В почтово-телеграфной конторе заметно разгневанный человек берет синий бланк депеши. Быстро нанизывает слова: «Тифлис Кавказский рабочий точка Я не давал согласия меньшевикам выставлять мою кандидатуру Учредительное собрание точка Уполномочиваю Комитет действовать по своему усмотрению точка Доктор Нариман Нариманов».
Крайняя необходимость немедля вывести на чистую воду респектабельных плутов, поднаторевших в политике. Стратегов из меньшевистского избирательного центра. Девятого октября в Тифлисе проходит конференция меньшевистских организаций края. Функционеры дружно стонут: «Наши предвыборные собрания не посещают, лекции не слушают, масса теряет интерес к нам… Мы все топчемся на одном месте…» Чтобы как-то с того места сдвинуться, ощутимо подогреть интерес к себе, в списки кандидатов, выдвигаемых в Учредительное собрание, экстренно вносятся фамилии нескольких общественных деятелей, несомненно пользующихся доверием кавказцев. Из бакинцев — доктор Нариманов. Пока он там узнает, пришлет протест — время уйдет, а срок регистрации списков 17 октября, остается всего ничего.
Медвежью услугу блудливым «стратегам» оказывает тифлисская газета «Кавказское слово». Изображает слишком шумную радость. «Пренеприятнейший сюрприз большевикам! Высокоуважаемому лидеру татар Кавказа доктору Нариман-беку Нариманову угодно баллотироваться по списку социал-демократов меньшевиков! Благоразумие берет верх! Лица, близко знающие доктора, дают о нем отзывы как о человеке долга…»
Потому и спешит доктор Нариманов на телеграф, отправляет депешу в редакцию «Кавказского рабочего» — большевистской газеты. Комитет, о котором он упоминает, Кавказский крайком РСДРП (б), охотно действует по своему усмотрению. В Учредительное собрание Нариманов избирается по списку большевиков Кавказа. От партии, единственно возможной при его образе мыслей, принципах, человеколюбии — всей его натуре. Вне этой партии он просто не был бы Нариманом Наримановым.
Выборы те — 19 ноября. Стало быть, после Октябрьской революции. Только календарь у Кавказа свой, особый. Как и место в истории. Даже в городах-побратимах Баку и Тифлисе при всей общности конечной судьбы события долгие месяцы, годы будут развиваться по-разному. На долю Баку выпадут испытания не в меру драматические, кровавые — далеко не всем посильные.
Тринадцатого октября уходит в отставку эсеро-меньшевистский Исполком Бакинского Совета. Пятнадцатого Совет совместно с представителями промыслово-заводских комиссий, полковых, корабельных и ротных комитетов выражает полное недоверие «правительству, идущему против народа, правительству, затягивающему войну… Необходимо отобрать власть у врагов народа и передать ее в руки самого народа в лице Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов». Это решение принято за сутки до призыва ЦК большевиков «к всесторонней и усиленнейшей подготовке вооруженного восстания», к поддержке создаваемого для этого Военно-революционного центра.
Двадцатого числа конференция промыслово-заводских комиссий Балахан, района, где большей частью рабочие-мусульмане и преобладает влияние «Гуммет», заявляет:
«Мы требуем, чтобы власть перешла в руки Советов, а всех царских ставленников устранить.
Мы требуем контроля над производством и промышленностью и распределением предметов первой необходимости. Промышленников, злоумышленно закрывающих предприятие, немедленно арестовывать.
Мы требуем немедленно сформировать Красную гвардию из рабочих.
Причем за проведение в жизнь всех указанных требований мы будем бороться и отстаивать до последней капли крови».
А в Петрограде уже началось.
Вечер двадцать четвертого октября девятьсот семнадцатого года. Рубиновый отблеск пылающих костров, яркие лучи граненых зеркал прожекторов высветливают наведенные на город стволы полевых пушек, пулеметов с аккуратно заправленными лентами, двуколки со снарядами и походные кухни у колоннады Смольнинского института благородных девиц. Вооруженный народ приготовился.
«Нельзя ждать!! Можно потерять все!! — торопит Ленин членов Центрального Комитета партии… — …Решать дело сегодня, непременно вечером или ночью.
…народ вправе и обязан решать подобные вопросы не голосованиями, а силой…»
Всю ночь самокатчики доставляют на третий этаж Смольного, в комнату с эмалированной дощечкой «Классная дама» — резиденция, самая подходящая для Военно-революционного комитета, — сообщения о победном шествии восстания. Занята центральная телефонная станция… Городской почтамт… Электростанция… Балтийский и Николаевский вокзалы… Здание градоначальника… Поставлен караул у Государственного банка…
Двадцать пятое. Два часа тридцать пять минут пополудни. Огромный беломраморный актовый зал Смольного. Чрезвычайное заседание Петроградского Совета. В предельной тишине, будто люди даже перестали дышать, Владимир Ильич, внешне совершенно спокойный, обычным голосом произносит бессмертные слова:
«Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась».
Вести из восставшего Питера доходят до Баку на исходе следующего дня. Поспешно собирается Временный Исполком Совета совместно с представителями политических партий, профессиональных союзов, воинских частей, моряков. Тут же уполномоченные мусульманского и армянского национальных советов, городской думы.
Двухчасовую речь на тему «большевики — явление временное и крайне грубое» произносит вконец разгневанный Сако Саакян. Ему вторит не менее испытанный ревнитель демократии Айолло, репортер газеты «Баку», состоящей на иждивении Совета съезда нефтепромышленников. В последние недели, став лидером меньшевиков, Айолло щеголяет в визитке с огромным красным бантом… Общими тяжкими хлопотами эсеры, меньшевики, дашнакцаканы, националисты крайнего толка, «беспартийные» поклонники твердой генеральской руки сколачивают «Революционный комитет общественной безопасности».
Наутро быстроногие мальчишки-газетчики разносят по притихшему Баку: «Пагром-резня!!! Спасательный комитет! Пакупай комитет!..» «Спасательный» от резни, затеянной большевиками, обнадеживают доброжелатели…
Сами большевики сурово оценивают сложившееся в городе положение. Бакинский комитет партии обращается «Ко всем рабочим нефтепромыслового района»:
«Товарищи!
27 октября ваши представители в Совете отвергли предложение заявить, что в решающей схватке, происходящей ныне в Петрограде, поддержка Баку на стороне революционных борцов… Заседавшие на расширенном Совете ваши представители поддались еще раз словесным обманам соглашателей, они дали себя заговорить краснобаям-оборонцам, дали себя запутать прочитанными лживыми телеграммами. Почему социалисты-революционеры дней 10 тому назад шли в блоке с большевиками, а теперь вновь оказались с умирающей партией меньшевиков и с партией «Дашнакцутюн», которую они же, эсеры, называют несоциалистической?
Товарищи! Очнитесь! Подумайте, куда заводят вас ваши вожди-оборонцы!
Пересмотрите решение, принятое вашими представителями и скажите, согласны ли вы быть в лагере контрреволюции, куда вас загнали фактически. Мы переживаем время, когда нельзя колебаться, нельзя топтаться на месте. Петроградские рабочие и солдаты говорят вам: кто не с нами, тот против нас. Или революция, или контрреволюция. Или власть буржуазии, или власть Советов. Выбирайте одно из двух!
…Мы требуем пересмотреть принятое 27 октября позорное постановление! Бакинские рабочие не могут быть изменниками революции!..»
Всей борьбой идей многократно подтверждено: правда, пусть самая горькая, но полная правда — неодолимое оружие. В субботу, 28-го, Воззвание Бакинского комитета читают на всех промыслах, на всех заводах и кораблях. С утра в воскресенье — митинг на площади Свободы. От имени собравшихся матрос Николаев заявляет: «Немедленная передача власти в руки Совета рабочих и солдатских депутатов. Настоящее наше требование немедленно сообщить Петроградскому геройскому Совету!»
И бесконечное — уже при вечерних огнях — шествие. Промысловый люд, матросы, солдаты, заводские и фабричные колонны. Тысячи. Десятки тысяч. Идут, идут, Кто путается на пути, того сметают, отбрасывают.
По хитросплетению событий в это самое воскресенье мятежные казаки генерала Краснова под колокольный звон вступили в Царское Село. Керенский ехал впереди на белом коне. В отличном настроении он продиктовал радиограмму, оповещая мир и главным образом историю:
«Всем, всем!
Большевизм распадается, изолирован и как организованная сила уже не существует!»
Через какие-нибудь шестьдесят часов «министр — председатель Временного правительства и Верховный главнокомандующий всеми вооруженными силами» — слабонервный присяжный поверенный Керенский, напрочь позабыв, что он как-никак… мужчина, сбежит в женском платье. Сам он предпочтет в многотомных мемуарах выражение более дипломатичное: «нелепо переодевшись»…
Тем быстротечным временем:
…«Декларация прав народов России». Что отстаивал Ленин на Апрельской конференции, обретает силу государственного закона.
«1) Равенство и суверенность народов России.
2) Право народов России на свободное самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства.
3) Отмена всех и всяких национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений.
4) Свободное развитие национальных меньшинств и этнографических групп, населяющих территорию России».
…К гражданам Баку обращаются вновь избранный председателем Совета член ЦК партии большевиков Шаумян и товарищ председателя эсер-интернационалист Овсянников:
«…Комитет оборонческих и соглашательских партий меньшевиков, эсеров и дашнакцаканов покинул ряды рабочих и солдат и увел с собою около одной четверти состава Совета на заседании 2 ноября (из 450 человек с ними ушло около 120).
Оставшиеся левые социалисты-революционеры и большевики вместе с представителями гарнизона избрали новый Исполнительный комитет, который сконструировался и приступил к деятельности.
Целью Исполнительного комитета является прежде всего поддержка нового Революционного правительства, борьба с разрухой и спекуляцией в городе Баку и водворение достойного порядка в нашем городе.
…Все желающие блага народа и скорейшего водворения мира и порядка в истерзанной и измученной стране должны немедленно и решительно стать на сторону нового правительства, правительства Народных Комиссаров во главе с Лениным.
Да здравствует революционный пролетариат и гарнизон Петрограда!»
…Редактор «Гуммет» делится с читателями:
«В сегодняшний день русская революция открывает новую, величайшую и прекрасную страницу всемирной истории. Мы все можем утверждать, что страница эта раскрылась в нашем присутствии.
Сегодня пролетарии… протягивают друг другу руки, закладывая фундамент прочного мира. Сегодня ясно, что социализм не является несбыточной мечтой. Сегодня разрушается очаг надежды капиталистов и помещиков. Сегодня высоко поднимается большевистское знамя. Началась великая революция!
Нариман-бек Нариманов».
Через годы у Владимира Маяковского появится строка в поэме: «…первым с Востока на октябрьской баррикаде встал Азербайджан»!
Если строго держаться фактов — насущного хлеба истории, — то «с Востока на октябрьской баррикаде» стоит покуда лишь Баку. Суровый ветеран. Чья сила — нефть и чья слабость — нефть. «Если нефть — королева, то Баку — ее трон». («Нир ист» — английский экономический журнал для избранных.)
Поначалу много надежд на то, что два взаимно дополняющих центра Кавказского края — экономический, промышленный — Баку и политический, административный, военный — Тифлис — в революции будут рядом. У Тифлиса даже при этом преимущество весьма весомое. Главный арсенал русско-турецкого фронта и огромный гарнизон. Тридцать шесть воинских частей, затем семьдесят четыре отдают себя в распоряжение революционного правительства. Силу имеют только приказы Делегатского собрания — по существу военной секции большевиков.
Очень скоро выясняется полная возможность с помощью революционно настроенной русской армии взять власть, решить исход борьбы в пользу Советов во всем большущем крае, избежать многих трагических событий, колоссальных жертв. Печальный парадокс. Большинство в партийном центре Кавказа — крайкоме — всячески стремится избежать вооруженной борьбы, всего, что с ней связано. Преобладают иллюзии о возможности мирного бескровного развития событий, джентльменских соглашений. Оборачивается это братоубийственными войнами, погромами, чудовищным разгулом национализма, кошмарами иностранных интервенций — английской, турецкой, немецкой, снова английской…
Среди «Советов постороннего» у Ленина есть и такой: «Надо добиваться ежедневно хоть маленьких успехов (можно сказать: ежечасно, если дело идет об одном городе), поддерживая, во что бы то ни стало, «моральный перевес» [55]В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 34, с. 383
. В Тифлисе в ноябре семнадцатого все обстоит иначе. Одиннадцатого краевой комитет принимает требование меньшевиков «распустить» Делегатское собрание. Четырнадцатого под наблюдением американского консула Смита, английского и французского военных агентов при штабе фронта и «нейтрального» генерала Пржевальского меньшевики, мусаватисты и дашнакцаканы формируют Закавказский комиссариат. Нечто вроде «независимого» правительства во главе с Евгением Гегечкори, вторым после Жордания лидером меньшевиков. Двадцатого националистическая «народная гвардия» с молчаливого согласия крайкома захватывает арсенал.
С двадцать второго в Тифлисе введено военное положение. Налеты на редакции и типографии большевиков. Аресты, расстрелы «при попытке к бегству». Совсем как во времена наместника. Со многими предосторожностями собирается крайком. Считает для себя совершенно обязательным честно признать: в обстановке более чем сложной, стремительно меняющейся, допускаются ошибки. Тактика не оправдала себя. Часты расхождения во мнениях. Необходим совет Ленина. Крайком решает направить в Петроград Камо. Вслед за ним едет отличный конспиратор, также побывавший во многих переделках, Котэ Цинцадзе.
О беседе с Владимиром Ильичей Цинцадзе вспоминает:
«Когда я коснулся арсенала и указал на овладение им меньшевиками, Ленин остановил меня и переспросил: «Значит, арсенал уступили меньшевикам?» Я хотел указать на причины, объяснить, почему это так вышло, и продолжал. Но он вновь прервал меня и вторично спросил: «Арсенал-то все же сдали меньшевикам?» Ленину из этого факта стала ясна вся глубина ошибки крайкома».
Еще непоправимее оказалась потеря самой Кавказской армии. При том, что солдатский съезд, тринадцать дней бурно работавший в Тифлисе, со стрельбой и «натуральным хватанием за грудки», по сочному определению одного из участников, высказался за «Центральное правительство Ленина», за разгон Закавказского комиссариата. Полумиллионное войско стихийно хлынуло с фронта. Уплотнилось в теплушках и товарных вагонах. «Домой! В Россию!» К несказанной радости самозванного комиссариата, намеренно пустившего в оборот: «Армия пришлый, чужеродный элемент».
На разъезде «трехсотая верста» выходные стрелки предупредительно установлены так, что солдатские эшелоны проходят стороной от Тифлиса. На перегонах, загодя отчеркнутых на карте консула Смита, «безответственные националистические элементы» — так будет сказано в сообщении «правительственной канцелярии» — совершают нападения, чинят разбой и убийство. Надо понимать, миллионы, затребованные Смитом, государственным департаментом переведены своевременно.
Летят под откосы эшелоны. В обгоревших обломках трупы солдат. Три года война их щадила в лабиринте гор, где с малыми перерывами снег над головой, снег и лед под ногами, тысячи остреньких гвоздиков-льдинок вонзаются в лицо, и каждый неверный шаг увлекает в пропасть. Война, но не американский консул Смит, не его британский коллега полковник Пайк…
Так что на октябрьской баррикаде Баку долгое время действует на свой страх и риск далеко-далеко от основных сил большевиков. Наподобие армии, сражающейся в плотном окружении. За спиной «свой», кавказский союз мусаватистов, ощутимо подбадриваемых турецкими дивизиями, дашнакцаканов, грузинских меньшевиков, правых эсеров, просто монархистов. Впереди на севере захлестнутые контрреволюцией горы Дагестана, Чечни, Ингушетии, долины Терека, просторы Кубани и Дона.
Крайности питают друг друга. Безудержные националисты энергично содействуют шовинистам-русофилам. На совместной конференции ревнителей самодержавной неделимой империи и «независимых» национальных сатрапий в Екатеринодаре грузинский генерал Мазанашвили рапортует:
«Офицеры все время двигаются из Тифлиса к вам, и по дороге я им всячески помогаю. Это может засвидетельствовать и генерал Ляхов… Согласно вашей просьбе я созвал офицеров, находящихся в Сочи, Гаграх, Сухуме, и пригласил их идти в ряды ваших войск».
Угодно продолжить Евгению Гегечкори, приказавшему воздвигнуть на одной из площадей Тифлиса, между мусульманскими и армянскими кварталами, виселицу — символ власти Закавказского комиссариата:
«По вопросу об отношении к большевикам могу заявить, что борьба с большевиками в наших пределах беспощадна. Мы всеми имеющимися у нас средствами подавляем большевизм, и я думаю, что в этом отношении мы дали ряд доказательств, которые говорят за себя…»
В самом Баку большевикам противостоят новые и новые вариации «спасательного комитета», враждебно настроенная городская дума, мусульманский и армянский национальные советы с собственными воинскими силами. И полфунта хлеба в удачные дни промысловым и заводским рабочим. Привоза никакого…
В новогоднем номере «Гуммет» Нариманов обращается к читателям:
«Мусульмане, любящие свою веру, отечество, землю своих предков! Мусульмане, сознающие свои права и желающие защищать их! Отцы и матери, заботящиеся о будущем своих детей, желающие им счастья! Перед лицом той большой опасности, которая сегодня угрожает революции и Кавказу, мы говорим: ваша единственная надежда в оказании всемерной помощи новому правительству. Во всех отношениях путь вашего спасения — в программе Ленина. Будучи направлена против тысячи помещиков и капиталистов на Кавказе, эта программа избавляет от гнета 4-5-миллионный мусульманский народ».
И сейчас он не может молчать. Он публикует «Открытое письмо социалистам Закавказского комиссариата»:
Нариманову присуща предельная откровенность.
«…Партийная газета «Гуммет», редактируемая мною, Неоднократно в передовицах клеймила вашу преступную деятельность, в особенности в последнее время в связи с кровавыми событиями в районе Елизаветполя. Да не только в газете, но и на лекциях своих я резко, вполне убежденно осуждаю вашу политику… Я не сегодняшний и не вчерашний большевик, сторонник объединения трудящихся масс всех народностей на Кавказе и всюду требующий народовластия.
…Мне, 25 лет работавшему на общественно-литературно-политической ниве, лелеющему одну заветную мечту — уничтожение всех препятствий к объединению наций и человечества, — казалось, что это светлое будущее уже пришло, уже настало время, когда я могу гордо поднять голову среди тех своих единоверцев, которые называли меня пустым мечтателем, и сказать: нет, это была не праздная мечта, а действительность; это та действительность, о которой я писал, к которой я готовил мысль моих читателей.
Но могу ли я это сделать теперь, когда Закавказский комиссариат вашими руками своей безумной политикой довел до кровавых столкновений русских солдат с мусульманами, мусульман с армянами, а завтра, быть может, и с грузинами?..
Я хорошо помню, в бытность мою в Тифлисе, вы при мне до Октябрьского переворота резко осуждали шовинистическую политику ОЗАКОМа. Но когда вы объявили себя вершителями судеб Кавказа, то сами в худшей форме, чем кадеты, сделались виновниками резни народов, постарались создать национальные войны. Вы предали весь Кавказ огню, вы создали ад, огненные языки которого пылают там и сям.
…Вы злы, вы полны мести; вы ненавидите тактику большевиков, и это заставляет вас делать наперекор, не разбираясь в том, какие плоды вам даст ваше поведение. Вы уже сошли с пути социализма, вы совершенно забыли классовую борьбу… Вы взамен разогнанного большевиками Учредительного собрания созвали сейм, хотя прекрасно знали, с кем вы будете сидеть в Белом зале и решать судьбу кавказских рабочих и крестьян… Если в вас сохранилось нечто от социалистов, то в душе уже чувствуете угрызение совести, сидя вместе с беками и ханами, с шовинистами-националистами. Вы уже убили себя объявлением пресловутого сейма в таком составе.
Правы были большевики, когда говорили, что состав Учредительного собрания не может считаться выразителем дум и стремлений демократии. Правы и мы, сказав: сидящие ныне в сейме мусульмане не есть представители мусульманской демократии.
За последнее время ваши товарищи — ханы, беки, националисты, с кем вы вместе рассуждаете о «благе Кавказа», десятками тысяч теряют голоса мусульман не только в городах, но и в деревнях, где наш голос всеми средствами заглушался.
В разгаре великой русской революции искусственное поддержание вами националистической политики в Закавказье способствует резкой дифференциации массы. Этому можно радоваться, но, с другой стороны, нельзя радоваться тем зловещим окопам, которые роются сейчас в Елизаветполе и в других городах. И когда эти окопы зальются кровью, я вам поставлю вопрос: до каких пор вы, «социалисты», душа «Кавказского правительства», будете купаться в крови несознательных мусульман и армян?
Это скажет вам человек, который положил лучшие годы своей жизни на борьбу за объединение кавказских народов. Это скажет вам человек, который дни и ночи только и думал о том, как засыпать все эти окопы омерзительной и кровавой армяно-мусульманской резни и сделать раз навсегда невозможным повторение подобных зверств».
Девятнадцатого марта письмо напечатано в «Известиях» Бакинского Совета. Двадцать седьмого — в газете «Гуммет». Тридцатого вдоль всей Николаевской улицы поспешно отрывают окопы. Из тупичков Ичери Шехер — старого города-крепости — и от морских причалов доносятся выстрелы. Возбужденные толпы стекаются к мечетям.
Нариман Нариманов делает последнюю попытку предотвратить кровавые события и приглашает собраться у него на квартире в два часа пополудни руководителей большевиков — чрезвычайного комиссара Кавказа Степана Шаумяна, председателя Бакинского Совета Алешу Джапаридзе и того, кто плетет сети заговора, лидера и главного демагога «Мусавата» Мамеда Эмина Расулзаде. Когда-то в прошлом он был социал-демократом. Отклонить призыв, не явиться на переговоры Расулзаде не рискует. Было бы слишком очевидное подтверждение того, что ставка националистов — мятеж. Братоубийственная война ради захвата власти.
Консул Мак-Донелл заносит в дневник: «Мы нетерпеливо ждем взрыва перегретого Бакинского котла. Вот-вот…»