Сырым апрельским утром в Нантакете с моря дул холодный пронизывающий ветер, неся с собой чуть ли не весь песок, который не был упрятан под булыжными мостовыми или серыми приземистыми зданиями. Низко нависшие над головами тучи не обещали улучшения погоды, но двух молодых людей — старшего и третьего помощников капитана китобойного судна «Обязательный» — это ничуть не беспокоило. Они стояли на палубе судна, непринужденно облокотившись на планширь левого борта, наблюдали за суетливыми перемещениями городских жителей, придерживавших от ветра свои шляпы и шляпки, и ожидали подхода последних из тянувшихся по причалу матросов. С вечерним приливом судно намеревалось выйти в рейс, но пока на борту находились только кок и бондарь, да больной шкипер в своей каюте. Однако молодые люди не были этим озабочены — напротив, они оживленно о чем-то беседовали.

Старпом и третий были братьями, но нанялись на судно под разными фамилиями во избежание путаницы. Старший оставил настоящую фамилию — Смит, а младший принял на время рейса девичью фамилию своей матери — Старбак. Хотя они и были братьями, но знали друг друга не очень хорошо. Во-первых, между ними была разница в возрасте семь лет, а во-вторых, они занимались китобойным промыслом с четырнадцати лет, и их нахождение дома совпадало не очень часто. Все же несколько раз они встречались, и им нравилось общение друг с другом. Так что они были обрадованы — и удивлены — тем, что попали в этот раз на одно и то же судно.

— А это что за чудо в перьях? — удивленно мотнул головой Старбак в сторону трап-сходни. По ней поднимался молодой, хорошо сложенный парень в черном пальто, полы которого были раздуты порывом ветра. На широком плече он нес простой нелакированный сундук, на вид совершенно новенький — только что от столяра. Волнистые локоны длинных черных волос ниспадали на плечи из-под широкополой кожаной шляпы. Старбак сначала принял его за индейца, но когда тот, поднявшись на палубу, сдвинул назад свою шляпу, он увидел не орлиный, а плоский нос. Канак, с удивлением подумал третий помощник. Рекрутировать островитян в Тихом океане было обычным делом, но редко кто из них приходил в Новую Англию. Он никогда не слышал об островитянах, нанимавшихся на судно в Нантакете. Затем он испытал некоторый шок, увидев голубой блеск в прищуренных глазах.

— «Обязательный»? — спросил незнакомец.

Старший из братьев пошевелился:

— Добавляй «сэр», парень, когда обращаешься к офицеру.

— Извините, сэр.

Самостоятельный канак, подумал третий помощник, заметив, что второе слово было произнесено с некоторым вызовом. Потребуется не очень много времени, чтобы он пожалел об этом.

— Ты уже подписал контракт, сынок? — спросил старпом. Получив отрицательный ответ, он продолжил: — В таком случае, спустись в кают-компанию. Если капитана Гардинера там нет, постучи в дверь его каюты.

Третий помощник, наблюдая, как канак быстро, словно точно зная, куда идти, пошел в сторону кормы, произнес:

— Что за черт?

— В самом деле, чертенок — усмехнулся старпом. — Ты не слышал о нем?

— Не слышал и не видел — ответил брат. Он вернулся в Нантакет с четырехлетнего рейса всего две недели назад, и остался бы на берегу подольше, если бы не этот шанс пойти в рейс вместе со старшим братом. Так что он был еще не в курсе всех городских сплетен.

— Держись крепче, Джед — он сын зятя капитана Гардинера. Капитан взял парня по просьбе своей сестры Халды.

Третий помощник, помнивший Халду Гардинер с детства, произнес с сомнением:

— Не знал, что у нее есть дети.

— У нее их и нет — во всяком случае, таких смуглых, — хихикнул старпом. — Ее муж прижил пацана в Новой Зеландии, привез его домой без предупреждения, и оставил дома, когда отправился в следующий рейс на Восток — составить компанию Халде во время своего отсутствия, как он выразился! Естественно, она пожелала отправить того назад на Тихий океан, где ему самое место. Ну и капитан Гардинер не мог отказать своей сестре в такой малости.

Муж Халды был родом из Салема, что в Массачусетсе, вспомнил Джед. Салемцы любили сплетничать не хуже нантакетцев — а привоз с собой бастарда с тихоокеанского рейса надолго дал пищу их языкам. Представьте себе, как можно только подумать об оставлении парня в доме! Джед Старбак покачал головой, удивляясь, как любой человек, будь он даже салемским шкипером, привыкшим иметь дело с иностранцами по роду своих занятий, мог быть таким тупоголовым. Составить компанию для приличной, образованной нантакетской дамы? Черт, да он, наверно, и по-английски знал всего несколько фраз, а уж читать и писать — наверняка нет.

По крайней мере, тот умел писать свое имя. Когда Джед спустился вниз просмотреть судовые бумаги, он увидел контракт, где четким почерком было выведено: «Уильям Коффин младший». Однако, как утверждал всезнающий старпом, его повсеместно звали Виком.

* * * * * 

Как и намечалось, китобоец снялся с вечерней полной водой, но ушел не очень далеко, ошвартовавшись на следующий день в Эдгартоне, рядом с местным китобойцем, который также готовился в рейс. Бар на выходе из гавани Нантакет так сильно обмелел, что даже для небольшого старенького «Обязательного» было невозможно его пройти в полном грузу. Приходилось останавливаться здесь для приема снабжения и продовольствия, а также пополнения команды. Последним из поступивших на судно был второй помощник Петер Холден, который выглядел самым жалким существом, которого видел Джед в течение последнего года. Его можно было бы назвать красивым, если бы не мрачный и печальный вид, с которым он поднимался по трапу, бросая назад скорбные взгляды.

— Я полагал, что ему пора в капитаны, — заметил Джед Старбак, обращаясь к старпому Смиту, когда Холден спустился вниз для подписания контракта. Он не старался снизить голос, так как вокруг никого не было, кроме канака-полукровки, который разбирал гарпунные лини. — Разве не он был старпомом на «Лопере»?

«Лопер» десять месяцев назад пришел с рекордным грузом, что означало повышение в должности всем офицерам за компетентность и удачливость. Но Холден, вместо того, чтобы подыскивать подходящее командование, застрял на берегу и проводил время в свое удовольствие, проматывая заработок с рейса. И теперь, продолжал размышлять вслух третий помощник, он был вынужден весьма поспешно покидать сушу — судя по тому, что согласился принять довольно-таки низкое для него место второго помощника.

— У него были причины свалить побыстрее, — со смешком откликнулся мистер Смит.

Дело было в том, что шкипер «Пингвина» Хемингтон только что прибыл из трехлетнего рейса по Тихому и Индийскому океанам и был весь в нетерпении обнять свою юную жену — прелестную и живую, как корзинка с котятами. Первую пару лет соломенного вдовства, продолжал рассказ старпом, репутация миссис Хемингтон оставалась безупречной. Но затем появился Питер Холден, по уши в деньгах с «Лопера» — « и они вместе с миссис Хемингтон произвели больше шума, чем смогла бы певческая пара на церковном ужине».

Вик Коффин, укладывая гарпунные лини в ящики, слушал всё это с непроницаемым лицом, скрывая свое отвращение к услышанному. Он нисколько не поверил этому злословию. За прошедшие пять лет с того дня, как он со своим отцом, капитаном Уильямом Коффиным, прибыл в Новую Англию, он приучился не доверять слухам, будучи сам мишенью многих из них. Во всяком случае, судя по тому, как старпом описывал миссис Хемингтон — о боже, корзинка с котятами! — мистер Смит сам был не прочь подкатиться к ней. Потерпев неудачу при попытке покушения на её честь, он мелко мстил ей — по крайней мере, такой вывод сделал Вик.

Однако к концу дня, когда новый второй помощник попросил его отнести записку, он начал сомневаться в своей правоте. Вик находился на грот-марсе, занимаясь проводкой бегучего такелажа, когда услышал, что его негромко позвали. Спустившись на палубу, он с любопытством осмотрел мистера Холдена, отметив его темные запавшие глаза и красивые туго обтянутые кожей скулы.

Второй помощник оглянулся, убедился, что рядом никого нет, и затем спросил:

— Ты понимаешь по-английски?

— Немного, — сухо ответил Вик.

— Надо отнести записку на улицу, что идет влево от Мейн-стрит прямо напротив церкви. Дом второй от угла, с цифрой тридцать восемь на крыльце веранды. Ты, наверно, неграмотный, но легко найдешь этот дом — он там единственный с голубой дверью. Ты понимаешь значение слова «голубой»? Превосходно! Но убедись, что отдаешь письмо в руки леди, а не кому другому.

Вик ожидал, что его задержат при сходе с трапа, но Холден выбрал подходящий момент, когда никого вокруг не было. Отдалившись от судна, Вик замедлил шаг, наслаждаясь атмосферой раннего вечера и возможностью поглазеть на Эдгартон. Ему понравились квадратные белые башенки, изящные шпили, опрятные дома, обшитые гонтом или покрашенные белым, каждый на своем отдельном участке, огороженном частоколом — красивее, чем в Салеме, и уютнее, чем в Нантакете, подумал он. Когда он подошел к дому номер тридцать восемь, голубая дверь оказалась распахнутой настежь. Вик поколебался, так как услышал изнутри бессвязный гневный голос мужчины, временами перебиваемый журчащим женским голоском.

Он постучал, успев подумать, что будет делать, если выйдет мужчина. Но появилась женщина. Она была молода, всего на несколько лет старше Вика, и показалась ему красавицей. Хотя ему было всего семнадцать, и благодаря происхождению по матери у него редко возникала необходимость в бритве, но, как и большинство маори, он рано созрел, и понимание женской красоты у него было уже выработано. Миссис Хемингтон была особенно красива, с огромными, наполненными слезами глазами, блестящими пшеничными локонами, ниспадавшими из-под чепчика. Затем, нахмурившись, он заметил синяки на ее руке и багровую царапину на щеке.

При виде смуглого обличия Вика она от удивления открыла рот, но тот поспешно приложил палец к своим губам и протянул ей письмо. Грубый мужской голос окликнул ее, послышались приближающиеся шаги. Она схватила письмо, спрятала его на груди и, повернувшись, захлопнула дверь.

Когда Вик, возвращаясь на судно, шел по Мейн-стрит, он услышал грохот колес по брусчатке. Обернувшись, он увидел, как мимо него прогалопировал кабриолет, управляемый дородным мужчиной в цилиндре, с вожжами в руках погонявшим лошадей. Затем грохот сменился на шелест, когда коляска повернула и поехала вдоль причала. Подойдя к судну, Вик увидел, что у трапа стоит пустая коляска, а с борта тянуло чувством несчастья и паники. Матросы без дела слонялись туда-сюда по палубе. Доктора вызвали к капитану Гардинеру, подумал Вик — а когда доктор вышел на палубу, громко разговаривая с судовым агентом и старпомом, то узнал, что капитан мертв.

Запись в судовом журнале «Обязательного» гласила: «С утра дует сильный бриз. В два пополудни ошвартовались в Эдгартоне. В шесть пополудни капитан Гардинер умер после непродолжительной болезни», и сопровождалась рисунком гроба. Старший помощник Смит, сделавший эту запись, был озабочен тем, чтобы смерть была признана естественной. Все знали, что уже при отходе из Нантакета Гардинер был в плохом состоянии. Однако доктор заупрямился.

— Я бы расследовал это дело. Надо выяснить, нет ли у кого-нибудь мотива желать смерти капитану Гардинеру, — заявил он громким голосом судовому агенту, — так как весьма необычно, чтобы человек отошел в мир иной так быстро и с такими неожиданными симптомами.

С нелегким сердцем Вик подумал — а не упадет ли указующий перст на него самого. Хотя он и видел-то капитана Гардинера всего пару раз, и то мельком, но он был полукровкой, бастардом зятя капитана, что само по себе было почти преступлением. Однако никто даже не взглянул в его сторону. Судовой агент — влиятельный человек, член магистрата, владеющий солидным шипшандлерским бизнесом вдобавок к тому, что представлял интересы нантакетских судовладельцев — беспокоился лишь о том, как быстро найти замену умершему и отправить судно в рейс, чтобы уменьшить лишние расходы. В конце концов, что бы ни сказал доктор, на судне не было никого, кто бы выиграл от смерти капитана: он никогда не был женат, никогда не имел детей, да и солидным капиталом не обладал.

Однако смерть и в самом деле была странной, размышлял Вик. Если бы Эдгартон не был так же озабочен китобойным бизнесом, как и Нантакет, то судно наверняка бы задержали для дальнейшего расследования. Здесь же другого шкипера нашли в течение сорока восьми часов. К всеобщему неудовольствию — и к несомненному ужасу второго помощника Питера Холдена — им оказался не кто иной, как капитан Хемингтон.

* * * * *

В первые же дни по выходу из Баззардз-Бей Хемингтон подтвердил свою репутацию сурового шкипера, и к приходу в порт Файял на Азорских островах — где все китобои-янки пополняли запас фруктов и овощей на переход вокруг мыса Горн — матросы были доведены до того, что шестеро из них дезертировали при первой возможности. Четверых удалось поймать, но двоим была нужна замена, что не улучшало настроения капитана.

Китобоец, что вышел из Эдгартона на следующий день после смерти капитана Гардинера, также стоял в Файяле. Его капитан, несмотря на все уговоры и обещания Хемингтона, отказался дать ему двух матросов. В конце концов, Хемингтону пришлось заплатить американскому консулу, чтобы тот нашел подходящих кандидатов. Все, что смог сделать сей достойный джентльмен, это найти двух бродяг, которые к тому же, скорее всего, скрывались под чужими именами. Один из них, назвавшийся Франциском да Сильва, выглядел особенно злодейски, с темными ощупывающими глазами над выдающимися скулами.

Немного времени потребовалось для того, чтобы вся команда поняла: Франциск — это неприятности. На следующий день после выхода из Файяла капитан Хемингтон распорядился наказать четверку пойманных дезертиров за попытку к бегству. Их большие пальцы привязали к вантам так высоко, что они едва касались ногами палубы. На качке они кричали от боли, так как периодически повисали на пальцах всем весом. Франциск начал кричать что-то по-португальски, и утихомирился только тогда, когда старпом пригрозил подвесить его рядом с провинившимися матросами. Но выражение его лица было таким, что у Вика появилось сильное подозрение — в будущем следует ожидать чего-нибудь похуже.

Он немного ошибся — неприятности начались уже на следующий день.

После полудня день выдался солнечным, теплым, дул хороший «брамсельный» ветер, «Обязательный» легко скользил по волнам, высматривая китов. Море искрилось, и вдалеке, милях в сорока, грязно-синим пятном виднелась вершина острова Флорес, одного из Азорских островов. Вик сидел на фор-марсе впередсмотрящим, и своим острым зрением первым заметил китовое стадо. Несколько мгновений он хранил молчание, любуясь прыжками и фонтанами китов, и, возможно, совсем промолчал бы, так как вдруг понял, что ему ни в малейшей степени не нравится китовый промысел. Однако решение было отнято у него другим впередсмотрящим с грот-мачты, также заметившим китов и оповестившим всех громким возгласом.

На воду спустили все четыре имеющиеся на борту шлюпки. Поставив паруса, они начали бесшумно приближаться к резвящимся животным, не ожидавшим опасности. Вик, расписанный гребцом в вельботе второго помощника, смотрел, как остальные шлюпки то появлялись, то исчезали из вида на волнении, словно мотыльки, затерянные в безбрежном пространстве моря и неба. Вдруг Вик заметил какую-то суету в вельботе старшего помощника. Там стоял только один человек, сам старпом Смит за рулевым веслом на корме, высматривающий китов — и тут кто-то еще поднялся на ноги. Вик услышал крики, увидел, что старпом отшатнулся назад. Последовала шумная возня, и старпом упал на дно шлюпки. Затем все замельтешили, матросы навалились на того, кто ударил старпома, и скрутили его.

Встревоженные шумом и суматохой, киты исчезли из вида, удалившись в глубины океана. Старпом с окровавленным лицом, поднявшись на ноги, подал сигнал шлюпкам возвращаться на судно. Там их ждал разъяренный капитан, для которого вспугивание китов было большим преступлением, чем нападение на судового офицера.

Вельбот второго помощника прибыл к борту последним, так что, подводя его под свисающие тали своей шлюпбалки, они слышали шум и гам, доносившийся с палубы китобойца. Остальные шлюпки были уже подняты на борт, но доносившиеся крики были столь интенсивны, что Холден приказал закрепить свисающий носовой фалинь и оставить шлюпку на плаву. Затем он вместе с четырьмя гребцами поспешно поднялся на палубу, оставив следить за шлюпкой второго матроса, нанятого в Файяле.

Когда Вик вскарабкался наверх, он застал следующую сцену: Франциск яростно сопротивлялся, удерживаемый старпомом и третьим, а капитан Хемингтон наносил ему дары по спине плеткой-двухвосткой. Холден кинулся вперед с поднятой рукой, прежде чем он достиг Франциска, тот рванулся с такой силой, что отбросил мистера Смита так, что старпом повалился на палубу, ударяясь в падении головой о планширь. Третий помощник издал тревожный крик, ослабив на мгновенье свою хватку, и Франциск освободился. Он ухватился за Холдена, выхватил висевший на поясе второго помощника нож и со всего маху всадил его в грудь капитана. Затем, с такой же шокирующей ловкостью, он прыгнул за борт.

Все это произошло внезапно, и несколько мгновений все стояли неподвижно. Последний хрип капитана Хемингтона прозвучал в полной тишине. Затем Вик услышал всплески. Выглянув за борт, он увидел, что Франциск карабкается в лежащую у борта шлюпку, а матрос, остававшийся в ней, отталкивается от борта веслом. Вик услышал бегущие шаги и оглянулся — второй помощник бежал к планширю. Всем показалось, что Холден пытался остановить беглецов, но Вик без колебаний бросился ему наперерез.

Оба мужчины свалились на палубу, Вик сверху. Ему удалось выхватить свой поясной нож, и, приставив его к горлу Холдена, он заставил того подняться на ноги. Франциск стоял в шлюпке, уставившись на Вика, неподвижный и смертельно бледный.

Вик произнес отчетливо:

— Поднимайся на борт, не то твоему брату придется худо!

— Нет, Фрэнк, не делай этого, — воскликнул Холден, но его брат, упавший духом от поражения, уже карабкался по трапу на борт.

* * * * *

— Но как ты догадался? — Джед Старбак переводил взгляд от Вика на окружающую обстановку и обратно, как бы не веря тому, что он видел. Трое пленников, закованные в железо, сидели в трюме; старпом Смит, страдающий сотрясением мозга, лежал на диване в капитанской каюте; Старбак и Вик расположились в кают-компании, где обычно принимали пищу судовые офицеры.

Интересно, размышлял Вик хмуро, чему мистеру Старбаку было трудней поверить — тому, что невежественный полукровка оказался вполне компетентным в создавшейся ситуации, или тому, что выходец с тихоокеанских островов имел достаточно мозгов для приличного владения английским языком.

Вслух он сказал:

— Все началось со смерти капитана Гардинера и подозрений врача в его отравлении. Доктор отступился от них, узнав об отсутствии видимых поводов для убийства, но меня этот случай продолжал занимать. Я размышлял над пословицей моего народа: Ko nga take whawhai, he whenua, he wahine — если ищешь причины неприятностей, ищи их во владении землей или в женщинах. А капитан Гардинер не владел землей, да и состояния приличного не имел.

— Но в его жизни не было женщин — он был убежденным холостяком! Юбки его не интересовали!

— Да, действительно, это было камнем преткновения, — согласился Вик. — Но тут я подумал о другой женщине, которая уже была источником неприятностей — о миссис Хемингтон, любовнице мистера Холдена, только что поступившего на судно вторым помощником. И я задумался — возможно ли, что капитан Гардинер был убит для того, чтобы его место занял Хемингтон. Видите ли, я уже знал, что капитан Хемингтон бьет свою жену. Может быть, мистер Холден опасался за ее жизнь.

— Ты ждешь, чтобы я поверил в то, что он убил Гардинера из-за того, что Хемингтон бьет свою жену? — спросил третий помощник. Он уже приходил в себя после всех этих событий, и в его голосе появились насмешливые интонации.

— Мистер Холден производил впечатление вспыльчивого человека, — спокойно указал Вик. — И еще этот эпизод с письмом, — продолжал он. — Через несколько часов после прибытия на борт он попросил меня отнести письмо миссис Хемингтон, что было довольно глупо, так как оно легко могло попасть в руки ее мужа. Мне показалось тогда, что оно было весьма важным для того, чтобы пренебречь такой опасностью. Возможно, это письмо предназначалось не ей, а она служила только передаточным звеном — так я подумал, увидев по прибытию к острову Файял, что тот китобоец, который покинул Эдгартон на следующий день после смерти капитана Гардинера, также стоит там на рейде. Когда завербовали Франциска, мысль о том, что письмо было передано через это судно, приобрела смысл. Если дело так и обстояло, то в письме была просьба Франциску поступить на «Обязательного», и, возможно, прихватить с собой приятеля для управления шлюпкой. Когда Франциск прибыл на борт, они имели время обсудить убийство Хемингтона. Оно должно было случиться тогда, когда судно оставалось достаточно близко к Азорам, чтобы достичь их на шлюпке — или при первой же возможности.

Всё это полагалось на том, что никто не подозревал о наличие связи между Питером Холденом и и его братом Фрэнком, который назвался Франциском. Их задумка легко могла сработать — но из-за буйного нрава Франциска их обоих ждет наказание за убийство. Вику припомнились большие синие глаза и волнистые локоны миссис Хемингтон, и он пожелал, чтобы у нее хватило здравого смысла не выйти снова замуж за китобоя.

— Бог мой, — тихо произнес мистер Старбак. Он потряс головой, с трудом приходя в себя от всего случившегося. Судно возвращалось в Файял для передачи арестованных в руки правосудия, и было ясно, что именно Вику предстоит объяснить всё американскому консулу.

— Но как, черт побери, ты узнал, что они братья? — взорвался Старбак. — Ведь Питер Холден офицер, а Франциск неотесанный оборванец, к тому же португалишка — они же совершенно непохожи!

— В самом деле? — улыбнулся Вик. Полинезийцы одежды почти не носили, обнаженность была обыкновением, и люди различали друг друга не по одежде или особенностям речи, а по сложению тела, повадкам, движениям — но он решил, что безнадежно объяснять это выходцу из Нантакета. И вместо ответа он осторожно спросил:

— Сэр, как вы думаете, скоро ли ваш брат будет в состоянии принять командование судном?