Нужно ли говорить, что, когда по пути домой Андрюха пересек скверик и прошел мимо мусорного бака, ноги сами понесли его к серой металлической двери.
«Вопросы», — напомнил он себе, набрал 1 -0-7-8 и потянул за дверную ручку.
Погода у них туг за дверью ничуть не лучше, чем там у нас, перед дверью — это было первое, что он подумал. Было сыро, зябко, моросил мелкий дождик. Вдобавок стоял еще сильный туман — видимость была просто нулевая.
Андрюха протянул руку перед собой и растопырил пальцы — их очертания лишь угадывались в густом, как сметана, тумане.
Вдруг рядом, за его спиной, зацокали конские копыта.
— Та-а-аке care, mister, take care! — прогремел у него прямо над ухом гулкий бас. Андрюха успел отскочить, и мимо него в тумане пронеслось что-то вроде кареты.
Андрюхе вспомнился какой-то старый фильм. В нем кучера кричали прохожим свое обычное «Па-а-аберегись!» точно таким же голосом и с точно той же интонацией, как вот это «Тэ-э-э-эйк кер!».
Нет, все-таки очень хорошо, что есть у него эта способность понимать. Здорово иметь у себя в голове эту понималку, этого загадочного встроенного переводчика.
Он сделал еще четыре неуверенных шага в тумане, затем споткнулся о что-то наподобие бордюра, шагнул с булыжника проезжей части на узкий тротуар и почти уткнулся носом в темную стену дома.
Так. Как минимум, ясно, что он в городе…
Андрюха коснулся пальцами стены из красно-коричневого кирпича, затем поднял глаза и увидел табличку с названием улицы и номером дома.
Baker street, 221 (В).
Бейкер-стрит. Улица Пекарей. Булочники, наверно, на ней живут. Эх, булочку бы сейчас свежую…
Ну, и куда теперь идти? Люди, ау! Кто же мне грамматику объяснять будет?
На втором этаже дома номер 22 1 -В скрипнули ставни, и мягкий баритон с приятнейшей хрипотцой произнес с каким-то неуловимо знакомым Андрюхе тембром:
— Come in, come in, my dear Watson! Climb up the stairs, I’m tired of waiting for you!
Только сейчас Андрюха заметил в паре шагов от себя дверь. Дверь выглядела очень серьезно, и одновременно нарядно. В тон дома темно-коричневая, дубовая, с бронзовой отделкой и с красивым медным колокольчиком — она внушала доверие.
«Звонить в колокольчик, стало быть, не надо, — сообразил Андрюха. — Говорит же, поднимайтесь, заждался».
Он шагнул через порог в темную гостиную. Ноги утонули в ковре. Уютный полумрак приятно пах свежезаваренным кофе и еще слегка чем-то очень аппетитным, как будто где-то далеко пекли блины.
«Как тут у них все… — Андрюха поискал подходящее слово и закончил мысль. — Добротно!»
Посреди гостиной он увидел широкую деревянную лестницу с перилами, ведущую на второй этаж. Андрюха взбежал по этой лестнице, и в уютной небольшой комнате на втором этаже увидел Шерлока Холмса.
Да, это был именно он, сомнений не было, Андрюха узнал его мгновенно.
Величайший детектив всех времен и народов сидел в глубоком уютном старом кресле, но при появлении Андрюхи вскочил, и, приблизившись к гостю из будущего, радушно протянул тому руку.
— Вы знаете, Ватсон, — воскликнул Холмс. — О том, что вы посетите меня и мое время, я знал прежде, чем по каналам Главного Детектива меня об этом проинформировали! Я знал, что вас просто не может не быть. Я вас заранее вычислил при помощи моего любимого дедуктивного метода.
Андрюха оглянулся вокруг.
— А где Ватсон? — спросил он. — Настоящий Ватсон, ну, тот, ваш друг доктор Ватсон?
— Произошла ужасная трагедия, — глаза великого сыщика блеснули, голос дрогнул. — Мой верный друг и биограф погиб два года назад. Вы, должно быть, читали известный его рассказ о моей психологической борьбе с Джеймсом Мориарти, этим злым гением английского преступного мира? Ватсон немного приукрасил сюжет: на самом деле мы с Мориарти ни разу не встречались лицом к лицу. Мы с моим злейшим врагом и антиподом заочно вычислили друг друга: я посредством метода дедукции, а Мориарти своими алгебраическими расчетами; ведь этот человек в юности успел снискать европейскую славу как математик.
Почуяв, что кольцо вокруг него все сужается и правосудие уже наступает ему на пятки, Мориарти пошел на неожиданный шаг: он назначил мне сразу два свидания в один день и в один час, и сопроводил обе записки просьбой прийти безоружным.
Первое — в толпе Черинг-Кросского вокзала в Лондоне.
И второе — у Райхенбахского водопада в Швейцарии.
Я решил пойти на обе встречи, воспользовавшись тем, что ни меня, ни Ватсона в лицо он не знает (впрочем, как и мы его). Я рассудил, что в толпе негодяй значительно опаснее, да и узнать его труднее. Поэтому на вокзал пошел я сам, а в Швейцарию послал Ватсона.
— И чем закончилось? — тихо спросил Андрюха.
— Человек, которого я схватил на вокзале, оказался одним из главных подручных Мориарти, — ответил Шерлок Холмс. — А моего отважного друга обнаружила мертвым у подножия Райхенбахского водопада швейцарская полиция. Там, на узкой тропинке у водопада, суждено было погибнуть мне. А погиб Ватсон.
— А что с Мориарти? — спросил расстроенный Андрюха. — Он продолжает совершать преступления?
— Насколько я смог восстановить события, он схватил бедного Ватсона в охапку и вместе с ним бросился в бездну. Скорее всего, его тело унес водопад. Во всяком случае, он исчез бесследно, и нигде в мире с тех пор о нем не появлялось никаких сведений.
— А как же все последующие рассказы о Шерлоке Холмсе? Кто их писал, разве не доктор Ватсон? — спросил Андрюха.
— Увы, нет, — промолвил Холмс.
Промолвил он вообще-то не «увы», а “alas”, но Андрюха, как всегда, все понял правильно.
— Увы. После ужасной гибели доктора я хотел прекратить его традицию излагать интересные случаи из моей практики в виде литературных рассказов. Однако мне пришлось уступить лондонской публике, правды она бы просто не пережила. Многие читатели заметили, что после Райхенбахского водопада рассказы о моих подвигах стали значительно суше и скучнее. Что поделать, несравненный доктор не только помогал мне в расследованиях больше всего Скотланд-Ярда вместе взятого, но еще и обладал настоящим литературным даром. Я считаю, что сделать Ватсону в жизни удалось значительно больше моего. Я обычный частный сыщик, которому повезло раскрыть несколько десятков преступлений. Ватсон же своим талантом принес радость миллионам людей. Это намного больше.
Андрюха хотел было спросить, а какую роль в этой истории играет лично он, Андрюха Ватников из двадцать первого века. Но Холмс, казалось, умел читать мысли.
— Что касается вас, мой дорогой друг, — сказал гениальный сыщик с мягкой улыбкой. — Я в своем уме, и ни в коем случае не путаю вас, сэра Эндрю Ватсона, с моим покойным другом Джоном Ватсоном. Но когда Главный Детектив довел до моего сведения, что ко мне прибудет однофамилец доктора, я ответил ему: «Не только».
“Not only”, — услышали баритон с хрипотцой Андрюхины уши. Интересно, почему это «Не только», что он хотел этим сказать?
— Знаете, Ватсон, а ведь у меня тут дело, — Холмс, казалось, соскучился за общением, и явно был рад гостю. — И, пожалуй, труднейшее со времен собаки Баскервилей, а может быть, и за все времена.
— Расскажите, мистер Холмс! — У Андрюхи загорелись глаза.
— Об этом деле сейчас судачит весь светский Лондон, и на расследование брошены лучшие силы полиции. Но пока все безуспешно. Речь идет об убийстве русской графини Ольги Прозоровской. Эта пожилая дама, которую называли самой богатой вдовой Европы, много лет проводила бархатный сезон в своем летнем дворце в Биаррице, но на осень-зиму всегда приезжала в свои английские владения. Пять дней назад, то есть 16-го октября 1889 года, графиня была найдена мертвой на своей вилле в Ричмонде. Газеты подчеркивают необычную даже для нашего сурового XIX века варварскую жестокость, с которой было совершено убийство. 86-летнюю графиню не отравили и не застрелили. Она была зарублена топором.
Орудие преступления валялось рядом с трупом, отпечатков пальцев не обнаружено.
— А кто под подозрением? — спросил Андрюха.
— Три весьма милых молодых человека, — ответил Холмс. — Графиня, овдовев, жила одна, детей у нее не было, и эти трое были ее внучатыми племянниками. То есть… вы понимаете, Ватсон, то есть могли претендовать на наследство. Все трое — дальние родственники графини, захудалые отпрыски этого знатнейшего русского аристократического рода. Дела всех троих, мягко говоря, не блещут. Лестрейд уже наводил о них справки в русской полиции: все трое — небогаты, живут на весьма скромное жалованье. Все трое внезапно почувствовали горячую любовь к бабушке полгода назад. Непосредственно после того, как «Тайме» опубликовала интервью со знаменитой графиней, где та жаловалась на преклонные годы и отсутствие прямых наследников.
Все трое моментально примчались в Лондон, сняли тут дешевые квартирки в далеко не лучших районах, и все полгода занимались исключительно тем, что надоедали старой даме визитами. Полагаю, план у каждого из всей этой троицы был прост и предсказуем: любой ценой уговорить мадам упомянуть его в завещании.
Холмс тщательно и не спеша набивал трубку чем-то очень ароматным.
— Гроссвенорский медовый, — сказал он. — Джон Ватсон не курил, но очень любил запах этого сорта. С тех пор, как он погиб, я бросил курить, а манипуляции с трубкой приводят мой ум в порядок, — произнес он и добавил:
— Подводя итог того, что мы знаем об этих троих бедных родственниках: все трое могли быть кровно заинтересованы, чтобы мадам как можно скорее повстречалась со Святым Петром.
— И что же собой представляет эта троица, мистер Холмс? Кто поименно? — спросил Андрюха.
— Одного зовут Фридрих фон Дитрих, он племянник ее покойного первого мужа, немецкого барона. Несмотря на происхождение, герр Дитрих говорит по-русски не хуже вас, мой дорогой Ватсон. Преподает в столичном университете античную юриспруденцию. Отзывы о нем хорошие, любим студентами и уважаем начальством.
Второй — Аристарх Мормышкин. Это внучатый племянник графини, тоже житель Санкт-Петербурга. По всем сведениям, человек тишайший и скромнейший, служит мелким стряпчим в канцелярии градоначальника.
Третий же — Авксентий Оболенский, отставной офицер из Москвы, заядлый картежник и любитель кутежей, и, кажется, самый неприятный и подозрительный тип из троих — такие дебоширы обычно по уши в долгах, и пойдут на все ради денег.
«Ага, вот и ниточка», — подумал про себя Андрюха, но вслух не сказал ни слова.
— Но самый интригующий момент во всей этой весьма странной истории — это, несомненно, найденный полицией дневник графини, — продолжал Холмс. — К сожалению, в нашем Скотланд-Ярде никто не владеет русским. Поэтому данный документ хотя и чрезвычайно важен, но не внес ни малейшей ясности в картину преступления.
«Да как это прочитать некому? Вот еще проблема! Вбили бы текст в Гугль-переводчик, жмешь мышкой на «ко́пи», а потом на «пэйст», всего делов!» — хотел было сказать великому детективу Андрюха, но вовремя прикусил язык. «Тоже мне, юморист нашелся, Максим Галкин…», — укоризненно сказал он себе. — «Дело ведь нешуточное. Убийство как-никак».
Внезапно внизу хлопнула дверь, на лестнице послышался шум и топот, и в комнату ворвался щуплый человечек с длинным носом, несколько крысиной физиономией и острым взглядом маленьких бегающих глазок.
— А, инспектор Лестрейд, — Холмс спокойно указал ему на свободное кресло и добавил: — Вы продрогли. Налейте себе ирландского, как вы любите, и скажите, нет ли новостей по делу Прозоровской.
— Черт бы побрал этих русских с их загадочной душой и непонятным языком! — Лестрейд явно был вне себя от досады и раздражения. — Ничего ясного, мистер Холмс! Ни-че-го!
— Именно поэтому я так обрадовался, когда мне сказали, что меня навестит Ватсон из России, — сказал Холмс с улыбкой. — Кстати, Лестрейд, познакомьтесь.
Лестрейд рассеянно кивнул Андрюхе, ему явно было не до знакомств.
Холмс протянул Андрюхе сшитую розовой атласной лентой толстую тетрадку, больше похожую на альбом для рисования.
— Что ж, Ватсон, вот вам дневник графини Прозоровской. Пролейте же свет на тайну!
Андрюха открыл дневник. Почерк мелкий, очень красивый, с изысканными завитками и росчерками, со всякими там дореволюционными ятями… Но читать вполне можно.
Так.
Куплены салфетки, куплен набор мельхиоровой посуды в подарок горничной, уплачено кучеру жалованье за сентябрь три гинеи, куплено мыло, головка глостерского сыра, полпуда девонширской ветчины, дюжина бутылок портвейна…
Крепенькая, видать, старушка была. И покушать любила плотно, и все хозяйство контролировала самолично. Все это, конечно, очень мило, но как такая дребедень может помочь выявлению ее убийцы?
Ага, вот интересная запись. От 10 октября 1 889 года. Всего пять слов.
«Не вѣрю имъ. Придумала тестъ».
Все. Ишь ты, «тестъ»… С твердым знаком.
Хм… Читаем дальше. Запись от 12 октября.
«Задала пѣрвый вопросъ.
Фрицъ: восхищенъ сочиненіями господина Гоголя, ставить его выше Шіллера и Гете.
Аристархъ: большой поклонникъ Достоевскаго.
Авксентій: ничего, кромѣ Пушкина».
Ну, вроде пока все понятно — бабка спросила племяшей, кто что читает.
Андрюха вдруг задумался: а вот как бы он сам ответил на подобный вопрос? Пожалуй, что и никак. Затруднился бы с ответом. В последнее время — полезные статьи на сайтах…
Хорошо, но явно мало.
Да, неудобно как-то получается. Они тогда читали книжки, а мы сегодня не читаем.
А вот и последняя в жизни графини запись, за 15 октября 1889 года. И намного более странная, чем все предыдущие.
«Задала второй вопросъ.
Кузнецъ Вакула. Трудолюбивъ и простодушенъ.
Ленскій. Голова набита романтическимъ вздоромъ, вотъ ужъ от кого не ожидала.
Ра…
Такъ я и думала. Гнать, гнать взашей. Не къ добру. Чуяло мое сѣрдце».
— Круг подозреваемых растет. Еще три имени, да какие странные. Ох уж эта русская мафия.
Андрюха вгляделся еще раз в загадочное «Ра».
Две буквы. При этом ни точки, ни многоточия, ни даже вопросительного знака.
Он поднял глаза на Холмса с Лестрейдом, и, как мог тщательно, как можно ближе к тексту перевел им записи.
— Круг подозреваемых растет, — отреагировал Лестрейд. — Еще три имени, да какие странные. Ох уж эта русская мафия.
— Что касается Ра, то это бог солнца у древних египтян, — блеснул эрудицией Холмс. — Вы знаете, Ватсон, что я полный профан во всем, что не касается напрямую криминалистики. Если бы не тот случай с мумией фараона, помните эту серию таинственных смертей британских археологов, — то я вообще бы не узнал, что на свете существовали какие-то там древние египтяне.
Серию смертей британских археологов Андрюха помнил, честно говоря, не очень. Он мысленно пообещал себе взять в школьной библиотеке книжку с приключениями Шерлока Холмса и прочитать — пускай для начала на русском языке.
«А когда-нибудь прочту и в оригинале!», — решил он.
— И все-таки, кто убил графиню Прозоровскую? — спросил Лестрейд. — Кого мне арестовывать?
— Не знаю, — ответил Холмс. — Впервые в моей карьере частного сыщика — не имею понятия. Пока мало информации.
— И у меня мало информации, — сказал Андрюха. — Я, пожалуй, проконсультируюсь с товарищами, наведу справки, — сказал он. — Пошел я домой!
— Ни в коем случае, Ватсон, — откликнулся великий сыщик. — Мой метод дедукции говорит мне, что вы проголодались. А еще он говорит мне, что миссис Хадсон никуда вас не отпустит, пока вы не съедите тарелочку ее знаменитых сливочных шотландских оладий с черничным вареньем. Мой нос и дедуктивный метод — оба эти инструмента в один голос подсказывают мне, что оладьи уже готовы.