Всё началось тогда, когда второй помощник упал замертво.

Два часа назад, сразу после восхода солнца, несмотря на слепящие отблески воды средней Атлантики под его лучами, зоркие глаза впередсмотрящего заметили стадо китов.

— Вижу фонтаны! — проревел он изо всех сил, и палуба небольшого старенького нантакетского китобойца «Обязательный» отозвалась оживленными возгласами. Капитан Смит поднялся по грот-мачте до самого клотика, внимательно осмотрел горизонт и поспешил вниз, отдавая на ходу распоряжение на спуск четырех шлюпок.

Вик Коффин, приписанный к вельботу второго помощника, вместе с другими гребцами прибыл на шкафут, где висел на шлюпбалке этот вельбот. Что-то невнятно проворчав, второй сразу запрыгнул в вельбот, все еще висевший на талях. За ним последовал гарпунер, португалец с Азорских островов по имени Мигель Дальгардо. Он был новеньким на борту — его завербовали в Файяле три недели назад. Вик и трое других гребцов спустили шлюпку на воду и, как только она коснулась волн, прыгнули вниз и сели за весла.

Второй помощник тоже был новеньким, севшим в Файяле одновременно с Мигелем. Ветераны внимательно наблюдали за ним — охотились на китов впервые после отхода из Файяла, а тому было за шестьдесят, многовато для китобойного промысла, и многие ожидали его провала. Однако он браво стоял у рулевого весла, напевно задавая ритм гребцам, и шлюпка бодро неслась в сторону китов.

Когда они приблизились к огромному самцу, он окликнул гарпунера. Португалец отложил весло и встал на носу вельбота. Гребцы через плечо поглядывали на него, полные самых черных подозрений. Однако он немедленно дал понять, что не новичок в этом деле. Без малейших колебаний он оперся бедром в специальную выемку в носовой банке, крепко сжал ясеневую рукоять гарпуна и нацелил на кита, который в этот момент вонюче отрыгнул, испустив высокий фонтан воды.

Второй рулил вельботом уверенно, направляя его нос прямо на горб кита.

— Всади ему, Мигель! — заорал он дрожащим от возбуждения голосом. Гарпун пошел, увлекая за собой шелестящий линь. Кит рванулся. Вытравив тридцать саженей линя, второй помощник закрепил его за битенг.

Вельбот сильно накренился, рванулся вперед с ошеломляющей скоростью, увлекаемый китом. Брызги пенистой воды заливали шлюпку, и все — исключая Вика, которому, как самому младшему члену команды, было поручено вычерпывать воду — схватились за борта, чтобы удержаться. Гонка не продолжалась очень долго, так как киты быстро устают. Описав несколько громадных кругов, кит замедлил движение и, наконец, замер без движения. Пожилой помощник прокричал дрожащим голосом:

— Выбирай линь, ребята, выбирай!

Его голос звучал так странно, что Вик с любопытством глянул в его сторону. Лицо старика было багрово-красным, вены на лбу напряглись, а глаза покраснели. Гребцы на носу вельбота напрягались, подтягивая его к боку кита и сбрасывая свободный конец линя на дно шлюпки. В этот момент второй помощник должен был поменяться местами с гарпунером, то есть перебраться с кормы на нос, поднять остроконечное копье и окончательно покончить с китом. Вместо этого он внезапно упал замертво.

Вик увидел, что пожилой человек как-то скрючился, замахал руками, пытаясь найти опору, и с глухим стуком упал на днище. На несколько мгновений в вельботе воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь плеском волн и фырканьем кита, который пришел в себя и нырнул, унося с собой гарпун с линем прежде, чем кто-то мог что-либо сделать — все в шлюпке были так ошеломлены, что не заметили бегства кита. Кто-то протянул руку и потряс второго, но уже было ясно, что жизнь покинула его тело.

Когда команда шлюпки вернулась на борт китобойца, все вспоминали его последние слова: «Выбирай линь, ребята, выбирай!». Матросы «Обязательного» считали эти слова весьма примечательными — такими, что они затмевали сам смертельный случай. Второй помощник определенно был слишком старым для китобойного промысла и вполне мог быть подверженным сердечному приступу во время сильного возбуждения китовой охоты. Все знали, что капитан Смит нанял его только потому, что отчаянно нуждался в палубном офицере. Поэтому, хотя несчастный случай произошел так скоро, никто этому особо не удивился.

Второй помощник, помимо того, что был в годах, за три недели после выхода с Азор так ни с кем и не подружился. Соответственно, и похороны были проведены формально – капитан прочитал молитву и тело, зашитое в парусину, перевалили через планширь в воду. Однако, когда на следующий день у фок-мачты состоялся аукцион вещей умершего, ритуал был на удивление торжественным. По крайней мере, так показалось Вику.

Председательствовал капитан, который вначале распорядился поставить сундучок второго помощника около фок-мачты. Затем он стал доставать из него вещи покойного — две рубашки, пару ветхих штанов, несколько трубок и кисет с небольшим количеством табака — и выкрикивать начальную цену. Традиция велела собранные таким путем деньги передать семье покойного, во что не верил ни один моряк на борту «Обязательного». Все были уверены, что капитан прикарманит эти денежки. Однако аукцион шел спокойно, люди покупали вещи, но атмосфера была мрачной, что, как выяснил Вик этим же вечером, имело неожиданные последствия.

Это произошло во время вечерней полувахты, когда большинство отдыхало перед наступлением ночных вахт. Вик расположился на палубе бака, спокойно переваривая свой ужин. Краем глаза он заметил, как один из гарпунеров подошел и облокотился о планширь правого борта рядом с ним. Его звали Айзек Нортон, и был он, наверно, из Марта-Винъярда. Так предполагал Вик, потому что он прибыл на борт в Эдгартоне. Они почти не сталкивались друг с другом: Нортон был гарпунером на другом вельботе и спал на нижней кормовой палубе, а не в полубаке. Поэтому, когда тот прочистил горло, Вик только кивнул ему и продолжил смотреть на спокойную гладь моря.

Затем Айзек угрюмо произнес:

— Я бы не хотел, чтобы мои вещи продавали вот так, когда я покину этот мир. Нет, нет!

Вик молчал, не зная, что сказать. Аукцион содержимым сундука покойного был обычным делом среди китобоев, весьма практичным, кстати. Не говоря о том, что было бы необходимым выделять место для их хранения в течение нескольких лет плавания, морякам часто не хватало своих скудных запасов, и их пополнение таким путем было полезным обычаем.

Похоже, Нортон и не нуждался в ответе, продолжая свои размышления:

— Полагаю, там, откуда ты прибыл, нет такого обычая. У вас, слышал, хоронят покойников вместе со всем имуществом, или что-то вроде этого, не так ли?

Вик покачал головой, сдерживая улыбку:

— Как раз наоборот. Когда кто-то умирает, люди собираются со всей округи, даже с весьма отдаленных мест, и требуют возврата его долгов. При этом частенько исчезает очень многое.

— О, вот оно что! — оживленно воскликнул Нортон.

— На самом деле это что-то вроде ритуального мародерства, мы называет это муру, — ответил Вик.

— Это есть то, чего я не хотел бы!

— Не хотел бы? — повторил Вик, пытаясь понять, куда же приведет этот разговор.

— Нет, — твердо сказал Нортон. Затем воцарилось молчание, Нортон сжимал и разжимал рот, тер подбородок и поглядывал искоса на Вика. Затем заметил: — Народ говорит, что, хотя ты и канак, умеешь читать и писать.

— Да, это верно, — ответил Вик, даже и не обижаясь на гарпунера. Хотя он был наполовину американцем и наполовину новозеландским маори, он привык к тому, что его считают канаком — американское прозвище жителей тихоокеанских островов, — и не расстраивался по этому поводу.

— Точно?

— Я уже сказал тебе, что да, — ледяным тоном ответил Вик.

— Я не хотел тебя обидеть, — поспешно произнес гарпунер. Вик был крупным и мускулистым парнем, и уже успел постоять за себя в этом рейсе. Нортон продолжал: — Я с трудом этому верю, потому что ты очень юн для того, чтобы быть образованным. Между прочим, сколько тебе лет?

— Семнадцать. — Когда он покидал Новую Зеландию, мать просила его запомнить, что он родился в 1814 году, так как американцы придавали большое значение дням рождения.

Собеседник кивнул:

—Полагаю, тебя учили миссионеры.

Так уж случилось, что Вик пристрастился к книгам после того, как пьяный американский бичкомер — человек, который в свое время был респектабельным эдгартоновским шкипером — научил его чтению. Однако, он дипломатично умолчал об этом, и после некоторого перерыва Нортон высказал свое желание.

— Я хочу составить завещание, — произнес он.

— Что, что?

— Завещание… ну, последнюю волю. Я не хочу, чтобы мои вещи распродавались у фок-мачты, как его, — угрюмо сказал Айзек. — А кто знает, что может случится, прежде чем мы вернемся на Азоры?

— Мы возвращаемся в Файял? — удивленно воскликнул Вик.

Когда три недели назад они были там, он сопровождал капитана при сходе на берег в качестве свидетеля. Наем новых второго помощника и гарпунера оказался продолжительным и тягостным делом, так как консул Соединенных Штатов отличался невероятной рассеянностью. Не только местные постоянно атаковали капитана Смита своими предложениями поставлять фрукты и овощи, но даже регулярно наведывавшийся американский торговец предъявил претензию по поводу якобы украденного у него кошелька. Вся эта суматоха длилась часами до возвращения их на борт и способствовала дурному настроению шкипера. Он так часто проклинал Файял, что Вик с большим удивлением узнал о повторном визите в этот порт. Также было весьма необычным для кого-либо из команды знать порт назначения, потому что все капитаны были убеждены, что члены экипажа, знай они порт захода, будут готовиться к дезертирству. Поэтому и держали в полном секрете следующий порт захода.

— Файял, — подтвердил Айзек Нортон. — Кэп считает, что невыгодно тратить время в этом районе, и собирается снабдиться для перехода вокруг мыса Горн. Но мы не сможем продолжать рейс без второго помощника. Да и еще он хочет взять резервного гарпунера.

Вик понимающе кивнул. За три месяца плавания было многовато замен среди офицеров, многовато смертей на борту старого китобойца из Нантакета. Это соображение вернуло их к разговору о завещании.

Дело выглядело очень простым, так как Нортон оставлял все свое имущество Мигелю Дальгардо. Вик был озадачен, так как Дальгардо провел на борту совсем немного времени. Не исключено, что Мигель и Айзек были приятелями в каком-то предыдущем рейсе. Форма документа была для Айзека более важна, чем содержание — он настаивал, чтобы тот выглядел так официально, что никто не мог бы к нему придраться. Вик выдрал чистую страницу из своего путевого дневника, озаглавил её красивым каллиграфическим почерком, которому его научил какой-то эдгартоновский бездельник, записал завещание на имя единственного наследника. После этого на листе осталось довольно много свободного места, что не понравилось Айзеку — возможно, он опасался, что после его смерти кто-нибудь сможет дописать дополнительные строки. Чтобы заполнить свободное пространство, Вик предложил ему перечислить содержимое своего сундучка. В нем находилось: несколько различных поношенных рубах, кусок мыла, пара башмаков, две золотых двадцатидолларовых монеты, немного табака. Этот скудный список заполнил лист до конца, как и желал Нортон.

— И, конечно, — добавил гарпунер, жарко дыша в спину Вика, — мою долю.

— Само собой, — согласился Вик. Доля была частью прибыли от китобойного промысла, установленная в зависимости от занимаемой должности. Наибольшая доля причиталась капитану, а зеленые салаги вроде Вика Коффина получали наименьшую. Пока было невозможно сказать, какую сумму составит доля Айзека Нортона, так как предстоял еще длинный рейс, но у гарпунера она будет вполне прилична — может выйти даже четыреста долларов в конце четырехлетнего рейса.

С заполнением этого важного последнего пункта завещание было готово. Вик для порядка сделал копию в своей небольшой записной книжке. Затем он и Айзек подписали завещание: Айзек крестиком, а Вик подписью с шикарной завитушкой. Он передал документ, Айзек отошел с удовлетворенным видом, и Вик решил, что на этом все закончилось.

Однако оказалось, что на борту «Обязательного» ничего невозможно утаить. Айзек Нортон с гордостью сообщил Мигелю о своем завещании, новость распространилась среди остальных гарпунеров, те поделились ею с экипажами своих шлюпок — результатом стала поголовная эпидемия завещаний среди экипажа китобойца «Обязательный». Вик понимал, что в свете кончины второго помощника люди чувствовали себя более смертными, чем обычно. Когда же его осадили желающие составить свои завещания, он удивился тому, что на борту, судя по всему, он был единственным грамотным человеком — не считая, разумеется, офицеров.

Но вскоре выяснилось, что он стал предметом нотариальных устремлений публики потому, что был самым младшим членом экипажа, и его клиенты могли спокойно шпынять его в случае, если он будет разбалтывать их воли. А он мог бы рассказать несколько странных историй, так как некоторые из завещаний были весьма причудливы: рубахи завещались людям с резко отличным телосложением, табак — некурящим и не жующим его, поразительно большое количество завещанного капитану, нелюбимому повсеместно.

Завещание Мигеля Дальгардо было нетрудно угадать — он ответно оставлял всё содержимое своего сундучка Айзеку Нортону. Он не захотел вдаваться в подробности, но сообщил Вику, что имеет роскошную выходную рубашку с вышитыми впереди и на воротнике цветами и узорами. Вик был доволен общением с Мигелем — оно давало шанс попрактиковаться в португальском. Он заметил в себе склонность к иностранным языкам, и уже бегло говорил по-испански. Теперь он хотел достичь таких же успехов в португальском языке. Он болтал с Мигелем всё свободное время, и к приходу на Азоры они стали приятелями не разлей вода.

Предсказание Айзека Нортона не совсем сбылось — они пошли не к Файялу, а к другому острову — Пико. Вик, будучи впередсмотрящим на грот-марсе, наблюдал, как сердце острова — гора Пико — поднималось из-за горизонта и постепенно заполняло собой всё небо. Узкие террасы с возделанными полями поднимались по склону крутых холмов, выше них располагались крошечные луга, посадки маиса, рощи апельсиновых деревьев, разбросанные на высоких вершинах, откуда небольшие ажурные водопады сбегали к берегу моря. Это было прелестное зрелище, но Вик размышлял о том, что здесь было очень трудно жить. Поэтому неудивительно, что многих сыновей Азор можно было встретить на палубах американских китобойцев.

День выдался погожим, дул умеренный марсельный ветер, но капитан Смит решил не заходить в гавань. Он приказал лечь в дрейф, спустить шлюпку и удерживаться на месте, что для экипажа сулило утомительную работу по частой смене галсов, чтобы судно далеко не сносило. Хотя в гавани Пико имелась приличная якорная стоянка, капитан экономил деньги нантакетских судовладельцев, которые отличались своей скаредностью.

Вик был еще наверху, когда Смит его вызвал и приказал садиться в шлюпку. По какой причине — Вик не имел ни малейшего понятия, но позже узнал, что в качестве переводчика. Мигель также шел вместе с ними, но как местному жителю шкипер не доверял ему ни на полушку.

Проскрипели шлюп-тали, и четверка гребцов спрыгнула в вельбот. Вик уселся на средней банке, а Мигель на носовой. Айзек Нортон сел за руль, а капитан на кормовую обрешетку, завернувшись в брезентовый плащ, чтобы не испортить выходной костюм. Грести было легко, но высадка на берег доставила изрядных хлопот. На берегу не было ничего похожего на пирс или слип, и гребцам пришлось прыгать в воду и вытаскивать шлюпку на галечный пляж.

Прямо перед ними стояли невысокие строения с побеленными известью фасадами — очевидно, склады и ангары для лодок. Рыбаки с морщинистыми коричневыми лицами, ремонтировавшие сети, уставились на прибывших, а ребятня скакала вокруг и возбужденно кричала. Капитан поручил Мигелю поболтать с рыбаками и выяснить, не захочет ли кто отправиться с ними бить китов в южной части Тихого океана, а также посулить приличный заработок тем из них, кто имеет достаточный опыт гарпунера. Порой таким образом было проще найти работников, нежели прибегать к помощи местной администрации. Смит взял Вика с собой, поручив остальным матросам присматривать за шлюпкой.

Узкая тропа змеилась по крутому склону. Высоко вверху можно было видеть белую стену вокруг пласы — рыночной площади — и силуэт колокольни за ней. Затем, по мере движения, они были скрыты отрогом горы. Становилось жарко, из-под ног поднимались клубы пыли. На морской обочине тропы росли невысокие кусты дрока, которые издавали резкий камфорный запах, когда Вик задевал их на узких участках. С другой стороны тропы склон щерился многочисленными норами, в которых, хоть и невидимые, чудились Вику прятавшиеся там скорпионы, пауки и прочая нечисть. Он подумал, что не хотел бы пройти этой тропой в ночное время, когда ему поневоле пришлось бы касаться склона рукой. Море и береговые скалы виднелись далеко внизу, а «Обязательный, медленно перемещающийся взад и вперед в полумили от берега, выглядел игрушечным. До них доносились издалека крики ребятни, но шлюпка, строения и рыбаки были уже скрыты нависающими уступами.

Наконец они поднялись, и перед ними показалась выжженная солнцем пласа, мощеная неправильной формы камнями, скрепленными слепяще-белым кирпичом-сырцом. Их поджидали несколько человек, одетых в черные костюмы, кроме одного, в одеянии католического священника. С удивительным достоинством они приветствовали прибывших по-английски и по-португальски, затем сопроводили в темную прохладу одного из домов, окружавших пласу, и усадили за стол. Вик переводил, а деревенские дигнитарии важно хвалили его за хорошее знание их языка.

В основном, все было так же, как и в Файяле: туда-сюда сновали торговцы капустой, огурцами, апельсинами — капитан Смит закупал их в большом количестве. Когда в полдень Вика выставили за дверь — невместно простому матросу обедать с важными лицами, — он обнаружил, что фермеры, с которыми сторговался капитан, принесли множество корзин, готовых для переноски их матросами «Обязательного» на берег.

Вик разгуливал по деревне, наслаждаясь выпавшим развлечением. Он любил экзотические виды — каменных стен, увитых виноградом, крупных быков, тянущих за собой плуги, лошадей, покусанных насекомыми, свиней в сбруе, ведомых куда-то на поводке. Женщины во всем черном с покрытыми черными же шалями головами выходили из дверей своих белоснежных домов, предлагая ему ломти свежеиспеченного хлеба — боло — с крошечными, сваренными вкрутую, яйцами, большие кувшины молока, плитки жевательного табака. Они восхищались его оливковой кожей, щипали его щеки, чтобы увидеть белоснежные зубы, и говорили, что очень рады тому, что он уходит на американском судне — иначе он соблазнил бы всех их дочерей. Он же задавал им вопросы о Пико и получил много интересных ответов.

Вскоре его позвали внутрь. Капитан Смит был в хорошем расположении духа — он нашел недостающего офицера, местного жителя, который ранее работал третьим помощником на китобойце из Нью-Бедфорда, и был не прочь снова отправиться в море. Не успел Вик засвидетельствовать крестик нового офицера на судовом контракте, как у двери появился опытный гарпунер. Довольный шкипер отослал их, проинструктировав Вика отправить Айзека с новичками на судно, а оттуда привести три шлюпки с полными командами — ему были необходимы двенадцать человек для переноски закупок из деревни на берег.

Вик поплелся по тропе под палящим полуденным солнцем, прислушиваясь к разговору между новичками, и, опасаясь оступиться, внимательно глядел под ноги. Двое местных вовсе не замечали опасностей на тропе — как будто и не было этого крутого спуска. Дойдя до пляжа, они увидели Айзека и Мигеля, разговаривавших с высоким темнолицым парнем. Все было тихо-мирно до тех пор, пока Вик не передал капитанские распоряжения — и тут разразился ад кромешный.

Очевидно, Мигель пообещал работу гарпунером этому высокому юноше по имени Педро. Он был взбешен тем, что работа ускользает от него, и не собирался отступать. Затем, когда Вик попытался урезонить его, Педро и Мигель вместе обрушились на Вика, обвиняя его в этой неудобной ситуации.

Наконец, к заметному облегчению Вика, Айзек, как старший среди матросов, взял бразды правления в свои руки. Он приказал Вику отвезти на судно нового офицера, а сам отправился на пласу с Мигелем и Педро. Когда Вик вернется с двумя дополнительными шлюпками, сказал он, капитан Смит уже разберется с этим делом.

Остальные гребцы и рыбаки развлекались, глядя на гротескные ужимки Педро и Мигеля. Вик, проводив взглядом ушедших, занялся спуском вельбота на воду. Когда он добрался до судна, он застал там мирную атмосферу, особенно по сравнению с тем, что было на берегу. Старший помощник Старбак, выслушав доклад Вика, приказал спустить еще две шлюпки, и все три пошли к берегу.

Так как Вик был гребцом, то он сидел спиной к берегу, да и заходящее солнце било прямо в глаза. Обернувшись мельком посмотреть вперед, он почувствовал атмосферу напряженности и даже паники. Затащив вельбот на галечный пляж вместе с другими моряками, он увидел, что рыбаки, бросив свое занятие, столпились вокруг лежащего тела.

Это был Мигель Дальгардо. Состояние его тела говорило не только о том, что он был определенно мертв, но и свидетельствовало о падении с большой высоты. Вик, который сдружился с ним во время плавания на почве изучения португальского языка, ужасно опечалился.

Педро стоял в сторонке с двумя рыбаками по сторонам, как часовыми. В шоке и отчаянии он бегал глазами по окружающим. Очевидно, рыбаки, наблюдавшие за перепалкой, в которой Педро претендовал на работу, решили однозначно, кого обвинять в смерти Мигеля — самого Педро.

Увидев Вика, он разразился потоком португальских слов. Он уверял, что, хотя и очень желал получить работу у янки, так как бить китов с американцами — это верный заработок и интересные приключения, но убивать — нет, никогда, определенно нет, даже для того, чтобы получить место на судне капитана Смита. Он клялся, что даже не видел этого ужасного происшествия. Хорошо знакомый с этой тропой, он оторвался далеко вперед от двух других, когда услышал вскрик Мигеля и затем глухие удары, с которыми тело несчастного ударялось об утесы в своем падении вниз, на пляж.

Айзек Нортон, мрачный, с посеревшим лицом, стоял там же. Вик подошел к нему и спросил:

— Ты видел, как Педро толкнул Мигеля?

Айзек покачал головой:

— Я был далеко позади. Я никогда не боялся высоты, убирать брамсель во время шторма для меня было ничто, но эта проклятая дорога среди утесов утомила меня. Здешние люди скачут как ненормальные, просто козлы какие-то! О, и еще, — добавил он, — там была змея.

— Змея? — удивленно повторил Вик.

— Да. Ты видел эти отвратительные норки, которыми усеяны утесы? Я следил за ними и за краем обрыва. Когда из одной норки выползла змея, говорю тебе откровенно, я замер и не шевелился все то время, пока она не уползла. Те двое достаточно удалились, и я их не видел. Думаю, — мрачно добавил Айзек, — в это время Педро и воспользовался моментом, чтобы избавиться от конкурента.

Вик нахмурился, но, прежде чем он смог что-то произнести, появился капитан Смит. Как и следовало ожидать, он был взбешен. Он не только потерял еще одного человека, причем опытного гарпунера, но и лишился вероятного пополнения, так как тот подозревался в убийстве. Он направил группу моряков вверх по тропе — и следите, куда ступают ваши чертовы ноги, мне уже достаточно потерь, спасибо, — чтобы поскорей доставить корзины с провизией из деревни на берег. В то же время он знал, что торопиться бесполезно — ему необходимо присутствовать на похоронах, но потеря ценного для промысла времени раздражала его.

На следующее утро Вик стоял у края открытой могилы, в которую опускали останки Мигеля Дальгардо. Присутствовали все члены команды его вельбота, но Вик подумал, что он был единственным, кто по-настоящему печалился. Он смотрел на ярко-голубое небо, пыльные деревья, желтеющие вдали маисовые поля, и все это казалось ему нереальным. В отдалении стояли одетые в черное женщины, священник читал молитву на латинском, маленький мальчик в стихаре размахивал кадилом, испускавшим струйку благоухающего дыма.

Когда первые комья земли ударили по крышке простого гроба, капитан Смит, сопровождаемый командой, пошел прочь. Когда Вик устало тащился по узкой тропе, он внимательно смотрел под ноги, замечая, как время от времени камешки скатывались с края тропы и исчезали в глубине. В многочисленных норах, которые усеяли вертикальную поверхность нависающего на тропой утеса, не было заметно ни малейшего шевеления.

Когда они наконец-то вышли в море под всеми парусами по случаю благоприятной погоды, Вик испытал чувство возвращения к реальной жизни. К его удивлению, старпом Старбак объявил команде об аукционе вещей Мигеля. Он решил, что офицеры «Обязательного» были не в курсе поветрия составления завещаний на борту судна.

Вик поискал взглядом Айзека Нортона, чтобы посмотреть его реакцию на происходящее. Как и ожидалось, гарпунер поспешил подойти к мистеру Старбаку:

— Сэр, аукцион не нужен, я вам сейчас объясню…

Однако старпом не стал его слушать, повелев тому занять мест рядом с остальными моряками.

Вик стоял в сторонке от толпы. Все наблюдали за тем, как принесли сундучок Мигеля и поставили рядом с грот-мачтой. Мысли Вика разбежались. Айзек пытался еще что-то сказать, но Вик прервал его. Прежде чем он сам полностью осознал, что делает, он твердо произнес:

— Я ставлю два доллара за сундучок Мигеля, сэр.

Все повернулись и уставились на него. Айзек Нортон вскричал:

— Ты не можешь так поступать!

Вик поднял бровь:

— Прошу прощения?

— Черт побери, ты же сам составлял это проклятое завещание, так что должен знать, почему, Вик Коффин!

— И где же в его завещании сказано, что я не могу купить этот сундучок?

— Он всё оставил мне, и ты знаешь это!

— Он оставил тебе содержимое, но не сам сундучок.

Вик вытащил записную книжечку, в которой он копировал тексты всех составленных им завещаний. Медленно, буквально ощущая на себе тяжесть напряженного внимания каждого из находившихся на палубе, он нашел нужную страничку и прочитал вслух простое предложение, из которого состояло завещание Мигеля:

—Настоящим завещаю содержимое моего сундучка моему другу Айзеку Нортону. — Затем в продолжающейся тишине он повторил: — После того как Айзек заберет содержимое, я бы хотел купить сундучок.

— Но это несправедливо! — закричал Айзек.

Мистер Старбак, взгляд которого из-под широкополой шляпы переходил от Айзека к Вику и обратно, сказал, наконец:

— Звучит убедительно. Следует вынуть всё из сундучка, вручить это тебе, Нортон, и затем выставить сам сундучок на аукцион, как и предложил Вик.

Айзек побледнел и вскрикнул: «Нет!», но уже было поздно. Не тратя сил на споры, старпом нагнулся, открыл крышку и высыпал содержимое сундучка на палубу.

Первое, что увидел Вик — пышно расшитую выходную рубашку. Это была та самая знаменитая рубашка, которую с гордостью упоминал Мигель, печально вспомнил Вик. Следующим предметом был черный бумажник. Когда толстые, пожелтевшие от табака пальцы Старбака открыли его, на палубу высыпалась куча золотых монет.

— Так это Мигель ограбил того купца в Файяле! — воскликнул капитан Смит. — Неудивительно, что он так стремился попасть на борт и покинуть город!

Только услышав голос капитана, Вик заметил, что тот вышел на палубу поприсутствовать на аукционе. Он обернулся и спокойно сказал:

— Сэр, если вы сейчас пошлете шлюпку в Пико, то Педро с большим удовольствием подпишет контракт гарпунера.

Капитан проницательно посмотрел на Вика:

— Ты считаешь, что Педро не убивал Мигеля?

— Да, — кивнул Вик. — Его столкнул с утеса Айзек Нортон.

Все повернулись и уставились на побледневшего Айзека, который закричал:

— Он был моим другом! Какого черта я стал бы убивать его?

— Потому что ты узнал про его бумажник с золотом, — с абсолютной уверенностью сказал Вик. — Именно ты начал эту свистопляску с составлением завещаний, и постарался сделать так, чтобы Мигель узнал о том, что наследует твое имущество. После этого, вполне естественно, Мигель тоже написал на тебя завещание. Тебе осталось дождаться удобного случая, чтобы покончить с ним. Подъем на утес оказался великолепной возможностью для этого, так как Мигель и Педро поссорились публично — вот и козел отпущения готов. Как только Педро исчез из поля зрения, тебе осталось только толкнуть Мигеля.

Айзек взревел:

— Ты этого не докажешь, хоть тысячу лет старайся!

— Ты сделал это сам, когда оказался настолько глупым, что расцветил свою ложь россказней о змее, — с отвращением парировал Вик.

— Э-э-э… что за чушь?

— На Пико отсутствуют змеи.

— Что?!

— На Азорах вообще нет змей…

Что-то многовато смертей случилось на борту старого нантакетского китобойца.