В семь вечера извозчик привез меня на улицу, где стоял дом Поляковых. К воротам подъехать не удалось: дорогу загромождали экипажи. Кучера сидели на облучках или толпились у колясок. Все ясно: собственные выезды гостей. Содержать их — как автомобиль с водителем в моем мире. Не бедные гости у Поляковых…

– Далее не могу, — сообщил извозчик. – Звиняй, твое благородие!

— Держи!

Я протянул ему полтинник.

– Прибавить бы, – вздохнул извозчик. – На овес для кормилицы, — он указал кнутом на лошадку.

— Ей на овес или тебе на водку?

– Как можно?! — извозчик перекрестился. -- Всей ей, родимой.

– Ладно, – сказал я и заменил полтинник рублем. Не буду жадничать. Лошадка у извозчика выглядит сытой, извозчик – трезвым. Пусть порадуются на пару.

Выбравшись на мостовую, я зашагал к воротам. У калитки меня встретил слуга в странном длиннополом сюртуке из зеленого сукна с позументами на груди. Ливрея? Вечер стоял теплый, и лоб слуги покрывали капли пота. Завидев меня, он поклонился.

– Чем могу служить?

– Зауряд-врач Довнар-Подляский, прибыл по приглашению Елизаветы Давидовны Поляковой.

– Проходите, господин офицер! – слуга отступил в сторону. – Вас ждут.

Даже так? Я пересек мощеный брусчаткой двор и поднялся по мраморным ступенькам монументального крыльца. Его украшали колонны с капителями. Привратник в зеленой ливрее распахнул передо мной тяжелую дверь с массивной ручкой из литой бронзы. Я вошел внутрь и оказался в большом зале. Тот был полон людьми. Важные господа в смокингах, дамы, разодетые в цветастые платья… Встречались подростки, принаряженные, но стоявшие чинно. Похоже, праздник семейный.

Гости, сгрудившись в кучки, что-то оживленно обсуждали, на мое появление не обратили внимания. Вот и славно. Подскочил официант с подносом, уставленным бокалами. В них исходило пузырьками шампанское. Я взял один и пригубил. Яркий, цветочный букет растекся по небу и языку. Брют, если не ошибаюсь. И какой! По сравнению с ним, в своем мире я пил мочу.

Встав у колонны, я разглядывал гостей. Большинство из них имели характерную внешность. Мужчины почти поголовно с животами, дамы – полные. Выдающие носы и черные (у некоторых – рыжие) волосы наводили мысль на принадлежность к определенной нации. Занесло меня в кагал[1]!

– Валериан Витольдович?

Я повернулся – Полякова. Незаметно подошла. На девушке было белое, атласное платье с неглубоким декольте, отделанном кружевами. Рукавов нет, их заменяют белые перчатки до середины плеча. В вырезе декольте сверкает бриллиантовым блеском изящное ожерелье. Такие же бриллианты украшали заколки, скреплявшие прихотливую прическу. Если прежде Полякова удивляла красотой, то сейчас она просто ослепляла. И вот что делать? Ручку поцеловать? Не приучен, да и бокал мешает.

– Здравствуйте, Елизавета Давидовна!

– И вам здравствовать! – улыбнулась она. – Спасибо, что пришли. Я, признаться, не надеялась.

– Это с чего? Я ведь обещал.

Смутилась и потупилась. Некоторое время мы молчали. Я заметил, что на нас поглядывают. Ну, да, гостей много, а тут дочка хозяина дома уделила внимание какому-то зауряд-врачу…

– Что у вас за торжество, Елизавета Давидовна? Вы не сказали.

– А зачем? – улыбнулась она. – Ничего особенного. Мне исполнилось девятнадцать.

М-да…

– Вы поставили меня в неловкое положение. Я без подарка.

– Вот и хорошо! – фыркнула она. – Зачем вводить вас в расходы? Пусть об этом думают они, – она кивнула на гостей и сморщилась: – Каждый раз одно и то же. Для меня станет подарком общение с вами.

Многообещающий аванс… Я не успел это обдумать, как подлетел лакей в ливрее:

– Елизавета Давидовна! Батюшка зовут!

– Извините, Валериан Витольдович! – вздохнула. – Сейчас будет самое скучное. Но мы с вами еще поговорим.

Она двинулась следом за лакеем. Тот подвел ее к дверям на противоположной стороне зала и испарился. Лиза вошла в них, но скоро появилась обратно – и не одна. Вместе с ней явился стройный мужчина во фраке с орденом на груди. Обильная седина в его волосах говорила о возрасте. Под руку мужчина вел полную женщину в пышном платье. Троица прошла к центру зала и остановилась. Шум, издаваемый гостями, стих. «Поляковы», – догадался я.

– Шолом, мои дорогие! – начал Поляков. – Я рад, что вы не побрезговали моим приглашением и пришли, чтобы поздравить дочь, – он обнял Лизу за плечи. – Кажется, вчера она еще бегала под столом. Вот такая маленькая! – он свел ладони, показывая. Гости вежливо засмеялись. – А теперь смотрите – невеста! Кому-то достанется счастье!

Гости захлопали в ладоши. Поляков поднял руку. Хлопки стихли.

– В соседнем зале ждет накрытый стол. Думаю, вы проголодались. Давайте поздравим Лизу и пойдем ужинать, пока не остыло, – он засмеялся. Гости угодливо поддержали.

– Прошу!

Поляков с женой отступили в сторону, Лиза осталась одна. Выскочившие неизвестно откуда лакеи поставили рядом стол на резных ножках. Гости зашевелились, выстраиваясь в очередь. Я с интересом наблюдал за действом. Вот подошла пара в сопровождении подростка лет четырнадцати. Глава семейства что-то сказал Лизе, поклонился и протянул узкую коробочку красного бархата. Лиза взяла, открыла и улыбнулась. Затем что-то сказала дарителям. Те отошли в сторону и стали обочь Поляковых. Выглядели они довольными. Интересно, что подарили? Ожерелье? Или золотые часики на таком же браслете? Здесь они стоят немалых денег.

Лиза положила коробочку на стол, церемония продолжилась. Я подумал и встал в конец очереди. У меня есть, что подарить имениннице. Необычная вещь для девушки, но полезная.

Очередь двигалась быстро. Похоже, действо было привычным. Несколько слов виновнице торжества, подарок – и отход в сторону. Я заметил, что Поляков внимательно следит за процессом и, похоже, оценивает дары. Дешевые воспримет как неуважение к себе. Неважно, что дарят не ему – в любом мире олигархи одинаковы.

Последняя пара отошла в сторону. Я шагнул вперед. Лиза глянула на меня удивленно. Я заметил следы раздражения на ее лице. Похоже, что церемония ее утомила.

– Уважаемая, Елизавета Давидовна. Трудно найти слова, чтоб выразить вам свое восхищение. Ваша неземная красота поражает прямо сердце и заставляет его истекать кровью.

Во сказал! Но, похоже, понравилось. Гости заулыбались. Лиза – то же.

– Что может пожелать вам солдат с фронта? (Который не знает слов любви – ха-ха.) У вас все есть. Вы молоды и красивы, у вас замечательные, любящие родители. Ваш дом полная чаша. Но жизнь – штука сложная, и порой сталкивает нас с дурными людьми. Поэтому желаю вам, чтобы того, что случилось на Еврейской улице, более не повторилось. А если случится, то – вот!

Я достал из кармана и протянул Лизе «баярд», положив его на ладонь. Как раз уместился. Утром я рассмотрел пукалку и пришел к выводу, что мне она не подходит – маловата рукоять для моей ладони. Калибр как у «браунинга», магазин на пять патронов. А вот носить удобно, потому я и взял пистолет на праздник. Пригодился.

– Это к нему, – я выложил на ладонь запасной магазин. – Будьте осторожны – заряжено. Перед тем, как пользоваться оружием, возьмите несколько уроков.

– Вот вы и обучите, – улыбнулась Лиза, забирая «баярд». – Благодарю, Валериан Витольдович. Подарок необычный, но мне нравится.

Она стала рассматривать пистолет, вертя его перед глазами. Вокруг стало тесно. Я покрутил головой. Приглашенные обступили нас, с интересом разглядывая необычный подарок.

– Ух, ты! – из толпы выскочил уже виденный мной подросток. – Дашь пострелять? – он потянулся к пистолету.

– Изя! Веди себя прилично! – отреагировала толстуха в розовом платье, видимо, мать. – Отойди от Лизы!

Мужчина с брюшком, стоявший рядом, шагнул вперед и оттащил мальчугана за воротник. Подросток надул губы.

– Удивили вы, Валериан Витольдович, – сказал подошедший Поляков. Он забрал «баярд» у Лизы и повертел его перед глазами. – Красивая игрушка. И смертоносная. Хотя вы правы: будь она у Лизы…

Неизвестно, чем бы все кончилось. Разбойники были настроены решительно. Хотя, если не растеряться… У Лизы получилось бы. Она не из тех, кто падает в обморок.

– Верну, когда Лиза обучится, – Поляков сунул пистолет в карман брюк. – А сейчас прошу за стол!..

В обеденном зале на небольшом подиуме в конце зала наяривал оркестр. Скрипачи, флейта… Играли что-то веселое. Лакеи помогли нам рассесться. Мне досталось место неподалеку от хозяев дома, из чего следовал вывод, что гость я не рядовой.Слева от меня оказалась мать Изи, справа – ее муж. Мальчика с другими детьми отвели в дальний край стола. Во главе его, понятное дело, разместился Поляков. Лизу они с супругой усадили между собой. Засуетились лакеи, разливая вино по бокалам. Поляков взял свой и встал. Музыка стихла.

– Дорогие гости! Хотя праздник у нас семейный, я предлагаю поднять бокал за здоровье государыни-императрицы Марии Алексеевны. Многие ей лета и благоденствия нашему Отечеству! Да сгинут враги его! Смерть супостатам!

Музыканты заиграли «Боже царя храни». Все встали. Однако… Не ожидал я такого. В моем мире евреи не любили царя, тысячи их пошли в революцию. Почему здесь по-другому? Или дело в том, что Поляков – официальный еврей? Он коммерции советник, который приравнен к восьмому классу чиновника, что делает его личным дворянином. А вот в моем мире чин советника дворянства не приносил. Откуда знаю? Как многие мужчины моих лет увлекался историей, читал книги и ползал по сайтам. Чем еще заняться холостяку?

Гости присосались к бокалам. Затем сели и принялись за закуски. Музыканты заиграли что-то еврейское. От выбора разбегались глаза – стол буквально ломился. Икра черная и красная – и в обложенных льдом чашах, севрюжий балык на серебряных блюдах, истекающий слезой сыр и еще много чего. Я взял вилку. Над ухом склонился лакей.

– Чего желает господин?

– Этого, этого и этого, – указал я вилкой.

Спустя мгновение на моем блюде возникло запрашиваемое. Серебряным ножом я отрезал кусочек балыка и положил в рот. М-да… Чтоб я так жил! Соседи по бокам работали челюстями. Отец Изи наколол на вилку огромный кусок балыка и засунул его в рот целиком. Другие гости не отставали. Манерами здесь не пахло. «Выходцы из низов, понял я. – Денег нахапали, разоделись, бриллиантами обвешались, но местечковость никуда не делась». Не считайте меня снобом. Я происхожу из обычной семьи, но поведению за столом меня учили. Бросил взгляд на Поляковых. Они ели аккуратно, ловко пользуясь приборами. Ну, так в высшем свете бывают.

Поляков постучал кончиком ножа по бокалу. Музыка и шум за столом стихли.

– Слово уважаемому Мордуху.

Сосед мой сглотнул. Подскочивший лакей наполнил ему бокал. Пузан схватил его и вскочил.

– Моя дорогая племянница, – начал он, – я, твой дядя Мордух, моя жена Циля и наш сын Изя от души желаем тебе крепкого здоровья и оставаться такой же красивой и веселой. Пусть бог пошлет тебе доброго мужа. Пусть внуков у твоих родителей прибавится. Пусть они растут умными и здоровенькими! Чтоб дом ваш полон и в нем всегда играла веселая музыка!

Мордух победно оглядел присутствующих, дескать, вон как сказал, и осушил свой бокал. Другие тоже выпили и вернулись к еде. Лакеи стали разносить горячие блюда. Среди них преобладали птица и рыба в разных сочетаниях. Молочных поросят не наблюдалось – свинину евреи не едят. Это здесь. В моем мире трущили сало под самогонку. Был у меня приятель-еврей, учились в одном классе. Оба выбрали профессию врача. Я окончил военно-медицинскую академию, он – медицинский университет имени Пирогова. Сколько вместе выпито! В 90-е Сема уехал в Израиль. Звонил мне оттуда. Жаловался: сала не купить! Эти «гребаные жиды» – это его слова, а не мои – не держат свиней, вера запрещает. Но год спустя сообщил, что вопрос решен.

– Где берешь? – поинтересовался я.

– Покупаю у арабов.

– Им ведь нельзя, – удивился я.

– А они христиане. Здесь их много.

Приятель звал меня к себе, обещая работу в престижной клинике.

– Хирурга с твоим опытом с руками оторвут, – улещивал он. – Знаешь, сколько будешь получать?

– Я не еврей.

– Здесь таких полно. Получишь вид на жительство. Хороших хирургов мало…

Это я знаю. Видел операционные швы у лечившихся в Израиле. Руки бы тем врачам поотбивать…

– Захочешь – примешь иудаизм. Ничего сложного. Скажешь пару слов и сделаешь обрезание. Можешь сам, – он хохотнул. – Станешь полноправным гражданином – и весь мир для тебя открыт.

А также армия. В Израиле служат все – даже хромые и косые. Был я там в туристической поездке. Мы остановились на заправке, народ потянулся в туалет. Пока опорожняли мочевые пузыри, подкатил следующий автобус. Из его дверей высыпали девушки в военной форме. У каждой через плечо болтался автомат – в основном М-16. Что меня поразило более всего, так это вид пристегнутых к оружию запасных магазинов, в окнах которых виднелись боевые патроны.

– Из увольнения возвращаются, – пояснил гид. – Домой ездили на шабат.

В России тоже не спокойно, но чтоб девушки разгуливали с заряженными автоматами? Ну, нах, такую замечательную страну!..

– Фаршированную щуку? – склонился над моим ухом лакей.

– Давай! – согласился я.

Приличный кусок занял место на моем блюде. Я взял вилку и нож, отрезал кусочек и отправил его в рот. М-мм! Хочу быть евреем! И чтоб мне каждый день подавали фаршированную щуку, приготовленную поваром Полякова. Что-то меня занесло…

Застолье набирало оборот, тосты звучали один за другим. Как я понял, слово давали по степени родства. Родных дядь и теть сменили двоюродные и троюродные. Богат Поляков родственниками. Ничего удивительного. Был бы я олигархом, и у меня бы нашлись…

Я насытился, и сидел, потягивая вино из бокала. Оно, как и еда, было великолепным. Бокал не пустовал. Стоило поставить, как спиной возникал лакей и доливал. Я заметил, что подобную услугу оказывают не всем. На дальнем конце стола гости сами наполняли свои бокалы. И здесь разделение на ближний и дальний круг.

– А сейчас потанцуем! – объявил Поляков. – Надо, чтоб пища улеглась. Веселитесь, мои дорогие!

Оркестр врезал «семь сорок». Гости выскочили из-за стола и встали рядами. Мужчины заложили большие пальцы в проймы жилетов, женщины достали платочки. Двинулись. Пам, опа-опа-опа; пам, опа-опа-опа; пам, опа-опа-опа; пам-тара-пам-пам!.. Я такое не танцую, поэтому, отловив лакея, попросил проводить меня в туалет. Вино помимо удовольствия приносит и хлопоты. Туалет у олигарха оказался на высоте – редкий в этом мире ватерклозет. Чугунный, эмалированный унитаз вмонтирован в пол, что предполагает позу орла, к стене прикреплен бачок с фарфоровой ручкой. Нашелся и умывальник с чистым полотенцем. В нашем лазарете для врачей туалет типа сортир. От солдатского отличается только размерами и наличием умывальника у входа.

Довольный я вышел в коридор и наткнулся на лакея, ошивавшегося у двери.

– Ваше благородие! Давид Соломонович просят вас в библиотеку.

Началось…

– Веди! – кивнул я.

По мраморной лестнице мы поднялись на второй этаж и прошли широким коридором. Стены его были отделаны дубовыми панелями, на полу – такой же паркет. Кучеряво люди живут! Лакей распахнул передо мной дверь, я вошел в большую комнату. Это, в самом деле, оказалась библиотека. Высоченные шкафы с книгами тянулись к потолку. Ничего себе! Не знал, что олигархи любят читать. В моем мире они этим не увлекались. Яхты, дорогие автомобили, футбольные клубы… Или книги – антураж?

Кроме шкафов в библиотеке обнаружился кожаный диван и такие же кресла. Они окружали небольшой стол с инкрустированной перламутром столешницей. В одном из кресел восседал Поляков. При виде меня он приподнялся.

– Проходите, Валериан Витольдович, присаживайтесь!

Я последовал приглашению. Возникший ниоткуда лакей сгрузил на стол серебряный поднос с бокалами и пузатой бутылкой.

– Коньяк, сигару? – Поляков открыл крышку украшенной резьбой деревянной шкатулки. Внутри нее, как патроны в магазине, лежали сигары. Крупнокалиберные такие.

– Благодарю. Можно рому?

Поляков глянул на лакея. Тот исчез и явился с бутылкой. Извлек пробку и плеснул в бокал янтарной жидкости. Я пригубил. Класс! Не Гавана Либре[2], конечно, но не хуже. В роме я разбираюсь – любитель. Мне его пациенты дарили – знали о вкусах доктора…

Я взял сигару и отрезал кончик специальной гильотинкой – она оказалась на столе. Лакей поднес огня мне, затем Полякову. Мы закурили. Я обмакнул кончик сигары в бокал, сунул ее в рот и втянул порцию ароматного дыма. Выпустил его кольцами. Поляков наблюдал за мной с интересом. В его взгляде я разглядел одобрение. Это с чего? Явился молодой нахал, потребовал себе отдельного напитка, дым кольцами пускает перед лицом олигарха… В моем мире меня б уже вывели, и хорошо, если без членовредительства. Не то, чтобы я хамил, но некоторую развязность себе позволил. Не люблю прогибаться перед денежными мешками.

– Мы с вами толком не познакомились, Валериан Витольдович, – начал Поляков. – Как-то не случилось. Представлюсь: коммерции советник Давид Соломонович Поляков.

– Зауряд-врач Валериан Витольдович Довнар-Подляский, – кивнул я.

– И это все? – улыбнулся он. – А как же шляхтич гербов Брама, Друцк и Лис?

– Это заслуга предков. Я всего лишь зауряд-врач. Один из тысяч.

– Приятно видеть скромного человека, но вы не правы, Валериан Витольдович. Эти ордена, – он указал на мою грудь, – свидетельствуют о том, что вы не посрамили род. Странная штука жизнь, – развел он руками, – шляхтич, родовитый как король, получает орден, который дает право на потомственное дворянство, а другой, кому он жизненно необходим, пребывает в низком достоинстве.

– Если б ордена раздавали по потребности, они б утратили свое назначение. Никто не стал бы стремиться к подвигам или ревностной службе.

– Вы не по годам мудры, – улыбнулся Поляков. – Странно слышать это от молодого человека.

Опять прокол…

– Дочь сказала, что вы не хотите принимать от нас награды. Почему?

– Вы поблагодарили меня в письме. Этого достаточно. Нельзя награждать за естественный поступок.

– А вот сейчас вы говорите, как молодой человек. Мудрый не отказался бы от шанса.

– Какого, например?

– Насколько знаю из газет, вы не завершили образования. Когда война кончится, потребуется диплом. Без него не дадут разрешения практиковать. Знаю, что вы не богаты и мог бы помочь. Любой университет за границей по вашему выбору.

Умен, Давид Соломонович, ох, как умен! Знает, что предложить.

– В этом нет нужды. Мне обещали диплом российского университета. Выдадут без экзаменов.

– Гм! – он посмотрел на меня с интересом. – Как вам удалось договориться?

– Предложили после показательной операции в госпитале. Сам не просил.

– Удивили вы меня, Валериан Витольдович. Не знал, что вы столь талантливы. В вашем возрасте проводить показательные операции…

Это он еще про главнокомандующего не знает.

– Чем собираетесь заняться после войны?

– Она еще не окончилась.

– Победа не за горами. Как фабрикант, причастный к военным поставкам, могу в этом заверить. На фронт потоком идет оружие и боеприпасы. Дивизии и полки пополняются солдатами и офицерами. Я сужу об этом по запросам на обмундирование и обувь. Они выросли многократно.

Болтун находка для шпиона. Хорошо, что в моем теле не донор.

– Мы разгромим супостата. И тогда встанет вопрос: а что дальше? Вас непременно демобилизуют. С дипломом вы можете стать военным врачом, но это означает прозябание в отдаленном гарнизоне в каком-нибудь захолустье. Сомневаюсь, что у вас есть связи для получения места в Минске. Про Москву и вовсе молчу.

Толстый такой намек. Соблазняет, ирод! Только я не барышня.

– Не готов строить планы, Давид Соломонович. Как вы верно заметили: идет война. А на ней, случаются, убивают. Дважды я выжил чудом, в третий раз может не повезти. Благодарю за ром, сигару и чудесный вечер. Мне пора.

Я положил сигару в пепельницу и встал.

– Сядьте! – повысил голос Поляков. – Мы не договорили.

На слуг своих будешь кричать! Я не успел это сказать, как в дверь ворвалась Лиза.

– Папа! Изе плохо! Послали за врачом. Но сейчас вечер, и пока его найдут… Я вспомнила о Валериане Витольдовиче.

Вовремя она.

– Идемте, Елизавета Давидовна!

Мы спустились на первый этаж. В углу зала обнаружилась толпа. Я бесцеремонно растолкал гостей. На составленных стульях лежал знакомый мне подросток. Возле него топтались родители. Мордух стоял растерянно, а жена его что-то причитала. Я невежливо отодвинул ее в сторону и склонился над пациентом. Так. Кожа бледная, лицо мокрое от пота, дышит часто, но в сознании. Зрачки расширены. Взял запястье – пульс учащен. Склонился к лицу – запаха ацетона нет, а вот алкоголя присутствует. Все ясно. Гипогликемическая кома легкой степени. Точнее не определю – я не эндокринолог. И причина понятна. Десерт еще не подавали – сладкого пацан не ел. За столом, наверное, на рыбку фаршированную нажимал, да еще винца под шумок хлебнул. Алкоголь привел к снижению уровня сахара в крови.

– Отойдите все! Остаются только родители. Больному нужен воздух.

Толпа недовольно заколыхалась – любопытно ведь, но послушно перетекла в другой конец зала. Лиза осталась. Я повернулся к ней.

– Прикажите принести стакан воды и кусочек сахара. Можно меда. Быстро!

Лиза повторила приказ слуге. Тот метнулся к дверям. Воду и мед в вазочке принесли практически мгновенно.

– Ешь, Изя!

Мордух шагнул ближе и приподнял сына. Я зачерпнул ложечкой из вазочки янтарный мед и вложил ее в открытый рот мальчика, затем дал запить. Не прошло и минуты, как кожа Изи стала розоветь. Он высвободился из рук отца и сел самостоятельно. Полез в карман, достал носовой платок и стал вытирать лицо. Мордух облегченно вздохнул

– Что это было, доктор?

– Гипогликемическая кома. Недостаток сахара в крови.

– Это лечится?

– Да. Нужно показать его хорошему врачу-диетологу. А пока не давайте ему жирной пищи. И больше сладкого! Варенье, чай, конфеты.

– Правда? – оживился Изя.

– Мы лишали его сладкого, – пробурчал Мордух и зло посмотрел на жену. – Не слушался.

– Воспитывайте другими методами. Например, ремнем (Изя поскучнел), но сладкого не лишайте. Иначе болезнь будет прогрессировать. Она может пройти сама по себе. Со сладким, впрочем, не переборщите. Все есть яд и все есть лекарство, как говорил Авиценна. Диетолог скажет точнее.

– Благодарю, доктор! – поклонился Мордух. – Можно вас на минуту?

Он взял меня под локоть и отвел в сторону.

– Сколько я должен за лечение?

– Нисколько. Я здесь гость.

– Но вы спасли Изю!

– Только помог. Денег не возьму.

– Вы благородный человек, – сказал Мордух. – Извините за неловкий вопрос, в вашем роду были евреи?

– Сомневаюсь.

– Очень похожи. И внешне, – он окинул меня взглядом, – и талантом. С одного взгляда определить болезнь и помочь мальчику… После войны, если решите практиковать в Минске, разыщите меня. Полагаю, договоримся.

Еще один.

– Я подумаю.

Мордух поклонился и убежал к сыну. Тот, как я заметил, уже что-то жевал. Судя по довольному лицу, конфету или что-то вроде того. Ко мне подошла Лиза.

– Спасибо, Валериан Витольдович!

– Не за что. Было нетрудно.

– Что хотел от вас дядя?

– Предлагал деньги. Я отказался, тогда он обещал содействие по открытию практики после войны. Как я понимаю, за долю в деле. Ловкий у вас дядя! Подковы на ходу сдирает.

– Он такой, – засмеялась Лиза. – Не обижайтесь, Валериан Витольдович! Мы евреи, да еще купцы, нам положено искать выгоду.

– Мордух брат вашего отца?

– Матери. Здесь, – она обвела рукой зал, – в основном ее родня. Отцовская не приехала – для нее это незначительный повод. Мои братья далеко и заняты делами, – она вздохнула. – Потому и сказала вам, что праздник маленький. На большом от гостей не протолкнуться.

Интересно люди живут…

– О чем вы говорили с отцом?

Любопытная…

– Давид Соломонович предлагал то же, что и ваш дядя. Только не за долю, а в благодарность.

– А вы?

– Отказался. Извините за пафос, но всего в жизни хочу добиться сам.

– Не хотите быть обязанным, – вздохнула она.

Проницательная…

– И это тоже.

– Уверяю вас, что предложение от души.

Так я и поверил.

– Впрочем, это ваше право. Но вы не против поддерживать с нами отношения?

– Это будет непросто. Конференция закончилась, и я возвращаюсь в лазарет. Если и приеду в Минск, то не скоро.

– Когда уезжаете?

– Думаю, через пару дней. Есть в Минске одно дело.

– Тогда навестите меня завтра. Когда вас ждать?

– Не могу обещать. Предстоит сложная операция, затем – дежурство у постели пациента.

– Вы всегда так делаете?

– Иногда.

– Пациент не простой, – догадалась она. Умная девочка, я же говорил.

– Где вы остановились?

– В гостинице «Европа».

– Я буду справляться о вас там. Не возражаете?

– Как вам будет угодно.

– Договорились! – улыбнулась она. – Не забывайте, что меня нужно обучить обращению с пистолетом. Сами подарили.

Толкнул меня черт в руку!

– Если будет время. А сейчас позвольте откланяться. Операция утром, нужно выспаться. У хирурга не должны дрожать руки.

– Хорошо, – кивнула она. – Только знайте: вам всегда рады.

Она подала мне руку. Я склонился и изобразил, что целую ее. Лиза покраснела и пошла к гостям, я – к выходу. У дверей меня перехватил Поляков. И откуда возник?

– До свиданья, Валериан Витольдович! – он протянул руку. Я пожал ее. – Мордух мне все рассказал. Спасибо за племянника! Он балованный мальчик, но жена его любит.

– Не за что, – сказал я. – Было не трудно.

– Мордух, говорит, что это чудо. Определить болезнь с первого взгляда и немедленно помочь… Он в восторге.

Потому что бесплатно…

– Извините, что повысил на вас голос. Привычка. Когда каждый день говоришь с подчиненными…

Не завидую им.

– Заходите к нам накоротке. Двери моего дома открыты для вас.

Я поклонился, и мы распрощались. Никто из Поляковых мне, к счастью, более не повстречался.

[1] Орган управления еврейской общиной.

[2] Один из лучших сортов кубинского рома.