Путешественники стояли на неширокой улице, прямо посреди булыжного тротуара. Андрюха поднял глаза и увидел на ближайшем доме табличку: Baker street, 218-А. Через дорогу, напротив и чуть наискосок, в 221-м доме (корпус В) живет Шерлок Холмс…
Здорово! Отлично!
Андрюха расцвел и заулыбался, будто попал к себе домой. Знакомое место, доброе, хорошие люди в этом городе живут.
— Катька, это Лондон, и я здесь все знаю, — радостно сказал он своей спутнице. — Пойдем вон туда, в 221-й, я тебя с самим Шерлоком Холмсом познакомлю.
«А здорово будет нам всем втроем пообщаться, — подумал Андрюха. — Обязательно скажу ему, что Катька умная, как его Ирэн Адлер, а то и умнее!».
Ага, вон и Тауэр между домами видно… Только почему-то без ворон сегодня. Попрятались, наверно. На погоду, что ли? Так погода вроде бы прекрасная. А вон и красавец Вестминстер виднеется. О, и флаг на Вестминстере висит. Да большой какой, просто огромный!
Странный какой-то флаг. Нехороший. Флаг красный, на нем круг белый, а в белом круге черный паук.
Катька напряглась, и Андрюха понял, что флаг она тоже заметила.
— Да ерунда, Катька, это, наверно, карнавал у них какой-то. Этот… как его… Хэллоуин. Принято дурачиться, и дома украшать, и еще переодеваться…
— По-разному, — ответила Катька.
— Что? — не понял Андрюха.
— По-разному на всякие эти Хэллоуины дома украшают, Андрюха. Кому что в голову придет, то и лепят. Не бывает, чтобы все люди дурачились одинаково. А здесь… Вон смотри, штука какая чудна́я торчит, — она указала куда-то на небо, за спину Андрюхе.
Он обернулся и увидел на горизонте в противоположной от Вестминстера стороне угольно-черную башню в виде сильно вытянутой кверху пирамиды. Над башней развевался огромный красный флаг с пауком.
— А вот и твой двести двадцать первый.
Еще только увидев дом, Андрюха окончательно понял, что что-то с Лондоном не так, и очень сильно не так. В наружную стену дома Шерлока Холмса на высоте метров четырех был перпендикулярно стене вделан стальной штырь. Он торчал на улицу, над тротуаром, и с него свисал кроваво-красный флаг с белым кругом, а в белом круге был нарисован черный восьминогий паук.
Путешественники подошли поближе.
Флаг был, конечно, поменьше тех, что развевались над Вестминстером и над черной пирамидой, но висел прямо над Андрюхиной и Катькиной головой, и они могли рассмотреть того, кто на нем изображен, во всех подробностях. От всех шести его красных налитых адской злобой глаз и до тщательно прорисованных волосков на ножках.
Андрюха оторвал взгляд от непонятного флага и увидел знакомую темно-коричневую дубовую дверь. В прошлый раз она сияла всеми своими начищенными бронзовыми деталями и запомнилась ему какой-то особенной старомодной доброй солидностью. Сейчас же была изрядно обшарпанной и грязной. Красивой бронзовой ручки в виде головы льва не было и в помине, вместо нее стояла копеечная пластмассовая. Но дверь была та же, сомнений нет.
Сейчас на ней висела белая жестяная табличка. На ней было черной краской крупно написано:
И ниже от руки, но точно той же черной масляной краской от руки приписано помельче:
— Андрюха, а что это значит? — спросила Катька. Она была необыкновенно серьезной.
— Текст ты и сама понимаешь, — прошептал ей в ответ Андрюха. — «Назови нам только имя, но не рассказывай историю». Но что это значит — понятия не имею, Катька.
Андрюхе вдруг показалось, что он заметил еще что-то важное. Запах.
Та добрая старая Англия все время пахла чем-то приятным. Цветами из цветочных лавок, которые были на каждом шагу. Крепким чаем, очень хорошим, лучших сортов — правильный чай, оказывается, пахнет, как дорогие духи, нежно и сильно. И еще — он вспомнил, как вся Бейкер-стрит, улица Пекарей, вкусно пахла свежим хлебом, а дом 221-В, где хозяйничала добрая миссис Хадсон, весь был пропитан ароматом ванили и свежих сливок.
Сейчас ничего этого не было. Запах был, но какой-то очень странный.
— Здесь не пахнет ничем хорошим, — он и не заметил, как произнес эти слова вслух.
— Да, и я его чувствую, — откликнулась Катька. — Противный запах вареной капусты. Как будто в каждой квартире варят один и тот же надоевший невкусный суп. Он не то что противный, а… нудный какой-то. Скучный такой запашок. Запах нищеты.
Вдруг Андрюха услышал мерные удары. Ритм.
Раз-два, раз-два…
Похоже на марширующую колонну, что ли. Удары кованых сапог об асфальт. Звук усиливался.
— Сюда идут, — сказала Катька.
Через несколько секунд из-за угла на пустынную и тихую Бейкер-стрит вышла марширующая колонна. Все были в одинаковой униформе, цвет которой Андрюха определил бы как «Между серым и черным». Лица людей были худые, напряженные и злые. За спиной у каждого вместо винтовки черенком кверху торчала лопата. Людей было немного, человек пятьдесят, но вымуштрованы они были отлично, так что удары, гулко отражаясь от стен, казалось, разносились над половиной города. Только сейчас Андрюха обратил внимание, что все до единого окна всех домов плотно закрыты, и еще — ни одного горшка с цветами ни на одном подоконнике.
Впереди колонны шагал кто-то вроде офицера — мужчина в точно такой же серо-черной робе, как на остальных, и с точно таким же злым и напряженным лицом, но без лопаты за спиной. На правом его рукаве была ярко-красная повязка с пауком в белом круге.
Когда от марширующих до изумленных путешественников оставалось с десяток метров, командир колонны вдруг заорал, не поворачивая головы:
— Ignorance!
И вся колонна, как один человек, прокричала в ответ:
— …Is wisdom!
Раз-два, раз-два… И следующий визгливый крик на пределе голосовых связок, и гулкий рев из пяти десятков глоток в ответ:
— Slavery!!
—…Is liberty!
Раз-два, раз-два…
— Реасе!!!
— …Is war!
— Андрюха, что они кричат? — прошептала на ухо Катька. — То, что мне слышится?
— Да, Катька. Хорошо хоть, слух нам обоим пока что не изменяет. Невежество есть мудрость, рабство есть свобода, мир есть война. Мы с тобой, случайно, не спим, а? Пора нам друг друга ущипнуть, Катька, да покрепче.
Офицер явно заметил Андрюху с Катькой, в растерянности стоящих на тротуаре. Когда колонна с ними поравнялась, человек в темно-сером сделал быстрое движение правой рукой, коснувшись ею своей рубашки где-то в левой стороне груди, и через мгновение резко выбросил руку вперед и вверх.
— From heart to sun! Morry rise!
«От сердца к солнцу, Морри… — зашептала Катька. — Андрюх, я забыла, что такое “rise”».
— «Райз»? Подъем, движение кверху, повышение, восход, рассвет, — на автомате ответил Андрюха.
— Platoon, stand still! — прокричал офицер. Колонна тут же остановилась и замерла. Офицер вдруг подошел к большому черному телефону в стене дома 22 1-В, снял трубку (не набирая никакого номера) и, искоса зыркнув на Андрюху с Катькой волчьим взглядом, быстро проговорил в нее два или три слова.
Андрюха с удивлением отметил, что на телефоне нет ни диска, ни кнопок.
Офицер повесил трубку, вернулся в строй и пролаял очередную команду. По-прежнему не обращая ни малейшего внимания на двоих путешественников, колонна двинулась дальше. Через минуту странные люди исчезли за поворотом.
— Что это за безумие, Андрюха? — Катька схватила его руку, и он почувствовал, как дрожат ее пальцы. — Что с этими людьми? Что здесь вообще происходит?
— Не знаю, Катька, — честно ответил он. — Не понимаю я. Вроде бы и Англия, но на Англию совсем непохоже.
— Андрюха! — Катька, кажется, собралась с мыслями, взяла себя в руки, и голос ее зазвенел. — Андрюха! Я знаю! Помнишь, ты спрашивал меня про Оруэлла, про его книгу «1984». Помнишь, да?
— Как же, помню, Катька, мне Тэтчер об этом писателе что-то говорила, а причем тут Оруэлл?
— При том. Мы, кажется, с тобой в параллельную реальность угодили, Андрюха. Знаешь мы где?
Мы в фашистской Англии.
* * *
Не успел до Андрюхиного сознания дойти смысл Катькиных слов, как дверь того же дома 221-В стремительно открылась. Оттуда выскочили семеро — в точно таких же темно-серых униформах, как и маршировавшие в колонне. На головах у типов были пилотки того фасона, которые Андрюхина бабушка, вероятно, назвала бы пионерскими — но только не красные, а угольно-черные. В руках у них были черные резиновые дубинки.
Угрожающе вертя дубинками, группа приближалась к нашим путешественникам.
— Именем Морри, — прохрипел Андрюхе с Катькой один из них, с бульдожьей челюстью и пауком на рукаве, — вы оба арестованы.
Катька туг же инстинктивно спряталась за Андрюхину спину.
— А за что это? — возмутился Андрюха, заслоняя ее от Бульдожьей морды. — Мы ничего противозаконного не сделали.
— Хе-хе-хе, — притворно рассмеялся Бульдожья морда, явно кому-то подражая. — Как ты сказал? Противо… Чего? Ты сейчас употребил слово из старояза, а это мыслепреступление. Подвал с крысами для вас двоих ты уже заработал, хе-хе.
Ни разу до этого не слыхал еще Андрюха странных слов “oldspeak” и “crimethink”, хотя уловить их общий смысл ему удалось. Но вот что ему не понравилось совсем уж сильно, так это угроза насчет подвала с крысами. И ладно бы ему одному, а Катька-то туг при чем? Он сам полез в серую дверь, ему за все и отдуваться. Катька чем виновата?
За Катьку Андрюха твердо решил стоять до конца. Он снял с плечей свой тяжелый ранец, поставил его на тротуар у своих ног, и стоял, сжав кулаки и заслоняя Катьку спиной.
— Повторяю вопрос, — Андрюхин голос зазвенел металлом, — За что нас арестовывают? Пока не скажете, мы не сдвинемся с места.
— Хе-хе, — опять деланно засмеялся Бульдожья морда. — А кто вас спрашивать будет? Ты вот это видел?
Он ткнул пальцем на надпись на двери.
— Это Закон Доно́са, молодые существа. Доносящий на врага Ангсоца обязан лишь указать на него партии. Назвать имя, или хоть бы просто ткнуть пальцем. Все. А вот чего делать не требуется, так это пытаться объяснять, чем конкретно данный враг провинился. Это совершенно лишнее. Для прояснения всяких мелких подробностей у нас есть дубинки и подвал с крысами.
Бульдожья морда, небрежно вертя на пальце дубинку, обернулся и сделал шаг к коричневой двери, бросив через плечо:
— Дженкинс, быстро обоих в участок!
Дженкинс, хмурый неприятный тип с узким, будто топор, лицом, стоявший сбоку от Андрюхи, протянул руку к его локтю.
Время для Андрюхи словно замедлилось в сотню раз, будто невидимая рука нажала кнопку сверхмедленного просмотра видео. С ним произошла странная вещь: его мозг залил кроваво-красный туман, и все посторонние эмоции наподобие страха в этой багровой мгле мгновенно утонули, отключились напрочь.
Ярость. Жгучая, лютая.
И ничего больше.
Андрюха двумя руками схватился за ручку стоявшего у его ног тяжеленного школьного ранца — его вес сейчас, будто во сне, он не чувствовал совсем — и с размаху, изо всех невесть откуда взявшихся сил, обрушил его на затылок Бульдожьей морды. Тот издал горлом очень короткий звук, напоминающий резко оборванное «ква», секунду постоял и рухнул как подкошенный.
Как в замедленном кино, Андрюха наклонился и выхватил из руки врага дубинку. Краем глаза он продолжал видеть и остолбеневшую шестерку темно-серых, и расширившиеся глаза Катьки. Через долю секунды дубинка уже была в его руках, а еще через мгновение, мелькнув в воздухе большой дугой, она обрушилась на пилотку Дженкинса.
— Беги, Катька! Беги! — закричал он изо всех сил. — Беги к двести восемнадцатому, там должна быть дверь, наберешь четыре пятерки… Я их задержу! Беги-и-и-и!!!
Катька не шевелилась. Она разрывалась между ужасом от происходящего и нежеланием бросать Андрюху…
Оставшиеся темно-серые наконец очнулись от шока. Трое рванулись на Андрюху, двое на Катьку.
Длинного, протянувшего клешнеобразные руки к Катьке, Андрюха уложил дубинкой на удивление легко, будто срубил палкой высокий куст репейника. Слева от Катьки мелькнула еще одна темно-серая фигура, коренастая и приземистая. Дубинка в Андрюхиных руках описала в воздухе свистящий полукруг и встретилась с физиономией приземистого. Удар был неожиданно твердый, как будто дубинка врезалась в телеграфный столб. Приземистый отключился мгновенно.
— Беги-и-и-и-и!!! — заорал Андрюха, чувствуя, как на каждой руке повисло по темно-серому. В глазах Андрюхиных вспыхнули желтые огни, он почувствовал во рту соленый вкус и на миг отключился, а когда открыл глаза — у него уже вырывали дубинку. Он услышал, как на его руках защелкиваются наручники, и в ту же секунду по ушам ему ударил резкий звук полицейского свистка. Он успел увидеть, как Катька бежит по улице по направлению к их серой двери, и как вдруг открываются двери домов 217-А и 214-В с точно такими же жестяными табличками “ANGSOC district committee”, и оттуда навстречу и наперерез бегущей Катьке выскакивают темно-серые.
«Отомщу я вам за Катьку», — с холодной ненавистью успел подумать Андрюха, когда от ближайшего темно-серого до бегущей фигурки оставалось метров пять.
Как вдруг…
Люк посреди тротуара вдруг открылся будто сам собой. Оттуда показались две головы, одинаково стриженные почти под ноль. Лица у подземных людей были худые и чумазые, но, когда они начали махать Катьке руками и кричать ей: “Here, here, we’re your friends, we’re Resistance!” — Андрюха по голосу успел разобрать, что одна из человечков — женщина.
Катька, не раздумывая, рванулась к люку, худые руки втащили ее внутрь, и люк тут же моментально закрылся, мягко щелкнув на манер обычного английского замка.
Темно-серые были вне себя от злости. Двое или трое из них, с пауками на рукавах, начали орать друг на друга и на своих подчиненных, распекая за то, что те упустили добычу.
— Дырку вам от бублика, а не Катьку!!! — заорал Андрюха на темно-серых на чистом русском языке, пропустил еще один удар в скулу и окончательно отключился.