С наркомафией я провозился ползимы. В основном этим занимался Мозг, я только отслеживал и направлял. Для Мозга влезть в какую-нибудь защищенную (по местным понятиям систему) и похулиганить – конфетами не корми. В Федерации за подобное наказывают, да и здесь, к слову, тоже, но ты сначала поймай. Здешние системы шифрования и отслеживания примитивны. Детский коммуникатор Федерации защищен надежнее, чем банковская система Земли. Особо смешили Мозг локальные системы обмена информацией, не имеющие выхода в интернет. Дескать, хакер не подберется. А волны сотовой связи, пронизывающие офисные здания, это как? Не путь?

Сложным было не найти информацию, а сделать так, чтобы ей поверили. В России и Белоруссии с этим проблем не возникло, а вот, скажем, на Украине, да. Или не приняли во внимание, или не захотели реагировать. Так же было и в некоторых латиноамериканских странах. Понятно почему. А вот DEA в США сработало оперативно. Мозг слил им запись совещания латиноамериканских наркобаронов. Странные люди эти мафиози. С одной стороны, блюдут секретность, жестоко убивая за разглашение тайны, с другой – утыкивают свои особняки камерами и микрофонами, снять запись с которых – детское дело. В результате DEA перехватило несколько транспортов с кокаином, а кое-кто из наркобаронов распрощался с жизнью. Свои их убили или же агенты управления, я не интересовался. Торгуешь смертью, будь готов встретить ее сам.

Самым сложным оказалось организовать перехват партии наркотиков, поставляемых армией США из Афганистана. Создать проблемы самолету следовало в нужное время и в нужном месте. А еще убедить командование флота России выслать туда корабль. Много факторов могли повлиять на успех операции. С-130 мог нырнуть в море, разбиться при приводнении, дотянуть до болгарского берега и так далее. Но все срослось, и поднявшийся после этого шум меня порадовал. А вот нечего лицемерно бороться с курением, а самим возить героин в Европу! Козлы двуличные.

Обнуление счетов наркомафии нанесло ей куда более сильный удар. Недоверие к банкам заставит перейти к наличным. А это уязвимые операции.

По большому счету лезть во все это не следовало. Борьба с наркомафией – прерогатива правительств. Я оправдал свои действия смертью матери Али. В Федерации Чувствующих защищает закон. Попытка нанести вред им или их родственникам жестоко карается. На планете Янг толпа, подстрекаемая религиозными фанатиками, убила юного Чувствующего и его семью. Дескать, отродье дьявола. Эфор помешать им не мог – на планете его не было. Янг только приняли в Федерацию. Весть о преступлении дошла до Аллоу, император послал флот. Десант частью переловил, частью уничтожил главарей и последователей культа, а также участников расправы. Суд над ними был скорым. Виновных развесили на площадях, на Янге ввели прямое правление императора, отстранив от власти местных руководителей. Некоторые из них отправились в шахты добывать руду. Чувствующие – ценный ресурс и очень редкий. Лишить его Федерации – объявить ей войну. Любые мотивы таких действий не берутся в расчет. Поднял руку на будущего эфора – закажи гроб. Хотя тот не понадобится. Казненных в Федерации закапывают на свалках…

Наведя шороху, как говорят местные, мы с Мозгом вернулись к прежнему делу. Оно, впрочем, развивалось и без нас. Слух, что «Эксперт» читают в высоких кабинетах, достиг нужных ушей. Нас завалили предложениями о сотрудничестве. Ученые, политики, журналисты слали свои статьи и обзоры. Некоторые мы печатали, авторам платили солидные гонорары. Денег, получаемых от рекламы, хватало. В результате статей слали еще больше. Копаться в них было в лом, и мы наняли редакторов. Они лопатили самотек, находя жемчуг в навозе, и готовили статьи к публикации.

Редакторов нашла Жанна. К моему удивлению, они оказались пенсионерами.

– Не сомневайся! – успокоила меня Жанна. – Отличные специалисты, еще советской школы. Не то что нынешние. Эти, кроме «Википедии», никуда не заглядывают, да и туда ленятся. А у дедушек шкафы с книгами до потолка. Компьютером они владеют, работать им в радость. Жить веселее, и деньги капают. Нам тоже выгодно – платить будем по договору, как Марине, без взносов в Фонд социальной защиты.

– А может, нужно? – засомневался я. – Вносить?

– Нет! – Жанна покрутила головой. – Смысла нет. От того, что мы это сделаем, старикам ни холодно и ни горячо. Это в России работающим пенсионерам годы идут в стаж, им добавляют пенсию. В Беларуси – нет. Более того, у работающих стариков часть пенсии вычитают.

– Почему? – удивился я. – Они же сами себе ее платят.

Жанна развела руками. Странная у них тут система. Как бы то ни было, но редакторы-пенсионеры пришлись ко двору. Их опыт и въедливость улучшили содержание сайта, помогли нам с Мозгом вздохнуть свободнее. Все-таки написание статей – не лучшее занятие для эфора. Хватало и других дел. На Земле росла политическая напряженность. Страны бряцали оружием и грозились его применить. Нам с Мозгом следовало держать руку на пульсе, чтобы, если потребуется, вмешаться.

Одновременно следовало заняться персоналом. Земные обычаи заметно отличались от привычных. Ладно, празднование Нового года. Нечто подобное есть и в Федерации. Но там новый цикл не отмечают загулом. Пить несколько дней подряд, запускать фейерверки, тащить в дом срубленное дерево, чтобы вскоре выбросить… От последнего я отказался, заменив его искусственной елочкой, да и то по настоянию Жанны. Мое желание обойтись ее удивило. Пришлось сказать, что там, где я жил, елок не было, и мы их не наряжали.

А взять странные местные праздники: мужской и женский дни? Я удивился, когда 23 февраля Жанна с Мариной принесли мне какой-то парфюм и стали поздравлять. Придя в себя, я принял подарок и угостил женщин. За столом Жанна подняла бокал за защитников Родины, пытливо посмотрев на меня. Я прикинулся ветошью, как говорит Мозг.

– Ты же воевал! – не сдержалась Жанна. – Что куксишься? Это же твой день!

– Не люблю вспоминать, – отговорился я.

– А награды у вас есть? – поинтересовалась Марина.

Я покачал головой.

– Ты же был ранен, – удивилась Жанна. – Не дали даже медаль?

– Сочли, что действовал неправильно. Слишком рисковал.

– Козлы! – расценила Жанна. – Себя, небось, не забыли. Ладно, выпьем!

Следствием этого разговора стала необходимость поздравлять женщин 8-го марта. Я ломал голову над подарками – ничего не приходило на ум. Плюнув, взял конверты и вложил в каждый по тысяче рублей – сами определятся. Только Але купил куклы: любимую Машу и медведя. Игрушки выглядели нарядно, к тому же рассказывали сказки. Аля, как увидела подарки, схватила их и убежала играть. Едва удалось вытащить за стол. Женщин конверты впечатлили. Я огласил суммы, их лица приняли мечтательное выражение. Гостьи явно прикидывали, что купить. Видимо, список вышел длинный. За столом женщины выглядели рассеянно, и скоро ушли. На прощание испачкали меня в помаде. Хорошо, что хоть Аля губы не красит.

В Федерации нет таких праздников. Есть День гражданина – один для всех. В этот день вспоминают погибших за Федерацию, возлагают цветы к памятникам – обычай похожий на земной, проводят парады и шествия. Семьи собираются за столом и поминают предков. Поздравляют детей, достигших совершеннолетия, дарят им подарки. Улицы расцвечивают иллюминацией. В этот день гражданин Федерации может постучаться в любую дверь. Его примут и угостят. Потому что он живет в лучшем государстве…

На планете Земля граждан Федерации было двое: я и Алиса. Чувствующий становится им не зависимо от места рождения. Федерация будет его защищать, вплоть до присылки флота. Но пока эти функции взял на себя я.

После мартовских праздников мне позвонила Жанна.

– Надо поговорить, – сказала встревожено. – Беда.

Я пригласил ее к себе.

– Отец Али объявился, – сообщила Жанна. – Заявился к Марине на работу. Угрожал забрать девочку.

– Это как?

– Мол, подаст в суд, тот назначит генную экспертизу и установит отцовство.

– Зачем это ему?

– Деньги. Квартира, в которой живет Аля, принадлежала ее матери. Девочка – единственная наследница. Оформив отцовство, эта сволочь сможет ею распоряжаться.

– Пока Аля несовершеннолетняя ее невозможно продать. Исполком не разрешит.

– Зато ее можно сдавать. Увезти ребенка куда-нибудь в деревню, сдать старикам… – Жанна сжала кулаки. – К тому же девочке выплачивают пособие в связи с потерей кормильца. Небольшое, но для пьяницы это деньги.

– Он алкоголик?

– Похоже. К Марине явился с перегаром. Угрожал, требовал денег. Поможешь?

– Могла б и не спрашивать! – сказал я.

Меня охватила ярость. Мозг тоже кипел. Если бы этот пьяница попался под руку сейчас… Усилием воли я подавил чувства. Нельзя.

– Пойдем! – сказал я. – Встретим на улице.

…Мы заметили их издалека. Марина шла, сжимая руку девочку. Рядом тащился какой-то тип. Он что-то говорил Марине, размахивая руками. Та отворачивалась. Я поспешил навстречу. Нас заметили. Хмурое лицо Марины осветилось улыбкой.

– Иди к нам! – сказал я и сунул ей ключи от квартиры.

Она подхватила девочку и пошла к подъезду. Тип устремился следом, но я преградил ему путь.

– Вас я не приглашал.

– Ты чё? – он попытался меня обойти, но я вновь преградил ему дорогу.

– Марина с девочкой – мои гости. Вы не входите в их число.

– Борзый, да?

Он отступил и сжал кулаки. Несколько мгновений мы разглядывали друг друга. Передо мной стоял высокий и некогда красивый мужчина. Но теперь его лицо изуродовал алкоголь. Темная кожа, мешки под глазами, давняя щетина на щеках… А еще мятая, несвежая одежда, разбитые ботинки. И запах перегара изо рта.

Я сделал легкий посыл. Он разжал кулаки.

– Все равно приду, – сказал зло. – Имею право. Девочка моя дочь.

– Раньше вас это не волновало.

– Не твое дело!

– Мое. Марина работает на меня. Я обязан оградить ее от приставаний. Увижу вас у ее квартиры, спущу с лестницы.

– Вызову милицию!

– Вызывайте! – согласился я. – Прямо сейчас. Ну?

Он насупился.

– Все равно суд признает меня отцом! – сказал, помедлив.

– Возможно, – кивнул я. – И назначит алименты.

– Это с чего? Я буду жить с дочкой.

– Давно видели себя в зеркале? – спросил я. – Считаете, что суд отдаст такому, – я выделил последнее слово интонацией, – ребенка? У вас пять приводов в милицию – два по жалобе соседей, три за появление в общественном месте в нетрезвом виде. Штрафы за которые вы, кстати, не заплатили.

– Откуда знаешь? – насторожился он.

– Сорока на хвосте принесла. Я все о вас знаю. Вы Гриц Максим Николаевич, 1987 года рождения. Временно безработный, что и понятно. Кому нужен пьяница? Не вы, а Марина подаст на вас в суд – как опекун девочки. Установит отцовство, истребует алименты. Не заплатите, обратится к судебному исполнителю. Вас сделают обязанным лицом, заставят работать принудительно.

– Это мы посмотрим! – буркнул он, впрочем, без уверенности в голосе.

– В общем, так, Максим Николаевич, – сказал я. – У меня к вам предложение. Вы уходите и более не появляетесь – никогда. В таком случае все останется по-прежнему. В противном… У меня хватит денег нанять хорошего адвоката. И он сделает так, что вы тысячу раз проклянете день, когда вздумали угрожать Марине.

Он засопел и посмотрел исподлобья.

– Дай на бутылку!

– Это с чего?

– Трубы горят. Тогда уйду.

Жанна за моей спиной зашипела.

– Могу дать, – согласился я. – Но это будет последней выпивкой в вашей жизни. Согласны?

– Ха! – усмехнулся он. – Давай!

Я достал из бумажника купюру. Он выхватил ее из моих пальцев и побежал прочь. Я проводил его взглядом.

– Зря дал, – укорила Жанна. – Теперь повадится.

Я покрутил головой. Мы вернулись в подъезд и поднялись на лифте. Марина с девочкой ждали нас на креслах в прихожей. Даже не разделись. Аля вскочила и подбежала ко мне.

– Плохой дядя ушел?

– Да, солнышко! – улыбнулся я. – Даже убежал.

– Больше не придет?

– Никогда!

Она протянула мне ручки. Я подхватил ее и прижал к себе. Меня окатило волной радости. Мозг в рюкзаке заурчал.

– Так, – сказал я. – Раздеваемся – и за стол. Я приготовил замечательный суп. И картошку с мясом.

– А конфеты? – поинтересовалась девочка.

– Аля! – возмутилась Марина.

– Конфеты тем, кто хорошо себя вел, – сообщил я.

– Я не баловалась, – поспешила Алиса. – Ваську ударила, потому что сам лез. Я дом из кубиков складывала, а он бурит. Я говорю: «Не бури!», а он все равно бурит. Я и стукнула.

– В углу стояла, – сообщила Марина.

– Значит, отбыла наказание, – заключил я. – А два раза за один поступок не наказывают. Конфету получит.

Аля клюнула меня в щеку.

– Балуете вы ее, Николай! – вздохнула Марина.

– Будет тебе! – вмешалась Жанна. – Кого баловать, если не такую девочку. Хоросенькая моя! – засюсюкала она и забрала у меня Алю. – Давай помогу тебе раздеться…

* * *

К магазину Максим домчался в один миг. В торговом зале направился к винным полкам, где положил в корзину две бутылки коньяка местного разлива. Он интеллигентный человек, а не какой-то алкаш. Напитки будет пить благородные. К тому же этот богатенький дал ему сто рублей. Потому Максим от него и рванул – чтоб не передумал. Две бутылки обойдутся в тридцать рублей, еще семьдесят останется. Живем!

Проходя мимо полок со сладостями, он бросил в корзину шоколадку. Зажевать хватит, остальное купит у дома. Зачем тащить?

В этот вечерний час к кассам стояли очереди. Максим пристроился в хвост и затоптался от нетерпения. Хотелось немедленно скрутить пробку с бутылки и влить в рот ароматную жидкость. В магазине нельзя. Вызовут милицию, выпишут штраф, отберут деньги… Надо потерпеть.

На него поглядывали – удивленно и брезгливо, но он не обращал на это внимания – плевать. Очередь двигалась медленно – люди покупали помногу, на Максима вдруг накатили воспоминания. Знакомство с Полей… Он увидел в троллейбусе симпатичную девушку и сделал ей комплемент. Та смутилась, но быстро оправилась. Они разговорились. Максим знал, что он нравится женщинам. Высокий, красивый, язык подвешен… Он проводил Полю к дому и по пути узнал все. Живет одна, есть собственная квартира. Чтобы ее купить, продали квартиры покойных бабушек – одну в Бобруйске, вторую в Могилеве. Работает Поля экономистом. Платят немного, но жить можно.

Информация Максима устроила. По всему видно, что девушка доверчивая – все о себе выложила. Он такую искал. Снимать в Минске жилье дорого. Зарплата у менеджера по продажам небольшая. Половину отдай, а на что жить?

Спустя неделю Максим переехал к Полине. Жизнь наладилась. По утрам его ждал завтрак, вечером – ужин, в постели – ласковая женщина. За квартиру платить не требовалось. Денег стало хватать на бары, куда Максим заваливался с приятелями. Полине, правда, это не нравилось, но кто ее спрашивает? Все шло хорошо, пока эта дура не залетела. Максим предложил ей сделать аборт, и она взбеленилась. Заявила, что верующая, на убийство не пойдет. Они разругались, Максим заявил, что уйдет. Он ждал, что Поля одумается и сделает, как он предложил. Влюблена ведь. Однако коза уперлась. Пришлось перебираться на квартиру. Денег вновь стало мало, а выпить хотелось.

После этого покатилось. Сидеть в баре было не за что. Максим стал покупать пиво, наливаться им дома. Скоро перешел на водку. На работе пошли неприятности. Кому нужен пьющий сотрудник? Ему с покупателями общаться, а от него перегар… И рожа мятая. Уволили раз, затем второй. Менеджер по продажам – востребованная профессия, но устраиваться стало трудно – дурная слава шла следом. Со съемной квартиры Максим перебрался в комнату, затем – на жилплощадь площадь приятеля. С ним познакомился у магазина, где Костя ждал собутыльника. Тот не пришел, но явился Максим…

Квартира Кости напоминала вертеп. Древние, отстающие от стен обои, ободранный линолеум, старая мебель и вонь. Зато крыша над головой. Спал Максим на продавленном диване, часто – не раздеваясь. Плевать. Лишь бы нашлась выпивка. С ней было не просто – оба не работали. Чтобы набрать денег, сдавали макулатуру, бутылки, металлы. Выходило мало – не они одни такие умные. Сшибали деньги у магазина. Просить сожитель посылал Максима – ему с его наколками не подавали. Сначала получалось. Максим в чистой одежде, гладко выбритый подходил к женщинам (как менеджер по продажам он умел выбирать к кому) и жаловался на трудную ситуацию. Дескать, выгнали из дома. Жена. И все потому, что он потерял работу. Он сутки не ел, поэтому хоть и стыдно, но просит. Подавали щедро, иногда сразу на бутылку. Некоторые женщины приглашали к себе. Обещали накормить и предоставить приют. Максим вежливо отказывался – мол, надеется помириться с женой. Это понимали, даже одобряли. Поначалу Максим стеснялся и ездил побираться в другой район. Но потом стало все равно. Пришла в неприятное состояние одежда, на щеках отросла щетина – подавать стали плохо.

В часы вынужденной трезвости, они с Костей разговаривали. А что делать? Телевизора в доме нет, свет отключили за долги. Пытались и воду, но Константин пригрозил выбрасывать фекалии из окна. Коммунальщики отстали. Пригрозили, правда, выселить по суду, но это долго. Когда живешь одним днем, и неделя – много. К тому же суд еще как решит…

Константин рассказывал о ходках в зону, демонстрировал наколки. Правда, повторять «подвиги» не спешил – на это ума хватало. В зоне не нальют. Максим рассказал о себе. Вспомнил Полину. Он знал, что та родила девочку: Минск – город маленький. Одно время он даже боялся, что Поля подаст в суд. Установит отцовство, потребует алименты. Но она не стала. Максим только порадовался. Знал он, что Полину убили, а дочь взяла под опеку сестра. Вот тут Костя и сообразил. Зэки в таких вещах разбираются.

– Пригрози ей, что заберешь дочку, – сказал Максиму. – Пусть откупается.

– В милицию позвонит! – испугался Максим.

– Не, – покрутил головой приятель. – Побоится. Бабы, они над детьми трясутся. Вдруг вправду заберешь? Законное право у тебя есть – отец, – он ухмыльнулся. – Она работает, значит, деньги есть. Хватит им. А нам пусть пособие на ребенка отдает.

Эти деньги Костя уже счел общими, но Максим не возразил. Под его крышей живет…

Вечером они скрепили договор выпивкой. Костя раздобыл денег – Максим не стал спрашивать где. Хватило на пять бутылок бырла – так звали плодово-ягодное, крепленое вино. Квасили всю ночь, пока Максим не повалился на диван.

Приятель растолкал его после полудня.

– Вставай! – сказал, морщась. По лицу его было видно, что голова у Кости раскалывается. – Иди и без денег не возвращайся. Хватит на мой карман пить.

Максим пошел. Где работает Марина, он знал – добрые люди подсказали. В гостиницу его не хотели пускать, но он сказал, что идет к родственнице, и назвал имя. Пропустили. Марина, увидев его, изменилась в лице. Вскочила, вытолкала в коридор и спросила, что нужно. Он и сказал. Девушка побледнела.

– Вечером поговорим, – сказала торопливо. – А сейчас иди. Не позорь меня перед людьми.

Максим подумал и вышел. Девка могла вызвать милицию, а ему это надо? Оставшиеся часы провел у гостиницы – добычу не следовало упускать. Взгляд у Кости, отправлявшего его дело, был ледяным. Без денег возвращаться нельзя. Выгонит, да еще бутылкой по голове засадит. Зэк…

Марина вышла из гостиницы ровно в шесть. Максим пристроился рядом, завел прежнюю песню. Марина молчала. Они подошли к детскому садику. Марина велела ему остаться у ворот. Он подчинился. Марина вернулась с девочкой. Максим на нее даже не взглянул. Марина вела дочку за руку, он пристроился с другой стороны. Дорогой не умолкал. Угрожал, хвастался приятелем-зэком, которому убить человека, что чихнуть. Врал, конечно, но деньги следовало добыть – любой ценой. А потом путь преградил этот хмырь…

Сначала Максим не воспринял его всерьез. Жизнь с Костей научила его переть буром. В их окружении иначе нельзя – сомнут. Но хмырь не поддался. Глянул так, что у Игоря заледенело внутри. Но страх перед Костей и желание похмелиться пересилили. И он своего добился…

Максим усмехнулся. Надо же, «последняя выпивка». Это мы еще посмотрим. Какая разница, кто ему даст деньги, Марина или этот хмырь? Главное, что они есть – вот, греют карман.

Расплатившись, Максим сгрузил бутылки в пакет и вышел из магазина. Выпить хотелось неимоверно. Оглядевшись, он пошел ближнему дому. Здесь был мусоропровод, потому рядом с подъездом – закуток, прячущий вход в шахту. Удобное место – никто не видит.

Нести коньяк Косте Максим не собирался. Перебьется. Пусть хлещет свое бырло, морда зэковская! А вот Максим выпьет коньяк, тем более что давно не пробовал. В закутке он скрутил пробку с бутылки и присосался к горлышку. Опорожнив емкость наполовину, рыгнул. Отрыжка вышла приятной – это вам не бырло. Допив бутылку, Максим достал шоколадку, пожевал. Хорошо! Хотелось курить, но сигарет он второпях не купил – забыл. Ладно, потом. Он достал вторую бутылку, свернул пробку. Поднес горлышко к губам. Внезапно перед глазами встал взгляд хмыря. Максим будто услышал его слова: «Выпивка будет последней!»

– Да пошел ты! – пробормотал он и приложился к горлу.

Коньяк кончился быстро. На улице подмораживало – зима не сдавалась, но Максиму было тепло. Он присел на ящик, случившийся в закутке, привалился спиной к бетонной стене. Посидит немного и пойдет. Отнесет деньги Косте, пусть зэк задавится. А то вздумал упрекать…

Веки его поползли вниз, Максим забылся. Он сидел, улыбаясь, не замечая струйки слюны, выбегавшей изо рта. Таким его и нашел утром дворник: остывшего, с замерзшей слюной возле синих губ…