В школьной библиотеке 13 книг. — Нищета в деревне. — Фантом «пионеризации». — Разные версии вступления Павлика в пионеры. — «Пионером не был, но... надо, чтобы был».

Когда в 20-х годах в Герасимовку приехала первая учительница, здесь имела место поголовная неграмотность населения. Учительница собрала группу разновозрастных учеников, и они кочевали из избы в избу — кто пустит. Потом арендовали дом, хозяин которого временно перебрался в сарай, В соседней деревне когда-то открывали «передвижную школу». От нее остались старые парты, классная доска, к ним добавили столы и скамьи. Чернила учительница варила сама из черного березового гриба. Ученики писали на полях старых газет. Ходили они в класс в домотканой одежде, босые, а кто побогаче — в лаптях.

Павлик, как пишут, пошел в школу, когда ему исполнилось одиннадцать лет. «Вскоре, — вспоминает Татьяна Морозова, — учительница сбежала, не выдержала трудностей, и школа опять закрылась». Все буквы наш герой не успел узнать. Между тем его первая учительница Елена Позднина в неопубликованных воспоминаниях, хранящихся в Свердловском историко-революционном музее, рассказывает о политической сознательности своего ученика, о социалистических идеях, которые им овладели, и пр. В конце воспоминаний учительница добавляет просьбу к будущим редакторам исправить написанное ею в соответствии с тем, как должно быть написано, если она рассказала что-либо не то, что следовало. Позже, когда причастность к герою стала давать льготы, Позднина в анкете, в графе «профессия», написала не просто «учительница», но — «учительница Павлика Морозова». На самом деле Позднина тоже уехала, так и не выучивши нашего героя читать.

Зоя Кабина, восемнадцатилетняя и симпатичная, последняя учительница Морозова, окончив восьмимесячные курсы, приехала в деревню. Она тоже ужаснулась месту, куда попала. Сначала хотела бежать, но задержалась на четверть века. Вместо зарплаты давали ей один пуд пять фунтов муки в месяц и больше ничего. Надо часть продать, чтобы платить за постой, 10 рублей в месяц, и за питание вместе с хозяевами. «Павлик в школу до меня не ходил, — заявила нам Кабина. — Грамоте он выучился, когда я осенью 31-го года приехала в Герасимовку». Выходит, Морозов пошел в школу тринадцати лет.

Что же это за школа? «Кабина была одна учительница на шесть деревень, — вспоминает мать Павлика. — Дети к ней ходили просто так, посидеть, кто хотел». «В школе, — подтверждает Кабина, — числилось на бумаге 36 человек. Сегодня придет двенадцать, завтра пять, а то и никого нету. Родители были настроены против школы, я ходила по домам, уговаривала. После устала: школа (дом, отобранный у выселенного крестьянина) не отремонтирована, в стенах щели, крыша валится, двери не закрываются, ни столов, ни скамеек, все поломано. Шла коллективизация, а крестьяне ее не принимали. Они приехали сюда свободно жить, и вот — советская власть...»

Добавим от себя, что власти рассматривали школу как инструмент пропаганды, и крестьяне это видели. Положение восемнадцатилетней учительницы трудное. Старшие ученики, ее ровесники, приставали к ней, грозили. У Соломеина в записях показаний очевидцев указано: «Яша Юдов бил учительницу Зою Кабину пьяный. Ругался. Разве это школа?»

«В 1931 году мы с Павликом ходили в школу, а потом больше не учились, — вспоминает крестьянин Прокопенко. — Учиться негде, и надо работать в поле и по хозяйству». Учительница в деревне имелась, но она занималась вовсе не учебными делами. В газете читаем: «Герасимовская школа по-боевому борется за сев, о чем сообщает ударник печати Кабина». Ударниками печати тогда называли тех, кто сообщал в газету какие-либо новости. Иногда учительница собирала детей и читала им вслух. Школьная библиотека состояла из тринадцати книг, включая буквари, как вспоминает она сама.

Уровень образования Павлика Морозова был не выше первого класса тогдашней начальной школы: он умел читать по складам, переписывать слова, складывать и вычитать на пальцах. Мог ли он при таком уровне образования разбираться в политике? Предположим, что Павлик разбирался. В какой же организации советской власти мальчик состоял? Для этого необходимы решение о приеме или хотя бы факт принятия в пионерскую ячейку, дата и место приема или список, в который данное лицо внесено, и — наличие в деревне самой ячейки.

Председатель Центрального бюро детской коммунистической организации Золотухин назвал Павлика Морозова в Бюллетене ТАСС «большевиком». «Павлик не состоял в рядах партии большевиков, — писал журналист Смирнов в статье «Облик юного ленинца». — И все-таки почетное звание коммуниста он носил заслуженно». Кем дано ему это звание? Или имеется в виду кличка «Куманист»? Так или иначе, ни членом партии, ни комсомольцем он не значился. Хотя журналист Гусев и сказал в книге «Юные пионеры», что Павлик — «воспитанник ленинского комсомола», на самом деле в Герасимовке комсомольцев не значилось, свидетельствует Соломеин.

Для приобщения детей к партийной идеологии в июле 1931 года, за 14 месяцев до смерти Павла, в Москве ввели «Положение о Детской коммунистической организации юных пионеров». По возрасту Павлик подходил для приема в пионеры. По социальному статусу (принимались только дети рабочих, колхозников и крестьян-бедняков) — тоже. «Положение» требовало выполнить ряд бюрократических формальностей. Принимать нового пионера следовало на сборе звена с утверждением на общем сборе отряда. После этого давался месяц испытательного срока, чтобы проверить, выполняет ли юный кандидат законы пионерской организации. Только тогда ребенку разрешалось дать торжественное обещание в верности идеалам партии. Обряд принятия клятвы должен происходить в присутствии членов партии, принимавших клятву. Лишь после этого новобранец становился пионером и получал право носить красную косынку в виде галстука и единый значок пионеров СССР.

Журналист Соломеин писал в книге «Павка-коммунист», что осенью 1931 года, когда Павлик пошел в школу, в ней не было ни одного пионера и что пионерский отряд возник лишь 20 октября 1931 года. Первый сбор с принятием в пионеры провела, по словам Соломеина, учительница Кабина. Позже журнал «Пионер» уточнял, что в тот день Павлик «давал торжественное обещание быть верным делу Ленина—Сталина». Однако в записях Соломеина находим другое: Кабина сказала ему, что пионеротряд организовался не в октябре, а в ноябре. Мелочь, конечно, но для чего Соломеин сам придумал твердую дату?

Это оказывается еще более нелепым, если обратиться к источникам. Ведь еще в 1932 году, после убийства детей, сами местные органы Тавды объявили в районной газете, что Павлик Морозов в Герасимовке в пионеры не вступал. В номере «Тавдинского рабочего» от 30 ноября 1932 года прямо сказано: Павел стал пионером вне Герасимовки. В приговоре суда написано: «Вступив за время пребывания в районной школе в пионерский отряд, Павлик Морозов быстро понял... По возвращению в деревню Павел Морозов как пионер со свойственной ему энергичностью воспринятое в отряде начал проводить в жизнь».

Из отчета корреспондента газеты «На смену!» Антонова тоже следует, что Павел записывался в отряд в Тавде. Что это за «районная школа» и «отряд в Тавде», не уточнялось. Но властям тогда пришлось как-то объяснить превращение мальчика в пионера. Это же сообщил и одноклассник Морозова Прокопенко: «Нам объяснили, что Павлик вступил в пионеры в районе. Его, дескать, вызвали в райком комсомола и там оформили, а у нас-то ни о каких пионерах слыхом не слыхали».

Спросили мы об этом учительницу. «Ни в какой район он не ездил, — рассказала Кабина. — Он ездил в лес за дровами, пахал, убирал навоз. Его самого тоже заставляли сдавать хлеб. О пионерах и речи не было. Ничего я Соломеину о приеме в пионеры не могла рассказать». Впрочем, и сам Соломеин в своем первом сообщении для газеты писал из Герасимовки: «Ни райком, ни райбюро детской коммунистической организации не знали Павлика». Статья эта между тем называется «Двенадцатилетний коммунист». Выходит, ни в Герасимовке, ни в Тавде не принимали героя в пионеры.

«Я вам правду скажу, — заявила, улыбаясь, одноклассница Павлика Матрена Королькова, — насчет того, что он был пионером, — все это, знаете, им хотелось, чтобы существовало. Но пока он не погиб, никаких пионеров и никакого пионерского отряда у нас не было». Это заявление тем более весомо, что сама Королькова и стала первым председателем пионерского отряда, созданного приезжими уполномоченными райкома и обкома комсомола. Но это произошло уже после смерти Морозова. Так же объяснила нам ситуацию учительница Елена Позднина: «Нет, Павлик Морозов пионером не был, но вы ведь и сами понимаете: надо, чтобы был».

Мы понимаем: кому-то действительно требовалось, чтобы пионерский отряд в деревне Герасимовке существовал. Какой отряд? Сколько в нем пионеров? Наиболее фантастическую цифру мы нашли у писателя Александра Ржешевского: в отряде у Павлика 150 пионеров. «...Вылетели из школы триста человек чудесных ребят, половина из которых была в пионерских галстуках». Соломеин сообщил в 1932 году: «Зоя Кабина организовала... не отряд, а небольшую группу ребят». В книжке Соломеина говорится, что четырнадцать учеников решили стать пионерами. Губарев назвал статью о пионерах Герасимовки «Один из одиннадцати». Издание Герасимовского музея называет шесть членов отряда. Сразу после убийства Павлика газеты писали о двух пионерах-братьях, Павле и Федоре. Федя, как вскоре выяснилось, маленький ребенок. «Федя не был пионером, я ему крест поставила, — сказала Татьяна Морозова журналисту через два месяца после похорон. — А Паша не верил в Бога — ему красная звезда». Но и никакой звезды не прикрепили. На кресте повесили доску с надписью, продиктованной неграмотной матерью:

1932 ГОДА 3 СЕНТЯБРЯ

ПОГИБЛИ ОТ ЗЛОБА ЧЕЛОВЕКА ОТ ОСТРОВА НОЖА

ДВА БРАТА МОРОЗОВЫ

ПАВЕЛ ТРОФИМОВИЧ РОЖД. 1918 ГОДУ

И ФЕДОР ТРОФИМОВИЧ [76]

Итак, пионерский отряд состоял из одного Павлика, причем сам он пионером не был. Теперь, зная факты, во втором издании Большой советской энциклопедии с изумлением читаем: «Когда в школе была создана пионерская организация, Морозов был избран председателем отряда». В третьем издании БСЭ заслуга Морозова еще более расширяется: «Был организатором и председателем первого пионерского отряда...» Отряда, который не существовал. Позже покойника сделали пионервожатым.

То, что делали многие советские учреждения, после смерти Морозова стало приписываться ему одному. Уже не райком, а Павлик давал распоряжение учительнице об организации пионерского отряда. Мальчик-коммунист сочинял тексты партийных лозунгов, заменяя отдел пропаганды райкома, вдохновенно рассказывал односельчанам, что в светлом будущем в деревне будут электричество, тракторы, стеклянные дома. Юный пионер участвовал даже в ликвидации неграмотности. Как вспоминает учительница Позднина, однажды он попросил у нее букварь, чтобы научить читать и писать собственную мать. О результатах учения мы могли судить по тому, что через полвека вместо подписи под машинописным текстом наших бесед, записанных на магнитофон, мать Павлика ставила крест.

Для чего все-таки мальчика превратили в пионера после его смерти? Несмотря на призывы сверху вовлекать детей в коммунизм, пионерское движение (скопированное с бойскаутизма, юнгштурма и отрядов Спартака) развивалось в стране медленно. «Списки есть, а где же пионеры?» — задавала вопрос газета «Пионерская правда». Секретарь Центрального комитета партии Станислав Косиор в отчете ЦК XV съезду партии отмечал: «Было большое количество выходов из пионерорганизаций, расползание отдельных организаций, отрядов и т.д.» Расчет на энтузиазм и добровольность не оправдался. Во многих местах не могли составить даже списки пионеров для отчета. В 1928 году в религиозных сектантских организациях числилось два миллиона юношей и девушек. В пионеры столько детей завербовать не могли. Увеличение числа юных ленинцев наступило лишь тогда, когда в школах ввели вожатых на зарплате, которых назначали комсомольские органы.

После убийства детей Морозовых газеты сразу заявили, что братья — пионеры. Когда выяснилось, что это не так, дали команду вниз исправить недоработку. Малыш Федя не годился совсем, а Павлика срочно произвели в таковые, хотя сам он этого узнать уже не мог.

Позже печать стала предпочитать общие формулировки вроде такой: «Павлика вырастила и воспитала наша советская действительность». И даже мистику: «Мальчик стал вожаком советской пионерии после смерти». Но тогда вовлечение детей в пионеры происходило главным образом в городах, деревня продолжала упорствовать, и «пионер» Морозов помогал партии сдвинуть «пионеризацию» с мертвой точки. Впрочем, и тогда властям понадобились не мертвые души, а реальные носители идеологии. «Вскоре после смерти Павлика появился первый пионервожатый на зарплате, которого прислали из обкома, — вспоминает одноклассница Морозова Королькова. — Тут уж стали вербовать в пионеры».

В газете «Тавдинский рабочий» через месяц, 6 октября, появилась заметка: в ответ на убийство Морозова бригада прибывших уполномоченных организовала в Герасимовском сельсовете пионерский отряд, записав в него десять человек. Отчего, однако, отряд при сельсовете, а не в школе? Почему утром 3 сентября, в день убийства, пионер Павлик Морозов оказался в лесу, а не за школьной партой? Ведь начался учебный год. Да потому, что реальной школы, что бы ни говорили герасимовские учителя, тоже не существовало, числилась она в инстанциях на бумаге, как и пионерский отряд. В 1945 году, спустя тринадцать лет после смерти героя, опять появилось постановление обкома комсомола «создать в Герасимовской начальной школе имени Павлика Морозова пионерскую организацию».

Советские газеты и спустя полвека продолжали утверждать, что Павлик Морозов — пионер. Говоря о гипсовом бюсте героя в деревенском музее, «Комсомольская правда» писала: «...никто не знает, где сейчас галстук самого Павлика, но всем кажется, что именно этот галстук повязан на нем». Итак, «никто не знает», но — «всем кажется». В архиве журналиста Соломеина находим признание, наиболее откровенно определяющее истину: «А если придерживаться исторической правды, то Павлик Морозов не только никогда не носил, но и никогда не видал пионерского галстука».

Но тогда, превратив мальчика в пионера, а затем в пионерского лидера, представителя революционной организации юных ленинцев, власти объявили, что его убийцы являются террористами. Суд над ними становился политическим процессом против врагов партии и социализма.