Если в Оули Люсиль жаловалась на скуку, но в Гонсее она о ней забыла. Слишком бурной и необычной оказалась жизнь в лофстве.

С дороги ее отвели в баню. Предусмотрительный Куворк заранее отправил в замок гонца, так что к прибытию обоза ее истопили. Поначалу Люсиль приняла баню за обычную мыльню. Но когда ее привели в раскаленную печкой комнату, освещенную тусклой лампой, уложили на деревянный топчан и начали хлестать вениками… Люсиль пробовала возмутиться, но служанки объяснили, что так нужно, и этот обычай завел молодой лоф. Сам он большой любитель «парной»… Люсиль выдержала эту пытку. Не испугалась даже погружения в бочку с холодной водой. После «парной» ее вымыли, облачили в чистую рубаху и оставили в боковой комнате, где находился стол и две лавки. Перед этим сунули в руки кружку пива. Этим напитком Люсиль брезговала, но после бани томила жажда, и она отхлебнула. Затем, подумав, приложилась еще. Хм, неплохо! Легкая горечь освежает рот, тело переполняется благодушием. Люсиль не заметила, как опорожнила кружку до дна.

За этим занятием ее застали Антон. Его сопровождала молоденькая служанка.

– Попарилась? – спросил Антон.

– Да, – кивнула Люсиль.

– И как?

– Хорошо! – не стала лукавить девушка.

– А теперь мы.

Лоф скрылись в предбаннике. Служанка осталась.

– Ты здесь зачем? – поинтересовалась Люсиль.

– Тереть спину господину.

«Вот как? – подумала Люсиль. – Ладно. Разберусь…»

– Принести еще пива? – спросила служанка. – Или помочь одеться?

– Сама! – буркнула Люсиль.

Сунув ноги в сапоги и накинув шубу, она вышла во двор. Здесь царило столпотворение. Носились слуги, мычали коробы, блеяли овцы, повар с помощником тащили в угол упирающуюся свинью. Их намерения были написаны на лицах. Свинья, чувствуя это, отчаянно верещала. Люсиль не стала смотреть на этот бедлам и прошла в дом. Там служанка отвела ее в предназначенную для высокородной комнату. Люсиль осмотрелась. Большая кровать с балдахином, тяжелый стол с лавками, сундук для одежды. Из окна с мутными стеклами струился мягкий свет. Комнату недавно вымыли, отчего в ней стоял запах свежести.

– Кто здесь жил? – спросила Люсиль.

– Прежний лоф.

– А Иль-Ин?

– Ему не нравится здесь. Сказал, что комната слишком «барская», – орчанка выговорила это по слогам. – Он спит в дальней комнате. Та совсем маленькая. Но лоф говорит «нормальный кубрик для одного», – служанка улыбнулась. Было видно, что значения слова «кубрик» она не знает, но произносит с удовольствием.

– Как тебя зовут? – спросила Люсиль.

– Суорк.

– В обозе мои вещи, Суорк.

– Их уже принесли, госпожа, и я сложила их в сундук. Прикажете разобрать? Или желаете перекусить? Общий обед будет не скоро – пока готовят.

«А она сообразительная, – отметила Люсиль. – Стоит приблизить». Своих слуг в Гонсей она брать не стала – ни к чему. Энтон сказал, что в замке их много.

– Неси перекусить, Суорк. Вместе поедим.

Служанка унеслась. Обратно вернулась с подносом. На нем стояли блюда с нарезанной ветчиной, хлебом, копченой рыбой, сыром, а также – кувшин пива и кружки. За стол с высокородной Суорк села без уговоров, из чего Люсиль сделала вывод, что нравы в замке простые. Они с аппетитом перекусили и стали болтать. Суорк рассказывала охотно, чему в немалой степени способствовали подаренные ей гильзы. Их собрали в лесу, где Люсиль с лофом уничтожили наемников. Энтон объяснил ей, что это такое, показал снаряженные стрелы, которые назвал «патронами». Сообщил, что «гильзы» представляют ценность для орков, поскольку сделаны из цветного металла. Люсиль и сама это знала, поэтому выпросила пяток. Пригодились.

– Отнесу кузнецу, и он сделает мне колечко, – обрадовалась Суорк. – И серьги. Вы расскажете мне, госпожа, как лоф убивал разбойников? Все только об этом и говорят, но никто толком не знает. Не видели.

– Расскажу! – пообещала Люсиль. – Но сначала ты.

Суорк не заставила себя упрашивать. Люсиль слушала ее, время от времени задавая наводящие вопросы. И в короткое время выяснила многое.

Лофа в замке любили. Это выглядело странным. Энтон в Гонсее всего ничего. Но Суорк говорила о нем с восторгом. Новый господин не походил на предыдущего. Гайорк был заносчив и груб. Отвешивал затрещины и пинки, со служанками тешил похоть. А вот Иль-Ин другой. Никого не ударил и не обругал. К слугам ласков, благодарит их за оказанную услугу. Невиданное дело! В тоже время назвать лофа мягким нельзя. Он строг и не прощает провинностей. Как-то конюх ушел в запой. Достал где-то браги и пил до помрачения. Из-за этого кони остались не обихоженными. Лоф велел его высечь. При этом сказал странные слова: «Лучше бы на „губу“, но ее здесь нет». Что такое «губа», Суорк не знала. Подозревала, что это какой-то особо зверский вид наказания. Женщины в замке сошлись во мнении, что розг пьянице мало. Он, охальник, еще и подолы служанкам пытается задирать.

Люсиль расспросила насчет подолов. Суорк сообщила, что с этим строго. Прежний лоф с его воинами тащили служанок в постель. При этом не заботились одарить девушку за оказанную услугу. Высокородный Иль-Ин запретил «блядство». Сказал, что, если кому-то из мужчин нравится служанка, то пусть женится. Женщины не против. Только женихи не спешат. Говорят, что они распутные. Как будто лезли в постель прежнего лофа и его воинов по доброй воле.

При этих словах Суорк вздохнула.

– В бане я видела служанку, которая заявила, что трет спину лофу, – сказала Люсиль. – Кто такая?

– Нулок, знахарка. Бабка у нее травница, обучила внучку. Они потомки пришлых. Из всех жителей Гаци только они знают их язык, вот лоф и приблизил ее к себе. Взял в замок. Девчонка задрала нос, считает себя выше других, – Суорк скривилась. – Дескать, она честная в отличие от других. А сама липнет к лофу и мечтает пробраться к нему в постель. Зря старается. Чем она может господина привлечь? Ни груди, ни задницы. Есть куда лучше, – Суорк расправила плечи, выставив бюст вперед. Тот и вправду производил впечатление. – Да стоит лофу пожелать…

– А он не желал? – поинтересовалась Люсиль.

– Молчит, – вздохнула Сорк. – Хотя по глазам видно: хочет. Может, там, в его мире, со служанками нельзя? Так он теперь здесь. Мы бы обрадовались. И подарков не просили бы. С таким-то…

Суорк подняла глаза к потоку.

– Как там обед? – спросила Люсиль, чтобы закрыть тему. Продолжать ее не хотелось.

– Узнаю! – пообещала Суорк.

Она встала, собрала посуду и удалилась. Люсиль, оставшись одна, погрузилась в размышления. То, что она узнала сейчас, с одной стороны радовало. Энтон достоин стать ее мужем. В этом она уверилась после боя, а рассказ служанки только укрепил в этом мнении. Оставалось воплотить намерения в жизнь. Иначе кто-то успеет запрыгнуть лофу в постель. Эта мысль привела Люсиль в бешенство. Она даже стиснула кулаки. Он ее и ничей больше! Но как дать ему это понять?

Придумать не получилось, и Люсиль отложила решение на потом. Тем более что вернулась Суорк и позвала к столу. А потом и вовсе навалились дела…

* * *

Первые дни прошли в сплошных хлопотах. Во-первых, в прежнее помещение для воинов (Энтон назвал его «казармой») новобранцы не поместились. Пришлось освобождать склад и готовить его для проживания. Сделали быстро. Прежний лоф хранил здесь зерно. В связи с сокращением подати склад практически опустел. Остававшиеся мешки перетащили в другое помещение. На переделку ушло несколько дней. Собранные из деревень плотники прорубили в стенах окна, настелили полы, сколотили «мебель». Так Энтон назвал топчаны, столы и лавки. Все это время «лишние» воины ночевали в господском доме, что добавляло в нем бедлама.

Второй задачей стало обмундирование новобранцев. Свезенные из деревень швеи и сапожники с утра до вечера щелкали ножницами, махали иглами и стучали молотками по «лапам». Люсиль удивило желание лофа одеть воинов в одинаковую одежду. Ладно бы покрой, так еще и цвет! В Руме подобного не водилось. «Так будет лучше», – ответил Энтон. Люсиль спорить не стала. Хочется ему – пусть. В конце концов, это его войско.

А вот желание Антона влезть в процесс обучения ее возмутило.

– Что значит «строевая подготовка»? – бушевала она. – Почему хочешь начать с нее?

– Потому что они ходят, как салабоны, – ответил Энтон. – Никакой выправки. Не воины, а стадо. Они должны уметь передвигаться в строю, чувствовать плечо товарища и, не задумываясь, выполнять приказ командира. Обучу – увидишь.

После долгих споров договорились. До полудня Антон гоняет половину новобранцев на «плацу». Люсиль тем временем учит других обращению с оружием. После обеда меняются.

Энтон, как считала Люсиль, чудил. Ладно, одеть воинов в одинаковую одежду. Но зачем каждому нижние рубахи и штаны? А простыни поверх набитых сеном матрасов? Где это воины спят на простынях? Они, что, высокородные?

– Воин должен раз в семь дней мыться в бане со сменой нательного и постельного белья, – ответил Энтон. – Тогда у него не будет вшей, и он не станет болеть.

– Мыться достаточно раз в месяц, – не согласилась Люсиль.

– Пусть будет раз в десять дней, – уступил Энтон. – Но умываться, чистить зубы и мыть ноги ежедневно.

Еще он потребовал обучить воинов грамоте. Это вообще блажь. Зачем воинам читать и писать? Но Люсиль спорить не стала. Просвещать воинов не ее забота. Учителем назначили Вилорка – тощего новобранца, которого она хотела забраковать. Вот пусть и мучается!

Потекли будни. С утра до вечера во дворе раздавалось: «Равняйсь! Смирно! Шагом – марш! Песню – запевай!» За стенами, куда выводили учить оружию, команды звучали другие: «Копья – наизготовку. Щитами закрыться. Коли! Шаг вперед!..»

Раз в декаду воинам объявляли выходной день. Занятия отменяли. Новобранцев вели в баню (срубили специально для них), после чего угощали пивом. И обед был праздничным: жареное мясо, вареные яйца, пшеничный хлеб и коровье масло. Отдыхали и командиры. В первый такой день Люсиль попросила Антона ей оружие из его мира. Тот согласился. Они навьючили на лошадей тюки, сели в седла и направились в недалекий овраг.

Антон продемонстрировал ей все: пулемет, автомат, винтовку и пистолет. Оружие пришлых производило впечатление. Кулак бьет сильнее, но с близкого расстояния. Пока подойдешь, пулемет наделает в тебе дыр. Что пулемет! Даже небольшой пистолет с этим справится, если закрепить его на деревянном футляре. Про винтовку и говорить нечего. Из нее можно убить даже предводителя войска за пятьсот шагов. Это внесет панику в ряды противника. Обладая таким оружием можно выиграть сражение с превосходящим по численности врагом. Люсиль вздохнула, вспомнив битву, в которой погиб отец. Будь у них пулемет!

– Почему не учишь воинов стрелять? – спросила Антона.

– Рано, – ответил он. – Только грамотный солдат может освоить пулемет, да и то не каждый. Присмотрюсь и выберу лучших. И учти – у нас мало патронов. Хватит на один бой, от силы – на два.

«Иногда и один бой может повернуть войну, – подумала Люсиль. – Разбей мы зургов, они бы закаялись ходить в Рум».

Она захотела пострелять. Опробовала винтовку, пулемет, автомат. Более всего ей понравился пистолет. Может, от того, что Антон, показывая, обнимал ее со спины, помогая правильно держать оружие и целиться.

– Хочу такой! – сказала Люсиль, когда урок закончился. – Продай! У тебя два, а я не поскуплюсь.

– Не могу, – покачал головой Энтон. – Оружие казенное. У нас оно на строгом учете, за разбазаривание спросят. Воинам выдают его во временное пользование.

«Он надеется вернуться в свой мир!» – догадалась Люсиль. Эта мысль уколола ее в сердце.

– Так дай мне во временное пользование, – предложила, мгновением погодя. – Я сохраню.

– Хорошо! – согласился Энтон.

Люсиль обрадовано сунула АПС в футляр и перебросила ремешок через плечо. Оставив в овраге расстрелянные мишени, они воротились в замок. Перекусили, почистили оружие, после чего направились в баню. Вернее, сначала пошел Антон. Предполагалось, что Люсиль сменит его по возвращении. Но вышло иначе. Увидев знахарку, побежавшую к бане, Люсиль ощутила гнев. Сколько это может продолжаться? С кем у Энтона вышло Единение – с Люсиль или с простолюдинкой? Пора положить этому конец!

Накинув шубу, Люсиль решительно двинулась к бане. Знахарка нашлась в комнате со столом. Сидела, сжимая мочалку в руке.

– Дай! – Люсиль схватилась за мочалку.

Знахарка вцепилась в нее обеими руками.

– Это моя! – закричала отчаянно. – Я тру лофу спину.

– Больше нет! – рыкнула Люсиль. – Теперь буду я.

– Лоф назначил меня.

– Я его жена, – Люсиль выпустила мочалку и подбоченилась. – Мы с ним окропили кровью камень Силы. Иль-Тек принял жертву, даровав нам Единение. Я чувствую его, как себя. А ты можешь?

– Нет, – ответила знахарка и разрыдалась.

Люсиль почувствовала себя неловко. По уму следовало наглую простолюдинку прогнать, но не поворачивался язык. Слишком горько и искренне та плакала. Поколебавшись, Люсиль села рядом и обняла знахарку.

– Он очень хороший, – проговорила та, всхлипывая. – Я его сразу полюбила – как только увидела. Надеялась, что он захочет меня. Хотя бы в наложницы. А он…

Она залилась слезами. «Его многие хотят», – подумала Люсиль, но вслух говорить не стала. Только отерла ладошкой слезы со щек девушки. Та шмыгнула носом.

– Вы очень красивая, госпожа! – сказала, вздохнув. – Потому он и выбрал вас. А я…

– Ты тоже красивая! – возразила Люсиль. – Воины на тебя заглядываются. Любой возьмет в жены.

– Но это будет не лоф, – вздохнула знахарка. – Простите меня, госпожа! Я вела себя неподобающе.

Она встала и, сгорбившись, вышла. Люсиль подобрала выроненную Нулорк мочалку и направилась в предбанник. Там разделась и шагнула в парную.

– Кто там? – спросил лежавший на полке Антон. – Ты, Нулорк?

– Я, – сказала Люсиль. – Не захотела ждать.

– Вот и правильно, – одобрил он и встал с полки. – Проходи! Попарю…

Он отхлестал ее веником. Правда, бил бережно, щадя. Люсиль это чувствовала. Затем они посидели в бочке с водой и стали мыться. Люсиль потерла спину ему, он – ей. Было приятно. В мыльной лампы светили ярче, и Люсиль разглядела тело суженого. Оно оказалось лучше, чем ей думалось. Стройное, крепкое, с округлыми мускулами, которые мягко скользили под кожей. Энтон тоже воспользовался моментом.

– У тебя красивое тело, – сказал, натирая ей спину щелоком. Делал он это почему-то руками. – И сильное. Ни капли жира.

– Ваши девушки не такие? – спросила Люсиль.

– Не видел их бане, – ответил Антон. – У нас не принято мыться вместе. Но на пляже смотрел. Они… более пухлые.

– Тебе понравились?

– Не знаю, – ответил он, – не задумывался. Внешность не главное. Мой отец худой, мать была полной, но это не мешало им жить дружно.

– Они заключили брак по любви?

– Конечно! – удивился он. – У нас все женятся так. Ну, или почти все. Как жить вместе, если нет любви?

«А у нас живут», – хотела сказать Люсиль, но не успела. Антон окатил ее из ведра. Люсиль взвизгнула от неожиданности. А он, поставив ведро, принялся вытираться полотенцем. Люсиль присоединилась. Не просить же его продолжить гладить ей спину. Хотя хотелось.

Ужинали они вдвоем. Куворк поел раньше и ушел спать. В этот день повар расстарался. Запеченная на углях курица, рассыпчатая каша, нежный творог, свежий, еще горячий хлеб – все это поглощалось молодыми людьми с удовольствием. Еду запивали вином. В замке его мало – стоит дорого, ну, так сегодня выходной день, можно позволить. Насытившись, Люсиль откинулась на спинку лавки, Антон сделал тоже самое. Они встретились взглядами и рассмеялись.

– Жить, как говорится, хорошо! – сказал Энтон, и Люсиль с ним мысленно согласилась. Ей и в самом деле замечательно. Но хотелось лучше.

– Как у вас женятся? – спросила Люсиль.

– Идут в ЗАГС. Это место, где регистрируют брак. Затем садятся в автомобиль и едут по памятным местам.

Люсиль кивнула. Автомобиль Антон ей показывал и даже покатал немного. Удобная повозка, но конь лучше. Он живой в отличие от мертвого железа. И ест сено, а не какой-то бензин, которого здесь нет.

– Затем свадьба, – продолжил Энтон. – Собираются родственники, друзья молодых. Пьют, закусывают, танцуют. Молодоженам кричат «Горько!»

– Зачем?

– В ответ те целуются, дескать, им сладко. Обычай.

– У нас похоже, – сказала Люсиль. – Только идут в храм, где жрец прокалывает молодоженам пальцы, и те орошают кровью камень Силы. Затем накрывают его ладонями. В этот миг происходит Единение.

– Как у нас с тобой? В лесу?

От неожиданности Люсиль растерялась. Он знает?

– Я спросил Куворка после того случая, – пояснил Антон. – Он объяснил. Еще сказал, что Единение между супругами происходит очень редко.

– И ты молчал?!

– А что было делать? – вздохнул Антон. – Я не знал, как к этому отнестись. Все произошло случайно. И ты молчала.

– Я стеснялась.

– И я.

Они замолчали. Только поглядывали друг на друга.

– А ты… – решилась Люсиль. – Если б мы встретились в твоем мире… Позвал бы меня в ЗАГС?

– Да! – кивнул он.

– Я бы пошла, – сообщила Люсиль. – С радостью.

– В ромашках спряталась, сняла решительно. А он, дурак, не попросил, – пробормотал по-русски Антон. – Какой же я идиот!

– Что? – спросила не понявшая Люсиль.

– Мы с тобой глупо теряли время, – ответил Антон.

Люсиль расплакалась. Неожиданно и очень горько. Она не плакала даже когда убили отца. Но там все было понятно. А здесь… То, что казалось таким сложным, оказалось простым. Следовало лишь спросить. А они теряли время…

Сильные руки подняли ее с лавки. Затем усадили на колени и прижали к себе. Из-за этого Люсиль разрыдалась еще пуще и уткнулась лицом в его грудь.

– Ну, что ты, маленькая, – бормотал Энтон, гладя ее по спинке. – Птичка моя робкая. Зачем же плакать? Все хорошо…

Люсиль никак нельзя было назвать маленькой, и уж, тем более, робкой. Не говоря про птичку. Но сейчас ей хотелось быть слабой и беззащитной. Лишь бы он продолжал гладить и обнимать ее, шепча ласковые слова.

Сильные ладони нежно охватили ее голову и оторвали от груди. Прямо перед собой она увидела его глаза.

– Горько! – сказал Энтон.

В следующий миг теплые губы коснулись ее губ. И это оказалось так сладко! Люсиль ощутила, как его Сила перелилась к ней, а она отправила ее обратно. Так продолжалось долго. Это переливы несли неведомое ранее наслаждение, и Люсиль внезапно подумала, что соединись они еще в одном месте, Сила могла б не переливаться, а циркулировать в их телах, Тогда наслаждение стало бы долгим и еще более сладким. Наверное, Энтону тоже пришла в голову эта мысль. Он встал и, не спуская Люсиль с рук, понес в спальню. В ту, где стояла большая кровать.