Прошла уже неделя с Андрюхиного путешествия в XVII век к великому Ньютону. Все перемены напролет они с Катькой проводили за тренировкой на тренажерах, выдумыванием всяческих прикольных, остроумных и неожиданных фраз и переводом этих фраз в форму вопроса, а также сочинением разных там «Есть», «Вот» и «ноль». Катька наслаждалась и упивалась своим новым знанием — сейчас она по-настоящему поняла, почему это возглас «Понятно!» звучит как “It is understood”, но «Вот мой учебник!» будет “This is my textbook”. Сейчас ее удивляло и даже смешило, что неделю назад она могла считать одним и тем же такие абсолютно разные вещи, как “It is” и “This is”», и уж тем более “This is” и “There is”!
Но в одно прекрасное утро…
Все началось с того, что боевым соратникам все же удалось утащить Андрюху немного побеситься на большой перемене. Явившись в класс с небольшим опозданием и усаживаясь на место, он вдруг обратил внимание на Катькин грустный вид, а, присмотревшись чуть лучше, увидел, что у нее покраснели глаза.
— Катька, ты чего это? — спросил он. — Чего глаза мокрые?
— Тут Герундиевна заходила на перемене, вернула наши вчерашние работы по английскому, — прошептала ему в ответ Катька.
Только сейчас наш герой заметил лежащий перед Катькой на столе листок, на котором бросалась в глаза очень крупная жирная красная тройка.
— А с чего это она взбесилась? Почему тройка?
— А ты ведь тоже эту работу делал, Андрюха, — сказала Катька. — Вот, я твой листок тоже взяла. На пять вопросов мы отвечали, помнишь?
Андрюха взял протянутый ему листок и увидел четыре с минусом. Красных исправлений было немало, правописание все еще оставляло желать лучшего.
— И что там такого ты не знала, что я знал? — попытался было развеселить Катьку Андрюха, но, видя, что соседка по парте расстроена вполне серьезно, понял, что шутить не стоит.
— Четвертый и пятый вопросы, — отвечала Катька.
Работа была несложной, но только для тех, кто понимает. Несколько вопросов на русском, которые надо было перевести на английский, а потом на них же ответить.
Так, вопрос четвертый. «Что вы сегодня ели на завтрак?» Ну, Герундиевна, ну, креативщица.
Андрюха глянул на свой перевод — все правильно, вместо трех ударов, как у нас (Что! Вы! Ели?) идут четыре (What did you eat?). Бросив взгляд на Катькин листок, он увидел то же самое. И что не так?
Ответ. Может быть, дело в нем.
Андрюха честно перечислил тарелку манной каши, стакан чая, вареное яичко и даже полпирожка со сливовым повидлом. Ну и что тут такого, у него с утра аппетит всегда зверский. Написал, правда, он все это довольно коряво — его “dzgshem” Герундиевна исправила на “jam”.
Но в целом… Все ведь правильно.
Андрюха глянул на Катькин листок.
“I did not eat nothing”, — было написано там. Жирно-жирно дважды подчеркнуто, и красный вопросительный знак.
Странно.
— А почему это ты не лопала ничего, Катька? — спросил он подчеркнуто грубо.
— Да проспала я, некогда было, чуть в школу не опоздала, — отвечала Катька. — Что, разве это запрещено? Зачем она оценку снизила?
— Гм… — задумался Андрюха. — А еще в чем проблема?
— Последний вопрос, — сказала Катька. — Какой экзамен вы больше всего боитесь сдавать?
— Ага, я помню, — буркнул Андрюха. — Достала она своими вопросиками хитрыми. Я честно и написал: математику. Ну, не быть мне бухгалтером, Катька, сам знаю. А вот английский раньше ненавидел, но сейчас я его люблю.
Андрюха снова бросил взгляд на Катькин листок.
— А ты что написала, Катька?
— А я не боюсь экзаменов, — ответила Катька. — Никаких. Я учиться люблю, и все предметы люблю одинаково. «Боюсь» будет “afraid”, «не» — это “don’t”, а «никаких» — я просто “no” написала. И это она мне тоже красным подчеркнула, и аж два вопросительных знака поставила. Я ее спрошу, что туг не так, Андрюха, — и Катька снова всхлипнула. — А мама точно из-за тройки расстроится.
— А не надо, — сказал Андрюха. — Не надо спрашивать. Раз до сих пор толком не объяснила, то и не сможет. Я, Катька, все узнаю и тебе расскажу.
* * *
Пройдя через сквер и прошагав мимо мусорки, Андрюха свернул было к заветной серой двери, но вспомнил, что сегодня суббота, школьная неделя закончилась, и завтра выходной. А посему шляться допоздна сегодня не получится, так как мать дома, и отговорка про внеклассный кружок никак не прокатит.
Андрюха вздохнул и повернул к дому. Придя домой, он сказал: «Привет, мам, все хорошо» — и после обычного «Привет, мой птенчик, иди мой руки и обедать» зашел в ванную и символически помыл руки двумя каплями воды.
— Мам, по английскому четверка, — крикнул он, вытирая руки полотенцем. И мысленно добавил: «С ма-а-леньким таким минусом».
— Ну, после пятерки это даже мало, — весело откликнулась мать. — А вообще ты совсем другим человеком стал, Андрюха. Я тебя даже Мямликом называть боюсь сейчас — какой ты сейчас мямлик? Ты у меня личность.
«Ох», подумал Андрюха. «Напомнила! «Боюсь»! У Катьки там была проблема со словом «бояться»! Что за слово такое, ведь обычный же глагол, почему на него “do” ставить нельзя?»
Размышляя таким образом, он поел рассольника, закусил горячим маминым пирожком (на сей раз с яблоками), и, подумав, что у мамы выпечка получается ничуть не хуже, чем у миссис Хадсон, пошел в свою комнату.
— Погонять, что ли, в танчики по старой памяти? — мелькнула расслабляющая мысль, но он тут же прогнал ее как тянущую его назад и реакционную.
«А может, посмотреть кинушку на английском?» — спросил он себя. — «О! Это, кажется, дело. Заодно и Паретто проверю».
Про ученого по имени Вильфредо Фритц Паретто он читал на днях в том же интернете. Этот ученый вывел магическую формулу 80/20, и к цифрам этим привязывал буквально все подряд жизненные события. В частности, Паретто доказывал, что 20% населения зарабатывают ровно 80% всех денег («Ну, да, где-то так и есть», — определил на глаз Андрюха), а стало быть, остальные 80% гуляют по полной на оставшиеся 20% («Вот-вот, где-то в этих восьмидесяти и мы, Ватниковы, находимся»). Но что из прочитанного заинтересовало Андрюху до чрезвычайности — это то, что закон Паретто подходит для изучения иностранных языков, и те же 80% составляют так называемый comprehension barreer — что-то вроде «барьера понимания». Выходило там совсем просто: если понял на иностранном языке хоть на одно слово больше, чем 80% — то мозг остальное дорисует, заполнит пустоты, и тебе становится интересно, а значит, и книжку читать уже можно, и кино смотреть, и с иностранцем общаться. Но вот если хоть пару слов до 80% не дотянешь — тогда извини-подвинься, хлопай себе глазами и смотри, как баран на новые ворота, не поймешь весь рассказ в целом.
А дальше в статье было написано… Из чего состоят эти восемьдесят заветных процентов.
Оказывается, из трехсот самых распространенных глаголов. Да еще вдобавок то, что по пути само к памяти прилипнет: существительные какие-нибудь, из тех, что чаще встречаются, да прилагательных десятка три.
Андрюха закрыл глаза и вспомнил, просто четко увидел тот шекспировский округлый жест руками:
“Semantic core”…
Что он там говорил о семантическом ядре? Да практически то же самое, что и Вильфредо Паретто. Будешь знать главное — поймешь все.
В общем, Андрюха решил, что кино для субботнего вечера — это самое то, а совместить приятное с полезным и посмотреть его на английском вообще будет два в одном.
Он минут десять копался в фильмах и выбрал детективный триллер под названием Skyfall.
«Как же это перевести-то? «Небопад» вроде получается, — подумал Андрюха. — Странное какое-то название».
Прочитав его краткую рецензию (самый новый и самый знаменитый фильм из серии про Джеймса Бонда, принес более миллиарда долларов, заработал кучу Оскаров, в главной роли Дэниэл Крэйг), он нажал на пуск.
Хотя Андрюхин скромный компьютерный экран все же сильно уступал экрану кинотеатра, понятно было сразу: фильм и правда крутейший. Действие начиналось с первых секунд. Супермен с какой-то роковой красавицей убегают от погони, гигантский мост с высоты птичьего полета, на мосту засада, Бонд вступает в схватку, красавица стреляет во врага, но попадает в спину Бонду. Он шатается… И падает с моста в воду. Летит долго-долго, медленно-медленно…
И вдруг… Аккорды. Пошла музыка, от первых же звуков которой у Андрюхи сжалось сердце. И…
Божественный голос Адель Эдкинс.
Пела она медленно, четко произнося каждое слово, и каждое слово великой певицы отдавалось в Андрюхиной душе, потому что он его ПОНИМАЛ…
This is the end.
Hold your breath and count to ten.
Feel the earth move and then
Hear my heart burst again…
И Андрюхины губы шептали вслед за великой Адель.
«Вот и конец.
Задержи дыхание и сосчитай до десяти.
Почувствуй, как движется земля,
Услышь, как снова взрывается мое сердце…»
И только теперь Бонд наконец рухнул в океан, и начал еще медленнее тонуть, он бесконечно погружался и погружался в темно-синюю бездну, все глубже, глубже, и зазвучал припев, от которого у Андрюхи пошли мурашки по телу.
Let the sky fall!
When it crumbles,
We will stand tall,
Face it all together,
Let sky fall…
«Пусть небо рушится… А мы будем стоять… Лицом к этому… Вместе… Выстоим… Все равно выстоим», шептал Андрюха, потрясенный и невероятной музыкой, и словами, и тем, что он, Андрюха Ватников, понимает эти слова.
Последний аккорд.
Все.
Да-а-а, вот это песня…
И только теперь название фильма. Skyfall.
И сразу дикий грохот, и пошло действие.
Как Бонд в бездонной океанской пучине, так и Андрюха утонул в этом фильме — в нескончаемой карусели из взрывов, рушащихся небоскребов, головокружительных прыжков с одного вертолета на другой на сумасшедшей высоте, бешеных перестрелок с жуткими злодеями…
Все происходящее напоминало отлично сделанную дорогую компьютерную игру-стрелялку.
— Сынок, ты чего там шумишь так? — мать деликатно постучала в его дверь.
— Мам, не мешай, я кино смотрю! Интересное! — крикнул Андрюха, нажав на «стоп». Он все же сделал звук чуть потише, и снова прикипел к экрану.
Наконец, ситуация на экране резко изменилась. Точно как несколько минут назад бешеный грохот, сейчас на барабанные перепонки обрушилась тишина. Расправившись с врагами (но, конечно же, не со всеми) герой (живой, а как же!) приезжает с докладом в Лондон к своему начальству.
Андрюха перевел дух.
Огромный кабинет.
Дэниел Крэйг. Весь из себя элегантный, в безукоризненном английском костюме и галстуке-бабочке — а, кстати, разве не в этом же наряде он только что тонул в пучинах и был погребен под упавшим небоскребом? Докладывает своему боссу, очень строгой пожилой тетке в черных очках, жутко смахивающей на Герундиевну, о результатах спецоперации.
Андрюха поймал себя на том, что понимает все (или по крайней мере почти все) из их разговора, как понял песню Адель. Но помогает ли ему тот магический подсказчик из его путешествий в прошлое, или же действует формула Паретто и он просто понимает все как оно есть, сам, благодаря своим новоприобретенным в путешествиях по времени знаниям — это для него оставалось загадкой.
А сюжет и правда был головоломный. Стоило только Джеймсу Бонду, лучшему контрразведчику Ее Величества, перестрелять из своей верной «Беретты» всех террористов, как он напал на след злодея по имени М. Этот страшный М. — большая шишка во всемирном тайном правительстве, а уж от мирового правительства ниточка тянется на самый верх, к злым инопланетянам с планеты Нубиру…
Андрюха вздрогнул. Память его не обманывала. Нубиру — именно так Никола Тесла назвал тогда в том их разговоре (дело было, кстати, в этой же Андрюхиной комнате) планету, откуда летел сбитый им в 1910-м над Тунгуской космический корабль.
Летел для того, чтобы уничтожить человечество.
«Совпадение? — подумал Андрюха. — А может, и правда такая планета есть?»
Показали этого страшного М. всего раза три, да и то со спины, но гад он был еще тот: жизнь Бонда пару раз висела на волоске, причем волосок этот все время норовил оборваться.
Наконец, фильм стал подходить к концу. Заговор раскрыт. Всемирное правительство поняло, что Бонда ему не одолеть, и удрало на орбиту, где его ждал космический корабль нубирцев. Близится апогей и апофеоз, напряжение растет. А вот и финальная сцена. Отвратительный М., стоя спиной к камере, заявляет Бонду, что он никуда не улетит и остается на Земле творить зло.
Бонд бросается на негодяя… Но тщетно. Тот раздвигает шторку — а там оказывается потайная дверь. М. быстро шагает в тайник и захлопывает дверь перед носом у Бонда. Бонд изо всех сил бьется в дверь… Дверь стальная, странная какая-то, без ручки и без замка.
— А-а-ах, жалко-то как! — закричал Андрюха. — Что же ты, Бонд! Мир спас, а главного злодея упустил!
Финальные кадры. Бонд получает новое задание под грифом “Тор Secret”. “Search and Destroy”, — читает Андрюха вместе с Бондом на коричневой строгой папке. «Найти и уничтожить».
Все. Пошли титры. И вдруг…
На экрапе снова появляется Дэниэл Крэйг.
— Thank you for your attention, sir, — обращается он, кажется, прямо к Андрюхе.
— Да не за что, — ответил Андрюха экрану компьютера. — Хорошее кино, понравилось очень! И даже заканчивается как оригинально! Придумали же — Крэйг со зрителями прощается.
— With the one, — сказал с экрана Крэйг.
— С одним? — Андрюха вопросительно посмотрел на экран. — Как понять «С одним»?
— Ну да, с вами, мистер Ватникоу, — ответил супершпион.
Если бы Андрюха вот так же, через экран своего видавшего виды компьютера, не беседовал с Уолтом Диснеем, а до этого здесь же, в этой своей спальне (правда, не через экран, а совсем вживую, что еще гораздо круче) не общался с самим Николой Теслой — то сейчас он был бы, мягко говоря, очень удивлен.
А так…
Воспринял почти как должное.
— У меня есть приказ Главного Контрразведчика оказать вам небольшую помощь, сэр, — Дэниэл Крэйг разговаривал в той же суховатой манере, что и его герой. — Вы там интересовались насчет “afraid”, не так ли? Что вам показалось странным в этом слове?
— Да как это что, — ответил Андрюха. — Это слово значит «бояться», да? Отвечает на вопрос «Что делать». Стало быть, стопроцентный нормальный простой глагол. Действие! Значит, он и должен работать как глагол — DO там всякие к нему лепятся, DOES, DID… Буква S тоже, и все прочие признаки глагола. А на деле совсем другое оказалось. Одна моя знакомая поставила там DON’Т, так ей его зачеркнули.
— А это потому, что «бояться» — не глагол, — ответил Бонд.
Андрюха подумал, что ослышался.
— Как это так — не глагол? Отвечает на вопрос «что делать»?
— В русском языке да, отвечает. Я неплохо владею вашим прекрасным языком, сэр. Я несколько лет работал на русском направлении, возглавлял русский отдел МИ-6, об этом даже сняли фильм «Из России с любовью», — ответил Бонд. — Но в английском это чистейшее прилагательное. И стоит оно на ТО BE, как положено всякому благонравному прилагательному.
I am afraid. I am not afraid. Are you afraid?
«Являетесь ли вы боязливым? — перевел про себя Андрюха. — Ага, так вот оно что? Бояться — не действие!»
— Сэр, я несколько лет работал на русском направлении, возглавлял русский отдел МИ-6.
— Скажите, Бонд!.. — обратился он к герою на экране.
— Можно просто Дэниэл, — улыбнулся тот.
— Скажите, Дэниэл, а еще есть слова с таким же свойством?
— Я вам дам их краткий список, — ответил Бонд (а может, Крэйг, Андрюха совсем перестал их различать). — Значит, так, «сожалеть о чем-то» будет “to be sorry about”.
Андрюха даже пальцами прищелкнул.
— Ну да, конечно! Тысячу раз слыхал — Ай эм сорри, ай эм сорри. Ай ЭМ!! И пропускал мимо ушей. Ну конечно, у нас-то в голове «сожалеть» — это глагол! А у вас в английском что выходит? «Я есть жалостливый», как-то так!
— Потому что жалеть — это ничего не делать, — ответил Бонд.
Андрюха замолчал, пытаясь переварить услышанное.
— Выходит, что эмоции делами не считаются… — удивленно сказал он скорее не Бонду, а сам себе. — Дела — это только то, что можно делать, да?
— Именно так, — Бонд был суров и непреклонен, и тоже обращался сейчас больше не к Андрюхе, а к какому-то третьему человеку, будто заканчивал принципиально важный спор.
Эмоции делами не считаются. В английском так.
— Давайте список! — Андрюха схватил тетрадку и ручку.
— Yes, sir, — ответил Бонд.
Стесняться (кого-то или чего-то) = to be shy (of);
Возмущаться (кем-то или чем-то) = to be indignant (at);
Молчать (о чем-то) = to be silent (about);
Болеть (чем-то) = to be sick (of);
Брезговать (чем-то) = to be squeamish (of);
Придираться (к кому-то) = to be picky (to);
Гордиться (кем-то или чем-то) = to be proud (of);
Ревновать (к чему-то или кому-то) = to be jealous (of);
Опаздывать (куда-то) = to be late (to);
Присутствовать (при чем-то) = to be present (at);
Отсутствовать (при чем-то) = to be absent (at)…
Грустить (о чем-то) = to be sad (about)…
Радоваться (о чем-то) = to be glad (about)…
И некоторые другие.
— Ну надо же, я понятия не имел, — проговорил Андрюха задумчиво. — До чего же странно все-таки. У нас, к примеру, «молчать» — ну просто однозначный глагол, этакий глаголище… А ваш «са́йлент» — прилагательное.
— «Молчать»? Разумеется, это не действие. Какое же это действие? Это всего лишь состояние. Какой человек? Усталый. Хитрый. Злой. Опасный. Молчаливый. Вот «работать» — это действие. «Стрелять» — действие. И даже «любить» — как ни странно, действие. А «молчать» или «стесняться» — так, ерунда, прилагательные.
I am silent. Are you silent? I am not silent.
— А что касается странности — то для нас, англичан, они ничуть не странные, — продолжал знаменитый шпион. — Мы не выделяем их в какую-то отдельную касту, для нас они обычные прилагательные, как «белый» или «красивый». Лишь я и еще несколько компетентных людей в Королевстве (чьи имена я не стану называть) знают об удивительном свойстве этих слов — что в русском языке они глаголы. Но большинство подданных Ее Величества об этом даже не подозревают.
* * *
— А теперь тренажер! — сказал себе Андрюха, попрощавшись с самым знаменитым из британских разведчиков и выключив компьютер.
Как же это отработать? Задача все та же: заставить себя чувствовать эту самую главную разницу — фраза на глагол и фраза на прилагательное — без усилий, подсознательно.
Тренажер на данную тему составить было несложно. Андрюха просто набросал подряд кучу фраз на русском, да таких, чтобы часть из них была с нормальными глаголами, а часть — «С этими самыми чувствами». А потом как пошел молотить…
Сначала все на вопрос бросил, да не просто вопрос, а с каким нибудь «Что?» или «Почему?» Потом все на отрицание, потом все в будущее с прошедшим наклонил… В общем, крутил до достижения полной беглости.
1. Ты знаешь это.
2. Ты боишься этого.
3. Ты помнишь это.
4. Ты веришь в это.
5. Ты стесняешься этого.
6. Ты живешь там.
7. Ты гордишься этим.
8. Ты молчишь об этом.
9. Ты работаешь там.
10. Ты возмущаешься этим.
11. Ты предпочитаешь это.
12. Ты хочешь этого.