Как-то я работал по адресам бежавшего преступника, и командир попросил поехать по одному адресу и помочь коллегам-розыскникам одного нашего периферийного подразделения. Что-то у них застопорилось, стоят на одном месте, ни шагу вперед. Стал розыск, а бежавший Андрей Николаев должен быть уже где-то здесь по времени, но пока мы не нашли того человека, который бы мог нас вывести на беглеца, пока он не натворил «хороших» дел, а это уже как водится. Ведь честно трудиться он не будет, а кушать и все остальное ох как хочется. А обнаглевшего, здорового, запутавшегося «фрукта» нормальные родственники содержать и иметь проблемы с властью, наверное, тоже не очень-то хотят Ну, а этот «друг», находящийся между двух «огней», не просто прячется где-нибудь в погребе и дышать выходит по ночам, а хочет жить даже с шиком, в свое удовольствие. Зачем бы это тоже родным лишняя головная боль и ненужные расходы, а деньги не так просто достаются, а трудом, и кому-то очень тяжелым.

Так вот, я и поехал на этот адрес, разобраться, что к чему. Нашел улицу, дом, подхожу к подъезду и вижу, что наши командированные коллеги приуныли совсем, замаскированно сидят на скамейке или чего-то ждут, или, может быть, не знают как быть, как поступить.

Дело в том, что у Владимира Ивановича, проживающего здесь дяди бежавшего Андрея, в квартире проживает собака, большой королевский дог. И когда они позвонили и хотели побеседовать с хозяином, то дядя их впускал, но огромную собаку, прыгающую и злобно рычащую, не приструнил, а оставил как есть, и опера поэтому к нему не могли зайти и поговорить. Вот и оказались в тупиковой ситуации. А к ним он не выходит: мол, мне об Андрее ничего не известно. Но пока сами не убедимся, то говорят: бабушка надвое сказала. Я их понимаю: окажись я в столице края, тоже бы не знал, как с такими людьми общаться, ведь тут совсем другая публика и, наверное, чуть другое обхождение. Но и выручать своих коллег тоже нужно, ведь недаром говорится: «смелость города берет», и поэтому я решительно поднимаюсь к квартире, на ходу соображая, как поступить, чтобы не обмишуриться. Звоню, жду, как послышались шаги, достаю ПМ. Открывается дверь, но на цепочке, и мужчина выглядывает, позади прыгает этот огромный рычащий дог. Мужчина видит у меня оружие, направленное в пол, и я для острастки передергиваю затворную раму, завожу патрон в патронник, одновременно произношу: «Уголовный розыск. Владимир Иванович, нужно поговорить». Мужчина сразу меня понял и собачку отвел в дальнюю комнату и запрятал ее под тахту, чтобы и носа не высунула.

Для беседы дядя Андрея пригласил меня в зал. Слово за слово и как-то у нас сложился душевный разговор. Владимиру Ивановичу, работавшему преподавателем в одном из техникумов города, оказалось сорок пять лет. Ему уже тоже порядком надоело нянчиться с бесшабашным племянником, но в память о матери Андрея, родной его сестре, которая несколько лет назад погибла в автомобильной аварии, он поддерживал его материально, наставлял на путь правильный, но пока безрезультатно. Андрей дважды уже отбывал срок и похоже и на этот раз не очень думает о своей дальнейшей жизни, одни только пустые клятвы и обещания начать с начала, с чистого листа. Владимир Иванович был в сильнейшем расстройстве перед памятью сестры. Что делать? Дальше это терпеть и снова ему помогать во всем? Когда он возьмется за ум? Я его внимательно выслушал и мог только одно сказать, что за этот его побег добавят срок, и он это знает, значит знает, на что шел. И отсюда, по-моему, ему все до лампочки: и ваши переживания, и помощь, все это в прошлом, он живет только настоящим. Поэтому лучше, чтобы все оставалось как есть, и ему добавят срок только за побег, то это еще мелочь, но если, как говорят, он «наломает дров», то может и не выйти совсем, то есть пожизненно.

Пока он «чистый», лучше самому сдаться, добровольно. «Ну что же, сам он не придет, а забирайте-ка вы его, так будет всем лучше и ему в первую очередь, — выпалил Владимир Иванович. — Он мне сегодня звонил и находился на такой-то железнодорожной станции, на окраине города, где встретился со старой знакомой, она там работает кассиром. Все вам высказал, как камень с души снял, аж легче стало, а там жизнь нас рассудит. Ему же, безголовому, лучше делаю, пока не раскрутился на всю катушку».

Я его хорошо понимаю, но спасибо в таких случаях не говорят. Наверное, это самый лучший выход из этого положения, ведь зоны ему все равно не миновать. Как говорят: «Раньше сядешь, раньше выйдешь».

Подо мной был 469-й уазик, я сел и захватил с собой нашего опера Юру Ларина, и сразу туда — на станцию. По дороге обговорили свои действия по задержанию Андрея. Так оно и произошло, как говорил Владимир Иванович: Андрей с кассиршей пили чай в служебной комнате, когда мы с пистолетами наперевес залетели туда, чем, наверное, изумили кассиршу, молодую женщину. Андрей без промедления поднял руки, встал из-за стола. Одет он был хорошо, выглядел свежо, в кармане пачка пятирублевок, но на лице было недовольство, что чай допить не дали, а так не удивился, видимо, ожидал в скорости. Браслеты я на его руках защелкнул, то есть свою работу выполнил, напрасно никого не обидел, а кто что заработал, то и получай, жизнь продолжается.