Прошли уже больше трех недель с моего неприятного приключения. Я находился под строгим домашним арестом у Роланда дома. Выходить запрещалось, разрешалось отдыхать, и набираться сил. Все бы ничего, но было ужасно скучно. Роланд постоянно отсутствовал, бывало, не ночевал три, четыре дня подряд. Обойма охраны, пять суровых парней, в качестве собеседников и собутыльников была никакой. За все это время, даже, словом со мной никто из них не обмолвился. Несмотря на все мои попытки найти с ними общий язык. Понятно, что работа такая. И я для них объект. Без лица, эмоций и других соплей. Главная задача, чтобы объект остался жив и точка.

А что делать мне? Телевизор надоел, сам с собой я не пью. Что делать мне, я спрашиваю?!

Несколько раз меня привозили в институт. Там, в закрытом кабинете, умные дядьки пытались понять что же со мной произошло. Но все тщетно. Мой мозг был девственно чист. Ну, если не считать, несколько грязных мыслишек об одной весьма привлекательной особе. Я говорю о стенографистке, которая присутствовала на этих экзекуциях. Попытался, было, познакомиться, но я понял что ее не интересую ни капли. Возможно только в качестве подопытного кролика. Уж очень у нее глаза подозрительно блестели, когда на меня надевали различные устройства.

Олег Павлович тоже не мог ничего сказать. Он попытался надавить. По крайней мере, у меня возникло ощущение гигантской руки сжимающей мой мозг. Я потерял сознание, и Ректор с сожалением констатировал свое фиаско. Кто бы меня ни похитил, он сделал так, чтобы никто не смог узнать больше чем, надо.

В остатке, после того как все мои мучения прекратились, в протоколе дознания сухим официальным языком, было написано всего несколько строчек. Они сводились к ключевым моментам. Темнота, хоть глаз выколи, полное отсутствие ощущения органов чувств, человек без лица, скальпель и еле слышимый, повторяющийся гул. Вот и все.

Спустя еще пять дней, наступил радостный день. Роланд сказал, что мой домашний арест, он же карантин прекращен и пора бы заняться учебой. И дескать великовозрастных дебилов, он не потерпит. Настал великий день начинать грызть гранит науки и показывать все, на что я способен. Слава богу обошлось без нравоучений и наставлений. Получай хорошие оценки, сначала ты на зачетку работаешь, потом она на тебя и так далее. В общем лафа кончилась. Завтра я иду в институт. На свою первую лекцию.

После того как Роланд удалился в комнату, видимо очень гордый своей напутственной речью, я лег спать. Но спать не удавалось. В голове поселилась одна очень трезвая и правильная мысль. Оно мне все это надо? Какой институт в тридцать лет? Ломоносов, я что ли? И вообще, не хочу учиться, а хочу жениться! При этой мысли мелькнул соблазнительный образ стенографистки. Она все пыталась надеть на меня смешной шлем, и посадить на большой добротно сколоченный деревянный стул. Из стула зловеще торчали провода. Побегав от нее еще некоторое время и сосчитав тысячи три овец, незнамо откуда появившихся, я крепко заснул.

— Рота подъем!

Кто-то сдернул такое теплое и уютное одеяло. Включили бравый марш.

Я приоткрыл правый глаз. Передо мной возвышался Роланд, радостно показывая все свои тридцать два, или тридцать три, я не разобрал, зуба. В одной руке чашка дымящегося кофе, в другой рюкзак.

— Ну что студент, пора на лекции! Учеба не ждет! Пора делать из тебя человека! Кофе мне, рюкзак тебе. И вперед к знаниям!

Десять минут безумного полета на маршрутке номер тринадцать, и здравствуй альма матер. Не МГУ конечно, но что делать.

Я горько вздохнул, махнул такому радостному Роланду, честное слово, возникло ощущение, что он сектант и безмерно счастлив, что заполучил еще одну свеженькую душу. Ладно, хватит ныть. Где у меня первая лекция?

— Здравствуйте, меня зовут Джалия.

Я обернулся на голос, отрываясь от тщетной попытки найти номер своей группы на доске для расписания лекций.

А Джалия была даже ничего. Высокая, стройная, темные волосы средней длины изящно обрамляли миловидное лицо. Пронзительные коричневые глаза под угольно черным росчерком бровей и пухлые великолепно очерченные губки, добавляли ей волнующую привлекательность. И что-то неуловимо восточное. А меня, надо признать, всегда привлекал загадочный Восток.

— Я, — она показала на себя, — Джалия, а вы, — показала на меня, — кто?

— Ваня, — сказал я, и сразу почувствовал себя глупо и покраснел. Наверно третий раз за всю жизнь. Помню первый раз за исправленную ластиком двойку, второй раз, впрочем, об этом я умолчу и вот сейчас.

— А вы Ваня, всегда такой быстрый, — она сказала это с анекдотичным прибалтийским акцентом.

Вышло у нее так смешно, что мы оба покатились со смеху.

— Нет, бывает, что я достаточно быстр, даже слишком, просто не мог налюбоваться твоей красотой.

— Да вы Ваня я вижу еще тот живчик. По-моему мы на «ты» еще не переходили.

— Извините меня, я вообще-то джентльмен, спортсмен и комсомол, — давайте на ты?

— Ну что ж, так как я тоже спортсменка, комсомолка и просто скромная девушка, так что давай.

Прозвенел звонок на лекцию.

— Ты, с какой группы? — Джалия нетерпеливо посмотрела на меня.

Я в растерянности пожал плечами.

— Я на факультете Контроля…еще там изнаночные были, — ну не запомнил я сразу!

— ЛОХ, что-ли?

— В каком смысле?

— В смысле Легальный Охотник?

Я мотнул головой.

— Побежали скорей, а то у меня коллоквиум, а препод жуть как строг. Твой поток рядом с моим.

Добежав до дверей, я было открыл рот, но она меня опередила.

— После коллоквиума, у меня еще лекция по «сопромату организма», если хочешь, встретимся на обеде в столовке за стеной.

И упорхнула. На сердце, отчего то сделалось горячо. И в груди забили тамтамы. Кажется, я влип. По уши.

Войдя в лекционный зал, я понял что опоздал. Прервав фразу преподаватель, сухой высокий, в мантии, с моноклем на груди и с профессорской шляпой на голове воззрился на меня, как племя аборигенов на Кука. Плюс примерно двести пятьдесят студентов.

— Здравствуйте, извините за опоздание, я больше не буду, — это дурацкое «больше не буду» еще с моих студенческих времен, вырвалось непроизвольно.

Смешок прокатился по всему залу.

— Конечно, не будешь, — заверил меня преподаватель, — когда узнаешь, что мы делаем с опоздавшими.

Сказал вроде спокойно и с иронией, но улыбаться чего-то сразу расхотелось. Еще заметил, как в первом ряду после слов профессора побледнел один из студентов. Видимо, тоже любитель опаздывать. Рядом с ним оказалось свободное место.

— Проходите молодой человек. Кстати как вас величать?

— Иван Синицын.

Профессор сделал пометку, в своем журнале, причем гусиным пером. Представляться он посчитал излишним.

Протиснувшись на свое место, я преданными глазами уставился на преподавателя. Чем преданнее взгляд, тем лучше оценки в зачетке.

Преподаватель продолжил лекцию.

— Так есть ли жизнь после смерти?

При этих словах, мне показалось, он посмотрел на меня и еле усмехнулся.

— Часть из вас скажет, что есть и возможно будут правы, другие усомнятся, а третьи вообще сочтут этот вопрос несколько натянутым. Всем известно, что величайший ученый своего времени, имя я не буду называть вы и так его должны знать, доказал, что в различных измерениях один и тот же объект, может присутствовать. Причем, фактически, его психофизические параметры будут одинаковы. Проще говоря, если опустить все теоретические выкладки, в данный момент времени, скажем в измерении «В» находитесь и вы и лекционный зал, и соответственно ваш покорный слуга. Причем и в других таких же измерениях, повторяется такая картина. Вплоть до бесконечности. Но вопрос в другом. А что происходит, когда объект перестает существовать физически, другими словами, умирает в своем измерении, что происходит тогда? Есть ли у кого свои соображения?

Я быстро отвел глаза. Именно в этот момент смотреть на преподавателя не имеет никакого смысла. А то еще решит, что я готов ответить. Я изобразил роденовского мыслителя, физически ощущая взгляд профессора.

— Возможно, что субстанция души, перемещается в другой сосуд, в другом измерении, тем самым, продолжая жить, — прозвучал звонкий девичий голос, где-то с «камчатки».

— Что ж звучит заманчиво и казалось бы, что проблема решена. А что делать с субстанцией той, которая была в сосуде до того, как из другого измерения пожаловали гости.

— Может быть они умирают одновременно и перемещаются тоже, — я и сам не понял как это у меня вырвалось. Я поднял глаза на профессора.

— Неплохая гипотеза, Синицын, — профессор посмотрел на меня, — но как же быть с моделями измерений.

Я не врубился и мне пояснили.

— Как я сказал измерений бесконечное множество, и объекты в них обладают идентичными параметрами, но физические модели самих измерений могут отличаться друг от друга. Как эта Москва от той другой.

Я вконец запутался и рискнул задать вопрос.

— Тогда нужно выяснить, что произошло с Ваней Синицыным здесь.

— А почему вы уверены, что Иван Синицын жил здесь?

— Вы же сами сказали, что объекты, то есть мы, существуем в других измерениях и мы идентичны. Соответственно существует бесконечное множество Ваней Синицыных, которые в данный момент находятся на лекции.

— Совершенно верно, — профессор подошел к кафедре, — но в этой теории есть одна поправка. Причем ее вывели после того, как оказалось, что объекты могут быть в одном измерении, но отсутствовать в другом. Даже вывели формулу, — он быстро написал на доске два ряда цифр. — Соответственно, что после смерти одного сосуда, душа может не найти свой идентичный сосуд. Она как бы зависает между измерениями. Она становится Изнаночной. И тогда возможны осложнения в тех временных измерениях, где она застряла. Через некоторое время, формируется оболочка, как говориться природа не терпит пустоты, и душа ее заполняет. Но ее суть меняется, возможны мутации, и объект становиться опасным. И что тогда?

— Тогда появляемся мы! — проснулся мой сосед.

— Совершенно верно! — для этого и нужны вы, ЛОХи.

Это был скрытый сарказм или мне показалось?

После девяноста минут рассуждений о том есть или нет жизнь после смерти, или наоборот, штудирование всех мало-мальски значимых теории относительно этой темы, плюс архив неудавшихся экспериментов (такого, наверное, не видели даже патологоанатомы), да еще ко всему мозговой штурм над одной хитрой задачкой, которая в конце оказалось вообще не решаемой, так сказать нонсенс логики, я одурел в конец. Видимо для моих мозгов, не привыкших к таким нагрузкам, это была непосильная задача.

После лекции, пришло время обеда, и мой сосед благородно проводил меня до стены, за которой была столовая, и как водиться вошел в нее как нож в масло и исчез. Кушать хотелось очень сильно, а Джалия уже, небось, там, но биться опять головой в бетон как-то не хотелось. Я оглянулся. Никого кругом. Я отошел, закрыл глаза и ринулся на стену.

— Постой, — меня ухватили за рукав.

Я открыл глаза и увидел ее. Она стояла и улыбалась.

— Ты всегда такой отчаянный и глупый? — хмыкнула Джалия.

— Периодически. Слушай, я никак не могу разгадать фокус со стеной.

— Все очень просто. Видишь вот это, — она показала овальную дощечку на цепочке, — это твой студенческий билет и одновременно пропуск в помещения за стенами. После лекций я проведу тебя в деканат, и тебе выдадут такой же. А теперь пошли, кушать очень хочется. Тем более мои друзья уже заждались.

И мы вошли в стену. При последней фразе про друзей, у меня почему-то испортилось настроение.

Секунда и мы оказались в студенческой столовой. Запах мне услужливо подсказал, что это именно то место, куда я попал после встречи с Роландом. Здесь было оживленно и все столы практически заняты.

— Джалия, мы здесь!

Из-за дальнего стола возле окна, помахали рукой. Приблизившись, я увидел троих молодых парней и одну девушку.

— Знакомьтесь, это Ваня, — Джалия тронула меня за рукав, — будущий ЛОХ.

Странно никто даже не улыбнулся. А девушка, посмотрела даже уважительно. Я приободрился. Быть ЛОХом, оказывается не так уж и плохо.

— Уже загордился, — улыбнулась Джалия.

— Это — она указала на девушку, — Ира, она из моей группы. Далее по списку слева направо Игорь, — огненно рыжий и конопатый парень мотнул головой, не переставая жевать, — он из группы «параллельных перемещений». — Это Антон, — ничем не примечательный парень, протянул мне руку, — он будущая звезда аналитического отдела, за секунду из кучи данных может выудить нужную и что самое главное верную информацию.

Антон, «яки красна девица» зарделся, что твой мак.

— Ну и Ник, «чистильщик».

Угрюмый и здоровый парень, затянутый в черный мундир (видимо в его группе была такая форма), основательно пожал мне руку.

После нескольких секунд, когда кровообращение восстановилось, я смог взять ложку и приступить к трапезе.

Несмотря на мои подозрения, друзья Джалии оказались очень компанейскими. За исключением Ника. Он все время молчал и на шутки вообще не реагировал. Он был уже на пятом курсе и вовсю готовился к дипломной работе. На мой вопрос о теме, Джалия пнула меня по ноге, намекая на мою некорректность, и я отстал от Ника. Обещая себе при случае спросить у Роланда про «чистильщиков». В столовой были еще несколько десятков парней затянутых в черное, и никто из них не сидел рядом друг с другом. Это казалось странным. Как и то, что только на них присутствовала форма. Остальные были одеты кто в что. В зависимости от вкуса и кошелька. Что касается меня, то я был счастлив. Счастлив оттого, что я обрел приятелей, а то общество Роланда было уж очень навязчивое. И еще рядом со мной сидела Джалия. Скажу откровенно, я не был монахом и к своему возрасту в сердечных делах кое-что соображал. Были и боль и разочарования, кто-то и от меня плакал, но встретив эту девушку, я почувствовал себя неопытным и робким. Короче я весь светился. И по тому, как хихикала Ира, и даже угрюмый Ник, задумчиво жевал вздыхая, по видимому, это был вверх его проявления эмоций, все наблюдали процесс «свечения».

В силу своей подозрительности, я понимал, что такая девушка как Джалия, не могла быть одна. И хотя, когда она вышла, ответить на звонок, Ира заговорщицки шепнула мне «смелей Ромео, сердце Джульетты свободно», честно говоря, ожидал подвоха. И подвох не заставил себя ждать.

Когда мы уже заканчивали обедать, рядом с нашим столиком объявился соперник. То что он соперник я понял сразу. Причем, опасный. Это я почувствовал тоже мгновенно.

Высокий, метра два точно, стройный, отлично сложенный, одетый по последней моде, пахнущий дорогим парфюмом и очень самоуверенный. Его голубые с льдинкой глаза смотрели снисходительно на всех и вся. Он ось, и все кругом должно крутиться вокруг него. Настоящий мажор с большой буквы «М». Мудак одним словом. Много папиных денег, последняя модель иномарки, большая квартира в центре, и дача за городом. Плюс уверенность что никто и никогда не будет лучше него, да и оспорить его право не сможет. И как следствие, безграничная потребность получать то что хочешь здесь и сейчас, невзирая ни на что.

Вот такой портрет предстал перед моим мысленным взором. К моему анализу и Антон не смог бы ничего добавить. И еще кое-что. Это было хуже всего. Я почувствовал в нем Силу. Мрачную и грубую. Готовую сорваться в любой момент.

— Пойдем Джалия, — я хочу поговорить с тобой.

За столом все замерли. Даже Ник перестал жевать, но глаза не поднял. Я понял, что связываться с ним никто не хочет.

Я посмотрел на Джалию. Она побледнела и вся сжалась.

— Привет, меня зовут Ваня, а тебя как?

Новоприбывший воззрился на меня, словно ученый, который всю жизнь изучал жаб, и тут вдруг одна из подопытных заговорила человеческим голосом.

Ответа он меня не удостоил. Вместо этого он протянул руку и грубо схватил Джалию за кисть.

— Я же сказал тебе, я хочу поговорить с тобой!

— Послушай, любезный, — я не без труда разжал его пальцы, — вам не кажется мистер не имеющий имени, что девушка с вами не желает разговаривать.

Я хотел еще кое-что сказать, но не успел. Меня ударила стокиллограммовая балка летящая со скоростью поезда «Стрела», Москва — Санкт-Петербург. Или «Лев Толстой» Москва-Хельсинки. Я точно не разобрал.

Очнулся я в студенческом лазарете. Приоткрыв глаза, первое, что я увидел, рядом со мной сидела Джалия и участливо смотрела на меня. Ну и конечно Роланд. Куда без него.

— Здравствуйте, меня зовут Ваня Синицын, — пролепетал я.

Секунду они оба смотрели на меня со смешенными чувствами. Казалось, решали в какую психушку меня засунуть. Затем они оба расхохотались.

— Слушай, тебя хоть куда-то можно отпустить одного, а? Это же невозможно! Вечно попадаешь в неприятности, — всплеснул руками Роланд.

— Он заступился за честь девушки, — Джалия скромно потупила глазки.

— Ага, только рыцарю, требуется срочное медицинское вмешательство! Кто же так защищает честь-то? — улыбнулся Роланд.

— Не надо медицинского участия, мне уже лучше. Я встал с кровати. Просто легкий обморок. В мои то годы. Шутка ли сказать почти тридцать три. Это вам не хухры-мухры.

— Сколько, сколько? — Джалия округлила глаза. — Тридцать три? Да вы, батенька, уже стар, бегать-то за молоденькими девушками. Седина в бороду бес в ребро. А жена что скажет?

— Конечно, я стар, можно сказать даже, супер стар! А жена ничего не скажет.

— А что так? — Джалия хитро прищурилась.

— Нету жены то!

— Естественно нету, — тут Роланд вступил в наш разговор, — кому этот старпер сдался? Ну ладно. Джалия тебя отвезут домой, а мы с этим рыцарем, поедем тоже. Надеюсь, ты не будешь этому инциденту придавать огласку?

— Нет, я же сказал, упал в обморок. Тяжелый день и все такое. Один вопрос, кто это был? — я посмотрел на Джалию.

— Мой бывший парень.

— К тому же он сын Ректора, — Роланд добавил счастья в мою жизнь.

— Олега Павловича?

— Его самого. Я, конечно, доложу ему о твоем «обмороке», но ты должен обещать мне, больше не встревать в такие истории, — Роланд требовательно посмотрел на меня, — и держись подальше от Дэва.

— Вот этого как раз я не могу обещать, — я посмотрел на Джалию.

Вспышка благодарности в коричневых глазах.

— Да пойми ты, — заговорил нервно Роланд, — Дэв — оперативник последней категории. У него вылазок в Хаос, больше чем у тебя волос на голове, и к тому же…

— К тому же он сын Ректора, — закончил я. — Все понятно Роланд, но повторюсь, я тебе не обещаю. К тому же в следующий раз, а он будет этот раз, я буду наготове.

Роланд безнадежно махнул рукой. Мол, делай что хочешь, тебя предупреждали.

Маршрутка номер тринадцать, вопреки обыкновению, тащилась в общем потоке. Пробка тянулась уже часа два. Я молчал, обдумывая произошедшее. Молчал и Роланд.

— Послушай, — я решил прервать молчание, — как может быть, что у такого милого старика, я имею в виду Олега Павловича, такой сын.

Роланд посмотрел на меня и усмехнулся.

— Что ты подразумеваешь под словами «такой» сын?

Я ошарашено посмотрел на него. По-видимому, поведение Дэва расценивалось как норма вещей.

— То есть ты хочешь сказать, что если он оперативник, и сын Ректора, то ему позволено все?! Позволено домогаться девушки, использовать свою силу и плевать на всех?! Очнись Роланд!

— Ты представил для него угрозу и получил. Сработали рефлексы. А что касается твоего утверждения по поводу домогательства девушки, как ты выразился, то Джалия не девушка.

Я отпал.

— В смысле она, конечно же, девушка, для тебя, а для него она законная супруга! Вот такая ситуация, Иван.

Я отпал во второй раз, причем конкретно.

Роланд и не думал щадить меня.

— Вот и представь, у тебя красивая жена, ты возвращаешься, скажем, с командировки, ждешь встречи с ненаглядной. Тебе не терпится и ты бегом бежишь в институт, зовешь жену домой, а там сидит за столом какой-то жлоб, это я про тебя, если ты не понял, и предъявляет свои непонятные права. Как бы ты, Иван, поступил на его месте?

— Я не знал, что она его жена, — тихо сказал я.

— То-то и оно, что не все, так как нам бы хотелось.

Я почувствовал себя очень гадко. И глаза Джалии. Вот и здравствуй счастье в личной жизни. Страшно захотелось выпить.

Разговора на кухне тоже не получилось. Сначала завелся я, потом Роланд. Молча разошлись спать. Мне стало так тоскливо, что хоть волком вой.

Где-то очень-очень далеко от местоположения наших героев.

На пустынной дороге, насквозь пронизанной влажным, холодным туманом, еле тлел огонек.

Возле него, удобно устроившись в большом дубовом кресле и протянул ноги к огню, сидел человек. Вернее, у него было две руки, две ноги, туловище и голова. Да и с остальными прибамбасами было все в порядке. Но, человеком, в обычном для нас понимании, он был когда-то давным-давно.

Он, сидел, зябко кутаясь в плед с шотландской клеткой и попыхивал трубкой. А трубка, надо сказать, была знатная. Чего только стоял мундштук из берцовой кости детеныша Сосущего Души.

А табачок…

Взметнулась полоса тумана.

— Ну, — проговорил, сидящий и пустил замысловатый клуб дыма.

— Здрасте.

— Здрасте, здрасте. Ну?!

— Мастер, вам кто-то говорил, что вы зануда и легче поговорить с речным троллем по душам чем с вами? — отозвался бесплотный голос. — Хоть присесть бы предложили, чесс слово. Шесть суток не жравши!

— Присаживайся.

— Спасибо.

— Ну?!

Раздался вздох невидимки, означавший, наверное, горбатого могила исправит.

— Занятный паренек. Смешной такой. Представляете, не стал кочевряжится, как остальные, все как на духу. Одна проблема.

— Какая?

— Ни Хаоса, он не знает. И знаете, что еще. Вы будете смеяться, но дойдя до определенного слоя, меня выбросило из него, как пробку из шампанского. Такого я не помню.

— Н-да, — пыхнул еще одним кольцом, сидевший, — это плохо. Даже Боги, писались от тебя как младенцы и рассказывали, как они тырили карандаши в детском садике. А тут простой парень. Иван Синицын.

— Не простой, он Мастер, ох, не простой!

Наступила тишина. Невидимка исчез с очередным всполохом тумана. Только еле тлеющий костерок, да фигура человека пускающего замысловатые клубы дыма, остались на дороге.

Впрочем, незнакомец был человеком давным-давно.