Я брел по раскисшей колее весь остаток ночи, пока мертвенно-холодный утренний ветер частично не разогнал дождевые тучи и в толщу леса не вполз призрачный свет неяркого солнца, нарисовавший полосы в стелющемся тумане. Меня бил озноб, от слабости подкашивались ноги, а проснувшийся гнус лез в глаза, несмотря на диметилфталат. Но идти было надо — иначе, как предполагал капитан Теплов, в тайге я непременно сдохну.
Колея была очень грязной, но грязь повсюду оказывалась не слишком глубокой — я все время ступал по странно твердому грунту под жижей, чему можно было долго удивляться, если бы вдруг до меня не дошло, что в некоторых местах из грязи торчат ржавые металлические полукольца.
Сомнений быть не могло, особенно после того, как я, остановившись, аккуратно ощупал твердую основу под грязью — я действительно ступал по железобетонным плитам, немного лишь утонувшим в зыбкой лесной почве.
Я был готов идти и по более паршивой дороге, и при этом до самого Ширяева или Ширеева. Меня не покидала уверенность, что по пути все же обнаружу «трумэна», стоящего возле какой-нибудь заимки или чего-нибудь в этом роде. Хотя теперь я не удивился бы и тому, что грузовик направился на свою базу в это самое Ширеево-Ширяево. По бетонной дороге, покрытой жидкой грязью…
И когда я уже почти смирился с тщетностью моих поисков и приготовился просто топать до самого поселка, среди высоких вековых сосен появились до боли знакомые нити, где прямые, но, в основном, спутанные и скрученные самым фантастическим образом.
Колючая проволока.
Символ закона, запрета и строгости режима. Точно такой же проволокой была обнесена наша войсковая часть ракетных войск, где я проторчал в свое время два долгих года, точно такая же «колючка» провешивалась по заборам оборонных предприятий, и именно ею же густо опутывались многочисленные лагеря и зоны Сибири.
Что передо мной? Армейское подразделение, завод или тюрьма?
Я прошел вперед, ближе к заграждению. Почти все его опоры, находящиеся в пределах видимости, были повалены, лишь некоторые стояли; сквозь спутанную в беспорядке ржавую проволоку густо пророс не слишком молодой уже подлесок.
Чем бы ни был огороженный объект, он был, по всей видимости, заброшен… Но это еще что такое?
Колея, проложенная колесами «трумэна», вела к покосившимся стальным стойкам солидных ворот, обе створки которых уже давно гостеприимно распахнулись перед всеми желающими.
Я прошел в ворота, миновав полуразрушенное здание КПП и побрел дальше по колее, которая и здесь была точно такой же… Через десять минут после того, как я оказался на территории, лес впереди меня начал редеть, и я заметил стоящие за деревьями какие-то здания. Град Ново-Китеж!
Я не остановился. Более того, я прибавил шагу, забыв о всех своих недомоганиях. Сердце заколотилось — я ведь попал в мертвый, может быть, забытый всеми город! Оказывается, затерянные города хранят в себе не только джунгли Индии и Бразилии, но и тайга Сибири… Затерянные? Стоп, а как же «трумэн»?
С колеи я не сворачивал. А она шла все дальше и дальше, и наконец вырулила на самую настоящую улицу, идущую между двумя рядами двухэтажных домов. Это было поразительно — глухая тайга и почти городская улица. Все дома, правда, были полусгнившими, с покосившимися печными трубами и с продавленными крышами; фонарные столбы либо наваливались на эти мертвые дома, либо валялись на улице. И улица эта имела название, несколько непривычно звучащее в наше время. Чудом сохранившиеся таблички, покрытые эмалью, гласили о том, что эта улица, бетонное покрытие которой давно ушло под почву, а дома превратились в логово лесных тварей, продолжает носить свое гордое и зловещее название:
ПРОСПЕКТ СТАЛИНА
Теперь и правда можно было бы хорошо подумать о том, не является ли все это плодом воображения моего заболевшего мозга. И не вырулит ли сейчас из-за угла «черный воронок» с энкаведистами, которые, конечно же, немедля заберут Куда Следует инженера Маскаева, забредшего явно с преступным умыслом в то место, где ему оказываться ну никак не надо было. Забредшего в Прошлое…
На одном из этих страшных мертвых домов я заметил табличку: «Министерство связи СССР. Почтовое отделение № 48 г. Сургут». Дверь была распахнута, но я понимал, что никакая сила не заставит меня войти туда, если бы даже точно знал, что оттуда можно позвонить или отбить телеграмму… Хотя, кто знает. Именно в этот момент у меня в голове все начало становиться на свои места. Я уже понял, куда попал. Этот «Сургут-48» представлял собой странный конгломерат трех режимных мест — оборонного предприятия, войскового подразделения и концлагеря. В настоящее время, несомненно, бездействующий.
Следующий забор из колючей проволоки находился в конце «проспекта Сталина», и ворота в нем тоже были распахнуты. Возле полурассыпавшейся проходной валялась побитая временем металлическая табличка из желтого сплава. Я поднял ее и прочитал:
ГЛАВГОРСТРОЙ СССР
КБ № 1 ПГУ
ПРЕДПРИЯТИЕ 2148
На территории объекта виднелось несколько приземистых сооружений складского типа, построенных из бетона или камня, но тоже в ужасном состоянии. Колея, которая для меня стала уже какой-то мистической путеводной нитью, уходила вглубь и терялась между сооружениями. Я пошел дальше — а куда мне было еще идти?
Почти полную тишину нарушало только хлюпанье и чавканье моих сапог по грязи. Я, однако, старался ступать как можно тише — моя шкура всеми своими клеточками чувствовала, что здесь очень опасно. Не напороться бы на кого…
Кузов «трумэна» вырос передо мной как бы сам по себе, проявившись в начавшем редеть тумане. Он торчал из ворот здания, в котором угадывался гараж. Я остановился и прислушался. Кругом было тихо.
И тут, оторвавшись от разглядывания машины, я увидел стоящие и валяющиеся рядом с гаражом контейнеры. Некоторые из них были распахнуты, и из их недр вываливались бутылочные ящики… 599 074 126, 584 121 334… Знакомые, однако, номера. Да ведь я сам видел, как двойники этих контейнеров уезжали куда-то в южные края.
Мне в голову не приходило ничего дельного — я никак не мог решить, как действовать дальше, и тут вдруг услышал металлический грохот в глубине гаража. Руки у меня сами рванулись вперед и вверх, вцепились в задний борт грузовика и рывком перевалили тело Андрея Маскаева в кузов. Надеясь, что поднял не много шума, я распластался по полу кузова и почти сразу же через щель в левом борту увидел двоих в ватниках. Оба были до отвращения грязны и небриты — точно как я до встречи с Лехой Тепловым. Один из них достал махорку с бумагой, оба закурили и, на что я очень надеялся, заговорили и при этом достаточно внятно.
— Рвешь когти? — спросил тот, что повыше, с сильной проседью в волосах и бороде.
— Рву, — спокойно ответил второй, коренастый брюнет в плоской засаленной кепке. — И тебе того же советую.
— И куда же ты намыливаешься, Фаска? Ты же знаешь, что, как только оборвешь концы, Дед тут же капнет через своих шакалов в мусарню, и на тебя откроют охоту. Ты махом попадешь во всероссийский розыск. А с другой стороны, тебя будут ловить и блатные, и подментованные. Некуда рвать-то, Фаска.
— Все равно, — жарко и хрипло заговорил этот Фаска. — Я не блатной и не вор. И когда срок мотал — мужиком был. Кто же виноват, что после того, как откинулся, такая лажа везде началась?.. Но все равно — знал бы раньше, что тут за шарашка, хрен бы Деду удалось уболтать меня сюда пиликать. Ты, Бегемот, мужик вроде бы умный, а не понимаешь того, что здесь творится.
— Да не читай ты мне ботанику, Фаска. Не помнишь, на чем ты сгорел, когда тебя замели?.. Тебя жадность, как последнего фуцана, сгубила. А здесь бабки только так отстегивают, ты в следующем году себе жилье хоть в Москве, хоть в Сочи купишь…
— Жилье, говоришь?.. А хлопнут по этому жилью тем, что мы тут раскапываем, и кому оно на хрен нужно будет, это жилье? От самого-то останется — хоронить нечего будет.
— Ты что мне тут мурочку-то пестришь, в натуре?
— Никого я тебе не пестрю, Бига. Все это железо, по— твоему, бесполезное, идет к кавказцам, ты это знаешь? А ведь не настолько уж они тупые, чтобы отваливать такие бабки за утиль. Эти штуки, которые мы отправляем взамен пустых контейнеров — это, бля буду, атомные бомбы!
Бегемот ненатурально заржал.
— Фаска, ты сколько косяков сегодня уже дунул?
— Иди ты со своими косяками! Я видел документы в конторе. После смерти Берии этот объект законсервировали, а при хрущевском бардаке все про него и забыли. Когда на Кыштыме в пятьдесят седьмом рвануло, отсюда всех тоже окончательно сняли. Ты знаешь, они же все тут смертники были! Кто от радиации загнулся, кого — так… Знаешь, почему у тебя все клешни в нарывах? Помнишь склад с баллонами?.. В баллонах аргон. А в аргоне — плутоний! Аргоном его от коррозии защищают, но баллоны текут, и ты облучился…
— Ты чего несешь, сволочь?! — зло зашипел Бегемот. — Откуда ты это все знаешь?
— А ты забыл, где я учился? Я тебе правду говорю. Сдохнем мы тут все к свиньям… Гришка слег, блюет желчью, грибами будто отравился. Сроду он грибов не жрал, век воли не видать! Дед сам кашляет, как пожарная лошадь, да и ты… Хана нам, Бига! Рвать когти надо! Дед пьяный спит, не протрезвел еще, Славка Штырь — тоже, Гришка болеет… Другого такого случая не будет! Через проходную объекта направо и прямо. Там дорога начинается и идет прямо в Ширяево. А?.. На «трумэне» и уедем, черта они нас догонят. Там — на самолет… Бегемот, ты чего, в натуре…
Грохнул выстрел. Фаска мешком плюхнулся в грязь. Бегемот внимательно посмотрел на него, вздохнул, потом глянул в дуло пистолета, из которого только что пристрелил собеседника и, убрав оружие в карман, поднялся и не спеша скрылся в гараже. Знакомо лязгнуло железо, и над объектом вновь повисла тишина. Фаска лежал молча и не двигаясь. Из его развороченной глазницы в грязь стекала кровь.
Мне нужно было срочно делать отсюда ноги. И как можно тише. Я теперь знал то, за что с точки зрения того же Бегемота в живых права не имел оставаться. Стараясь не шуметь, я слез с машины, и прижимаясь к стенам складов, стал пробираться к выходу с этого странного «объекта».
Ну что ж, верно все понял Саша Иванов, по моей косвенной вине сидящий сейчас за решеткой, а, может быть, уже и лежащий в земле. Все сходилось, и все стало понятным — и странные перевозки по реке, и характер груза, и пункты отправления и назначения. И вполне понятно, зачем кавказским отделенцам ядерное оружие, и не таким уж удивительным казалось то, что наши военные в те странные пятидесятые годы сумели потерять целый атомный город, названный номером несуществующего сейчас почтового отделения в городе Сургуте.
Сургут? А почему бы и нет — ведь от Кыштыма, где в те годы делали плутоний, до Сургута не так уж и далеко, если разобраться. А оттуда спокойно, без всяких пересадок и перегрузок, можно добраться водным путем до Курчатова, что на Иртыше, откуда до Семипалатинска сотни полторы километров — лишь в полтора раза больше, чем предстоит мне еще пройти. И к тому же — а таким ли уж нерукотворным был тот каменный причал в Староверской протоке?
…Я провел скверный день и еще более скверную ночь. После долгого перехода по бездорожью отчаянно гудели ноги, и все болело — не забывайте, что я отнюдь не был здоров. От сырости костер, который я порой разводил, горел отвратительно, и к утру я замерз совершенно, тем более, что приходилось пить лишь холодное пиво.
Утром я съел последнюю банку консервов, затушил костер и, скрипя зубами от боли в костях, поковылял дальше. Поселок, по моим расчетам, находился уже почти совсем рядом.
Часа через три лес поредел, но вместо привычных в такие моменты открывающихся передо мной болот я увидел деревянный штакетник, столб с электрическими проводами… Потянуло печным дымком, послышался собачий лай. Добрался!
Что теперь? Поселок, надо полагать, сейчас отрезан от мира. Единственный способ сообщения — самолет. Впрочем, на билет должно хватить. Вопрос в том — куда мне потом идти?
Домой, к Тане? Исключено. Там меня ждут два варианта — дурдом или тюрьма. Впрочем, есть еще городское кладбище.
В Казань, к матери? Она болеет, за ней ухаживают мои сестренки. У отца давно другая семья… Садиться на шею к трем женщинам? Увольте, это не для меня. Кроме того, возможно, меня там тоже поджидают.
За кордон, как я уже прикидывал при Лехе? Ну, во-первых, я сам почти что пойманный вор, во-вторых, как я доберусь отсюда до Москвы, черт побери? И что я там буду искать, и кого? У меня ведь даже документов никаких нет. И потом — если смотреть правде в глаза — никто меня за бугром не ждет…
Я миновал пустую грязную улицу и направился к невысокому кирпичному зданию с покосившимися буквами «Аэропорт».
Настоящий Сургут встретил меня ясной, солнечной погодой. С «аннушки» вместе со мной сошли несколько человек живописного вида — заготовителей, охотников… Одному из них спасибо — купил мне билет по своему паспорту… Поэтому и мой, тоже довольно живописный, костюм — потерявший цвет пиджак и брюки, заправленные в болотные сапоги — никого здесь не удивлял. С телогрейкой же и с подшлемником я расстался, когда выходил из леса.
…Она открыла мне дверь и некоторое время смотрела на меня с удивлением. Когда узнала, то поразилась еще больше:
— Андрей?
— Я. Здравствуй, Наташа.
— Здравствуй. Ой, тебя не узнать… Бороду отпустил…
— Да, пришлось… Можно пройти?
Студентка-отличница впустила меня в знакомую квартиру; я вошел в прихожую и некоторое время боролся с искушением плюхнуться прямо на придверной коврик и заснуть на десяток часов.
— Ты одна?
— Д-да…
— А брат твой?
— Он будет только завтра…
— Так, Наташ… У меня к тебе большая просьба. Очень большая и даже не одна, а…
— Ну, говори.
— Мне бы побриться. И потом — у твоего брата есть какие-нибудь старые ботинки и куртка, которые я мог бы взять у тебя безвозмездно?
Наташа, конечно, была просто молодец. Соскоблив щетину, я вышел из ванной, а она уже нашла вполне приличные кроссовки и брезентовую штормовку.
— Примерь… — На ее лице уже читалось: «Я, конечно, рада тебя видеть, но лучше бы ты не приходил».
Я переоделся и начал благодарить.
— Ты что, уходишь? — по части женской чуткости она ничуть не уступала Таньке.
— Ухожу, — ответил я. — Волка ноги кормят. — Я взялся за ручку двери и встретился с встревоженными глазами Наташи.
Да, она была мировой девчонкой. Не знаю, что бы я делал, если бы на моих кривых дорогах не повстречались такие, как она. Как Алексей Теплов, как Саша Иванов… Смогу ли я вытащить его из тюряги?.. Черт возьми, я ведь даже «спасибо» и то не смогу ему сказать, потому что по милости каких-то мерзавцев вынужден скитаться неизвестно где…
Но тут меня словно что-то ударило. Я вдруг понял, что мне просто необходимо вернуться домой, убьют меня там или нет. И как можно скорее. И сразу же поднять такой шум, чтобы чертям тошно стало — иначе где гарантия, что над домом, где живет Таня, не взорвется прилетевшее с юга ядерное устройство?.. А для того, чтобы вернуться и успеть все рассказать, у меня есть только один способ. Что ж, будем надеяться, что на этот раз мне поверят, несмотря на мою репутацию.
И я спросил:
— Где здесь ближний переговорный пункт?
Наташа сухо объяснила. Я попрощался с ней и вышел на улицу.
…Номер был долго занят. Я терял терпение, сквозь зубы ругался, но минут через двадцать трубку наконец взяли.
— Алло? — услышал я.
— Здравствуй. Это Андрей.
— Андрей? — в голосе моей собеседницы угадывались все чувства, кроме доброжелательных. — Зачем ты звонишь?
— Валя, погоди, не клади трубку. Отца позови, пожалуйста.
На том конце провода повисло молчание, но вскоре я услышал знакомый баритон:
— Я слушаю.
— Иван Сергеевич, это Андрей Маскаев. — Я старался говорить ровно и отчетливо, но голос помимо моей воли срывался, и я даже несколько раз заикнулся. — Я нахожусь в центральном переговорном пункте Сургута. Я не могу к вам приехать, но мне необходимо как можно быстрее встретиться с вами. Я хочу сделать важное сообщение и только лично вам, потому что никому больше не могу доверять…
Я закрыл дверь кабинки и сел на один из секционных стульев рядом. Все-таки Лоскутов, впервые в жизни, кажется, мне поверил. Теперь остается только сидеть здесь и ждать, пока за мной не приедут его местные коллеги. А там — будь что будет. Главное, — думал я, погружаясь в сон, — у меня появился шанс вернуться. Вернуться домой.