Моя кровать почему-то мерно покачивалась, а рядом плескалась вода. Наверное, Василий принимает ванну, решила я. Но почему в моей спальне?

Я разлепила глаза и вместо потолка увидела темное звездное небо.

— Крышу, наверное, снесло, — вслух подумала я.

— Это точно! — вдруг раздался рядом женский голос, и я увидела над собой незнакомое лицо.

— Где я, еще на Земле?

— Нет, уже на воде.

Я попыталась встать, но тело пронзила боль, принудив снова замереть в той же позе. Сознание окончательно вернулось ко мне, и я все вспомнила.

— Так я не под водой? — робко поинтересовалась я.

— Ты в лодке.

— В подводной?

— Ты чё, правда чокнутая?! — разозлилась женщина. — Ну не ёлки-палки! В кои веки выбралась на природу, подышать свежим воздухом, покататься на лодке. Так — на тебе! Какая-то чувырла валится прямо на голову с месячным запасом продуктов!

Мне стало неловко, я заёрзала, и снова боль дала о себе знать.

— Ой, — невольно вырвалось у меня. — Я, наверное, разбилась.

— Ничего ты не разбилась. Как говорится, обделалась легким испугом. Все у тебя нормально, я тебя прощупала.

— Зачем? — смутилась я.

— Затем, что я — врач.

— Но я слышала, как что-то хрустнуло.

— Ага, хрустнуло. Весло пополам. Кто теперь на лодочной станции расплачиваться будет?

Я расплакалась.

— Ладно, не реви, — примирительно сказала докторша. — Тоже мне — девушка с веслом!

— А Вы какой врач? — поинтересовалась я.

— Проктолог.

— А это что?

— Ну, лечу то место, через которое у нас все делается.

— Так Вы гинеколог?

— Ты что — озабоченная? Говорю же тебе, то место, которым ты думаешь! Слушай, ты что, специально прыгнула? Или экстремалка — по парапету с сумками ходишь?

Я снова расплакалась и вперемешку с соплями и слезами рассказала ей всё.

— Так тебе некуда идти? — тихо спросила она.

— Некуда.

— Ладно, — вздохнула она. — Поплыли к берегу.

— Куда?

— Ко мне домой. Куда же еще?

Так я оказалась в семье Надежды.

А с мужем я потом развелась. Он оказался совсем не тем, за кого себя выдавал. И прикидывался хорошеньким вынужденно, потому что моя мамочка всё устроила так, чтобы он содержал меня, и себя, конечно, на мои деньги.

Надежда Анатольевна, как вы уже поняли, была хирургом-проктологом, специалистом по заболеваниям прямой кишки. Причем, хирургом, как говорится от Бога. Невысокого росточка, щупленькая, с короткой стрижкой каштановых волос, она выглядела совсем не солидно для кандидата медицинских наук. Её маленькие умелые ручки творили буквально чудеса, хотя чаще всего к ней попадали сложные, запущенные случаи. Вы же знаете, как мы относимся к подобным болячкам. Стыдно, да и оскорбительно не то, что показать, а и повернуться даже к доктору таким местом. К ней записывались на прием, ее знали в лицо. А у нее была чисто профессиональная память. Иной больной, явившийся на послеоперационный осмотр, удивленно спрашивал:

— Вы меня не помните, Надежда Анатольевна?

Она коротко бросала:

— Раздевайтесь.

И лишь взглянув на знакомое место, радостно восклицала:

— А! Так это Вы, Иван Степанович! Ну, как Ваши дела?

Вообще-то проктологом она стала почти случайно. Да, в хирургию она рвалась. Имея решительный мужской характер, она не терпела полумер. Если есть проблема — вскрыть, отрезать, удалить! Но чаще на наш выбор профессии влияют конкретные личности. Сколько восторженных девочек стало впоследствии учителями, желая походить на свою классную руководительницу Марью Ивановну. А Наденька в студенческие годы влюбилась в профессора госпитальной хирургии Александра Александровича Спакоцкого. Это была уникальная личность. И как специалист — мастер своего дела, и как человек — добрый, остроумный, с юмором.

— Запомните, — учил он своих студентов, — дефекация, то есть акт опорожнения кишечника — это как поцелуй. Если не получаешь удовольствия, значит, уже патология.

А с каким вдохновением он читал лекции по проктологии! Его любимой темой была «Инородные тела прямой кишки». Об этом он мог рассказывать часами. У него на кафедре имелась даже коллекция таких предметов, которой он очень гордился. Но самый ценный его экспонат, об этом профессор всегда рассказывал с обидой и горечью, исчез хоть и не бесследно, но навсегда. А дело было так. К ним поступил пациент с резкими болями в низу живота и чувством распирания в прямой кишке. Срочно пошли на операцию, и через время на свет появилась… палка сухой колбасы. Спакоцкий был в восторге! Такого экземпляра в его коллекции еще не было. «Инородное тело» соответствующим образом обработали, и Александр Александрович поручил медсестре отнести его в свой кабинет. Размывшись после операции, он поспешил полюбоваться новым приобретением. Но будущее украшение коллекции… бесследно исчезло! Напрасно мотался он, рассердженый по кафедре, вопрошая у каждого встречного: «Где мой экспонат?!» Это был глас вопиющего в пустыне. Как оказалось впоследствии, медсестра положила операционную находку в ординаторскую на стол, а пришедшие на ночное дежурство ассистенты подумали, что это очередной презент одного из благодарных пациентов и без зазрения совести…съели его. Было тогда всем!

Надежда, как человек увлеченный, сидела глубоко, по самые уши в этой своей работе, совершенно не занимаясь домашними делами. И двое мужчин, попробовавшие по очереди побыть в роли ее супругов, вскорости не выдержали испытания на мужество. Во-первых, зачем нужна такая жена, если ее постоянно нет дома, а, во-вторых, какой дурак захочет иметь жену умнее себя? Так что Надежда осталась сама. Вернее, после двух краткосрочных браков ей неожиданно досталось наследство: старший сын Влад — двадцати четырех лет, высокий, слегка сутуловатый брюнет и двенадцатилетний пухленький русоволосый Данилка с хитрыми прищуренными глазками озорного бесенка. Причем, оба сына не ее родные. Первый — от третьей жены второго мужа, а меньший — двоюродный племянник третьего мужа второй жены Надеждиного первого мужа. Все они живут дружной семьей и зовут ее мамой. Кстати, Влад уже женат на маленькой симпатичной Шурочке. Он называет ее ласково Шурупом. А она его Оладиком. Так что, как видите, ладят. Своих детей у них пока нет, и я не знаю, хорошо ли это для нас или плохо. Есть у нас еще один полноправный член семьи. Точнее, одна. Это четырнадцатилетняя Тоня, которая прибилась к нашему берегу совершенно случайно. Точно так же как и меня Надежда подобрала её где-то на улице. Жить стало веселей, потому что они с Данькой постоянно спорят, ссорятся и даже дерутся. Данилка не хочет ни в чем уступать Тоне по праву своей принадлежности к мужскому полу, а девочка отстаивает свое верховенство, считая себя намного старше и умнее его. Но страдаем от этого мы, взрослые, потому что нет от них покоя.

Кроме того, в доме живет куча всякой живности. Я сначала была в ужасе от такого зверинца, но потом привыкла и даже полюбила их всех. Две мопсихи — Жуля и Лада, стаффордширская терьерица Стрейчел и двортерьер Тамик. Мы его с Тосей случайно нашли в большой коробке для тампаксов. Сначала была идея так и назвать щенка — Тампакс. Но воспротивился Данька.

— А если кто услышит, как я его зову: «Тампакс, иди ко мне!»? Что обо мне подумают?

— Можно располовинить название, — не сдавалась девочка. — Или Тамик, или… Пакость.

Естественно, остановились на первом варианте. А еще у нас есть черная кошка Пирамида, белый кот Мяус и лягушка Герпруда. История их имен тоже не безынтересна. Кошку приволок в дом Данилка, сжалившись над черным комком несчастья, дрожавшим возле мусоросборника. Он самостоятельно вымыл его шампунем в ванной, но котенок от этого ничуть не посветлел. «Здорово!» — воссиял новый хозяин животного и тут же дал ему кличку Эбонит, вспомнив, по-видимому, опыты по физике с черной палочкой. Но взрослым это имя почему-то не понравилось. А когда несколько дней спустя вечером приползла с работы уставшая Надежда и прилегла на диван с мигренью, эта черная шапочка умостилась у нее на голове и сняла дикую боль.

— Да он же, как пирамидон! — воскликнула выздоровевшая больная.

Так Эбонит стал Пирамидоном. Но на этом чехарда с его именами не закончилась. Как-то по весне заболело само «обезболивающее средство». Оно то носилось с дикими воплями по комнатам, то жалобно мяукало, забившись в угол, а то, вытянув вперед задние лапы, гребло передними, скользя задницей по ковру. Я тогда страшно перепугалась, так как не имела абсолютно никакого опыта общения с животными, но Надежда отнеслась к этому по-философски спокойно:

— Что поделаешь? Природа зовет. Месяц март — коты на старт! Тут два варианта: либо мы отпускаем его на волю, либо ему надо отсечь… фабрику любви.

— Как это? — изумилась я.

— Кастрировать, — по-хирургически просто пояснила Надя.

— Так ему же, наверное, будет больно.

— С любовью всегда больно расставаться, — заметила умудренная опытом несчастной любви женщина.

Но к нашему счастью мучить бедную животинку не пришлось. Потому что Пирамидон оказался… кошкой! Мы дружно набросились на Данила.

— А я откуда знал?! — оправдывался еще не искушенный в таких делах малец. — На них же ни платьев, ни брюк нет!

— Так надо было под хвост посмотреть! — упрекнул его Влад.

— А чё я? Сам бы и смотрел!

— Я тебе доверял.

— Ага! Если бы ребята в школе узнали, что я котам под хвост заглядываю — засмеяли бы!

— Мать, так это ж ты у нас специалист по задним местам, — переключился старший сын на Надежду.

— Ну да! На работе целый день насмотришься, так еще и дома норовят мордой под хвост тыкнуть! — огрызнулась проктолог.

Так Пирамидон автоматически стал Пирамидой. Впрочем, Данилка еще зовет ее иногда «Пи-пи-рамидой» за склонность мочить свою репутацию и наши ковры.

А Мяуса уже и не помнят, кто назвал.

— Просто у него мягкий ус, — сказала Шурочка.

— Нет, он прикольно мяукает, — пояснил Данилка.

— Это он так мяса просит, — поставил точку Влад.

Короче, кличка кота ни у кого не вызывала возражения. А вот то, что лягушку назвал Герпрудой Данька, все помнят точно. Он неизвестно где ее выловил, притащил в дом и долго восхищенно возился с ней, приговаривая: «Ну, красавица! Ну, героиня!». И, в конце концов, дал ей имя — Герпруда.

— Эх, ты «Герпруда»! — укорила его литературно осведомленная Шурочка. — Надо говорить — Гертруда. Так звали королеву датскую в «Гамлете». Вы что, Шекспира ещё не проходили? Или ты, как всегда, прошел мимо?

— Сама ты прошла мимо со своим Шекспиром! — возразил умный мальчишка. — Нам историк рассказывал, что в первые годы советской власти детям давали имена в духе того времени. Мальчики были Кимами, Тракторами, а девочки носили имена — Пятилетка, Октябрина, Гертруда, что значит — героиня труда. А моя Герпруда — героиня пруда! Вот.

Логика была железная, и никто не стал возражать. Героиня так героиня.

А еще у нас живут три хомячка — Кеша, Леша и Миша. Как видите, все со своими прозвищами. Кстати, у меня тут тоже появилось новое имя. Когда Надя привела меня в дом, и мы начали знакомиться, мне не захотелось называть себя по-прежнему. Опять начнется «Карл у Клары…». А я и Клара теперь не пара! Не хочу! С той жизнью было покончено. Раз и навсегда. И я назвалась старым русским именем, которое когда-то вычитала в журнале, и оно вдруг почему-то сейчас выплыло из моей памяти:

— Евстолья!

— Как?! — изумились все.

— Евстолья! — гордо повторила я.

— Ух, ты! — сказал Владик. — И не выговоришь сразу. А сокращенно как будет?

— Столик! — хихикнул Данилка.

— Так это же мужской род, — возразил старший брат.

— А какое это имеет отношение до стола? Он же не будет размножаться, — прыснул бесенок и тут же получил подзатыльник от мамы.

— А мне нравится — «Столя», — тихо сказала Шурупчик и мило улыбнулась. Я ответила ей тем же, поняв, что мы подружимся.

На этом их изощрения по поводу моего имени не закончились, они продолжаются до сих пор в зависимости от настроения и обстановки. Как только меня не называют: и Столян, и Стольник, и Столпудель, и Столюнчик, и даже Столешница! Но я не обижаюсь, мне нравится, потому что говорят они это дружески, от всего сердца. Вот так мы и живем. Я занимаюсь домашним хозяйством, Надежда сутками пропадает в своей больнице, Влад с Шурочкой работают в каких-то фирмах, а Даня с Тоней ходят в школу и по многочисленным, постоянно меняющимся кружкам.