— Черт бы побрал этот английский, — шептал Андрюха, бредя домой из школы. Был четверг, обычный дождливый промозглый ноябрьский четверг второго десятилетия двадцать первого века, и на душе у Андрюхи было так же мокро, холодно и промозгло. — Ненавижу! Ненавижу эти жуткие правила! Никто в классе их не понимает. Степанцовой она пятерку поставила, а Степанцова говорит, что у нее память абсолютная, и что она эти правила просто как стишок запоминает, как считалочку, дословно… А в контрольных и у Степанцовой ошибка на ошибке. И что толку с этих правил?
Андрюха вспомнил, как Степанцова, специально вызванная Герундиевной после Андрюхиного фиаско ему в назидание, вскочила и лихо отбарабанила требуемое правило. «Паст Континиус Тенс есть прошедшее продолженное время, которое указывает на процесс, длившийся в определенный момент или период в прошлом, и выражает состояние длительного действия, происходившего или имевшего место в конкретный момент времени бла-бла-бла…»
Как-то так.
— Хоть убей, все равно не запоминается, — подумал Андрюха.
Он свернул с проспекта и пошел по дорожке наискосок дворами, мимо скверика, детской площадки с огромной лужей посередине и помойки, как ходил тысячи раз до этого. Проходя мимо помойки, он наподдал ногой пустую консервную банку.
— Абракадабра, набор слов. Бессмыслица какая-то. А бессмыслицу запомнить нельзя в принципе. И что за ерунда, и как это прошедшее может быть продолженным?
— Конечно может, молодой человек. И прошедшее может, и настоящее, и даже будущее, — резанул по ушам чей-то пронзительный скрипучий голос.
Андрюха поднял голову и огляделся. Голос был очень странный — не мужской, не женский и даже не детский. Он был не слишком громкий, но какой-то уж очень резкий и звонкий. «Как в мультиках старых, — подумал Андрюха. — Такими голосами гномики разговаривали». Но по-прежнему никого поблизости он не видел.
Вдруг он увидел, как на мокром асфальте, в щели между круглым грязно-зеленым с потеками грязи и ржавчины металлическим боком мусорного контейнера и насквозь промокшей коробкой от холодильника Самсунг что-то зашевелилось. Из-под клубка мокрых газет и тряпок показался птичий нос. За ним появилась и вся птица. Это был довольно крупный черный ворон. Ворон, немного прихрамывая и подволакивая левое крыло, сделал несколько шагов но заплеванному асфальту перед контейнером. Шаги были странные, не птичьи, не «Прыг-скок», а совсем человеческие, неторопливые и уверенные крупные шаги, как будто ворон пародировал очень серьезного большого чиновника.
— Это ты? Ты, что ли, разговариваешь? — спросил ворона Андрюха Ватников. В голове его шевельнулась неприятная мысль: «Ну вот, до слуховых галлюцинаций доучился, школа довела…»
Ворон вышел на площадку перед контейнером с таким видом, с каким председатель совета директоров крупной корпорации выходит по персидскому ковру на середину своего кабинета, дабы объявить подчиненным что-то эпохально важное.
— Там, за дверью… машина времени?
— Ваше имя — Андрей. Эндрю. Так? — Он наклонил голову набок, внимательно рассматривая Андрюху одним глазом.
— Да, так… — Андрюха сглотнул, в горле мгновенно пересохло. — А вы кто?
— My name is Raven, — почему-то по-английски начал ворон, но тут же перешел на русский. — Рэйвен. Очень приятно. Меня зовут Рэйвен. Итернал Рэйвен.
Андрюха стоял, совершенно ошеломленный.
— И вы… вы умеете разговаривать? Птицы ведь не умеют!
— Как любит выражаться сэр Исаак, это не является доказанным научным фактом! Будем спорить?
Спорить с удивительной птицей Андрюха не имел ни малейшего желания.
— Сэр Эндрю, мне нужно срочно попасть домой, — заявил ворон. — У бабушки слабое сердце. Дело, как вы понимаете, не в моих личных интересах. Империя в опасности.
«Снимают кино, фантастику какую-то», — мелькнуло в голове у Андрюхи. Он огляделся по сторонам, но ни софитов, ни операторов, ни Тимура Бекмамбетова с Федей Бондарчуком в переулке видно не было. Было пасмурно, шел мельчайший дождик. Андрюха зачем-то достал мобильный и посмотрел время. Времени было 16:31. Конец ноября, Россия, XXI век, нормальный переулок в ста метрах от Андрюхиного подъезда. С ним вел беседу говорящий ворон по имени Рэйвен. И судя по тому, что назвал его сэром — беседу вполне светскую.
— А… что вам мешает попасть домой?.. — спросил Андрюха птицу и добавил: — Сэр!
Если бы Андрюху сейчас увидела острая на язык Степанцова — раструбила бы на всю школу, что ему пора в сумасшедший дом. Стоять у мусорки под дождем, как полный идиот, и разговаривать с птичкой, мало того, называть ее сэром и обращаться к ней на «вы» — абсурд, конечно, полный. Впрочем, если бы сэр Рэйвен лично удостоил беседой ехидную хорошистку — еще неизвестно, кого бы в этот самый дом пришлось везти.
— Дверь, — сказал Рэйвен. — Она закрыта. Третьи сутки не могу попасть к себе.
— Вы живете за этой дверью?
В трех шагах от мусорного контейнера Андрюха увидел кирпичную постройку самого неброского вида, а в ней металлическую дверь с облупившейся серой краской. Это была одна из этих непонятного назначения пристроек без окон — не то бойлерных, не то котельных, не то дворницких, не то таинственных каких-то служебных помещений — которых полно на заднем дворе каждого старого многоквартирного дома. Сколько себя помнил Андрюха — дверь эту он видел закрытой. Куда она вела — похоже, не знал никто. Да и не было дела жильцам дома до старой двери в хозяйственную пристройку. Сейчас дверь была не только запертой, как всегда, но и надежно заблокированной. Вплотную к ней стоял старый, весь в следах от наклеек и магнитиков, холодильник «ЗиЛ».
— Как нетрудно догадаться, какие-то господа, живущие в этом доме, приобрели новый предмет обстановки, а старый вынесли на свалку, — огорченно сказал Рэйвен. — Меня все это очень радует, но почему должен страдать я? Я старый ворон, и двигать холодильники мне не по силам.
Ворон Рэйвен вдруг закашлялся совсем как человек, и Андрюхе бросилось в глаза, что он сгорбился, съежился и мелко дрожит на ледяном ноябрьском ветру. «И правда, старый», — подумал Андрюха Ватников, и ему стало мучительно жалко этого странного говорящего ворона, появившегося в его жизни как из сказки.
— Еще сутки моего пребывания в этом неприветливом месте, сэр, и великой империи наступит кр-р-р-р-ах, — каркнул старый ворон.
Андрюха решительно скинул свой потрепанный школьный ранец, поставил его прямо на мокрый асфальт и поплевал на ладони.
О-о-о-о-о-о-о-о-о-х-х-х-х-х…
Ну и тяжелые же делали в СССР холодильники. Металл не экономили… Танк Т-34, а не холодильник.
Еще раз… И взяли… И еще…
Холодильник миллиметр за миллиметром полз по асфальту. Андрей попытался его кантовать — чуть приподнимая левую сторону и делая ею микроскопический шаг, потом правую… Но прошло не меньше полутора часов, пока холодильник наконец был отодвинут. Андрюха тяжело дышал. С него валил пар, как будто на нем вспахали поле.
— Быстро как стемнело, — подумал он, переводя дух. — Мать заругает. Придумать бы что-нибудь…
Ворон подошел к серой металлической двери и легонько клюнул ее четыре раза. В двери что-то щелкнуло, и она приоткрылась так, что появилась щель примерно в миллиметр. К удивлению Ватникова, из щели лился ярчайший свет. В холодном воздухе появилась геометрическая плоскость из мельчайших дождевых капель, пролетающих через этот тонкий поток света.
— Вчера вечером я решился обратиться за помощью к какому-то проходящему мимо джентльмену, — произнес ворон. — От него пахло виски. Я знаю, что этот напиток снижает когнитивные способности, но у меня просто не было выбора. Я назвал его по имени и попросил освободить мне дверь, чтобы я мог уйти. Он посмотрел на меня, замахал руками, закричал: «Белочка! Это белочка!» и убежал… Скажите, сэр Эндрю, разве я похож на пушистого грызуна, живущего на деревьях?
— Нет, не похож, — ответил Андрюха. — А откуда вы знаете, кого как зовут?
— Я давно живу на этом свете, молодой человек, и знаю довольно много. Я знаю, например, что у вас есть мечта. Да, море — это прекрасно.
Андрюха просто задохнулся от изумления. К тому, что он общается с говорящей птицей, он уже начал привыкать. Но что эта птица не только знает имена людей, но и умеет читать их мысли? Ему снова захотелось себя ущипнуть. Выучиться на моряка, стать капитаном дальнего плавания было его самой заветной мечтой. Но знал Андрюха, что моря ему не видать как своих ушей. Там же английский нужен… Стоило ему подумать об английском, и у него мгновенно портилось настроение.
— Я ухожу, — сказал ворон, и добавил: — А у вас доброе сердце, сэр.
— А что там, за дверью? — спросил Андрюха.
— My world, my time, — ответил Рэйвен.
На немой Андрюхин вопрос последовало объяснение.
— Вы, сэр, наверняка читали работы Хокинга о пространственно-временном континууме. Не читали? Ну, как минимум, о выводах Гёделя из эйнштейновских уравнений гравитационного поля вы точно знаете. И о роли Теслы в Филадельфийском эксперименте. Тоже не очень? Тогда кратко изложу вам суть всех этих концепций: время — штука довольно резиновая.
— Там, за дверью… машина времени? — прошептал Андрюха.
— Нет, не совсем так. Машины нет, а вот времена есть. Разные. Now I’ll try to explain you… Эта дверь — портал. Таких дверей много.
Андрюха стоял и смотрел на ворона, пытаясь уложить невероятное в своей голове.
— Я желаю вам, сэр Эндрю, осуществить вашу мечту, — церемонно произнес ворон Рзйвен и протиснулся в щель, из которой лился тот же яркий свет. Дверь с негромким щелчком захлопнулась за ним.