Хоть и пробегал по Андрюхиной спине легкий морозец, когда он вспоминал свое приключение в Чикаго тридцатых, а только сомнений у него не было: напугать он себя не даст, в дверь ходить будет и дальше, английский в конце концов выучит классно и всех своих мечт добьется. Он еще с минуту размышлял над неуклюжестью слова «мечт» в русском языке.

Много мечт… У человека есть пять мечт…

Нет, не звучит. Неправильность какая-то чувствуется. Слово «мечта» правильнее и красивее всего воспринимается, когда стоит в единственном. У человека есть мечта.

И что же получается? А то, что мечта в единицу времени должна быть одна. Вот тогда звучит. Вот тогда и добьешься.

— Да это ж и выходит то же самое, что Катька концентрацией называла, — подумал он и спокойно нажал 1-0-7-8.

Так, Лондон. Опять Лондон. Андрюха даже обрадовался, будто домой к себе попал — таким узнаваемым был этот вид. Вот он, Тауэр, на горизонте, и даже вороны над ним летают все так же. А вот там Вестминстер, а вот Святой Павел. Правда, на горизонте еще прибавилась пара-тройка небоскребов, из чего Андрюха сделал вывод, что он как минимум в XX веке — но это точно был Лондон.

Андрюха быстро огляделся вокруг. Так, машины все под старину, типа чуть ли не тех, которым на фордовском заводе Сэм Уилсон гайки крутил — но это ни о чем не говорит, они в Англии всегда под старину.

Через секунду Андрюхино внимание переключилось на прохожих. Квартал, в котором он очутился, был довольно оживленный, народ спешил по своим делам туда и сюда, не обращая на пришельца со школьным ранцем никакого внимания. Люди были не в кафтанах и не в рыцарских латах, а в нормальных современных аккуратных костюмах, все с галстуками, и женщины тоже были в однотонных нарядах и белых блузках, и многие тоже с галстуками — из чего Андрюха заключил, что он в серьезном деловом месте. Вид у всех был озабоченный и занятой.

— Sorry, — чуть не сбил его с ног какой-то взмыленный человечек в темно-синем костюме и помчался дальше.

— Скажите, а год-то какой сейчас? — крикнул Андрюха ему вслед.

— Nineteen eighty fourth! — откликнулся, даже не повернув головы, суетливый тип в синем, и еще прибавил ходу.

«На работу опаздывает, — подумал Андрюха. — Мелкий чиновничек какой-то. Акакий Акакиевич, как Катька мне из Гоголя рассказывала. Боится взбучки от начальства, у него прям на лбу это написано».

Забитый жизнью и начальством мелкий чиновник, пробежав еще три метра, свернул в дверь, перед которой стояли два полицейских в высоких касках. В руках у них были карабины с примкнутыми штыками. Полицейские щелкнули каблуками, изобразили ружьями «На-караул» и пропустили спешащего человечка внутрь, а затем снова стали по стойке «смирно».

Андрюха присмотрелся к дому чуть повнимательнее. Обычный лондонский трехэтажный дом, явно старинной постройки (как все в центре Лондона), солидный и добротный. Почему-то тускло-черного цвета, но все двери, окна и всякие там карнизики выкрашены белоснежной краской, из-за чего он смотрится очень нарядно и совсем не мрачно.

«Основательный такой домик, — решил Андрюха. — Малость посолиднее, чем у Шерлока Холмса».

— Даунинг стрит, 10, — подняв глаза, прочел он табличку на доме. — Интересно, а меня пропустят? Ну, скорее всего, нет, не всех же они пускают.

К удивлению Андрюхиному, полисмены пропустили и его, причем проделали точно те же манипуляции с каблуками и карабинами, что и минуту назад для опаздывающего Акакия Акакиевича. Вдобавок один из них, вытянувшись по струнке и взяв под козырек, расплылся в улыбке, назвал Андрюху мистером Ваткинсоном и заявил, что “Her Excellency is waiting”.

— Чего-чего? — пытался сообразить Андрюха, зайдя внутрь и поднимаясь по мраморной белой покрытой красным ковром лестнице. — Это «Превосходительство», что ли? Причем «ее», а не «его», это я слышал точно. Неужто сама королева? Да нет, королева вроде должна быть «Величество», то есть Majesty, как-то так.

Поднявшись туда, где, по его мнению, должен быть второй этаж, Андрюха никакого входа в помещение не обнаружил, а посему отправился выше, на третий. Там он наконец увидел красивую двустворчатую белую дверь, вроде той, что была в кабинете у Дарвина в Британском музее, но, разумеется, чуть поуже и пониже.

Андрюха рассудил логически, что раз место светское, то просто так дверь открывать нельзя, а непременно требуется постучать — чтобы те, что внутри, знали, что мы тоже приличиям обучены и не лыком шиты. И еще важно стукнуть посильнее — чтоб наверняка услышали, а вдруг они там глухие тетери.

Он сжал кулак, размахнулся и ка-а-а-ак….

Как вдруг за миг до его удара дверь стремительно распахнулась, и перед ним предстала женщина.

Нет, это была не женщина, а, скорее, наверно, дама…

С безукоризненно прямой осанкой, в изысканнейшем и строжайшем сером в мельчайшую клетку английском костюме. Андрюхе она улыбалась, и довольно приятно, но взгляд ее светло-серых глаз был тверд и строг.

«Нет, не дама! — мелькнуло у Андрюхи в голове. — Леди, именно леди — вот уж точное слово!»

— Уважаемый господин Ваткинсон, я рада приветствовать вас здесь, на Даунинг-стрит, в резиденции премьер-министра Великобритании, — произнесла леди.

Андрюха так и застыл с открытым ртом и занесенным кулаком. Леди, совершенно не обращая внимания на кулак, протянула ему руку для приветствия.

— Маргарет Хильда Тэтчер. Баронесса.

* * *

Плавным царственным жестом Тэтчер пригласила Андрюху войти.

Слегка обалдевший Андрюха перевел руку из позиции «А ну-ка, быстро открывайте!» в позицию «здрасьте», сказал баронессе “Thank you” и вошел в помещение. Быстро осмотревшись, он снова отметил про себя, что все здесь в высшей степени прилично и серьезно, однако никакой запредельной роскоши, подходившей в его представлении первым лицам государства — чего-то вроде Петербургского Эрмитажа, где он однажды был с экскурсией, — здесь нет. Обычная большая комната богатой городской квартиры. Ну, люстра висит. Наверное, хрустальная. Камин. На полу ковер, по виду довольно дорогой. В камине потрескивают дрова, а напротив камина стоят два больших уютных кресла, кожаных, довольно потертых и старых. Андрюхе тут же вспомнилось, как он сидел в одном из точно таких же коричневых кресел — просто вылитом, с точно теми же пятнами и царапинами — на Бейкер-стрит, 221-В.

Госпожа премьер-министр нажала какую-то кнопку, и через секунду из ниоткуда появился бесшумный то ли лакей, то ли дворецкий («Бэрримор, сэр», — вспомнилось Андрюхе). Человек поставил на низенький столик поднос с фарфоровым чайником, молочником и вазочкой с печеньем и исчез так же бесшумно и бесследно, как и появился.

Маргарет Хильда очень церемонно, как и подобает истинной леди, сказала Андрюхе “Sit down, please”, и села сама в одно из кресел, а Андрюха уселся в другое. Чувствовал он себя тут в первые минуты, конечно, чуточку скованнее, чем с Холмсом или Теслой — с теми тепло было как-то сразу, с самых первых секунд, а тут все же леди, да и глава государства как-никак. Но стоило ему вспомнить Чикаго тридцатых и ощущение легкого металлического холодка на стриженом затылке, как он сразу понимал, что прием ему здесь оказывают исключительно радушный.

— So, — мягко спросила Тэтчер. — What has brought you here?

— Вот! — воскликнул Андрюха. — Вот! Именно! По смыслу-то я понял — вы спросили что-то вроде «Что привело», или, может быть, «принесло» тебя сюда. То, что “brought” — прошедшее время глагола “bring” (приносить, приводить), это я знаю отлично.

Андрюха тут же вспомнил тот свой триумф у доски: первую в жизни пятерку по английскому, восхищенный Катькин взгляд и удивление Герундиевны. До чего же спокойно он объяснил тогда внезапно притихшему классу правильное правописание таких слов в прошедшем времени, или, говоря по-научному, во второй форме!

«Оу-ю-джи-эйч-ти»…

— Да, но вы ведь сказали “has brought”? Как это можно «иметь приносил»? Как можно иметь прошедшее время?

— Иметь прошедшее никак невозможно, вы правы, — с улыбкой ответила госпожа премьер-министр. — Точно так же, как и настоящее. Меня много раз приглашали на всякие там конференции по “Time management”, управлению временем. Я всегда отказывалась, ибо это нонсенс. Управляем мы лишь собой и своими финансами. А время иметь и им распоряжаться нельзя в принципе.

— А как же так? Что такое тогда вот эти все “have bought”, “have brought”, если не «иметь прошедшее»? — Андрюха был сбит с толку. — Выходит, если нельзя, но хочется — значит, иногда можно?

— Нет, нельзя категорически, — отрезала Тэтчер. — Знаете, в начале своей политической карьеры я имела неосторожность мыслить в той парадигме, которую вы сейчас описали. Проще говоря, если я считала своевременным начать сегодня до обеда войну с Аргентиной, а при этом мне докладывали, что корабли у нас все ржавые, снарядов всего пять штук и единственный боцман вчера ушел на пенсию — то я нападала на Аргентину.

«Эге, да она крутая тетка», — с одобрением подумал Андрюха.

— И вы знаете, это проходило. Чудом каким-то, но все сходило с рук. И я понимала, что это до поры до времени. И только у меня. И исключительно но той причине, что ко мне очень сильно благоволит Главный Политик. Никому другому так уж совсем откровенно плевать на объективные законы логики, математики и прочих наук он бы просто не разрешил.

— Ага, слыхал я про этого Главного, — сказал Андрюха. — Хорошо, наверное, когда он во всем за вас?

— Я знаю одного юношу, к которому он благоволит, наверно, даже больше моего, — отреагировала баронесса. — Вот посудите сами, разве стала бы я тратить чай с печеньем на человека, за которого не замолвил словечко сам Главный?

Андрюха прыснул. Тэтчер сохраняла невозмутимо строгую физиономию, но в глазах ее танцевали чертенята.

«Нормальная баба, своя, — с облегчением понял Андрюха. — Да еще и с приколами».

Тэтчер продолжила:

— Я сейчас расскажу вам по секрету о…

— “About the silliest one of my bloopers”, — услышали Андрюхины уши, и тут же в голове отозвалось: «О самом дурацком из моих ляпов».

«Блупер — ляп…»

А симпатичное такое словечко, и, кажется, где-то даже смутно знакомое.

— Однажды, еще на заре моей карьеры, я произносила речь в Парламенте. Я, как всегда, объясняла левым болванам, как устроена экономика, и уже собралась было процитировать на эту тему Библию, вот этот момент:

There is profit from any labor. But only from idle talk there’s mere damage.

«Есть прибыль от любого труда. Лишь от болтовни пустой — сплошной убыток», — понял Андрюха и мысленно сам себе похвастался: «А то, что There is — это «Есть», мне рассказывал сам Ньютон!»

— И вот, представьте, стою я на трибуне и заявляю высокому собранию:

«— As it’s said in Holy Scripture — and I consider rightly…»

Тэтчер сделала паузу и смотрела на Андрюху приглашающе, как бы ожидая взрыва его гомерического хохота. Он же слова ее в целом понял:

«Как сказано в Святом писании — и я считаю, правильно…»

И даже оценил It’s — ну да, «Ноль», отсутствие подлежащего, как учил его сэр Исаак. «Сказано». А кем — неизвестно.

Но вот где смеяться — честно говоря, не усек.

— Лорды устроили мне овацию, взрывы хохота длились минут двадцать, — втолковывала ему Тэтчер. — А я, дочь бакалейщика Робертса, сообразив, что я ляпнула, стояла с пунцовыми ушами и думала об одном: обидится или не обидится на меня Главный!

Наконец до Андрюхи дошло.

— И как? — спросил он. — Он обиделся?

— Да умный он, и с юмором, — махнула рукой баронесса. — Наоборот, именно с тех пор и везти мне начало во всем подряд.

— Так что там насчет have с прошедшим? — Андрюха вернул свою собеседницу к теме.

— А вы, дорогой сэр, совершенно зря обзываете третью форму прошедшим временем, — своим обычным немного металлическим голосом отчеканила госпожа премьер-министр.

— Вы знаете, Ваткинсон, я из той породы людей, которых называют перфекционистами.

Андрюха замер, а потом хлопнул себя по лбу. Он вспомнил ту ночь в зале археологии Британского музея и бархатный голос бородатого добряка-профессора: «Вы не поверите, милейший, но в большинстве случаев третья форма выглядит точно так же, как и вторая!»

— Так это третья стоит за этим HAVE?

— Yes, it does, — кивнула английская баронесса.

— Вот что я пока что понял? — начал он рассуждать вслух. — Выходит, что HAVE рядом с «просто глаголом», неважно, стоит ли тот в настоящем или в прошедшем, находиться не может. Потому что «имею сплю» или «имею спал» — это чушь собачья, набор букв. Но вот HAVE рядышком с V3 вроде как имеет смысл! Так что же эта формула означает? — спросил он баронессу.

— Совершенную форму глагола, что же еще! — заявила Тэтчер. — И по смыслу это всего лишь «съел», «выпил», «увидел», «Написал»…

— …А фактически там написано «ИМЕЮ РЕЗУЛЬТАТ»!!! — в полном восторге завопил Андрюха. — Гениально придумано! «Съел» — это всего лишь «имею съеденным»! «Увидел» — это буквально «имею увиденным»! Сложилось! Понял я все!!

— Если все сложилось, тогда скажите, как бы вы выразили понятие «построил», дорогой мистер Ваткинсон?

— Там будет два слова! Have built! «Имею» плюс «построенным»!

— А «прочитал»?

— Имею прочитанным!

— А «увидел»?

— Имею увиденным!

— А «спел»?

— Имею спетым!

Андрюха был в полном восторге от хитрой английской придумки. У него впервые в жизни мелькнула мысль, что русский язык, если бы пришлось его учить, он бы точно не осилил: ну как объяснишь, почему у слова «съел» мы добавляем С-, а у «выпил» почему-то ВЫ-, а вот у «построил» ни с того ни с сего ПО-…

Если бы в английском так было, чтоб каждое слово отдельно запоминать — вот был бы кромешный ужас и кошмар. А так идея «уже сделал» в любом случае легко и даже изящно выражается двумя словами:

первое — ИМЕЮ,

и второе — СДЕЛАННЫМ!

— Понятно, что лучшим другом формулы HAVE V3 является слово «уже» — “already”, — продолжала баронесса. — Причем вставляем мы его изящно в серединочку, вот так:

I have already been,

I have already seen,

I have already done,

I have already gone.

— Все понял кроме первой строчки, — сказал Андрюха. — «Бин» — это что такое?

— Третья форма от слова «быть», а почему бы и нет? «Имею себя побывавшим» означает «побывал». Тот же принцип! — ответствовала госпожа глава правительства. — Я имею! Уже! Готовым!

«Да, интересный такой ритм получается, — смаковал Андрюха баронессино четырехстишие. — “Я уже побывал, я уже повидал… Я уже сделал, и я уже сбежал!”»

— А-а-а, так это прикол какой-то! — сообразил он и засмеялся. — Кстати, и мы в русском слово «уже» втыкаем точно туда же, в серединку!

— Этот, как вы выразились, прикол — отчет моего вечного врага, главы лейбористов, по бюджету страны, практически дословно, — улыбнулась Тэтчер. — Когда я впервые победила на выборах, Британия была бедна как церковная мышь, а казна ее пуста как барабан. Мои очень добрые предшественнички раздавали деньги любому бездельнику, изъявившему желание их получить. Они называли это борьбой за социальное равенство!

— Гм, — задумался Андрюха. — Кстати, как на мой взгляд, звучит не так уж плохо. И социальное, и равенство… Знаете, миссис Тэтчер, а по-моему, равенство — это что-то хорошее.

— Вы ведь знаете историю, господин Ваткинсон? Знакомы с мифами Древней Греции? — неожиданно спросила Тэтчер.

— Да! — загорелся Андрюха. — Это одна из моих любимых тем! У нас такой историк, Сергей Иваныч, так рассказывает здорово, что мы всем классом эту Древнюю Грецию полюбили с ее мифами!

— В таком случае вы знаете, кто был первым в мире борцом за всеобщее равенство.

Андрюха призадумался.

— И кто же?

— Был в Древней Греции такой разбойник. Ловил прохожих и укладывал на специальное каменное ложе.

— Прокруст! — вспомнил Андрюха имя древнегреческого злодея. Если искренне любишь предмет, блистать эрудицией совсем нетрудно. — Я еще помню, что тем, кто оказался чуть длиннее его шаблона, он чего-то там отрубал…

—…А тех, кто покороче — силой растягивал, — подхватила Тэтчер. — Результат был всегда один: все насильно уравненные умирали. Все до единого. Равенство — это смерть, мой милый Ваткинсон. Как говорит мой друг Горбачев, это даже не факт, это просто так оно и есть на самом деле. Если вы всю прибыль автомобильной компании Роллс-Ройс станете отдавать в пользу каких-то деревенских забулдыг, то компания неминуемо умрет. Однако же и для забулдыг это не закончится хорошим — они наверняка не придумают ничего лучшего, чем перепиться дармовым виски и сыграть в ящик.

Андрюхины уши услышали смешное выражение “to kick the bucket” — «Пнуть по ведру», и он улыбнулся. «Можно запомнить и где-нибудь блеснуть!» — подумал он.

— Вот поэтому, — продолжила баронесса, — когда мой предшественник в премьер-министерском кресле сэр Эдвард Хит выразил надежду, что я буду с таким же напором, как он, бороться за так называемую «социальную справедливость» — я, Мэгги Тэтчер, начинающий политик, ответила ему очень скромно и вежливо:

— You know, Mr. Heath, I hate socialism and despise equality.

«Да-а-а-а, — подумал Андрюха. — «Ненавижу социализм и презираю равенство…» Представляю, что там было. Крутая тетка, жесткая».

— А настоящая социальная справедливость — вовсе не тогда, когда все ходят в одинаковых обносках и хлебают одинаковый суп, — чеканила Тэтчер. — Справедливость — это сделать так, чтобы человек, вкалывающий в своем маленьком бизнесе по восемнадцать часов в сутки, а потом еще часа три сидящий за учебниками, жил значительно лучше своего соседа, который вечно коптит небо на пособии.

— Всегда считал, что поровну — это и есть справедливо, — сказал пораженный открывшейся ему истиной Андрюха.

— Нет! — отрезала Тэтчер. — Как раз поровну — это ужасно несправедливо! А справедливо — не поровну, а по заслугам и по труду!

Андрюха задумался.

— А если люди простые, то есть бедные? Ну не всем же быть миллионерами, есть обычные рабочие и крестьяне. Разве они виноваты? — начал он рассуждать вслух. — Если уж совсем вот так, по-вашему, тогда выйдет, что всем этим хорошим людям так и придется прозябать в бедности, а легко и приятно будут жить только какие-нибудь потомственные бароны да всякие там богачи.

Баронесса хмыкнула.

— Скажите, дорогой мой гость, а что такое “thatch”?

— Кровля, — произнес Андрюха слово, которое подсказал ему таинственный переводчик внутри его черепа.

— Правильно, — одобрила мадам. — Мой прадед, деревенский тэтчер, зарабатывал на хлеб тем, что крыл крыши соломой. Затем, если хозяин дома мог себе это позволить, он приглашал руфера — человека, который крыл крышу черепицей. А если денег на руфера не было — то дом так и стоял под соломенной крышей. Главную, бо́льшую и лучшую часть любого общества как раз и составляют вот такие простые (они же, как вы изволили выразиться, бедные) люди: кровельщики, бондари, колесники, кузнецы, пахари, гончары…

“Thatchers, Coopers, Wheelers, Smiths, Plowmans, Potters…” — слышали Андрюхины уши.

«Ух ты, так это же самые распространенные английские фамилии. Так это все дети работяг! Никогда не задумывался. А Гарри Поттер — это, выходит, Гарик Гончаров какой-то…»

— Так вот, мой милый Ваткинсон, — в голосе Железной леди прибавилось еще больше металла. — Когда вы называете этих людей бедными и считаете, что правительство должно их милостиво подкармливать — вы совершаете ту же чудовищную ошибку, что и наши британские лейбористы. На самом деле все наоборот! Это они, труженики, кормят правительство, честно зарабатывая и платя налоги. Так должно быть. И лучшее, что можно сделать — это оставить их в покое! Дать спокойно работать, дать богатеть, не душить налогами! Позволить им превратиться в добротный и сытый средний класс!

Андрюха кивнул. Спорить с пламенной убежденностью внучки кровельщика было просто невозможно.

— А средний класс если чего и ожидает от правительства, то лишь очередных пакостей и палок в колеса, — продолжила Тэтчер с горячностью, — ибо все его обращения к труженику сводятся к формуле:

«Работай как бешеный, чтобы содержать лентяя, — перевел Андрюха. — Жжет тетенька, ну и жжет!»

— Вот поэтому я и решила положить конец всей этой лавочке, — подвела итог баронесса. — Придумала план и неукоснительно, шаг за шагом, его придерживаюсь. Горжусь тем, что мне уже удалось опровергнуть страшное предвидение моего соотечественника Джорджа Оруэлла. В своей книге под названием «1984» он описал Британию, стонущую под властью социал-фашизма. Сейчас как раз 1984 год, а Британия, тем не менее, свободная буржуазная страна! Хотя, конечно, все еще с серьезными проблемами.

Но я иду к своей цели. Когда покончу с бюрократией и коррупцией в Британии — с помощью моего друга Рона Рейгана возьмусь за Америку. А там уже свобода победит и во всем мире. Так я решила.

Андрюху впечатлили не столько планы железной баронессы, сколько ее страстная убежденность. А услышав “have decided” («решила»), наш герой обрадовался, будто встретил старого друга: теперь он понимал эту форму по-настоящему.

— Значит, вы «имеете это решенным», да? Дословно мы говорим именно так?

— Да, — твердо сказала Тэтчер. — Именно так. Имею это решенным. Perfect — совершенная форма действия. Вы знаете, Ваткинсон, я из той породы людей, которых называют перфекционистами. Я стараюсь все, что начала, доводить до совершения, до совершенства, до совершенной формы. Может быть, за это британский народ и называет меня Iron Lady?

— Я одолею левых, — подвела итог темы баронесса. — Я считаю это правильным, и я верю в необходимость бороться с этим драконом, пока он не сожрал все, что мне дорого в этой жизни. Верю, что экономика, образование и упорный труд сумеют победить невежество, зависть, лень и злобу. И я для этого работаю. Работаю изо всех сил.

* * *

Уже в своем мире, шагая от серой двери домой, Андрюха размышлял над неожиданной мыслью Железной леди, так поразившей его во время их беседы. Выходит, справедливость и равенство вовсе не идут друг с дружкой рука об руку. Они, напротив, непримиримые противоположности!

Получается, чем больше справедливости — тем меньше равенства… И наоборот, да?

Очень уж как-то спорно. Надо подумать.

А вот что ему понравилось безоговорочно — так это Perfect как совершенная форма глагола и заодно перфекционизм как стремление все делать как можно лучше.

Андрюха вспомнил, каким он раньше был шалопаем, и вздохнул. Да, сейчас уже гораздо лучше. И надо стараться, чтобы было еще лучше! И еще! Надо ставить себе большие цели и стараться их достигать!

Чтобы можно было с чистой совестью потом применить совершенную форму глагола:

I have done this. Я это сделал.

Я имею.

Это.

Сделанным.

Совершенная форма глагола в английском — штука исключительно простая: HAVE + V3 . Если рассматривать эту формулу буквально — то это слово «имею» и после этого «результат». Имею съеденное, имею сделанное. Правда, если не помнишь третью форму, ловить тут нечего. По если помнишь…

Итак, упражнения на Perfect.

Как бы выразить но-английски следующие понятия:

1) Я увидел.

2) Я побывал.

3) Он попытался.

4) Он начал.

5) Ты сделал.

6) Они продали.

7) Мы купили.

8) Кот поймал мышку.

9) Гоголь написал эту книгу.

10) Я прочитал эту книгу.