В мае 1919 года обстановка на фронтах усложнилась. Измена Махно и восстание бывшего атамана Григорьева, командира 6-й советской дивизии, сыграли на руку генералу Деникину. Белогвардейцы захватили Донбасс. Ленин потребовал переброски войск с западной границы против нового, наиболее опасного врага. И вот червонные казаки из-под Шепетовки через Киев стремятся к Гришину, а главком Украины Антонов-Овсеенко шлет депешу в Москву: «Мы отправили против Деникина свою лучшую боевую единицу – полк червонных казаков Примакова».

В первых же боях с конницей Шкуро червонные казаки оправдали высокую оценку, данную им главкомом Украины.

Большевик Примаков не был из тех командиров, которые живут правилом: «Моя хата с краю, я ничего не знаю». Не благодушествовал в ожидании приказов свыше. Не благоденствовал в то время, когда враг нажимал на боевого соседа. Командуя полком, он, большевик ленинской школы, болел за весь фронт. Как настоящий коммунист, он чувствовал себя в ответе не только за то, что происходит на его участке, но и за то, что делается на участке соседа и на позициях всей армии. Это, помимо личной отваги и мастерства непревзойденного рейдиста, и выдвинуло молодого, двадцатилетнего конница Примакова в ряд самых блестящих военачальников ленинской эпохи.

Такова уж была его незаурядная натура – он смотрел на мир глазами державного мужа, настоящего коммуниста. И тогда, когда он носил высшие знаки различия – четыре ромба, и тогда, когда он, командуя всего лишь полком, не имел вовсе никаких внешних признаков воинской власти.

В архивах сохранился очень ценный и любопытный документ. Это докладная записка командира червонноказачьего полка В. Примакова от 5 июля 1919 года. Полная жгучей тревоги за судьбу революции и страны, она адресована Совету Обороны Республики в самое критическое для Красной Армии время. Двумя днями раньше, после захвата Царицына и Харькова, Деникин отдал свою знаменитую «московскую директиву». Днем раньше главком Вацетис был заменен Каменевым. В те же дни было опубликовано письмо ЦК ВКП(б) «Все на борьбу с Деникиным!».

Примаков писал Совету Обороны:

«Наступление белогвардейцев и паническое отступление наших войск, терроризированных частыми ударами во фланг и в тыл, измена генштабистов, растерянность младшего командного состава, не имеющего возможности предупредить измену, создали на фронте катастрофическое положение…

В войсках есть вера в победу, но она как-то пассивна, нет нужного порыва. Я должен, однако, отметить, что в добровольческих частях заметен подъем и инициатива. Добровольцы [10] одни задерживают наступление.

…Нужно сосредоточить в тылу, верстах в ста от фронта, свежие и непотрепанные войска, хотя бы силою в две дивизии пехоты и дивизию кавалерии. [11] С этими силами начать наступление. Наступление ударным кулаком безусловно будет успешным, так как казаки [12] сильно распылили свои силы и крестьянство против них. Первая же победа увлечет в наступление и все остальные части…

…Лишь при таком командующем (Барабаш) и при частях, привыкших к маневрам и к полевой войне, не боящихся окружения, можно победить.

Нужно также принять экстренные меры к генеральной чистке наших штабов… Нужно упразднить штабы участков и групп. Вместо них создать штабы бригад, дивизий, корпусов.

Это сократит расход людей и денег и приблизит штабы к массам…»

Изумляет политическая и оперативная дальнозоркость двадцатидвухлетнего командира полка. Его аналитический ум в сложной фронтовой обстановке, в которой он сам является не сторонним наблюдателем, а активно действующим лицом, трезво оценивает следствия и находит их причины. Да, мы отступаем вовсю, а враг срывает одну победу за другой. Но Примакова, тонкого диалектика, не оглушают наши потери и не ослепляют успехи врага. Предвидя победу, учитывая веру в нее красноармейцев, не закрывая глаз на все наши беды, он хорошо видит, в чем сила Красной Армии и в чем слабость врага. Как воин, Примаков понимает: силы белых не соответствуют их целям, как политик – выученик ленинской школы, он сразу уловил главное: крестьянин против них. А с кем народ, с тем и победа…

И как не верить в конечную победу? Не мог он не знать, что там, на востоке, в корне реорганизованная Красная Армия уже погнала Колчака, освободила Пермь, Кунгур…

И то, что предложил Совету Обороны Республики юный командир полка, партия уже успела совершить там, на востоке…

Ясно – не одного Примакова тревожила тогда судьба революции и страны. Но мы знаем, что в октябрьских боях на полях Орловщины первую и ощутительную встряску офицерским дивизиям Деникина задала Ударная группа, куда вошли стрелковая дивизия латышей, бригада Павлова и кавалерийская дивизия украинской конницы – червонные казаки Примакова.

Это вызвало памятное высказывание Ленина: «Никогда не было еще таких кровопролитных, ожесточенных боев, как под Орлом…»

Под натиском белых советские силы отходили к Полтаве. Деникинцы – их ударная офицерская пехота, конные полки кавказцев – опьянены небывалыми успехами. У кое-кого из красных командиров на уме одно – отступать. А Примаков добивается позволения нанести удар по флангам врага – на Карловку. Удача! В связи с успешной атакой червонных казаков, под огнем белых производится полная эвакуация артиллерийских складов из Селещины. В этом бою героически сражалась пехота 46-й, бывшей 2-й Украинской повстанческой дивизии. Ее комиссар Исаак Минц, будущий комиссар корпуса червонных казаков, приободренный действиями примаковской конницы, возглавив батальон пехоты, отражал отчаянные атаки белогвардейских полков генерала Геймана.

В течение августа и сентября 1919 года Примаков с бригадой червонных казаков удерживает Чернигов, давая отпор деникинским войскам.

Не раз и под Перекопом и на полях Галиции мне приходилось наблюдать Примакова в бою – бесстрашного и рассудительного, спокойного в самой сложной обстановке.

Осенью 1919 года Деникин рвался к Москве.

В штаб ударной группы явились командарм Иероним Уборевич и член Реввоенсовета Серго Орджоникидзе. Примаков, теперь уже командир бригады, горячо доказывал своим начальникам:

– Готовя народ к революции, мы говорили, что самодержавие прогнило насквозь. А сейчас мы удираем от тех же царских генералов. В пятнадцатом году я с трудом доставал у солдат черниговского гарнизона винтовку, обойму патронов. Теперь у нас оружейные заводы в Туле, Сестрорецке, Ижевске. В пятом году восстали лишь Красная Пресня и киевские саперы, сейчас с нами весь трудовой народ. В восемнадцатом году у нас были небольшие отрядики, а теперь на одном лишь Южном фронте семь армий. Я убежден, что мы сильнее врага и мощью и духом. Наши казаки горят ненавистью к белякам. Так в чем же дело? Значит, мы сами делаем не то, что надо. Пустите меня в деникинские тылы. Латыши прорвут фронт. Я в этом не сомневаюсь. Что? Сложная обстановка? У врага много конницы? Зима, стужа, буран? Это то, что надо! Чем сложнее обстановка, тем больше шансов на успех. Пусть дрожат беляки! Сначала мы вызовем в их рядах панику, а затем ударим клинками. Мы лишим их связи, управления. А неизвестность будет бить по врагу похлеще наших клинков…

Орджоникидзе позже напишет В. И. Ленину: «Червонные казаки действуют выше всякой похвалы». А пока он с величайшим интересом слушал пылкую речь молодого кавалериста. План Примакова был одобрен.

Одно дело драться с крепким врагом на фронте, другое – двинуться зимой в его тылы. Всему штабу: начальнику Семену Туровскому, его помощникам – Журавлеву, Медянскому, Рубинову, Шильману – пришлось крепко поработать. Планы планами, а выполнять их людям. Вместе с комиссаром Евгением Петровским Примаков ускакал в полки. Завязались душевные беседы. Молодой комбриг говорил казакам и о Москве, которой угрожала страшная опасность, и о Туле, снабжавшей войска оружием… И вдруг вспомнил «Левшу» Лескова. Рассказал о нем бойцам:

– Царь спросил, пользовались ли тульские мастера микроскопом, когда подковывали английскую блоху. Левша ответил: «Мы люди бедные и по бедности своей мелкоскопом не пользовались. Но у наших мастеров и так глаз пристрелямши»… Вот, товарищи, – сказал в заключение Виталий, – мы тоже люди бедные, с оружием у нас не густо, но у нас и так глаз пристрелямши… Не дадим спуску белякам…

Второго ноября латыши прорвали фронт. За тридцать семь часов, в стужу и буран, червонные казаки углубились в расположение врага на сто двадцать километров. 6 ноября захватили в тылу деникинцев Фатеж и Поныри. Враг под натиском стрелковых дивизий с фронта откатился на сто километров к югу.

Командование, воздавая должное отваге полков Примакова, снова двинуло его конницу, теперь уже дивизию, в рейд. 15 ноября 1919 года червонные казаки, разгромив тылы врага, захватили Льгов и пять деникинских бронепоездов на станции. Один из них, «Генерал Дроздов», приказом командования армии был переименован в «Червонного казака».

Орджоникидзе доносил с поля битвы в Москву: «3 ноября в шесть часов утра нам удалось прорвать фронт противника в районе шоссе Кромы – Фатеж. В прорыв пустили кавалерию Примакова…» И еще: «Лучшие полки противника, Дроздовский и Самурский, так называемая белая гвардия, в боях между Льговом и Дмитриевой разгромлены благодаря смелому удару красной конницы тов. Примакова…»

А «Правда» 20 ноября 1919 года писала:

«…Молодецким набегом конной группы Примакова… взят Льгов и захвачена огромная военная добыча…»

Стрелковые дивизии 13-й и 14-й армий, воспользовавшись результатами льговского рейда Примакова и ударами 1-го конного корпуса под Касторной, отбросили врага еще дальше на юг и вышли на линию Курск – Воронеж.

Можно со всей уверенностью сказать – если бы у червонного казачества и у его вожака не было за спиной других операций, кроме двух рейдов на Орловщине – Фатенс – Поныри и «Льговский», да открытых сражений с офицерскими почками деникинской гвардии под Сабуровкой, развенчавших миф о непобедимости белой армии, то и этого было бы достаточно, чтобы имя червонцев и Примакова прочно вошло в летопись побед советского народа и его героической Красной Армии.

Красное знамя Реввоенсовета, знамена от трудящихся Москвы и Петрограда, награждение боевыми орденами Красного Знамени Примакова, Туровского, полковых командиров – Петра Григорьева, Пантелеймона Потапенко, казака Игнатия Мозговенко и многих рядовых бойцов – отмечают немеркнущие подвиги червонных казаков в самые тяжелые для молодой Советской республики дни.

Позже дивизия червонных казаков вместе с латышами разгромили под Мерефой конную группу Деникина, помогли войскам 14-й армии освободить Харьков.

Из Харькова червонные казаки держали путь на Гришине, из Гришина – на Мелитополь, из Мелитополя к Перекопу. Здесь плечом к плечу с шахтерами из 42-й стрелковой дивизии Нестеровича, стрелками 46-й Эйдемана, латышской – Калнина, 3-й – Козицкого конники Примакова вели ожесточенные бои против засевших за Перекопским валом врангелевцев. Неоднократно в степи, зажатой с двух сторон Черным морем и Сивашем, сходились в клинки отважные всадники Примакова с башибузуками генералов Морозова и Улагая.

В этих конных атаках, в которых неизменно советский клинок брал верх над белогвардейским, червонные казаки всегда видели в первых рядах атакующих своего бесстрашного начдива.

Командование войск Перекопского участка, занятое подготовкой штурма вражеских укреплений, ослабило наблюдение за своим побережьем. Этим воспользовались белогвардейцы. 15 апреля они выгрузили десант в Хорлах во главе с генералом Витковским, в полках которого под ружьём стояли офицеры – сынки помещиков, кулаков и капиталистов. Взводами командовали капитаны, а ротами – полковники.

Захватив кусок твердой земли, офицерский десант отбросил слабые части береговой обороны и нанес удар пехотной бригаде Германовича. Витковский нацеливался на тылы перекопской группы войск и на позиции советской тяжелой артиллерии.

Вот тут-то и была поднята по тревоге червонноказачья дивизия Примакова. Штаб-трубачи вихрем носились по улицам Строгановки, Владимировки, Первоконстантиновки, Чаплинки – по всему охваченному тревогой побережью.

Полкам червонных казаков не пришлось тогда ни долго оставаться на сборном месте, ни без конца ждать приказа.

Послушные сигналам трубы, под командой Примакова, будоража степную тишину гулким топотом копыт, понеслись они с севера на юг, к Преображенке – фальцфейновской вотчине – и дальше к Хорлам.

Атакованный червонными казаками сначала в чистом поле, а затем на Преображенском кладбище, десант генерала Витковского понес большие потери, и лишь ценой огромных усилий его остаткам удалось прорваться к своим в Перекоп.

Бойцов червонного казачества в те дни тревожило не только то, что было на фронте. Об этом красноречиво говорит заметка в газете «Правда» от 6 июня 1920 года:

«Со станции Мелитополь 6-м червонноказачьим полком (бывш. 1-й Московский кавалерийский) рабочим города Москвы послан подарок: один вагон – 390 пудов белой муки…

Посылая подарок, казаки знают, что он не дорог как ценность, но дорог как знак взаимной поддержки товарищам.

Подарок принят с глубокой благодарностью, и мука немедленно была распределена между рабочими».