Деда Игната трудно рассердить, но только не зайцу Пусу.
Вот и тогда зайчик быстренько добился своего и был заперт в темную кладовку. Именно так дедушка наказывает зайца, когда тот шалил. На самом деле, кладовка только называлась темной — дед включал там свет. Пугать зайца ему не хотелось.
После мы сидели с дедушкой и пили чай.
Дед Игнат был мрачен — не так уж приятно наказывать Пуса.
Енотик сидел скромно на краю стола и аккуратно отпивал из кружечки молоко.
— Зря ты его, дед Игнат, в кладовку запер, — сетовал я. — Он ведь всегда извиняется и исправляется.
И вот тут-то в дверь кладовки постучали.
Мы удивились: на стук зайца это не походило. Пус, не долго думая, тяпнул бы дверь ногой и заверещал: «Отпирайте быстренько, заинька пришел!»
А здесь тихо так:
— Тук-тук!
— Кто бы это мог быть? — удивился дед Игнат. — Никого, кроме зайца, я в кладовку не запирал.
Мы бросились к кладовке и открыли ее.
На пороге стоял тихий, задумчивый зайчик, который очень вежливо сказал нам:
— Милый Христо Христов, любимый дедушка Игнат и ты, любезнейший зверек енотик, простите, пожалуйста, глупенького зайчика.
Он больше никогда в жизни не будет озоровать, кричать, свистеть, бегать, прыгать, ругаться, драться, сорить на пол, долго не ложиться спать…
Подумай, что еще не будет делать заяц. Хорошо бы и ты этого не делал!
— Зайчик, зачем же так, — растерялся дед Игнат. — Иногда ты можешь и покричать и подразниться…
— Нет уж, милейший и добрейший дедушка Игнатушка, я не буду больше ни кричать, ни дразниться! — продолжал заяц Пус каким-то механическим голосом.
Я пригляделся к нему повнимательнее.
— Зайчик, — уговаривал Пуса дед Игнат. — Пожалуйста, подразнись иногда и покричи.
Но заяц шалить ни за что не соглашался и наотрез отказывался от проказ.
— Перестань, пожалуйста, — начал терять терпение дед Игнат. — Что это за заяц такой, который совсем не проказит!
Но Пус упрямился.
— Нет, не буду проказить!
— Ну, хоть свистни! — не унимался дед Игнат.
— И свистеть не буду!
— Нет, будешь, противный зайчишка!
— Не буду, не буду!
— Нет, будешь, а не то я тебя по шее тресну! — страшно закричал дед Игнат.
Я обошел деда Игната, отодвинул в сторону понурого зайца и заглянул в кладовку. И вдруг услышал очень знакомый смешок.
— Значит, такой заяц тебе не нравится? — спросил я у деда Игната, вглядываясь в угол кладовки, где были свалены в кучу самые разные вещи.
— Да ну его, — сердился дед. — Не буду я его в кладовку запирать. Совсем испортился!
— Хи-хи-хис! — услышал я снова из угла кладовки.
Я протянул руку и вытащил за уши зайца Пуса, который держал в лапках ящичек с рычажками и мигающими огоньками.
— Что?! — закричал дед Игнат. — Что это такое?
— Это я, дедушка и Христо Христов, подсунул вам зайца Тимофея, — хихикал Пус, двигая рычажками. — Вы ведь хотели тихого и непроказливого зайца?
— Ладно, зайчик, я согласен на озорного и проказливого Пуса, мне другого не надо, — сказал дед Игнат.
— Мне тоже больше настоящий Пус нравится, — поддакнул я.
И мы сели пить чай.
А механический заяц Тимофей, которого Пус собрал из тряпочек и винтиков, пока сидел в кладовке, делал нам бутерброды с колбасой и сыром, ведь Пус изрядно проголодался.
