Устных указаний не могло не быть. — Аресты Постышева и Косарева. — Ленин и Сталин как провокаторы. — Особый сектор личного секретариата вождя. — «Преданный пес» Поскребышев. — Павлику заменяют отца и мать. — Установка памятника на Красной Пресне. — Донос по делу врачей. — Любил ли генсек Павлика?
Мы не располагаем прямым письменным указанием Сталина насчет Павлика Морозова. Сталин часто высказывал мнение устно, и этого оказывалось вполне достаточно. О нашем герое такого распоряжения не могло не быть. Есть косвенные доказательства, что вопросы, связанные с героем-доносчиком, великий вождь решал сам и возвращался к ним неоднократно.
«Сталин, конечно, принимал участие в судьбе Морозова, — утверждает Матрена Королькова, соученица Павлика из Герасимовки. — В январе 1934 года меня с группой пионеров привезли в Москву. Мне дали понять, что сейчас отвезут на прием к Сталину, чтобы я рассказала о Павлике. Мне объяснили, что надо говорить и как. Я ждала долго. Потом визит отменили, сказали, что Сталин занят. Меня отправили в пионерский лагерь Артек. Туда мне прислали сто рублей, а потом в деревню еще два раза по двадцать пять рублей».
Наиболее вероятно, что внимание Сталина на убитого мальчика обратил кто-то из трех аппаратчиков, занимавшихся делом Морозова но долгу службы: Постышев, Косарев или Поскребышев.
Члену Политбюро Павлу Постышеву в 1932 году было сорок пять лет. Он носил усы, шинель, сапоги и фуражку, полностью подражая облику Сталина. Секретарь Центрального комитета партии, он одно время заведовал двумя наиболее важными его отделами: организационным, а также агитации и пропаганды. Постышев занимался политической кампанией по ликвидации кулачества и контролировал комсомол. Газеты называли его любимым другом пионеров, боевым соратником товарища Сталина. Пионерские отряды носили имя Постышева. О том, какую роль он играл, можно судить по вышедшему в 1932 году в Москве сборнику «О пионерах и пионердвижении», в котором говорилось, что в нем публикуются речи видных деятелей партии от Ленина до Постышева, а Сталин не упоминался вообще.
Постышев успешно осуществлял часть плана по созданию массовой сети всеобщего доносительства через отделы писем и редакции газет в ОГПУ. В речи на XVI съезде партии Постышев сочинил небылицу о том, что кулаки создали свою агентурную сеть внутри большевистской партии.
По прямому указанию Постышева Центральный комитет комсомола и Наркомат просвещения развернули пропаганду подвига мальчика-доносчика. Осуществлял ее Александр Косарев, двадцатилетний генеральный секретарь ЦК комсомола, любимец Сталина и правая рука Постышева.
Косарев подписывал многие документы о распространении опыта Морозова среди детей. Косарев принял делегацию из Герасимовки, рапортовавшую ему об успешных донесениях пионеров на Урале. Непосредственно руководили кампанией служащие Косарева: секретарь ЦК комсомола Сергей Салтанов, председатель Центрального бюро детской коммунистической организации Валентин Золотухин и его заместитель Василий Архипов.
Впоследствии Постышева арестовали по доносу его сотрудницы Николаенко, которую объявили героиней. Пионерские отряды имени Постышева переименовали в отряды имени Павлика Морозова. Косарева и Салтанова также арестовали по доносам и расстреляли в лагерях. Уничтожен и нарком просвещения Бубнов. Согласно одной из легенд, Косарев исчез после того, как написал письмо Сталину против доносов и массовых арестов. Впрочем, и Косарев, и Бубнов сами отправили на смерть многих. Удравший от ареста на фронт Архипов был застрелен в спину.
Прошлое Сталина накладывало отпечаток на его педагогические взгляды и моральные позиции. Мнение о том, что Сталин до революции сотрудничал с Охранным отделением, существует и не опровергнуто, хотя и не доказано. Став генеральным секретарем партии, он занимался подслушиванием коллег лично посредством специальной аппаратуры.
Систему всеобщего доносительства в советской республике начал создавать Ленин. Анжелика Балабанова в книге «Ленин» рассказывает, как он говорил: «Провокаторы? Если бы я мог, я бы поместил провокаторов в армии у Корнилова». Соратники Ленина вспоминают, что он поручал им писать анонимные пасквили, чтобы скомпрометировать своих политических оппонентов. Подготовкой показательных процессов Ленин руководил сам, после это делал Сталин. Сталин и Троцкий соревновались в доносительстве друг на друга Ленину, пока Сталин не одержал победы. Троцкий, кстати, убит по личному указанию Сталина столь же зверским методом, как дети Морозовы.
Ленин назначил Сталина командовать РКИ — Рабоче-крестьянской инспекцией, в которой собирались компрометирующие сведения обо всех служащих госаппарата. В сущности, сталинская РКИ собирала доносы и занималась чисткой.
Сталин еще раньше начал использовать аппарат ОГПУ, чтобы избавиться от неугодных ему лиц. Секретарям вождя поставлялись основанные на доносах (подлинных и сочиненных) компрометирующие сведения. А Сталин через личных секретарей передавал устное указание, какое вынести решение. В начале 1920-х годов ОГПУ еще не могло арестовывать членов партии; это вошло в практику через десять лет — ко времени убийства Морозова. В это время создается и действует Особый сектор при личном секретариате Сталина. Особому сектору подчиняются снецсекторы в райкомах и обкомах, имеющие своих лиц на всех предприятиях и в учреждениях. Внутри ОГПУ такими подразделениями были ОО — особые отделы и связанные с ними СПО — секретно-политические отделы. Снецсекторы подчинялись напрямую Сталину и больше никому.
Особый сектор возглавлял сорокалетний Александр Поскребышев, по образованию фельдшер, произведенный позже в генерал-лейтенанты. Он, по выражению Никиты Хрущева, был «преданнейшим псом» Сталина. Крупные черты жесткого лица, бритая голова и сталинский полувоенный стиль одежды — таков его портрет. Старые партийные работники, которые знали его в 30-е годы, рассказывали нам, что Поскребышев, став тенью вождя, в качестве личного секретаря выполнял самые секретные поручения. Все акции Секретно-политического и Особого отделов ПП ОГПУ на Урале проходили под наблюдением Поскребышева. Документы оттуда доставлялись, минуя другие виды связи, прямо ему. Таким образом, система всеобщего доносительства конденсировалась в аппарат слежки, который нес информацию непосредственно к самому источнику власти, делая Сталина всевидящим. Эта канцелярия, управлявшаяся лично Сталиным через Поскребышева, сделалась в 30-е годы силой, командующей страной.
Жена и сын Постышева расстреляны, жена Косарева провела треть жизни в лагерях. Когда арестовали жену Поскребышева, он сказал: «НКВД всегда прав». Позже, по распоряжению Сталина, Поскребышеву привезли новую жену — красивую казачку. Свадьбу справили на сталинской даче. А первую жену замучили в лагере. Сам Поскребышев благополучно пережил не только Сталина, но и послесталинскую чистку. Он умер в 1965 году и с почетом похоронен на элитарном Новодевичьем кладбище. Говорят, лежа в Кремлевской больнице, он писал мемуары. Уцелел и сподвижник Косарева Золотухин. Он стал генералом, заведующим административным отделом ЦК и при Хрущеве занимался реабилитацией вышедших из лагерей.
Было бы ошибкой усматривать в доносительстве одну злую волю Сталина и его аппарата. Кризис, развязанный в сельском хозяйстве, и голод привели к недовольству в партии, и ее среднее звено искало выход. Появились страх партии перед возмущением народа и страх вождя перед партией. К трудностям внутренним в 1932 году добавилась неустойчивость внешней политики. Шаткость положения толкала Сталина к репрессиям. Известно, что в этот критический год Сталин отсутствовал на заседаниях Политбюро с весны до осени. Вождь сам заявил: «Еще никогда мы не оказывались так загнаны в угол, как теперь». Сталину нужна была информация, чтобы удержаться. Доносительство стало для него практическим инструментом ослабления позиций оппонентов и средством укрепления личной власти.
Структура СПО нуждалась в миллионах Морозовых. Именно ее каналами шли документы следствия по делу об убийстве Морозова. Создавался усовершенствованный механизм политического надзора и управления умами людей, чтобы крепко держать вожжи. Для подчиненных донос стал средством проверки преданности, наиболее верным путем сделать карьеру, заслужить благосклонность вождя.
Донос подавался как новое качество новых людей: их открытость, честность, критика, способствующая улучшению жизни, необходимое средство для достижения великой цели, в которую многие из доносчиков всех возрастов верили искренне. Часть народа шла навстречу предложению, находила сладость в доносе, участвовала в кампании не просто послушно, но и с энтузиазмом. Черное вылезало из души и окрашивалось в красный цвет.
Часто думают, что советских героев открывали и популяризировали по сталинской любимой поговорке «Взят из грязи да посажен в князи» или, как пелось в советском шлягере 30-х годов, «У нас героем становится любой». На деле героев делали, героев отбирали.
Отобранный в лидеры человек должен подходить по многим показателям. На своем этаже такой человек становился единственным кумиром. Культу требовались преданные культики, проводники политики хозяина — по одному главному в каждой области. Это не новая мысль: помнится, в 60-х годах в Москве ходила по рукам рукопись о том, как в разных областях жизни утверждались микросталины: в науке, культуре, юстиции, даже в области питания и собаководстве. Такими культовыми фигурами являлись: Горький — в литературе, Уланова — в балете, клоун Карандаш — в цирке, антигенетик Лысенко — в науке, нарком Микоян — в колбасном деле (мясокомбинат имени Микояна), Стаханов — в угольной промышленности, пограничник Карацупа и его собака Ингус — охранники границы и т.д. До поры не было своего культа лишь у детей. Культовой фигурой сделали Павлика. Наш подсчет показывает, что в 1932-1934 годах имя Морозова встречается в газете «Пионерская правда» чаще, чем имя Сталина.
Возвеличивая Морозова, авторы, разумеется, восхваляли вождя, соединяя оба имени кратчайшей прямой. В поэме «Павлик Морозов» Степана Щипачева отобранный у родных и соседей хлеб герой везет с красным знаменем в руках и с мыслью о вожде: «Сталин за это, чего же бояться мне! А тронуть меня попробуют, им не сойдет это так...» Предавая отца, Павлик, по замыслу поэта, понимает, что отец у него теперь будет другой, еще лучше:
Если есть новый отец, Сталин, зачем Павлику, с точки зрения Щипачева, старый отец, который его наказывал? И мальчик выбирает из двух отцов того, который ведет в светлое будущее, а не в хлев — вывозить навоз. Старого же отца, как тогда говорили, следует «пустить в расход», нисколько не сомневаясь, ведь Сталин освобождает человека от предрассудков и всю моральную ответственность берет на себя. Павел —
При этом доносчик Морозов и уполномоченный ОГПУ мыслят в унисон. У уполномоченного своя программа вырасти: ему надо сообщить о доносе Павла в Москву.
И низовой работник мечтает, что в случае удачного доноса его жизнь переменится:
Отца заменили на вождя, а вождь тем временем уже подготовил замену и для матери. «Будьте достойными сыновьями и дочерьми нашей матери — Всесоюзной коммунистической партии», — писал Сталин. Он призывал подымать ярость миллионных масс. В стране по его инициативе активизируется деятельность государственного учреждения для сбора доносов: Бюро жалоб — своеобразного общесоюзного уха. Фактически сведениями, поступавшими в Бюро жалоб, пользовались прокуратура и тайный сыск.
В биографической хронике Собрания сочинений Сталина говорится, что законы в то время гениальный вождь сочинял сам. По ним местные власти начали осуществлять уничтожение кулачества. В разгар этой кампании и был поднят на щит Павлик Морозов.
Многие биографы отмечают способность Сталина приписывать врагам собственные криминальные намерения и рассчитывать политические интриги на ряд ходов вперед. В НКВД работал особый центр, фабриковавший дела типа дела Павлика Морозова. Начиная коллективизацию, вождь уже замышлял последующие массовые акции, для которых система массового доносительства необходима. Там, в кабинетах, загодя моделировали детали показательных процессов над оппонентами, которые якобы хотели убить Сталина. Герой-доносчик в этой программе выполнял поистине историческую миссию.
Через год после Первого съезда советских писателей Горький писал в отдел культуры и пропаганды ленинизма ЦК партии Алексею Стецкому и (в копии) Александру Щербакову (последнего Сталин в 1934 году назначил секретарем в Союз писателей): «Обращаю внимание Ваше на тот факт, что до сей поры еще ничего не сделано по вопросам о памятнике Морозову и о всесоюзном театре». Тогда же Горький ратовал за памятник Пушкину в Ленинграде, но с меньшей настойчивостью.
В речи на совещании писателей, композиторов, художников и кинорежиссеров Горький опять напоминал, что в книгах недостаточно пионеров, которые разоблачают врагов партии. Присутствовавший в президиуме Щербаков вставлял реплики, свидетельствуя, что тема одобрена наверху. Позже сам Щербаков, как сообщила «Правда», был «умерщвлен путем вредительского лечения». Эта формула применялась, когда жертве по личному указанию Сталина давали яд, изготовленный в специальной лаборатории КГБ. В некрологе написано, что одной из задач Щербакова было «следить за работой если не всех, то многих писателей».
В январе 1934 года председатель Центрального бюро детской коммунистической организации Золотухин заявил в «Пионерской правде», что вопрос о постройке памятника в Москве разрешен. Он не сказал, кем разрешен, но пояснил, что деньги надо не просить у партии и правительства, а собирать. Не знала, кем разрешен вопрос, и Крупская, относясь к памятнику без энтузиазма. В письме редактору газеты «Колхозные ребята» Крупская писала: «Уважаемый товарищ, возвращаю альбом деткоровских проектов памятника Павлику Морозову. Вся кампания, которая проводилась в связи с убийством Павлика, имела очень большое значение, обостряя вопрос о необходимости повышать политическую активность ребят. Но по части памятников я не спец, больше придаю значения живым памятникам». Редактор газеты «Колхозные ребята» Татьяна Наумова была одним из энергичных исполнителей кампании, связанной с детскими доносами, в том числе с помпезной выставкой проектов памятника герою 001. Наумову арестовали по доносу, она погибла в лагерях.
В предисловии к книге поэта Валентина Боровина сообщается, что имя Морозова «носят тысячи отрядов, звеньев, клубов и домов колхозных ребят недаром, и недаром ему при входе на Красную площадь в Москве воздвигается памятник». Монумент еще не сооружался, но бумажки по канцеляриям ползли не случайно: 2 июля 1936 года председатель Совета народных комиссаров Молотов подписал постановление правительства о сооружении памятника Павлику Морозову «около Александровского сада при въезде на Красную площадь». Постановление удалось разыскать.
Тот факт, что монумент мальчику решено поставить на таком важном месте, устраняет сомнения в личном указании Сталина и особой важности для него фигуры Морозова, ибо даже крупнейших деятелей партии и государства замуровывали в стене без памятников. Таким образом завершилось бы идеальное архитектурное триединство центра страны: мавзолей основателю, монумент доносчику и лобное место, где по доносам в Средние века рубили головы диссидентам.
Книга о Морозове корреспондента «Пионерской правды» Смирнова, вышедшая в 1938 году, заканчивалась так: «Помнит о нем и тот, кто неустанно заботится о счастье народов, — любимый вождь и отец всех ребят товарищ Сталин. (Итак, он один заменил всех отцов страны. — Ю. Д.) Год тому назад (не ошибка, ибо книга писалась в 1937 году. — Ю. Д.) товарищ Сталин предложил Московскому совету поставить у Красной площади памятник Павлику Морозову. Лучшие скульпторы, художники, а также сотни пионеров думали над проектом памятника. Теперь проект утвержден. Скоро у Александровского сада, при входе на Красную площадь, будет поставлен памятник. В дни революционных праздников мимо памятника будут проходить тысячи радостных и веселых детей — пионеров и школьников. Они отдадут салют Павлику Морозову и будут петь песни о счастливой жизни, которую создали нам родная большевистская партия и наш дорогой вождь и учитель Иосиф Виссарионович Сталин».
Такие слова не могли быть опубликованы без согласований на самом верху пирамиды. Цензура зорко следила за каждым упоминанием в печати имени Сталина, цензоры рисковали головой, как и прочие граждане. Значит, хотя постановление и не опубликовали, команда писать о памятнике доносчику и лично о его вдохновителе была сверху спущена.
Жизнь, однако, внесла таинственные поправки. Памятник в Москве поставили спустя еще десять лет и, нарушив постановление правительства, не у Красной площади. До самого последнего момента оставалось неясным, где он окажется. Говорят, у Сталина просто боялись спросить.
Комсомольский работник и журналист Гусев в книге «Юные пионеры» писал, что открытие памятника состоится недалеко от городского Дома пионеров, у Кировских, бывших Мясницких, ворот. А появился монумент в неухоженном сквере одного из самых грязных и бедных районов Москвы, не отстроенном до конца и теперь, — на Красной Пресне. Появился неподалеку от старого кладбища, в Нововаганьковском переулке, еще в 30-е годы переименованном в переулок Павлика Морозова.
Почему бронзовый герой был установлен с таким опозданием? В связи с чем Сталин передумал и отправил Морозова с Красной площади на задворки?
Установка монумента затянулась сначала как будто бы по финансовым, затем по художественным причинам и, наконец, в связи с войной. Но более существенно то, что изменилась позиция самого Сталина, иначе он мог бы попросить автора проекта скульптора Иосифа Рабиновича поработать сверхурочно. Не исключено, что дряхлеющий вождь уже готовил место рядом с Лениным для себя и Павлик там мешался бы. Но имелась более веская причина.
Ритуал открытия памятника усугубляет подозрения, что отношение Сталина к Морозову изменилось. На открытии присутствовали лица второстепенные. Рассказывая об открытии монумента в декабре 1948 года, газета «Вечерняя Москва» даже не упомянула великого вождя всех народов и заявила: «Мечта Горького осуществлена». Собравшиеся на митинг послали в конце приветствие Сталину. Но то была рутина. По Москве расползлась шутка, что в ней теперь два монумента первым людям: первопечатнику и перводоносчику. Первопечатником в России считается Иван Федоров (XVI век).
Группа литераторов в связи с открытием памятника выразила верноподданнические чувства, призвав в «Пионерской правде» всех детей страны продолжать делать то, что делал Морозов. Под коллективным обращением увековечили себя самые известные писатели, драматурги, поэты того времени: Александр Фадеев, Леонид Леонов, Самуил Маршак, Всеволод Иванов, Валентин Катаев, Всеволод Вишневский, Сергей Михалков, Лев Кассиль, Анатолий Софронов, Михаил Пришвин, Агния Барто, Сергей Григорьев, Борис Емельянов, Лазарь Лагин. Авторы обращения недвусмысленно говорили, что те дети, которые будут следовать путем Павлика Морозова, станут героями, учеными и маршалами. Мы видели памятник вскоре после его открытия. Текст на цоколе гласил: «Павлику Морозову от московских писателей». Потом эту дарственную надпись соскоблили.
За опубликованным письмом, как ни странно, не последовали обычные отклики прессы под заголовками «Горячо поддерживаем» или «Одобряем». Многие газеты вообще не упомянули о монументе. Такое в Советском Союзе случайно не могло случиться. Старая волна доносительства 30-х годов прошла, а новая волна 40-х — начала 50-х, связанная с антисемитизмом и делом врачей, вынесла новую, образованную, героиню-осведомительницу, — врача Лидию Тимашук, доносчицу на своих коллег, имя которой, как писала в «Правде» журналистка Ольга Чечеткина, «стало символом советского патриотизма, высокой бдительности, непримиримой, мужественной борьбы с врагами нашей Родины». За две недели до смерти Сталина газета назвала Тимашук «дочкой нашей Родины», и ее наградили орденом Ленина за помощь, оказанную правительству в деле разоблачения так называемых «врачей-убийц».
В действительности к делу врачей Тимашук имела косвенное отношение, и это еще одна иллюстрация того, как партия и КГБ создавали героев-доносчиков. В 1948 году умиравшему партийному лидеру А. Жданову Тимашук сделала электрокардиограмму и установила инфаркт. Однако профессора, его лечившие, посчитали кардиограмму ошибочной и запретили Тимашук написать об инфаркте в заключении. Свое мнение Тимашук отстаивала в докладной записке, приложив кардиограмму, и — оказалась права: Жданов действительно умер от инфаркта. Спустя четыре года, в 52-м, Тимашук понадобилась по «делу врачей-вредителей», и ее медицинское заключение сделали героическим доносом, а ее — героиней. После смерти Сталина, когда дело врачей прекратили, орден у Тимашук отобрали. Но всю жизнь эта женщина пыталась очистить свое имя от ярлыка доносчицы и умерла, ничего не добившись.
Оглядывая волны доносительства с исторического расстояния, заметим, что первая волна, разгоревшись в 1932-м, в 1938-м пошла на убыль. Вторая волна (1948—1953) оказалась не столь массовой, и наиболее известными доносчиками тех лет стали в основном люди взрослые.
Ситуация менялась, но про нашего героя Сталин не забыл. Через четыре года после установки памятника Павлику Морозову в Москве вождь сам разрешил поставить монумент в Герасимовке, на родине доносчика. В найденном нами в архиве Соломеина письме заведующий Тавдинским районным отделом культуры Г. Фомин сообщал: «Состоялось постановление Совета Министров СССР, подписанное лично тов. Сталиным И. В., о предоставлении льгот колхозу (имени Павлика Морозова. — Ю. Д.). Выделено на 1953 год 220 тысяч рублей на строительство сельского клуба им. П. Морозова и 80 тысяч рублей на строительство памятника П. Морозову...» Как видим, собрать деньги на добровольных началах так и не удалось.
Монументы герою-осведомителю возводились, хотя доносительство в стране временно перестало восхваляться. Что вынудило Сталина прекратить кампанию?
Стукачество стало неуправляемым. Эпидемия эта просто мешала нормальной деятельности охранительных организаций. Возможно, приняли в расчет и соображения ставших взрослыми павликов — партийных чиновников третьего поколения. Они уже занимали посты и не хотели, чтобы на них доносило четвертое поколение. Кампания массовых доносов в какой-то степени затронула семью самого Сталина. Вторая жена его, Надежда Аллилуева, покончила с собой как раз в разгар кампании, призывающей расстрелять родственников Морозова. Существуют предположения, что самоубийство произошло от ужаса женщины перед кровавым террором, развязанным ее мужем. Когда Сталину донесли на сына Якова, что он что-то не то сказал, Сталин, чтобы наказать Якова, посадил его жену. Другой сын, генерал Василий Сталин, донес на своего начальника, маршала авиации Новикова, за что тот был предан суду, а оправдан, да и то частично, лишь после смерти Сталина.
Но, конечно, главная причина отказа от детей-доносчиков — сокращение репрессий начиная с 1938 года. Приближающаяся война требовала выдвинуть на первое место тип героя, готового пролить кровь в боях за Сталина на фронте, а не в драке с родственниками. После войны в связи с необходимостью восстановления разрушенного хозяйства юный образец для подражания проходит через еще одну косметическую операцию.
В печати появилось письмо Лиды Юрченко, ученицы 4-го класса города Новочеркасска. Прочитав книгу В. Губарева «Павлик Морозов», девочка сообщала: «Я купила портрет Павлика и поклялась перед ним, что всю жизнь свою буду всегда такой же, как он. И пока я ношу на груди своей красный галстук, я никогда не забуду о нем». Комментарий гласил, что дети правильно понимают, что прежде всего учеба, труд есть выполнение их гражданского долга перед партией и перед Сталиным.
Как же все-таки сам Сталин относился к Павлику Морозову?
Выдвижение и уничтожение людей было для генсека будничной и обязательной работой. Обязательной потому, что без нее он не удержался бы долго у власти и сам. Досье на тысячи Морозовых готовили аппараты всех учреждений, и прежде всего ЦК партии, ОГПУ, комсомол и их местные органы. Вождю подавались предложения, наиболее выгодные в данный период не только для него самого, но и для руководителей данного ведомства. Судя по отношению Сталина к другим людям, безраздельно ему преданным, которых он отправил на смерть, вождь-мизантроп презирал всех без исключения, а приближал и выдвигал тех, в ком в данный момент нуждался. Так понадобился, появился на свет и был утвержден герой Морозов — всесоюзный доносчик 001.
Известно, что Сталин легко переводил людей из категории живых в мертвецов. В данном случае имел место перевод полезного вождю человека из мертвых в живые. Приходится признать, что Сталину и его мафии удалось создать армию подражателей Морозову. Миф стал реальностью советской жизни.