтоб ты знал. Что бы ты ни решил, я на твоей стороне. Я все не могу забыть твои слова. Как подумаю, что у Лионы мог быть брат или даже два… Да я их! — Она сжала кулак.
— Амага просит денег, — сказал я.
— Собралась уйти? — удивилась Валерия.
— Не верит, что ей заплатят.
— Скажи Нонне: я разрешила! — сказала Валерия. — Вале, сенатор!
Нонна выдала мне мешок с серебром, и я поскакал к Амаге. Там лично вложил по семь денариев в каждую лапку, а Амаге отсчитал двадцать один.
— Благодарю, тарго! — сказала «звездочка», пряча деньги. — У нас для тебя подарок.
Одна из сарм протянула мне тяжелый бурдюк, вторая — охапку хвороста.
— Что это? — удивился я.
— Мясо, свежее.
— Вы застрелили козу?
— Коза не попалась, — вздохнула Амага. — Но мы выкурили из нор крыс. Ты зовешь их «сурками». Они оказались большими и жирными. Мы срезали мякоть, оставив себе кости и внутренности. Сварим их и добавим крупы, как ты учил. Это вкусно. Угости своих рома! Они держат слово!
На обратном пути я решил, что делать. Стемнело, когорта располагалась на ночлег, и я поскакал к палаткам «кошек».
— Вот! — сказал, протягивая Лоле бурдюк — Порежьте и бросьте в котлы. Залейте водой, чтоб чуть прикрыло мясо. Поставьте на огонь! Я приеду и все доделаю. Сковородки у вас есть?
Лола кивнула. Не дожидаясь расспросов, я ускакал.
Не знаю, что подумала Нонна, но амфору с вином мне выдали. К ней — муку, приправы и кусок сала. Когда я вернулся, вода в котлах закипала. Посолив ее, я добавил приправ и стал снимать с варева пену. Девочки разболтали муку в воде, принялись за лепешки. Мы работали дружно, как некогда на пути в Рому, и скоро еда была готова. Вытащив из котлов мясо, я засыпал в жирный бульон муки. Прокипятил и разлил подливу по мискам. Амфора пошла по рукам.
— За вас, милые! — Я поднял чашу. — За то, что храните и защищаете нас! Вы умницы и красавицы, и я вас всех люблю! Будьте счастливы!
Лола шмыгнула носом и подняла чашу. Спустя мгновение проголодавшаяся турма макала лепешки в подливу и жадно ела. Я не отставал. Мочанка вышла грубоватой — не хватало сметаны, — но все равно вкусной. Мясо у сурков нежное и жирное. Пресную лепешку не сравнить с блинами, но и это хлеб. В любом случае аппетит — лучшая приправа. Мы его нагуляли. Чаши взмывали к небу, ложки цепляли мясо, лепешки подбирали остатки подливы. Спустя короткое время посуда опустела.
— Споем? — спросил я.
«Кошки» закивали и сбились в круг. «Береза кудрявая» — сначала робко, а затем все увереннее поплыла над лагерем. Девочки пели самозабвенно, закрывая от удовольствия глаза. Я не отставал. В песенке про Анри IV мне пришлось солировать — «кошки» знали только припев. Но, когда пришла их очередь, грянули дружно:
— Ля-ля-ля-ля, бум-бум! Ля-ля-ля-ля, бум-бум!..
Мы заканчивали, когда в круг, освещенный кострами, вступила Виталия. В руках она держала Гая.
— А я думаю, где мой муж? — сказала, присаживаясь. — Потом слышу: поет! Аве, девочки! Я скучала по вас.
— Аве! Аве!.. — послышалась со всех сторон.
— Хотите взглянуть на моего сына?
«Кошки», не сговариваясь, закивали. Вита осторожно вложила ребенка в руки ближайшей «кошки. Та благоговейно приняла сверток Остальные стали приподниматься, чтоб разглядеть.
— Можно по очереди! — сказала Вита.
Лола распорядилась. «Кошки» стали осторожна передавать Гая с рук на руки. Каждая короткое время любовалась личиком ребенка, а затем протягивала его соседке. Я напрягся: вдруг уронят, но быстро сообразил: женщины, легко таскающие щит и спату; ребенка удержат. Гай путешествовал по рукам, никак на это не реагируя. Он спал, и ему было все равна «Сын турмы! — подумал я. — Да что турмы — когорты! Вырастет, расскажу ему. Он наверняка не поверит. Полтысячи хвостатых мам!..»
— Прости меня! — шепнула Виталия. — Я была не права.
Я кивнул.
— Я тебя очень люблю. Ты не пришел к ужину и я расстроилась.
— Не хотел видеть Лиону.
— Она плакала.
— Ей полезно.
— Валерия сказала о вашем договоре. Я согласна.
Как ты решишь, так и будет.
Я вздохнул.
— Лиона очень красивая, — продолжила Вита. — Она центурион, а ее мать — трибун претория.
— В моем мире закон запрещает иметь двух жен. За это наказывают. Двоеженство запрещает и наша вера.
— В Паксе иначе, — сказала Вита. — Здесь много женщин и мало мужчин. У вас так не было?
— Случалось! — ответил я, вспомнив спор на интернет-форуме. — Несколько веков назад прошла большая война, которая опустошила континент. Она продолжалась тридцать лет, ее так и назвали: «Тридцатилетняя». В ходе войны погибло много мужчин, и тогда церковь — так называется наш Храм — разрешила уцелевшим брать несколько жен. Ранее это категорически запрещалось.
— Вот видишь! — сказала супруга. — Ты подумай!
— Хорошо! — пообещал я.
Гай наконец добрался до рук матери. Вита взяла сына и прижала его к груди. Гай подвигал губами, высунул язычок и снова затих. Я встал и откашлялся.
— Песня! Для моей любимой, подарившей мне сына!
До седьмого класса я солировал в хоре. Директор уверяла, что у меня голос как у Робертино Лоретти. Она обожала итальянского мальчика и заставляла меня учить его песни. Мне пророчили славу оперного певца. Но в восьмом классе голос сломался, так что ни Пласидо Доминго, ни Лючано Паваротти, ни даже Баскова из меня не вышло. Я, впрочем, не расстроился: гимнастика нравилась мне больше. Но итальянские песенки я запомнил. В компании меня пробивало. Девчонки говорили: у меня приятный баритон. Вите он тоже нравится.
Ке белла козэ на юрнадэ соле,
Н 'ариа серена допо на тембеста!
Пе'ль ариа фреска пара джа на феста…
Ке белла козэ на юрнадэ солее…
Вокруг костров затихли. Да и весь лагерь, казалось, замер. Под небом другого мира, в бескрайней зимней степи, странно и необычно звучала песня, созданная у моря, млеющего под солнцем. Я этого не ощущал. Я пел…
Ма н'ату соле ккью белло, ой не',
О соле мио ста нфронда те!
О соле, о соле мио, ста нфронда те,
Ста нфронда те!
Когда я умолк, «кошки» закричали и захлопали. Гром аплодисментов оглушил меня, и я удивился: неполная турма не могла производить такой шум. В освещенный кострами круг вступила Валерия, и я понял: возле нашей стоянки собрался лагерь.
— Не знала, что ты поешь! — сказала трибун, присаживаясь. — В Роме ты мог получать за это деньги.
— Это согласуется с достоинством сенатора? — спросил я.
— Не знаю! — пожала плечами трибун. — Вернемся в Рому, спросим у Флавии. Она у нас цензор. Возможно, запретит. Так что пой, пока мы здесь!
Я захохотал, она поддержала. Виталия и «кошки» присоединились.
— О чем эта песня? — спросила Валерия, отсмеявшись. — Вроде латынь, но не совсем понятно.
— Это итальянский язык, возникший на основе латинского в моем мире. Песня о любимой, которая стала для мужчины солнцем.
— Муж зовет меня «sole»! — похвасталась Виталия. — Это красивее, чем просто «sol».
— Он прав! — согласилась трибун. — За такой, как ты, стоило идти в Балгас.
«Кошки» у костра довольно заулыбались.
— Здесь, — Валерия повела рукой, — собралась вся когорта. Даже я не удержалась. Спой еще, сенатор!
И я спел. «Аве, Мария!», «Санта Лючия» и другие хиты — все, что вспомнил. Это мало походило на концерт «звезды», прибывшей в провинцию с очередным чесом. Не было ужимок, возгласов: «Ручки! Где ваши ручки?!», воплей поклонниц и криков «Браво!». Солдат пел для своих товарищей, и они ему хлопали — просто и от души. Когда репертуар иссяк, я поклонился публике, поднял с земли Виту, и мы направились к себе.
У палатки нас встретила Сани. Лионы не было, и я догадался, что она перебралась в другую палатку. Вот и славно. Взяв у Виты Гая, кварта укоризненно заметила, что ребенок мокрый, и ловко сменила пеленку. Разбуженный сын захныкал.
— Покорми его, госпожа! — велела Сани. — Он проголодался.
Вита безропотно подчинилась. Я сидел рядом и смотрел, как любимая кормит сына. Ужин не затянулся. Гай выплюнул сосок и затих. Сани взяла ребенка и шмыгнула в палатку.
— Боится, что заберу, — сказала Вита. — Она ревнует Гая даже ко мне.
— Странно, — сказал я. — Ей нравятся хвостики, а у Гая его нет.
Вита прыснула и устроила голову на моем плече.
— Я так счастлива! — сказала тихо. — Мы уцелели. У меня есть ты, Гай и Сани.
Я чмокнул ее в макушку. Она обняла меня, и мы поцеловались: раз, другой… От нее вкусно пахло молоком.
— Мне еще нельзя, — шепнула Вита, отстраняясь, — но ты, если хочешь, можешь взять Сани.
— Нет уж! — ответил я. — С вами только начни! Мигом потащите к нотариусу!
Она засмеялась, и мы полезли в палатку. Сани шевельнулась, ожидая, что мы заберем Гая, но мы повалились на свои войлоки, и она успокоилась. Мы обнялись, как некогда на пути в Рому, и уснули.