Я один и, наверно, сейчас ты тоже один, Проводил зарю, и нескоро встречать зарю. Час турниров минул, и ты у огня сидишь, Я сижу у огня и в огонь с тобой говорю. Есть на свете замок, зовется он Замок Слез, Кто бесстрашен, тот может ступить на его порог, Где лишайник и мох на белых камнях пророс, Где у арки ворот остаются лишь ты да Бог. Сонм недвижных фигур пылится в белых стенАх, До которой из них нам судьба позволит дойти? То не статуи, Глэймор, а рыцари вроде нас, В зачарованном сне онемевшие на пути. По ночам лишь плачут они, и плачут о том, Кто не ведает страха и тяжести не несет, Кто придет с огнем, или песней, или мечом, И неведомо как от безмолвия их спасет. И застыли у арки ворот, отпустив коней, Двое рыцарей, Глэймор; и были то мы с тобой, Чтоб, увидев смерть, не склониться молча пред ней, Но с отвагой и вежеством смертного дать ей бой. Шаг двоится под каменным сводом. Вот мы пришли. Как темно. Отзовись или руку дай в темноте. Но не время желать, по законам чужой земли, (Как могли мы подумать, что мы избранники те, Для кого расцветут гобелены уснувших стен И под чьей беспечальной рукой лопнут сети чар?..) Сон на членах моих; мы, похоже, попали в плен, И вернуться нельзя, и нет сил обнажить меча. Брат, скажи мне хоть слово и смерть мою прогони, Если сам еще жив и все еще смотришь ввысь! Я еще никогда не видел такой тени, Мы не чище иных, так что же теперь — молись. Вот такая пришла мне сказка в час темноты, И я помню ясно, хоть сон покрывал мне взгляд, Как ты мне из огня улыбнулся: «Молись и ты», И как я отвечал тебе в пламя: «Конечно, брат».