Дубчек Виктор Петрович

Автор обложки – Галина Борисовна Лопырева

 

Эльфийская ночь

Часть I. Волшебный стрелок

Глава 1. Вивальди

На высокой террасе императорского дворца стояли старая женщина и молодой мужчина.

– Прости, что так и не смогла родить тебе сына, – сказала старая женщина.

– Родишь, – ответил молодой мужчина.

– Ты так уверен…

– Мы всё исправим. У нас впереди вечность.

Она медленно покачала головой.

– Не вечность… когда-нибудь тебе это надоест.

Молодой мужчина вскинул голову – иссиня-чёрные пряди волос возмущённо взметнулись у лица. Старая женщина привычно властным жестом не позволила ему возразить.

– Когда-нибудь, – сказала она. – Не сейчас. Но когда-нибудь всему приходит конец.

– Нет, – тихо и твёрдо ответил он.

Старая женщина отвернулась, пряча улыбку. Тонкие морщины собрались возле глаз. Солнце гасло за рекой.

– Мне недолго осталось, – сказала она.

– Я знаю.

– Когда я уйду – Варта падёт.

– Мы всё исправим.

– А если и в этот раз… не получится?

– Карг на мне.

Старая женщина покачала головой:

– Когда ты шагнёшь… туда, всё исчезнет.

– Я запомнил боль, – сказал молодой мужчина.

Её лицо чуть исказилось, как будто перенесённое страдание было одним на двоих. Но в голосе молодого мужчины не прозвучало ни отголоска той боли, ни сожаления, и морщины старой женщины снова разгладились.

Нет, подумал он, накрывая своей ладонью её почти невесомые пальцы на парапете балюстрады. Как бы ты ни старался, некоторые морщины останутся навсегда. Не всё можно исправить.

Здесь – не всё.

– Там… будь осторожен. Я не хочу, чтобы ты снова страдал, – негромко сказала старая женщина.

– Ты забудешь меня, – ответил молодой мужчина, зная, что она поймёт.

– Не забуду. Здесь – не забуду.

– Там – даже не узнаешь.

Она негромко рассмеялась.

– Да… тебе придётся постараться. Я была норовистой лошадкой.

– Один раз мне это уже удалось, – улыбнулся молодой мужчина, обнимая старую женщину за плечи.

Она позволила себе быть слабой, но лишь на несколько мгновений – редкая роскошь для императрицы. Тут же снова встала твёрдо, поправила диадему с крупным багровым камнем.

– Там у тебя не будет власти, армии, денег.

– Там будешь ты.

– Ты станешь никем, – жёстко сказала старая женщина.

– Там будешь ты, – мягко ответил молодой мужчина.

Она прикусила нижнюю губу, и он чуть не рассмеялся от этого до боли знакомого и родного жеста.

– Я и так никто, – сказал молодой мужчина, – без тебя – никто.

– Принц-консорт – это не так уж мало.

Он гордо встряхнул головой. Меж чёрных прядей стало заметно заострённое ухо.

– Наверное, я так никогда и не пойму, почему для вас так важны эти титулы.

– Мой милый варвар, – с нежной улыбкой произнесла старая женщина.

– Иногда для спасения цивилизации необходимо оставаться варваром, – серьёзно ответил молодой мужчина.

– Я не хочу тебя отпускать.

– Мы увидимся. Очень скоро.

– Это буду ещё не я.

– Я помогу тебе стать тобой.

Они замолчали.

– Ты мог бы найти себе эльфийку… – неловко сказала старая женщина.

– Мне всегда будешь нужна только ты, – с мягкой улыбкой ответил молодой мужчина.

Она привстала на цыпочки и поочерёдно поцеловала его высокие скулы. Он благодарно зажмурился, отзываясь на прикосновение сухих губ. Склонился к ней и вернул ласку.

Затем молодой мужчина поцеловал старую женщину в губы – как принято у людей.

– Пора, – сказал он, открывая глаза, – Дурта ждёт.

– Столько лет… ты по-прежнему зовёшь его так, – сказала она, не находя иных слов. Тонкая жилка беспомощно натянулась в горле.

– Пора, – повторил он, отпуская её плечи.

Старая женщина молча смотрела на молодого мужчину. Он коротко поклонился, поправил перевязь клинка и повернулся к дверям. Он шагал не оглядываясь, не пытаясь хоть как-то оттянуть неизбежное расставание, и старая императрица была благодарна ему за эту прощальную жестокость.

Когда-нибудь всему приходит конец.

Далеко, почти на пределе слышимости раздавался гортанный гул армейских труб.

Последних труб последней армии последней империи людей.

Вот так, капитан: пришёл и тебе конец. Не верится, а?

Он осторожно поёрзал спиной: всё тело зудело от многодневной грязи и пота, невыносимо хотелось помыться. Просто постоять под душем, чередуя горячую и ледяную воду, пока кожа не перестанет чувствовать разницу… да, насчёт ледяной-то тут как раз полный порядок.

Он чуть привстал из-за поваленного дерева и бросил оценивающий взгляд на грязный ручей. Если б удалось перемахнуть, а там чуток по лесу и в карьеры… Нет, без шансов: от моста до излучины было-то всего ничего, метров двести. Русло наверняка присижено, для снайперов расстояние ерундовое. Не проскочить… а деваться всё равно некуда: со стороны посёлков доносился всё более отчётливый пёсий лай и голоса загонщиков.

Хорошо хоть, собачки им тут не слишком помогут – стылая осенняя земля до самых карьеров была безнадёжно загажена промышленными стоками. Погавкают собачки, да и охолонут. Придётся ребяткам самим поработать. Постепенно, впрочем, и доработают.

Были б патроны… загонщики-то тебе не чета. Этих лесных клоунов передавил бы, как котят слепых, вышел бы ближе к излучине, потом в трубу, да и к карьерам. До промзоны никому тебя не взять, а там-то и подавно.

Если, конечно, не поднимут воинские части в оцепление.

А части они не поднимут – побоятся. Это тебе не полицаи, не спецназ вэвэ, который ты третьи сутки водишь за нос по этому пятачку. Срочникам оружие выдавать – побоятся, факт. Не те нынче срочнички.

Он представил, как короткими скупыми очередями срезает преследователей – одного за другим, постоянно меняя позицию. Представил без особенного удовольствия, – на удовольствие сил уже не оставалось, – лишь по многолетней привычке визуализировать поединок, навязывать реальности боя своё представление о ней.

К сожалению, реальность иногда сопротивляется.

Он со вздохом отстегнул магазин автомата, большим пальцем огладил тускло блеснувшую верхнюю гильзу.

Увы, бэка не прибавилось – в позаимствованной у гаишников 'сучке' оставалось всего четыре патрона. 'Макаров' – на таких дистанциях несерьёзно, даже в 'зелёнке'.

Вдалеке стрекотал вертолёт, и звук, похоже, приближался.

Он поднял взгляд. 'Зелёнка' зеленью тоже не особенно-то радовала.

Попробовать, что ли, всё-таки через ручей?… Всё лучше, чем стреляться последней пулей, как в дурном дамском романе. А и сдаваться никак нельзя.

Он ещё раз почесал спину, оттолкнулся от земли и, аккуратно переступая замызганными кроссовками, осторожно двинулся по сырой осенней земле, забирая к северу, в ельник – ближе к излучине. Чем чёрт не шутит.

Капитан успел пройти метров пятьдесят, когда длинная очередь прошлась у него над головой, срезая ветки, засыпая вялыми иголками и древесной трухой. Он на рефлексах ушёл в сторону, перекатился по земле и вскинул автомат.

Первые выстрелы в лесу всегда ложатся выше, даже у бывалых людей. А эти-то… не чета тебе, а, капитан? Сейчас пару рожков – сплясали бы, а как же.

В просвете мелькнул камуфляж – городской. Это кто ж у нас тут умный-то такой… Придерживая дыхание, капитан вытянул спусковой крючок.

Звук выстрела слился с криком боли. С той стороны тут же прогрохотало несколько автоматных очередей – таких же неопасных для него, как первая. По ветвям защёлкали пули.

– Ты там, сука! – закричали с той стороны.

Судя по сопению и осторожному топоту, загонщики обходили место, где он только что был. Очевидно, та первая очередь была наугад – ответным выстрелом он выдал своё местоположение. Это не имело особого значения: несколько минут ничего не решили бы. Капитан неслышно усмехнулся, закрыл глаза и прислушался.

Трое… нет, всё-таки четверо. Двое обходят слева, ещё один ближе к излучине – правильно, если там снайпер или временный блок… Четвёртый оттаскивает к посёлкам раненого.

Нет, уже 'двухсотого'.

Капитан раскрыл глаза и быстро улыбнулся. Вечно жить ты и не собирался, верно? Главное – чтоб размен был в твою пользу. Эта группа, очевидно, оторвалась от остальных загонщиков. Можно попробовать успеть разжиться трофейным бэка.

Снова выстрелы. Снова далеко.

– Что, отвоевался, сука? – заорал тот же голос. – Здесь тебе не Чечня! Выходи сам, слово офицера даю!

Что ж ты так нервничаешь, 'офицер' хренов. А ты нервничаешь, дружок, нервничаешь. Вот очередь-то какая длинная, да и голос больно напряжённый. Это тебе не пенсов по Москве гонять, а?

Капитан вскинулся из-за пригорка, мгновенной короткой очередью срезая второго загонщика. Тут же перекатился в сторону и замер, с удовлетворением слушая, как грузное тело оседает на землю. 'Двухсотый'.

В автомате остался один патрон.

Несомненно, загонщики это понимают. На рожон они не полезут – в лесу дистанция огневого столкновения может неприятно удивить, а бывалый противник, – даже с единственным выстрелом, – и подавно. Будут постепенно выдавливать к ручью. Спешить им… в принципе, вечерело, но особых иллюзий на эту тему капитан не питал – не настолько быстро-то и вечерело.

Он неслышно прошёл ещё несколько шагов в сторону, опустился на одно колено и замер. Третий загонщик забирал вправо. Вряд ли он ожидает, что преследуемый останется прямо у него на пути.

Голосистый молчал. Видимо, это он и оказался вторым подстреленным.

Капитан сдерживал дыхание и старался смотреть не прямо перед собой, а выше, на ветви орешника. Вот оно… ветка дёрнулась. Нет, дружок, не умеешь ты по 'зелёнке'-то ходить.

Ещё ветка.

Противник застыл на месте, очевидно, пытаясь что-то рассмотреть из кустарника.

Ну давай, дружок, не тяни. Кто ж так прячется.

Ветка дёрнулась.

Капитан чуть наклонил голову и выстрелил, надеясь, что лёгкая пуля калибра 5,45 не завязнет в тонких ветках.

Не завязла. Послышался сдавленный вскрик, ветки всколыхнулись резко и окончательно, затем всё стихло.

Теперь забрать оружие, подумал капитан, откладывая бесполезный автомат. В этот же миг за его спиной громыхнула очередь.

Он мгновенно дёрнулся по траве, перекатился, выхватывая 'макаров', и высадил подряд пять пуль, целясь на звук.

Ему повезло. Загонщику – не особенно.

По земле, зажимая руками развороченный бок и кусая губы, чтобы не кричать, катался молодой чернявый парень в грязном городском 'комке'.

Печень, мимолётно подумал капитан, не жилец.

Он подошёл поближе, не отводя, впрочем, ствол. Ногой отбросил автомат, – ого, нормальная 'стопяточка', богато живёте, – присел и обыскал парня. Стараясь не запачкаться кровью, забрал нож, пару магазинов, из бокового кармана плоскую фляжку и упаковку галет. Есть хотелось страшно, за последние двое суток в животе не побывало ничего, кроме росы.

Кровь, хлеставшая из раны, понемногу утихла. Парень всхлипнул, закатил глаза и затих.

Капитан проглотил почти не разжёванную последнюю галету. Подхватил за ремень автомат, привычно закинул за спину: позже проверим, сейчас надо уходить. Встал, машинально отряхнул колени. Прикидывая возможность прорваться с двумя трофейными рожками, повернулся к излучине – и остолбенел: прямо в живот ему уставился ствол ещё одного автомата.

Оружие с виду небрежно, однако вполне уверенно лежало в руках крепкого седеющего мужика, тоже в городском камуфляже внутренних войск. Вэвэшник, чуть подогнув ноги, стоял под разлапистой елью, в её густой тени. Он как будто бы даже не целился и вообще выглядел совершенно спокойным. Это убеждало лучше всяких… в общем, убедило.

Капитан вздохнул. Бессонница, голод, страшное нервное напряжение последних дней… чёрт – последних лет.

Ладно, чего теперь-то. Повинуясь короткому кивку ствола, он опустил на землю трофейную 'стопятку', левой рукой выкинул пистолет.

– Руки над головой, встал на колени, – сказал мужик.

– Кто ты есть? – скупо поинтересовался капитан, подчиняясь приказу.

– Майор Рябышев. Даже не думай, я тебе не пацан.

– Доводилось?

Майор усмехнулся.

– Всяко бывало. Ещё за речкой.

– И до сих пор майор?

– 'Честно служи…'

– Не западло тебе своих гонять?

– Ты мне не свой, – спокойно сказал Рябышев, – ты пёс бешеный. Вчера двоих, сегодня четверо. Нравится убивать?

– Нет, – честно ответил капитан, думая, что майор более разговорчив, чем следует. Рябышев всё-таки немного волновался. Самую чуть.

Это льстило – с одной стороны. С другой – давало шанс.

Рябышев явно гордился тем, что взял его. Загнал, прижал к воде, поставил на колени. Майор упивался этим кратким моментом торжества, растягивал его, поэтому не торопился ни вызывать подмогу, ни укладывать капитана мордой в сырую землю – как, несомненно, поступил бы с противником сам капитан. Майор хотел видеть его лицо, желая в полной мере насладиться победой.

Эйфория Рябышева давала шанс. Крошечный, но шанс.

– Ты хоть знаешь, за что меня? – спросил капитан, подпуская в голос трагизма и нащупывая пальцами ног опору. – Знаешь, что там было-то, в Чечне?

– Кругом Чечня, – безразлично сказал Рябышев, чуть заметно подрагивая стволом автомата, – не ты первый.

– Не я, – согласился капитан, – а следующий кто?

Майор презрительно рассмеялся.

– Разговоры говоришь… ты думаешь, я тебя взял, чтоб отдать, этим отдать? – он кивнул в сторону посёлков. – Дур-рак ты, капитан…

– Неужто отпустишь? – прищурился капитан, прикидывая дистанцию ножевого броска.

– Здесь оставлю, – совершенно спокойно произнёс майор, и капитан с досадой понял, что лёгкая эйфория Рябышева вызвана вовсе не удачным завершением погони.

Майор собирался убить его. Застрелить в упор, лицом к лицу. Потому и не стал тратить время на полноценное задержание: это просто не имело смысла.

Вот так: пришёл и тебе конец.

– Что, майор, вот так застрелишь – безоружного? – деланно удивился капитан.

– Да, – сказал Рябышев.

– Письмо жене хоть передашь?

– Нет, – сказал Рябышев и вскинул автомат.

Успеть капитан, конечно, не мог. Но и сдаваться… сдаваться – стыдно.

Резко проседая и падая вправо, он оттолкнулся левой ступнёй, быстро подвернул руку и выхватил с пояса нож. Чётко понимая, что на таком расстоянии майор уже не промахнётся, всем телом ударился о землю и в последнем отчаянном усилии метнул оружие в Рябышева.

Выстрелов так и не прозвучало, но ведь 'свою' пулю ты всяко не услышишь. По всему – сейчас он должен был быть уже мёртв.

Капитан поднял голову.

Рябышев стоял на коленях, как совсем недавно стоял он сам, и окровавленными руками держался за горло. Автомат беспомощно скатывался с плеча майора на землю.

– Лихой я парень, – пробормотал капитан, рассматривая вэвэшника и пытаясь понять, куда же делся так удачно брошенный нож. Майор захрипел и, роняя с губ кровавые пузыри, ничком опрокинулся в палую хвою.

Из глубокой тени за спиной умирающего неслышно выступила высокая тёмная фигура с окровавленным узким клинком в брезгливо отставленной руке.

– Там тебе не пригодится этот меч, – покачал головой колдун, – ни оружие, ни одежда, ни золото…

– Я войду в Вартулу с оружием и в своём камзоле, – твёрдо ответил принц-консорт, раздражённо дёргая острым ухом.

Старый колдун с добродушной усмешкой посмотрел на упрямца. Сколь бы ни пытался эльф подчеркнуть своё безразличие к титулам и атрибутам власти, невозможно было отрицать: долгая жизнь среди людей, – очень влиятельных людей, – сделала тщеславным и его.

– Ты ведь знаешь, – сказал колдун, – переносу подлежит лишь твоё сознание. Меч, камзол… всё это останется на теле. Мёртвом теле.

Принц усмехнулся:

– Сожгите моё тело, – моё мёртвое тело, – в одежде. А клинок верните в гробницу.

– Там сейчас посёлок орков, – возразил колдун, – а гробница давно разорена и перекопана.

– Да, Дурта, я и забыл… – пробормотал эльф, потирая лоб.

– Эй, принц! – забеспокоился старик. – Ты в порядке ли? Забывать тебе нельзя ничего, слышишь? ничего! Это наш единственный шанс: если ты потеряешь Карг – надежды не останется.

– Тише, Дурта, – негромко произнёс эльф. – Кое-что мне придётся забыть. Но не главное.

Он чуть развёл руки, и колдун непроизвольно вздрогнул, представляя муки, через которые пришлось пройти принцу.

– Я не смогу забыть, старик, – мягко сказал эльф.

– 'Старик'! – возмутился колдун, сгоняя оцепенелость. Всё-таки слишком живое воображение есть зло, подумал он, встряхивая белой бородой. – Ты старше меня, дикарь!

Молодой мужчина тихо рассмеялся:

– Вот так, Дурта. А то что-то ты совсем приуныл.

– И не зови меня Дуртой, дикарь, – для порядку добавил Дурта. – Я жизнь отдал… отдал жизнь тому, что называют 'нечистым искусством', и я сделал это ради вас. Хотя бы напоследок – могу я получить каплю уважения?

– Потерпи, – сказал эльф, – тебе совсем не долго терпеть.

Колдун не нашёлся с ответом и отвернулся, смущённо рассматривая низкую овальную дверь в Вартулу. Чуткому эльфу показалось, что старый друг несколько раздосадован собственной старческой сентиментальность. Да и сам он…

– Ну, хватит, пожалуй, хватит, – сказал принц, быстро обнимая колдуна, – начинай свой ритуал.

– 'Ритуал'! – фыркнул колдун, с благодарностью принимая перемену темы. – Друг мой, друг мой – ты так и остался дикарём. В человеческой магии никаких 'ритуалов' нет. Суть волшбы заключается не в бессмысленном сотрясении…

– Позаботься об императрице.

Колдун вздохнул.

– Я слишком стар, чтобы заботиться о ком-то или чём-то ещё, кроме собственного дряхлого тела.

– Не волнуйся, Дурта, – сказал эльф, – это вряд ли продлится достаточно долго, чтобы ты успел переутомиться.

Старик только махнул рукой.

Принц сам шагнул к дверце.

– Прощай, – сказал он колдуну, – прощай. Ты сделал всё. Теперь и мне пора сыграть свою роль.

Ролевыми играми капитана было не удивить. Ещё у себя в Новосибирске, во время одного из вынужденных 'отпусков', он подбил соседей по общаге, – тоже офицеров, – на покупку игрушечных пистолетов, стреляющих пластмассовыми пульками.

– Отработка тактического взаимодействия! – объяснил он, важно подняв палец. И повёл ребят на территорию ближайшей стройки.

Взрослые, с виду психически здоровые мужики неожиданно увлеклись детской забавой – с молодецким гыканьем носились друг за другом по площадке, тихарились в засадах, с наслаждением расстреливали друг друга в спину. В общем, играли – а играя, учились воевать.

Молодёжь, – только-только из училища, – можно было понять. Однако и сам капитан, отмотавший уж не одну командировку в Чечню, чувствовал, насколько полезной для него оказалась эта беготня. Настоящая война ошибок не прощает – значит, нужен механизм, позволяющий научиться воевать, не расплачиваясь за это собственной жизнью и жизнями товарищей. Суть игры, – то, что делает игры необходимыми для развития, – это возможность совершать ошибки. Ошибки – но без фатальных последствий.

– Универсальный природный закон, – говорил он ребятам. – В прошлое-то не вернёшься, не поправишь, если что. Лучше бегать дураком, чем лежать 'двухсотым'.

Ребята слушали – уважали потому что. Все знали, насколько серьёзно относится капитан к выбранной военной карьере. Надо учиться – будем учиться. Затеял ролёвку с пластмассовыми пистолетиками – побегаем с игрушками, чего ж. Это ведь не та ролёвка, чтоб с накладными ушами, деревянным мечом и всё такое прочее…

Капитан чихнул, отвлекаясь от несвоевременных воспоминаний. Смахнул с лица еловые иголки, повнимательней оглядел на пришельца. Меч у того был точно не деревянный – узкое хищное лезвие отливало убедительной стальной синевой.

Странный ролевик резко взмахнул своим оружием, стряхивая кровь с клинка. Очень плавным и точным движением спрятал меч в висевшие на поясе ножны.

Ножны оказались красивыми и на вид очень дорогими. Носить их пришельцу было явно привычно, как и роскошный костюм – чёрный, с серебряной тесьмой… или бахромой… или чёрт его знает чем, короче – такие серебряные ниточки повсюду, вроде вышивки.

Капитан потряс головой. В загаженном осеннем лесу этот выпендрёжный костюм смотрелся настолько чуждо и нелепо, что он с трудом удержался от внезапного неуместного смеха. Какой-то богатенький мажорчик, наверное: богатым всегда скучно, да и с жиру бесятся – вот и поназаказывал себе для ролёвки.

Но кровь на мече…

Никак он не успевал метнуть нож… точнее, метнуть-то успевал; вот попасть – это вряд ли.

– Полагаю, это Ваше? – произнёс долбанутый ролевик, небыстро подходя ближе и бросая на землю перед капитаном некий предмет. Проделал он это весьма аккуратно и неторопливо, подчёркнуто неагрессивно. Стало ясно, что в обращении с холодным оружием парень явно не новичок; но и угрозы от него как-то вот не чувствовалось ни малейшей.

– Моё, – сказал капитан, вставая и отряхивая штаны. – Спасибо.

Он подобрал нож: следов крови на клинке не было. Рябышев лежал, уткнувшись в мокрую землю лицом.

Влип ролевик, хмуро подумал капитан. Себя-то чего жалеть… а вот парнишку теперь засудят, точно. На кой чёрт-то он майора 'пописал' железякой этой?… ни к селу ни к городу. Оставался, конечно, небольшой шанс, что всё это – бред умирающего мозга. Говорят же там про всякое такое, туннели там, не знаю.

– Что-то на смерть ты не похож, – сказал капитан, поднимая за ремень автомат и задумчиво рассматривая модный чёрный костюмчик ролевика.

– Это потому, что я не Смерть, – согласился пришелец. – По крайней мере – не Ваша. Насколько я могу судить, это какое-то оружие?

– Ещё какое, – сказал капитан, проверяя затвор 'стопятки'. Выстрелить Рябышев не успел. – Теперь спляшем.

– Полагаю, время для танцев не вполне подходящее, – извиняющимся тоном сообщил ролевик.

Капитан, лихорадочно распихивавший по карманам трофеи, уставился на парня с новым интересом.

– Ты, кстати, откуда такой красивый взялся?

– Это сложный вопрос, – заявил пришелец. – Я непременно постараюсь на него ответить, но для этого мне потребуется помощь. Ваша помощь.

 

Глава 2. Скрябин

Разумеется, помощь ему не требовалась – что для чистокровного эльфа сотня-другая лет? Он легко проскользнул в низкую овальную дверцу, распрямился и осмотрел Вартулу.

"Встань в круг" – встал.

"Возьмись за поручни" – итак, взялся.

Он закрыл глаза и улыбнулся, вспоминая скрипучий голос Дурты. Старик так волновался, словно собирался шагнуть в прошлое сам.

Нет: всё будет, как должно быть.

Голова кружилась от голода – перед ритуалом пришлось трое суток поститься. Сур весть, как состояние тела могло повлиять на сознание, однако же Дурта предпочёл перестраховаться. Ну да он всегда был таков, потому и сделался великим колдуном. "Нечистое искусство" убивает слишком многих своих адептов, чтобы до подлинных его высот сумели подняться неосторожные.

Как жаль, что старик не надолго переживёт ритуал, подумал эльф, императрице будет не на кого опереться. Сена отважен и верен, но не мудр. Твур медлителен в решениях и склонен повсюду вынюхивать измену. Остальные…

В ноздри неожиданно ворвался острый пряный запах, словно кто-то раздавил крми и теперь тычет окровавленными пальцами в нос. Голова закружилась сильнее.

Мир уходил из-под ног, пальцы сделались слабыми и тонкими. Принц судорожно вцепился в поручни, пытаясь найти хоть какую-то точку опоры.

– Ты чё, козёл? Ты!… ты чё?!

Пряный аромат сменился запахом нервного и не слишком свежего человечьего дыхания.

Принц поморщился и распахнул глаза.

В паре вершков от его лица выпучилось другое – да, человеческое. Оно багровело, раскрывало рот и колыхалось. Сперва эльф списал это на странные воздействия волшбы, но перевёл взор ниже и убедился, что у хозяина лица были основания колыхаться: руки принца крепко держались за некий странный предмет, в котором чутьё опытного воина немедля признало пусть и незнакомое, но несомненное оружие – причудливое переплетение рыжеватого полированного дерева и холодного тусклого металла не могло быть ничем иным.

Левой рукой принц держался за ту часть этого оружия, которая напоминала дырявое деревянное весло, правой – за длинную металлическую трубку неприятно-грозного вида. Каким образом вместо поручней Вартулы под его пальцами оказалось это диковинное приспособление… неужели старый колдун всё же допустил какую-то ошибку в Карге, и ритуал прошёл несообразно задуманному? Или, быть может, таковым оказалось действие волшбы на собственный его рассудок?…

Поток мыслей был прерван сопением и очередными рывком.

– Сюда дай, коз-зёл!… – просипел человек, безуспешно пытаясь вывернуть своё оружие из намертво стиснутых ладоней эльфа.

Принц поспешно разжал пальцы. Это нехитрое действие далось ему с некоторым усилием, но он тут же заставил себя встряхнуться и сбросить пусть и вполне простительное, но явно несвоевременное оцепенение.

– Приношу свои искренние извинения благородному человеку, – с лёгким поклоном произнёс эльф, зная, как льстит людям указание на высоту их происхождения. Багровое лицо, толстый грязно-пятнистый халат, да и манера изъясняться – всё это явно не могло принадлежать дворянину; тем вернее должен был человек почувствовать себя польщённым таким нехитрым комплиментом.

Однако ж не почувствовал.

Восстановив равновесие после того, как принц отпустил его оружие, человек прекратил сквернословить, неожиданно шагнул вперёд и с увесистым гортанным всхрипом попытался нанести эльфу удар в голову.

Довольно сложно побить веслом того, кто большую часть жизни провёл с клинком в руке на полях сражений. Принц с привычной лёгкостью отступил на шаг в сторону, уклоняясь от удара.

– Уверяю Вас, благородный человек! Я не имел ни малейшего намерения причинить Вам вред, равно же как и вызвать сколь-нибудь существенное…

– Тащ прапорщик! – во всё горло завопил благородный человек. – Тащ прапорщик, сюда! Тут какой-то пидор с саблей!

– Вот этой саблей? – недоверчиво спросил капитан. – Четверых вэвэшников?

– Это… весьма хороший клинок, – с несколько тщеславной интонацией ответил ролевик. – Верно ли соотношу я понятие "вэвэшник" с теми людьми в пятнистых халатах, с коими не так давно вступили в схватку и Вы, сударь человек?

Сударь человек вздохнул: "Не так давно…"

– Считай, всю жизнь, – хмуро сказал он наконец.

– В таком случае, полагаю, я не слишком заблуждаюсь, усматривая общность нашего положения, а следовательно – и совпадение интересов. Я… гость в этом мире, потому и вынужден просить о помощи.

– Кто б мне самому помог, – хмыкнул капитан, подбирая ещё один автомат – уже третий.

Тащить такую груду железа было нелегко, да знать бы, как дальше обернётся. Если этот сумасшедший врёт – ну, пристрелят на излучине. Терять всяко нечего. А вдруг действительно-таки порубал? Рябышева-то уделал – только в путь. Психи, они огого бывают: подкрался, вырезал блок-пост… В лесочке этом поганом всё равно затравят, а тут хоть какой шанс в промзону вырваться, главное, трубу пройти.

До излучины отсюда всего ничего, метров сорок.

– Говоришь, трое было, из них один с веслом?

– Четверо, – поправил ролевик, – и термин "весло" я позволил себе употребить в иносказательном смысле: означенный предмет, несомненно, являлся неким оружием.

Ага, глазёнками-то как сверкнул. Псих психом, а понял, что проверяют его.

С другой стороны, раз уж понял – то и не обидится.

– Лихой ты парень, по всему. Ну да что я тебе скажу: не ходил бы ты со мной. Оставайся в лесу, полицаи через пару часов подтянутся. Сходишь на дурку, полгода максимум. Ты ж ролевик, дуркой тебя не напугаешь… Главное – "ничего не помню, ничего не знаю", понял? Резаные я на себя возьму, шашку твою отпечатками заляпаю и брошу за постом… да что ж ты всё сверкаешь?

– Я никому не отдам свой меч, – сообщил парень, упрямо наклонив голову.

А с ушами у него всё же явно что-то не то.

– Пойдёшь со мной в промзону – будешь считаться соучастником. А я долго всё равно не протяну. Что не ясно тебе?

Ролевик снова мотнул головой.

– Я имел честь наблюдать, как Вы сражались. И стал невольным свидетелем Вашей недолгой беседы с… с вэвэшником. Верно ли я понимаю, что Вы носите звание капитана?

– Носил – когда-то.

– Истинные воины не бывают бывшими, – сказал парень. – Сударь капитан… прошу простить мою настойчивость…

– Ну чего?

– Как мне Вас называть?

– Зови Немцем, если хочешь, – сказал капитан, с грустной усмешкой вспоминая армейский позывной.

Ролевик церемонно поклонился:

– Капитан Немец. Позвольте представиться: Кави, принц-консорт Великой Варты, империи людей.

Принц чувствовал, что, несмотря на первоначальное твёрдое намерение сохранить инкогнито, решение открыться перед человеком оставалось единственным и неизбежным выходом.

Вагну всех тех, с кем сталкивала его судьба после, – увы! – очевидно неудачного ритуала переноса, казался безупречным, напрочь лишённым провинциального акцента. Однако эти люди вели себя совершенно не свойственным человеку образом; их одеяния, оружие, манера изъясняться и, по всей видимости, мыслить… Всё это было странным, весьма странным – слишком странным; ни о чём подобном во всей Вишве принцу слыхать не доводилось.

Первый возможный вывод, – о собственном безумии, – эльф предпочёл пока отвергнуть: во-первых, Пагди надёжно охранял не только телесное, но и душевное благополучие своего владельца; во-вторых, вывод этот лишал надежды, а утрата надежды – вернейший путь к недеянию, следовательно, поражению.

Что же; Дурта предостерегал не напрасно. Покамест предположим, что очутились в совсем ином мире – мире, отличном от Вишвы. Нет смысла и углубляться в природу этого отличия: пространство ли, время отделяет нас от родных берегов – первоочередные задачи в любом случае остаются одними и теми же.

Выжить.

Вернуться.

Любые прочие соображения оставим на потом.

Выжить.

Он внимательно посмотрел в глаза капитану Немцу.

Глаза капитана Немца выражали усталое сочувствие, готовность помочь – и мягкую решимость отделаться от явно нездорового визави при первой предоставившейся возможности.

– Я не скаженный, – сказал принц.

– Не какой? – уточнил капитан, приседая на корточки и примеряясь снять с одного из трупов тёплый халат.

– Пребываю в ясном уме и твёрдой памяти. Поверьте, капитан Немец, кабы не чрезвычайные обстоятельства моего здесь появления… надеюсь, полная искренность послужит залогом взаимного доверия. На пути к цели я готов преодолеть любые препятствия, однако сориентироваться в чужом мне мире без Вашей помощи…

– А зачем тебе вообще бежать-то? Выйдешь, сдашься… ах ты, зараза… да не ты, иголка у него тут за отворотом… сдашься администрации, объяснишь ситуацию. Консула попросишь.

– Капитан Немец, – сказал принц, смутно подозревая в словах человека некую лёгкую насмешку, – ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах нельзя мне попадать в руки группы лиц, коих Вы, как понимаю, называете "администрацией".

– Почему это?

– Этого я раскрыть не могу, – потупился эльф.

– Полная искренность, – сказал капитан, поднимаясь на ноги. – Взаимное доверие.

Принц почувствовал себя несколько неловко.

– Ну, вот что, – сказал наконец человек. – До промзоны я тебя доведу. Если, конечно, ты и вправду блок-пост зачистил. Комок надевай.

– Капитан… – осторожно заметил принц, – эта одежда в крови.

– Любые препятствия, – удовлетворённо сказал капитан. – Надевай. Замёрзнуть хочешь?

Оба взмокли буквально через пару минут: попробуй потаскай на себе столько железа. Два автомата он сбагрил худощавому "принцу", сам тащил родную "сучку" и рябышевский. И патроны, конечно, – сколько смог найти.

В промзоне капитана дожидалась пара-тройка тайников, но хозяйственную натуру-то не переделать. Слишком хорошо он помнил, как уходили на задание группы спецназа: выбрасывали сухпай, под завязку набивали бэка карманы и рюкзаки. Там, в горах, иной раз душу продашь за лишний рожок.

А в Подмосковье патроны теперь нужнее, чем в Чечне. Да и души… слишком уж у многих проданы.

Вот так, капитан. Тащи.

Он внезапно фыркнул, утирая едкий пот: мало тебе железа – ещё и психа этого тащить приходится.

Впрочем, псих попался крепкий. Стиснул зубы и пёр вперёд, как грузовой хомяк.

Они вышли к ручью и двинули по толстой металлической трубе на тот берег. Капитан всё время ждал выстрела. Когда беглецы вскарабкались на крутой склон за излучиной, стало понятно, почему выстрела так и не последовало.

– Вот этого называли "Тащ Прапорщик", – сказал ролевик, указывая на изрезанное тело, опрокинутое навзничь возле груды кирпичей.

Капитан осмотрелся, подошёл ближе, не снимая ладони с автоматной рукояти. Похоже, ролевик не врал: убивать вэвэшника он сначала действительно не собирался. Вот рубленая на предплечье… вторая над коленом, ага… тогда прапор попытался выстрелить с одной правой, и парень зарубил его ещё двумя ударами.

Ну что… молодец псих. Дал противнику два шанса остановиться – и ни одного победить.

– А остальные? – спросил капитан, обшаривая карманы прапора – уже до отвращения привычно.

Парень чуть помедлил. Казалось, он с напряжённой неловкостью оценивает реакцию капитана – как будто спецназ ГРУ можно удивить свежим трупиком.

– Тот первый, с "веслом" – за поворотом, – наконец сказал ролевик. – Полагаю, в момент нашего несчастливого столкновения он отлучился от своих товарищей по известной надобности… Ещё двое за каретой.

– За кем? – поразился капитан.

– Эээ… – осторожно сказал парень, – карета, повозка, телега… к сожалению, воспользоваться ею нам не удастся: нет лошадей.

Через четверть часа прошли карьеры. Капитан сосредоточенно вцепился в баранку, периодически оглашая кабину разбитого УАЗика ругательствами в адрес булыжников, сучьев, кочек и общей жизненной неровности. Ругательства звучали беззлобно, и радости своей он не скрывал: душу приятно бодрила груда оружия в салоне и багажнике.

"Принц" прокусил язык ещё на спуске и теперь, слегка ошалев от разухабистой поездочки, вцепился в кресло и одобрительным мычанием выражал полную солидарность со всем на свете.

– Бомжей здесь давно выморили, – сказал капитан, лихо выруливая на пустырь перед обшарпанным панельным зданием какого-то бывшего цеха. – Но ты всё-таки постой рядышком, пока я тачку отгоню.

– Что именно мне предстоит охранять? – осторожно уточнил ролевик.

– Щас железо сгрузим, – пояснил капитан. – Вон там пролом в заборе видишь? За ним колодец.

– Вы предлагаете?…

– Я настаиваю.

Он вытянул с заднего сиденья СВД, любовно огладил изгибы приклада. Вот так: на меня изладили – мне теперь и послужишь.

– Справа от трапа ящики, на них сухо… Хотя можешь пока и наверху посидеть. Услышишь вертушку – сигай в колодец и чувствуй себя как дома, там тепловизором не достанут.

– "Пока"?… – спросил ролевик, чётко уловив главное.

– Надо от "кареты" избавиться. Тут рядом карьер притопленный.

– Сударь Немец, разделение сил представляется мне не вполне сообразным нашей нынешней ситуации, поскольку…

– Вернусь. Не переживай, чудак-человек.

– Прошу прощения, – очень серьёзно сказал парень, – но я не человек. Я имею честь быть эльфом.

– Это ты молодец, горжусь тобой, – ещё более серьёзно ответил капитан, вздыхая про себя. Ну – не спорить же с придурком.

Спорить с человеком было, разумеется, бессмысленно. Во-первых, он был прав. Во-вторых – производил впечатление человека, с которым и вовсе бессмысленно спорить. Принц встречал таких и на новой границе, и в Страже, и даже среди простых горожан. Случалось ему порой думать, что Сена прав: империя до сих пор только и жива благодаря этим простым, ответственным и до отвращения упорным в суждениях людям.

Даже если эти суждения иной раз не слишком соответствуют тому строю мыслей, что повсеместно считается подобающим человеку.

Капитан Немец совершенно спокойно отреагировал на убийство своих соплеменников эльфом… Это можно было бы объяснить, предположим, тем, что сам капитан является изгоем из людей. Но принц, – сам заслуженный воин, – наблюдал и мастерство Немца в сражении, и достоинство пред лицом неминуемой смерти, и уверенное, основательное поведение после боя. Государство, позволяющее себе разбрасываться такими бойцами, очень быстро придёт в упадок и будет уничтожено – либо внешним врагом, либо, – что вернее, – внутренним.

Эльф осмотрелся.

Замощённый потрескавшимися каменными плитами пустырь, в укромном углу которого в поисках минутного отдохновения примостился Кави, размерами мог бы поспорить с центральными площадями крупных городов империи.

Поразительной высоты, но обветшалые и явно заброшенные здания вокруг, грязно-серые стены неизвестного принцу камня, огромные мрачные провалы разбитых окон… И повсюду – металл. Поблекшие от небрежения, но ощутимо мощные конструкции сложного вида и разнообразных форм виднелись в проёмах дверей, на стыках каменных блоков, валялись и под ногами. Даже крышка колодца, в который они с капитаном перетаскали трофеи, была выкована из цельного толстого куска некоего железного сплава.

Мысль о подобной расточительности с трудом укладывалась в голове; такое богатство привело бы в завистливое уныние даже гномов.

Нет. Держава, где волею судеб очутился принц, производила впечатление упадка, но никак не захолустности. И сударь Немец мало того, что в столь невеликих для человека летах дослужился здесь до высокого звания капитана – очевидно, и службу свою он тянул не в писарских, церемониальных или же интендантских частях. Иначе на его поимку не отправили бы очевидно немалый отряд под началом майора – в Варте такое звание полагается не менее чем наместнику целого уезда; вряд ли в этом мире дело обстоит иначе.

Принц заломил пустотелую травинку, задумчиво прихватил тонкий стебель краем губ. Вкус показался ему горьким, алхимически-неприятным и чужим.

Сур весть… этот мир не знаком ему; остаётся лишь уповать на то, что чужесть не непременно ведёт к враждебности.

Так, Немец ничтоже сумняшеся назвал его человеком; хотя не признать в принце чистокровного эльфа – это было бы немыслимо. Возможно ли допустить мысль, что бывалый воин не встречал эльфов?…

Да, это может быть, подумал принц. Если в этом мире эльфов нет вовсе. Либо же поселения их слишком далеко, где-нито на другом континенте; впрочем, – он снова обвёл взором циклопические сооружения вокруг, – столь развитая технически цивилизация не могла не освоить океан. Кроме того, капитан упоминал и о судах воздушных, и говорил с уверенностью, не позволяющей заподозрить в этих удивительных словах скверную шутку.

Отсюда следует, что здешним людям неведомо существование эльфов.

Принц неожиданно рассмеялся, вспоминая, с какой церемонностью представился капитану.

Что же; выходит, человек и не мог не принять его за сумасшедшего.

Тем не менее, в помощи не отказал. И это паче чаяния верно утверждает в мысли о благородстве сударя капитана.

Он откинулся спиною на сухую ломкую траву и достал из кармана камзола твёрдый кирпичик неведомого доселе яства, которое человек назвал "сухпай". Потянул за крепкую тонкую нить, срывая край жёсткой промасленной бумаги.

Сухпай не выглядел съедобным, однако же выбирать не приходилось; да и Немец казался более чем довольным, когда незадолго вскрывал такой же конверт.

В животе томительно забурчало. Эльф осторожно отделил ломтик, закинул в рот. После долгого воздержания нельзя позволить себе неумеренность в еде.

Он закрыл глаза, мысленно вызывая далёкий теперь образ принцессы – как делал всегда в минуты нервного напряжения или упадка сил.

Надобно непременно дождаться сударя капитана.

– А вот и мы, – сказал капитан, радостно скалясь в свете карманного фонаря.

– Но я вижу здесь лишь Вас одного…

– А вот и вы, – вздохнул Немец, слегка разочарованный неуспехом своей простенькой шутки.

Ну да ладно. Паренёк, вроде бы, держится неплохо, и даже в колодец сныкался вовремя, согласно приказа.

– Кроме вертушки ничего не слышал?

Ролевик покачал головой, смутные тени заплясали по стенам шахты.

– Одно лишь воздушное судно. Я немедля спустился в шахту. Позвольте полюбопытствовать, сударь Немец, каким образом Вам удалось подойти со стороны обратной колодцу? Верно ли я понимаю…

– Верно понимаешь.

– И уходить мы будем?…

– И уходить. Только гостинчиков оставим.

Он подкинул на ладони увесистую тёмно-зелёную блямбу рифлёного металла.

– Ты пока стволы перетаскай до следующего поворота, до колонны там. Держи фонарь.

Парень неуверенно принял нагрудный фонарик, повертел его в руках, и, – ну наконец-то, – повесил себе на шею. Капитан со вздохом протянул руку и щёлкнул кнопкой.

– Откуда ты такой взялся-то… – пробормотал Немец, отворачиваясь от слепящего массива светодиодов.

Ролевик поправил фонарь, подхватил в каждую руку по автомату и непривычно широко улыбнулся:

– Полагаю, издалека.

И, как ни в чём ни бывало, ушагал по коридору.

Правильно, подумал капитан: неважно, что мы лампочку зажечь не умеем, главное – уверенный вид.

Хотя жизнь-то спас, как ни крути.

Установка двух пар растяжек, – ложной и основной, – отняли у него совсем чуть времени. "Принц" успел вернуться и теперь топтался рядом, с интересом выхватывая лучом своего фонаря проводки и гранаты.

– Да всё, в общем, – сказал капитан, увязывая снарягу, – подхватились.

– Вы намереваетесь нанести некий ущерб нашим преследователям? – спросил парень по дороге.

– Вряд ли, – честно ответил Немец. – Там тоже не дураки пойдут.

– Тогда зачем?…

– На том стою и не могу иначе.

– Как прикажете поним… ай!…

– Пригибай бошку-то, не по площади гуляешь.

– Да… низковато. Кстати молвить: я позволил себе обратить внимание на диковинное убранство этих подземных тоннелей – вынужден отметить, что они не производят впечатления гномьей работы, не так ли?

– Это да, с гномиками напряжёнка у нас.

– С кем?… а, я, кажется, понял. Впрочем, в известном смысле это даже занятно…

– Стоп.

Ролевик мгновенно застыл на месте. С дисциплиной и реакцией у него проблем вообще не наблюдалось. Это вызывало у капитана смутное беспокойство: не гражданские были у парня замашки. И в то же время – армейской или полицейской выправки в нём тоже не чувствовалось: подчинение приказам у "принца" казалось осознанным, что ли, словно он мог позволить себе роскошь выбирать, кому подчиняться.

Будь этому Кави лет хотя бы сорок – Немец счёл бы его чиновником какого-нибудь из расплодившихся в последние годы "особых ведомств". Но какой смысл подсовывать агента, да ещё таким нелепым способом?… Никаких секретов капитан не знал, связей с "экстремистскими группами" не поддерживал: после побега ему оказывали помощь не члены какого-то там мифического подполья, нет – самые обычные люди. Даже обе пластические операции оплатил бывший мент, а теперь "предприниматель", – ну да, браконьер, – из-под Астрахани.

Капитан потрогал подбородок – эта привычка плотно привязалась к нему после долгого, мучительного привыкания к своему новому лицу.

Покосился на шатающегося под грузом железа спутника. Гладкие тёмные волосы "принца" растрепались, и в гуляющем свете фонаря отчётливо виднелись напряжённые, острые, отчётливо нечеловеческие, – и уж точно не силиконовые, как сперва решил было Немец, – уши.

Уши, казалось, раздражённо подёргивались.

Вот так, капитан. Ты себе морду кромсаешь, чтоб полицаи не пропасли. А такие вот мажорчики сопливые никак в эльфов не наиграются. Леголасы юные, головы чугунные…

Хотя фильм забавный, жене нравился, помню.

– Мория, – негромко произнёс капитан.

– Прошу прощения, сударь Немец, – тут же откликнулся Кави, – я не вполне отчётливо расслышал Ваш вопрос.

– Мория, – повторил сударь Немец, неопределённо обводя рукой стены туннеля, – похоже на Морию?

– Эээ… увы, к величайшему сожалению, мне не доводилось слышать о месте с таким названием.

Ну-ну, подумал капитан.

Он остановился и аккуратно опустил рюкзак с бэка на выщербленный кирпичный выступ.

– Прибыли, "принц". Разрешаю расслабиться.

 

Глава 3. Сен-Санс

Что же; сударь Немец признал его принцем. По крайней мере, стал так именовать.

Кави не решался уточнить, насколько серьёзно относится капитан к своим словам: всё ещё обострённые после неудачного переноса и последовавших событий чувства подсказывали ему, что капитан и собственную жизнь-то воспринимает с некоторой иронией. Не от молодеческого ухарства, столь свойственного многим недалёким сынам человеческой расы, нет… сиял над Немцем некий мрачный, невидимый глазу, но бесспорно ощутимый знак мараны, словно всё равно ему было – убивать ли других, умирать ли самому.

Кави знал, что подобное случается и у прошедших чрез великие, смертельные испытания эльфов, но редко, редко; и ещё реже удаётся указать точную причину произошедшего. Возможно, Дурта бы и сумел разъяснить вернее, да где ж он нынче, этот Дурта…

– Где мы всё же находимся? – спросил принц, встряхиваясь всем телом. В подземелье было сыровато, но нервная и телесная усталость брали своё – краткий привал мало что не заставил его провалиться в сон.

Он чувствовал недовольство собою – сытая и относительно беззаботная жизнь во дворце располагает к изнеженности. Это не оправдание: по большому счёту, всё зависит от тебя самого. Например, суровый Сена с первых дней в Нагаре приказал убрать из генеральских покоев роскошное мягкое ложе и упорно стелил себе на полу. Придворные острословы хихикали, – разумеется, не в лицо, – Кави же всегда завидовал воле старого солдата.

Увы; увы: можно сколь угодно старательно поддерживать в готовности тело – одна лишь принадлежность ко властвующей партии сама по себе способна разрушить твой воинский дух.

Впрочем, подумал принц, воинскому духу предстоит немалый подъём – ежели судить по обстоятельствам, в которые забросила его судьба.

– Это промзона, – сказал Немец и, пронаблюдав оттенки недоумения на лице визави, пояснил, – промышленная зона. Здесь было промышленное производство, опытное производство… ещё какое-то производство. НИИ, конечно. Не знаешь, что такое НИИ? Поколеньице…

Капитан с заметным раздражением отшвырнул грубо сорванную обёртку от упаковки, в которой хранились снаряды для стрельбы из его диковинной карманной пращи – "пистолета Макарова".

Таких пистолетов, – включая трофейные, – в распоряжении беглецов оказалось ажно пять экземпляров. Совершенно одинаковые, увесистые, тусклые куски металла – на вид едва ли не игрушечные. Когда принц заметил это капитану, тот предложил ему пошире раскрыть рот, указал на валяющийся в десятке шагов от них осколок камня – и обеими руками вскинул пистолет, очень быстро и плавно вытягивая указательным пальцем окольцованный металлом крючок.

Немец выстрелил четырежды – и четырежды попал. Принц расслабил прижатые в первое мгновение уши, надсадным кашлем очистил лёгкие от неприятно-кислой гари.

– Это мы в большом зале ещё, – пояснил человек. – Больше одного выстрела подряд – в узком туннеле ты б оглох. Надолго.

– Однако, – только и нашёлся ответить эльф. – Значит, звук именно этого оружия привлёк моё внимание до того, как… до Вашей несчастливой встречи с майором.

– "Игрушка"?

– Вынужден признать своё заблуждение.

– Ты с автоматом-то не сравнивай, а то насмотрятся фильмов… Здесь нам "макар" как бы не нужнее будет.

– Не изволите ли пояснить, сударь Немец?

– Ну как, ты ж не собираешься с вэвэ на открытой местности бодаться? Здесь не Брестская крепость, конечно, – снова непонятно подчеркнул капитан, – но держаться можно долго, считай, пока еды хватит.

– А что же случится после?

– С голоду помрём, что ещё. Не, крысы-то здесь есть… Уходил бы ты всё-таки. Папа, мама, институт. Куда тебе в партизаны, "принц"?

Кабы, вздохнул принц. Кабы.

– Мне некуда идти, капитан.

– Сейчас пойдём низом, понял? Но вообще-то по подвалам отсиживаться нам особо не придётся, это только пока они вертушки не отозвали. Тепловизоры, знаешь… Эрэсом саданут запросто, с полицайского-то вооружения сейчас ограничения все сняли.

– Так ли уж наверное эти 'вертушки' будут отозваны? – с видимым интересом уточнил Кави.

– Час работы вертолёта, – солидно пояснил Немец, – стоит, допустим… до хрена денег, короче, стоит. Пожужжит и уйдёт.

– Но у меня сложилось впечатление, что Вы, сударь Немец, представляете собою весьма лакомую добычу.

Капитан мало не заржал.

– Ты ещё скажи, будто по телеку меня не видел.

Ролевик молча развёл тонкими руками.

Как ни странно, изнеженными руками мажора они не выглядели совершенно. Узкие, но крепкие ладони, отчётливые мозоли… Ухоженные ногти? Да нет, не слишком-то они теперь ухоженные, – после всех передряг, – а 'принца' это явно не заботит.

– Я не всегда был принцем, – сказал 'принц', верно перехватывая его взгляд, – юность я провёл простым охотником.

'Юность'.

Смешно. Парнишка тянул от силы лет на двадцать.

Хотя для таких соплей слишком он, зараза, глазастый.

Да и не в одних глазах, – или ушах, – дело.

Что-то в этом 'эльфе' такое было… как будто он и правда не из этого мира. Не в смысле, что 'не от мира сего' – хотя и в этом смысле, конечно, тоже. Но вот виделась в нём какая-то непонятная чуждость.

Хотя не чуждость сама по себе напрягала капитана, а предполагаемые её последствия. Вот, например: на кой чёрт понадобилось форсить, стреляя по кирпичам? Силу ПМ продемонстрировать? Так самый ходовой, заурядный ствол – кого 'макаром' удивишь. Меткость свою доказать? Зачем, кому…

Если и есть в жизни смысл кому-то что-то доказывать, так только себе самому. Да, на ростовском судилище от этого принципа пришлось отступить… правильно, вот и результат – 'кругом Чечня', и жить осталось в лучшем случае с месяц.

Иллюзий-то капитан не питал: теперь, когда его новое лицо стало известно так же, как природное, снова уйти на нелегал уже не получится. А в промзоне этой… будем надеяться, что администрация не подтянет полноценный спецназ, обученный работать в городской и промышленной застройке. Поставят детекторы движения, перекроют ключевые точки, но даже так, в вялом варианте – всё равно додавят.

Старею, что ли, подумал капитан. Не бывает в молодости такой даже не тоски, не отчаяния, а пустой ироничной отстранённости, словно смерть – это вовсе и не конец чему бы то ни было, а всего лишь натужная и неумелая попытка отвлечь от жизни, вроде принудительного просмотра Петросяна в следственном изоляторе.

От такой страшной стылой пустоты ухватишься и за съехавшего с катушек ролевика, как будто и правда – в гнилой подмосковный лес снизойдёт на выручку из светлой дали эльфийский принц, да как сабелькой взмахнёт, да как хвостиком вильнёт…

Капитан машинально разжал ладонь, выпуская вынутую из рюкзака 'лимонку'. Ребристая граната с приятным тусклым позвякиванием прокатилась по бетону.

– Сударь Немец, – осторожно произнёс Кави, – разве это не опасно? Вы упоминали о том, что подобные предметы повсеместно используются в Вашем мире для устроения ловушек и скрытых заграждений.

– Нет, кольцо-то на месте, – рассеянно ответил капитан, но тут же спохватился, – а вообще да, рванёт – мало не покажется, особенно в помещении.

Он запустил руку в рюкзак, достал ещё одну гранату, – гранат было маловато, – постучал ногтем по тёмно-зелёному ребру.

– На сто метров осколки летят, вот эти.

– Страшное оружие, – подумав, согласился Кави. – Насколько я способен судить, при грамотном его применении становится возможным поражать врага целыми отрядами.

– При грамотном-то любое страшное… А вообще не очень: даже если в толпу – двух, может, трёх зацепит серьёзно, а остальных как повезёт.

– Даже и в помещении?

– Ещё проще. Если времени выбросить нет, то кто-нибудь просто телом накроет.

– Позвольте, сударь Немец, чьим телом?…

Капитан объяснил.

Вот поэтому люди и захватили почти весь континент, подумал принц.

Они живут жалкие тридцать, сорок, много пятьдесят лет, – меньше, чем орки! – но, возможно, именно поэтому так мало ценят непродолжительное своё существование. Даже Маране весьма непросто остановить их, ибо гибель одного лишь подстёгивает остальных, а общая угроза принуждает любого из людей с радостью великой жертвовать собою ради всех; а стоит измениться внешним обстоятельствам, как люди самое большее в следующем поколении вырабатывают в себе черты, навыки и склонности, позволяющие им снова торжествовать над миром.

По крайней мере, так обстояли дела в прежние времена. Теперь же… теперь слишком многое переменилось. Сур весть, удастся ли вернуть течение истории в правильное русло; в том ли дело, что старый Дурта допустил ошибку в ритуале – или же само время противится дерзости их начинаний…

Выжить.

Вернуться. Но сперва – выжить.

– Сударь Немец, – сказал Кави, – полагаю, залогом нашей совместной безопасности послужит и моё умение владеть оружием. Я прошу Вас научить меня приёмам обращения с автоматом, пистолетом и веслом.

– Это СВД, – сказал капитан, – и чёрта с два ты его освоишь. Я и сам-то не снайпер, просто натаскивали.

– Тогда, по меньшей мере, автомат и пистолет?

– Угу. Интересно мне: как ты себе это представляешь? Вот сейчас пальбу подымем, демаскируемся и так далее?

– Вы упоминали о просторных подземных помещениях в этой "промзоне". Уверен, при достаточной мере желания мы сумеем найти подземелье размеров подходящих, чтобы не повредить себе, и удалённости достаточной, чтобы избежать демаскирования.

– Демаскировки, – машинально поправил капитан. – Допустим, найдём. За пять минут ты всё равно не научишься.

– Сколько же времени потребно?

– Вот что, – сказал капитан, скучнея лицом, словно обнаружил себя по-дружески беседующим с кобольдом. – Сейчас мы прикопаем лишние стволы. Потом на точку. Потом поедим. Потом ночлег. Потом – будем думать. Вопросы?

Кави помедлил, но всё же предпочёл ограничиться вопросом наиболее очевидным и потому, вероятно, ожидаемым:

– Сударь Немец, вокруг нас каменные стены. Как Вы намерены "прикапывать" что-либо?

Капитан аккуратно установил на место последний блок серого камня, провёл ладонью по щербатой стене, замазывая и без того еле заметные стыки. Отступил на шаг, полюбовался на более чем непримечательную теперь поверхность.

– Сойдёт, – удовлетворённо сказал он наконец.

– Но наши преследователи используют, вероятно, охотничьих животных? Мне сложно представить себе расу, обходящуюся без подобного усиления собственных так или иначе ограниченных органов восприятия.

– Нет, собаки тут сразу "слепнут", – успокоил принца капитан, – кругом же дрянь всякая, чёрти что. Да и не сунется никто в подвалы: я всё-таки не пописать вышел – спецназ ГРУ. И знаю тут всё… неплохо, скажем так.

Речи сударя человека, – бесспорно, несколько эксцентричные, – доверие вызывали. Было вполне очевидно, что местность знакома ему существенно более близко, нежели понаслышке.

Кави с интересом наблюдал за тем, как Немец запечатывает тайник. Что же – секретное хранилище казалось теперь совершенно скрытым от случайного глаза; да и нацеленный на добычу глаз не вдруг бы разгадал путь к оружию, спрятанному за плитами из "бетона".

Он уже знал, что этот материал является не природным, но искусственным камнем, отливаемым из некоего особого раствора. Подобные смеси не являлись для строителей Варты, – да и сопредельных держав, – чем-то неизвестным, однако подлинный секрет крепости бетонных плит заключался, по-видимому, в арматуре. Толстые, витые, как гуновые верёвки, металлические, – полностью металлические! – прутья придавали подобным конструкциям удивительную прочность и устойчивость.

И долговечность – ежели судить по тому, сколь стойко сохранялись в целости огромные, но содержащиеся в полнейшем небрежении здания "промзоны".

С такой технологией укрепления на новой границе можно было бы возводить многажды более споро, подумал принц, да и дешевле.

Он вернулся было к привычным по прежней, – такой недавней, – жизни мыслям: о скудных возможностях нищей государственной казны, о бесконечных потребностях непонятной вялотекущей войны…

– Не спать, – произнёс над ухом насмешливый голос сударя человека.

– Да нет, как раз на ночёвку у нас времени полно. Первый сон твой, разбужу через три часа.

– Не удобнее ли нам было бы расположиться наверху? – протянул ролевик, с большим сомнением прикасаясь пальцами к низкому перекрытию технического этажа. – Либо, напротив, внизу, в подвале?

Немец ухмыльнулся про себя: к сталинским домам привык, а, "принц"? Хотя нет: у них же сейчас принято по "элитным" новостройкам отсиживаться. Или в загородных домах. Кто его сейчас вспомнит-то, былой престиж.

Ты просто слишком старый, капитан. Ты зажился на свете, столько жить нельзя. Нельзя столько всего помнить, знать и уметь, потому что от твоих знаний и умений уважаемым людям становится неуютно, а этого ведь допустить никак нельзя, верно, капитан?

– Удобнее, – сказал он. – А внизу – спокойнее. Именно поэтому мы будем ночевать здесь.

– Отчего же, – кивнул парень, словно почувствовав насмешку, – я понимаю. Предсказуемости помыслов и поступков следует избегать. Разумеется, это верно лишь по отношению к противостоянию с врагом; союзническое же поведение, напротив, предполагает…

– Философ, три часа у тебя.

Самым удивительным оказалось даже не то, что Кави храпел – мало ли. Это-то как раз от возраста не шибко зависит, просто с годами накапливаются жир и болезни.

Ролевик, во-первых, отрубился сразу – просто лёг и заснул, как и не было этого бесконечного кровавого "вчера". Во-вторых, он храпел, и храпел всерьёз, по-взрослому. Без истерики, негромко, зато с басовитым начальственным надрывом.

Обычно от худощавого парня лет двадцати можно ожидать чего? Тихого умильного посапывания или, допустим, какого-нибудь высокохудожественного свиста – но уж всяко не подобной основательности.

Насмотрелся ведь капитан на таких вот пацанов. Растёт мальчишка в какой-нибудь депрессивной дыре, отец алкашит от безысходности, – а чаще и вовсе нет отца, – мать вечно издёрганная и по полгода без зарплаты. Всё серое кругом. Чем ярче красят – тем серее.

На срочку приходит – соплёй перешибёшь. А с той стороны – духи. Сытые, конечно, с чего б им голодать. ГРУшников посытнее, не то что срочников. Там-то всё просто: убиваешь – получаешь деньги. Работа, дело такое.

И вот на щеглах этих худосочных – обламываются духи. А до того – фрицы обломались, лягушатники, монголы… Чёрт его знает, откуда что берётся.

Дубина, так её. Народной войны. Так её.

Он отложил автомат: дальше чистить – только портить.

АК-105. Оружие экспортное, по нашим меркам дорогое. Было ясно, что эти вэвэшники – кого надо вэвэшники. Какая-то шишка волосатая мальчиков кормит и экипирует. Сейчас-то много частных полицаев… или получастных, а если и казённые – тоже, понятно, все у кого-то на прикорме. А значит, взялись за него пусть пока и не шибко грамотно, однако всерьёз.

И дурака этого, – "принца" вислоухого, – в живых точно б не оставили. По всему выходит, правильно капитан его за собой потащил. Но на душе всё равно свербело: одно дело самому на тот свет изготовиться, совсем другое – принять ответственность за кого-то ещё.

Немец вздохнул.

Оставалось надеяться, что удастся проплясать тут достаточно долго для того, чтобы юный партизан скис и сам попросился на выход, к мамочке. День, от силы два. Вполне реально продержаться: в этой промзоне капитан провёл, считай, полгода. Побег, Астрахань, Улан-Удэ, потом снова Москва… да, как раз. Тут ещё прежние закладки все целы наверняка.

Два своих схрона капитан проверял при Кави; ещё один – втихаря. Всё было на месте: оружие, медикаменты…

Он криво усмехнулся, вспоминая себя тогдашнего. Господи, ведь всерьёз надеялся сколотить группу, что ли. Если духи могут – мы-то чем хуже?

Идиот, конечно, был. Хотя ведь и тогда прекрасно понимал, что всё северокавказское "подполье" финансируется, контролируется и покрывается из Москвы. А здесь – до Кремля с полсотни километров. Какая там группа… вывести бы парня. Да и то это имеет смысл при условии, что никто его портрет не срисовал.

Он покосился на безмятежно спящего Кави. Парнишка так и лежал в обнимку со своей шашкой.

Надо признать, клинок действительно отличный. Совсем простой, видимо, из рессорной стали вроде 65Г, да и в ножнах незамысловатых. Однако выкована сабелька была с большой душой и смыслом, ни единой лишней финтифлюшки – явно под действительное применение. Не стесняйся капитан лишних слов, сказал бы: благородная простота.

"Эльф" на первом же привале тщательнейше отчистил лезвие от следов засохшей крови, внимательно осмотрел клинок, небольшим лоскутом нубука поправил какой-то заметный лишь ему самому дефект заточки. И только потом позволил себе вцепиться зубами в прихваченный на заслоне кусок вяленого мяса.

Романтик, чего ж. Всё лучше, чем "винт" бодяжить. Или тихо гнить в офисе. Или сидеть где-нибудь на форуме в Интернете, клепая романчики про Светлых Эльфов и Бессмертную Любовь. Это, говорят, модно сейчас – Светлые Эльфы и Бессмертная Любовь, а, капитан? Много, говорят, таких писателей, и много, говорят, таких читателей. Это ведь гораздо проще, чем, например, сколотить подпольную группу в Подмосковье, потому что для "сколотить" нужны воля, знания и стальные яйца, – ага, 65Г, желательно, – а для "романчиков" достаточно закрыть глаза.

"Найти своих и успокоиться", да, суки?

Немец с глубокой, оледеневшей за годы ненавистью сплюнул в бетонное крошево у стены.

Новолуние… тьма вокруг встала наглухо. Под кровлей старого испытательного цеха имелся у капитана и секрет с ноктовизором. Надо будет посветлу сбегать.

Им ведь просто некуда деваться, подумал он снова. Эти сопли зелёные… в чём их винить? Они не от жизни бегут, они в жизнь бегут. Потому что в книжках-то она как раз настоящей кажется – по сравнению с мраком, что вокруг.

Они же не овощи, – не все, по крайней мере, – они видят, что их убивают, но война ведь не объявлена, в крайнем случае – "контртеррористическая операция", а, капитан? А так-то – всё спокойно, всё хорошо, всё можно – и "винт" бодяжить, и в офисе гнить. Главное – гний тихо [1], не раскачивай лодку. Прячься в своих книжках, беги хоть к эльфам, хоть к Сталину в сорок первый – потому что сбежавший ты не опасен, тебя нет.

Но не смей влезать в войну.

Потому что пока ты на войне – ты жив.

Останься… да хоть один из всего своего воинства – ты жив, пока ведёшь войну.

Война не закончилась в двадцать втором.

Война не закончилась в сорок пятом.

Война никогда не заканчивается.

Ничто настоящее никогда не заканчивается: ни настоящие книги, ни войны.

Правильно, капитан? Помнишь, был на Земле такой народ – Советский? Высокий и гордый, светлый – куда там, в жопу, эльфам. Готовый к любой жертве и способный на любую победу. Народ богов, последняя надежда мира, правильно, капитан?

Этот народ был непобедим – пока вёл войну.

Но этот бессмертный народ умер, тихо и незатейливо иссяк – когда у людей отняли войну. Когда люди заскулили, – "лишь бы не было…", – их смяли, как сминают всякого, отказавшегося от сопротивления; растоптали, как топчут любого, предавшего победу.

Вот так, капитан.

Мажор этот ушастый… может, он и псих: играл-играл, да и доигрался. Но только лучше такие психи, чем всё это стадо благоразумное. А парень не зассал, влез в войну. Пусть чужую, неважно. Мы не всегда сами свою войну выбираем, обычно всё-таки она нас. Тут уж как повезёт.

А везение – это дело такое… необязательное. Есть оно – хорошо, нету – так работай. Ты ведь давно не тот восторженный мальчишка, капитан. Ангелы-хранители твои отлетались.

Он покосился в сторону Кави. В темноте деловито храпящего парня было чуть видно, контуры лица смазались, словно потёкший пластилин.

Ангелы-хранители…

Капитан встал, неспешно размял ноги. Вышел к проёму в стене.

Никаких перил на техническом этаже, конечно, и быть не могло: шагни – и полетишь.

Было б куда улететь.

Он перехватил автомат, другой рукой надёжно взялся за торчащую ржавую арматурину. Подался вперёд и задрал голову вверх.

Воздух здесь был и не воздух, а так – атмосфера. Звёзд капитан различить не мог, но твёрдо верил, что они есть. Где-то там, высоко в небе.

– Я иду, я живой, я один на Земле, – негромко произнёс Немец.

Побитая облицовка на стене противоположного здания чуть отсвечивала в темноте. Далеко на востоке занималась заря. Увидеть её было ещё нельзя, даже привыкшими к темноте глазами. Только надеяться.

Он отвернулся от проёма и шагнул в тесноту этажа. Нажал кнопку, подсвечивая себе маленьким экраном наручных часов.

Кави лежал в той же позе, всё так же накрепко вцепившись в своё оружие. Упёртый. Из такого вот… пластилина и приходится людей лепить.

Может быть, парню и правда некуда податься. Может быть, из психушки его уже выгнали, а в "Едим Россию" ещё не взяли.

– Мне тоже некуда… принц, – очень тихо сказал Немец, против собственной воли отбрасывая насмешливые кавычки.

Кави раскрыл глаза так быстро, что капитан прищурился от неожиданности.

– Моя смена, сударь человек?

Но кому же было стоять утреннюю вахту, как не эльфу.

Впрочем, сударь Немец вряд ли знал о его ночном зрении. Он, вернее всего, в свойственном людям добросердечии просто дал принцу возможность хоть немного прийти в себя после злоключений минувшего дня.

Теперь Кави чувствовал себя довольно бодрым и даже почти свежим. Разумеется, не помешало бы тщательное омовение, – и лица, и тела, – однако это пока оставалось невозможным: запас воды у беглецов был невелик, его едва хватало на то, чтобы избегнуть жажды. Капитан настрого воспретил принцу даже думать о тех источниках жидкости, которые в изобилии можно было встретить в округе: тонких нечистых ручейках; накопившейся кое-где дождевой воде; тем паче – лужах.

Эльф сглотнул и сухо ухмыльнулся.

Однако, эдак дойдёшь и до того, чтоб пренебречь "дезинфекцией", категорическую необходимость которой в столь энергичных выражениях обосновал человек.

Он сдвинул ножны в сторону, закрыл глаза и втянул ноздрями холодный металлический ветерок.

Промзона пахла отвратительно. Это был запах огромного изломанного пространства, даже не просто безжизненного, но и давно утратившего надежды на то, что жизнь в него когда-нибудь вернётся. Ни человеку, ни эльфу, ни даже орку не пристало бы без крайней нужды проводить дни в таком безотрадном месте.

Мёртвый воздух, мёртвая вода…

Принц, всё так же не открывая глаз, чуть напряг передние ушные мышцы. Заострённые кверху раковины привычно выпростались из-под гладких иссиня-чёрных прядей. Эльф склонил голову.

Где-то далеко внизу, у основания бетонной коробки, предоставившей им приют и ночлег, чуть слышно, на пределе даже эльфийского слуха тонко струилась вода. Ещё дальше, за соседним зданием укромно урчал как будто большой тихий зверь. Мягко преступали чьи-то ноги. Вкрадчиво позвякивало железо.

Он распахнул глаза и вскинул голову. Не размышляя, отпрянул от проёма в стене и быстро присел, прижимая уши.

Бетон сухо цокнул. Голову и плечи болезненно окатило мелкой каменной крошкой. Он удивился было, что не слышит звука выстрела, но тут же вспомнил, как Немец упоминал и о существовании огнестрельного оружия бесшумного боя. С той стороны донёсся негромкий, но отчётливый звук, словно кто-то с досадой прищёлкнул пальцами в латной перчатке. Теперь он слышал и человеческие голоса, тихие и напряжённые.

Он обернулся, оценивая возможность уйти с балкона. Увы; ещё два кусочка металла тут же ударились в каменную плиту над головой. По всей видимости, среди нападающих имелись воины, также способные видеть в темноте.

Непременно следовало немедля предупредить человека о нападении, но Кави не мог измыслить иного способа, кроме как подать голос; однако не усугубит ли громкий крик их и без того скверного положения? Тактика огнестрельного боя по-прежнему оставалась для него загадкой, однако логика любой войны подразумевает стремление к скрытности.

Эльф не успел принять решение, как этажом выше прогрохотала короткая очередь. Едва он догадался, что стреляют из того же здания, в котором расположились беглецы, – следовательно, это ведёт огонь удачно проснувшийся капитан, – как ночь отбросила остатки стыдливости и пришла в суетливое, но грозное движение.

Зазвучали, – более не сдерживаясь, – человеческие голоса, какие-то неизвестные приказы и ругань; загудел металл, зазвенело стекло, зарычал далёкий угрюмый зверь. Вздрогнул под ногами голый выщербленный пол.

Принц вскинул голову, пытаясь хоть как-то оценить обстановку – он надеялся, пользуясь суматохой и темнотой, – ночное зрение не бывает абсолютным, – всё же проскользнуть в глубину этажа. Но в лицо ему тут же ударил свет будто мириада свечей, вспыхнувших в глубине злого зеркала.

Потрясённый беспощадной яростью этого противуестественного света, он снова прижался к грязному каменному полу.

– Кави, – произнёс напряжённый голос у него за спиной.

Принц быстро обернулся.

В глубине проёма сосредоточенно оскалилось бледное лицо сударя капитана.

– Будь готов, – сказал капитан, показывая ему сперва два воздетых пальца, но сразу поджимая один.

Кави подобрался, придерживая меч. Знака он не понял, но суть ситуации уловил вполне: Немец собирается дать ему возможность уйти с балкона; вероятней всего, он намерен неким своеобычным способом отвлечь внимание стрелка.

Однако же способ оказался паче чаяния незатейлив.

Капитан не стал подставляться под удар сам, но лишь чуть склонился к проёму и, внимательно глядя на эльфа, направил вперёд руку с зажатым в ней коротким автоматом. Стрелять прицельно так было, разумеется, невозможно, однако принц уловку понял. Человек дважды коротко потянул железный крючок своего оружия. Немедленный ответный выстрел снова осыпал принца каменной крошкой, и, повинуясь быстрому напряжённому кивку Немца, Кави метнулся в спасительную темноту этажа…

– Ты – СВД и второе "весло".

– Сударь капитан…

– Молчать.

Капитан привычным жестом закинул за спину "калаш", достал и взвесил в руках пистолет. Быстро, чуть приседая и переваливаясь на рёбрах ступней, размял ноги.

– За мной.

И, не оглядываясь, двинулся к левому блоку лестниц.

Немолодой и довольно мясистый мужик шёл быстро и легко. Странное дело: говорят, ответственность – это груз. Немец же, внутренне приняв на себя ответственность за дурковатого сопляка, неожиданно для себя самого чувствовал прилив сил и уверенности. Он был на месте – своём, и занимался делом – своим.

Ты ещё ляпни что-нибудь "служить и защищать", подумал капитан, выцеливая очередную подозрительную тень.

Чувства обострились, тело двигалось чисто и свободно. Ствол "макара" следил за взглядом – в тесноте заброшенных зданий пистолет был надёжнее, по крайней мере, до первого огневого контакта.

Капитан собирался снова уйти в подвалы. Но для этого было необходимо пересечь технический этаж и спуститься ещё на четыре пролёта. Вряд ли ВВ рискнёт сунуться внутрь – не та у Немца репутация, чтоб к нему внагляк соваться, ой не та.

Он быстро обвёл стволом пустые провалы окон.

Будут блокировать снаружи.

Снайперы… да, "винторезы": девять мэмэ, характерный свист. И работали сразу на поражение.

В принципе, это хорошо: задача ликвидации существенно проще задачи захвата, следовательно, в подземелья пока тем более не сунутся, будут рассчитывать на общее огневое превосходство.

Вот так, капитан. А нам остаётся рассчитывать на нехватку квалификации противника.

И ведь хватает сил улыбаться, подумал Немец, прижимаясь к стене и осторожно заглядывая в колодец. С тебя, дурака старого, и срочников довольно, если что. Тупенько так: общее огневое превосходство… теория суха.

Сейчас бы "Зарю" за окно, допустим.

Хотя там прожектора подтянули, эффект психофизиологического воздействия тьперь не достижим.

А это ведь и не вэвэшники-то могут быть. Как-то слишком быстро их отследили. Локализовали здание…

Да нет, не "принц", конечно… принц теперь свой, принца я выведу, кровь из носу…

Ролевик шёл след в след, и шёл прекрасно – ни хруста под ногами, ни шороха обмятого камуфляжа, ни даже позвякивания этих его идиотских фенечек.

Немец полуобернулся к парню, поднял ладонь и указал пальцем на лестничную площадку. Дождался понимания в глазах ролевика и добавил второй палец.

– Там никого нет, – очень тихо сказал "эльф", – я хорошо слышу.

И так выразительно пошевелил ушами, что капитан предпочёл поверить и отвернуться – лишь бы не засмеяться. На душе было чертовски светло, впервые за, может быть, несколько последних лет.

Беглецы быстро и без приключений, на четвереньках пробираясь под световыми проёмами, спустились на первый этаж. Двигаться было легко: снаружи люто суетились мощные прожектора. Капитан слышал до чёртиков знакомые переговоры спецназа и, кажется, рычание генератора.

Он повернулся, чтобы указать Кави неприметную в сумраке дверь под лестницей, – в служебном помещении скрывался люк в подвал, – когда в его поле зрения медленно, невыносимо медленно влетела граната.

Граната упала прямо за спиной ролевика, подскочила, ударившись о стену, и замерла на полу. Скорее всего, бросали на удачу – просто побеспокоить. Это была безобидная "эргедешка" – для спасения достаточно было отступить на шаг влево и пошире разинуть рот, что капитан и сделал, когда увидал, что обычно сообразительный Кави даже не пытается повторить его манёвр.

Ролевик медленно, невыносимо медленно разворачивался навстречу гранате и склонялся над ней, зачем-то вытягивая из ножен свою идиотскую шашку. Капитан с ужасом понял, что этот героический идиот собирается накрыть гранату своим телом – как в тех скупых армейских историях, которыми он неосторожно успел поделиться с психом.

"Кровь из носа", с давно уже забытым, молодым и бессмысленным восторгом подумал Немец, медленно, невыносимо медленно заставляя ноги шагнуть обратно в лестничную клетку.

Он ухватил было Кави за шиворот, но ролевик всё ниже склонялся над гранатой, падая уже на колени. Обеими ладонями героический идиот вцепился в рукоять меча, словно узкая полоса рессорной стали могла прикрыть от взрыва.

Немец медленно, невыносимо медленно шагнул ближе, и обхватил Кави вокруг туловища обеими руками, пытаясь оторвать неожиданно тяжёлого парня от земли, чтобы вышвырнуть его с площадки. Бывший капитан спецназа ГРУ с такой силой вжал рукоять меча в грудную клетку "эльфа", что от боли тот захрипел и запрядал ушами.

Взрыва беглецы не слышали.

Мир погас.

– -

1 – автор знает, что у глагола "гнить" нет повелительного наклонения. Персонаж – не знает. А ежели и знает – он в слишком расстроенных чувствах, чтобы следить за правильностью своих мыслей.

 

Глава 4. Григ

– И что, все умерли?

– О, нет, сударь капитан, разумеется, нет. В противном случае история наша оказалась бы слишком короткой и существенно менее занимательной.

– Да пока весело.

Эльф вздохнул.

– Ваши представления о веселье…

– Так что стало с городом?

– Эльфы и гномы не пострадали. Чума оказалась опасной лишь для человека. Нагара обезлюдела на четыре пятых.

– Столица?

– Да, – Кави мотнул головой в сторону столь близких теперь стен. – В Варте множество городов и селений, как человеческих, так и прочих. Когда был снят карантин, Нагару постепенно снова заселили люди.

– А эльфы с гномами как отреагировали?

– Я не вполне понимаю Ваш вопрос…

Немец неопределённо обвёл рукой долину.

– Ну, когда люди стали возвращаться.

– А. Разумеется, при подобном катаклизме определённых нестроений избегнуть невозможно. К тому же, когда выяснилась безвредность чумы для нелюдей, в город успело переселиться немалое количество эльфов и гномов из провинций.

– Понятно, как в Косово.

Этот, по всей видимости, топоним принцу не был известен, однако тон капитана предполагал нечто весьма безрадостное. Кави всё же предпринял попытку дальнейшего объяснения.

– Полноценная армия в то время имелась только в распоряжении Адинама Доброго, императора людей.

– А теперь? – хмыкнул Немец.

– Теперь… всё сделалось сложнее.

Человек отвернулся.

Вид с холмов на долину открывался действительно волшебный, и принц в известном смысле даже позавидовал человеку: первое соприкосновение с такой величественной красотой не могло не породить и духовного сопричастия.

Свыше ста тысяч человек и нелюдей постоянного население, булыжные мостовые, трёхэтажные дома, грандиозный речной порт, шпиль Академии… башни дворца, белокаменного императорского дворца!…

– Ну и дыра… – еле слышно пробормотал человек, созерцая город.

Эльф несколько разочарованно вздохнул, – увы, сударя капитана столица не впечатлила, – и критическим взором окинул свои сапоги. Что же; добрая кожа просохла быстро. А вот одежда… С одеждой было худо: вся грязь, накопившаяся за время странствий в чужом мире, и вся грязь, присовокупленная к ней при вынужденном купания в местном чёрном болотце, расплылись, пропитали ткани изнутри, покрыли их дурным масляным блеском снаружи.

В таком виде принцу было бы решительно невозможно показаться во дворце.

– А ты уверен, что это твой мир? – спросил капитан, делая упор на притяжательном местоимении.

– Безусловно, – откликнулся эльф с уверенностью, которой в действительности не испытывал.

Да, город, несомненно, являлся той самой Нагарой, где провёл он лучшие свои годы – спервоначалу в роли приговорённого к смерти, затем, – много позже "затем", – консортом императрицы. И этот лес… сомнений быть не могло: именно в этом лесу впервые повстречал он Севати.

Принц улыбался и ничего не мог с собой поделать; даже и сознавая, что в глазах человека выглядит, вероятно, весьма глупо.

– Я дома, – сказал он капитану. И в порыве внезапной откровенности счёл возможным пояснить причину своего довольства: – Именно здесь я познакомился со своею будущей супругой; при весьма, должен сообщить, примечательных обстоятельствах.

– Вот прям здесь? – хмыкнул капитан, в ироническом сомнении озирая и в самом деле не особенно романтическую обстановку.

– Не вполне, – смутился принц, всё ещё мысленно розовея от нахлынувших приятных воспоминаний. – Это Суров Холм: здесь на поверхность выходят жилы земляного масла.

– Нефть, я вижу, – сказал Немец.

– Да, земляное масло; мы используем его для создания света в жилищах и на некоторых улицах. Но по некой неизвестной мне причине я не вижу здесь сборщицких лачуг… видимо, их всё-таки разрушили орки.

– Тут у вас и орки есть? Полный набор.

– Увы. Их посёлок стоит далее по дороге…

Кави осёкся, свежим взглядом оценивая то, что назвал дорогой. Соотнести узкую лесную тропку, вяло огибающую Суров Холм, с некогда могучим торговым трактом, было решительно невозможно. Да и лес… это был тот же самый лес, вне всяких сомнений, но изрядно разросшийся, много более дикий и суровый, нежели запомнился принцу.

– Моё отсутствие длилось всего лишь менее двух суток. Немыслимо, чтобы за столь краткий срок дорога пришла в подобное запустение…

– Так пойдём проверим, – сказал Немец, – чего сидеть.

– Сударь капитан, – возразил Кави, – я бы не стал удаляться от нашей цели. Тем паче, приближаться к посёлку орков.

– Тут же твоя земля – ты принц, нет?

– Верно… однако орки Великой Варты живут по собственным законам и не особенно жалуют чужаков.

– Варта – империя людей?

– Безусловно.

– И орки, живущие в людском государстве, считают людей чужаками?

Кави развёл руками.

– Они орки. Мы должны уважать их обычаи, понимать и принимать их такими, каковы они есть.

– Когда это мы успели ещё и оркам задолжать… – пробормотал капитан, и принц почувствовал себя уязвлённым даже не тоном, – хотя подобным тоном разговаривают с душевнобольными, – но этим уверенным личным местоимением.

Ибо местоимение прозвучало как-то уж слишком лично.

– Вот что, – сказал Немец, – огнестрел вам тут в новинку. Возьмём по "калашу", остальное прикопаем. Другой дороги в город твой всё равно нет, я так понимаю?

– Увы. Во времена моей юности, до присоединения северных княжеств, эта дорога использовалась по большей мере лесорубами да охотниками. Городская знать выезжала сюда лишь для посещения гробниц.

– Кладбище?

– Гробницы. Курганы великих царей древности. Сейчас на том месте посёлок.

– Вы построили посёлок на кладбище?!

– Не мы – орки.

– Вы позволили поселиться на собственном кладбище оркам?!

Принц отвёл глаза и печально поджал уши.

– Вот так, капитан, – пробормотал видимо потрясённый человек, – и у этих то же самое.

Впрочем, он тут же встряхнулся и подобрался.

– Скажи мне вот что, принц: уши-то у тебя родные, не китайские?

Кави уже довольно знал Немца, чтобы ни в малейшей мере не счесть себя оскорблённым.