Вскоре к Старику явился Федор Фёдорович.

Вопросов, как заметил Старик, ему, Старику, задавать не полагалось. Но если бы даже нашёлся отважный и спросил нескромно — что встревожило его, и если бы Старик от такого нахальства не осерчал и решил ответить, вряд ли вышло бы что-то путное. Потому что по отдельности всё было вроде в норме, во всяком случае с допустимыми отклонениями. Обозначить же одним словом общую неблагоприятную картинку никак не получалось.

Будущий всенародный избранник вполне объяснимо гневался. На то, что в течение весьма продолжительного времени был отлучён и не имел возможности прильнуть к источнику мудрости. На то, что в результате оказался во враждебном окружении, состоящем наполовину из идиотов, а на вторую — из откровенных саботажников, занятых перебрасыванием со стола на стол бессмысленных бумажек. На депутатов, которые в обстановке междуцарствия с удовольствием занялись мелкими интригами и собственным пиаром, так что на законотворческую деятельность времени не осталось, и три важнейших, представленных им лично, законопроекта оказались приняты практически без обсуждения, а там — такой бред, что самому же и пришлось их отзывать до передачи в Совет Федерации. На собственную администрацию, целенаправленно создающую ворох проблем, разруливание которых призвано продемонстрировать незаменимость и эффективность «администрантов». На разворованную до него страну с замерзающими городами, падающими самолётами, бессильной армией и остановившимися навечно заводами. На собственную немыслимую популярность, подтверждаемую еженедельными рейтингами и создающую небывалую персональную концентрацию надежд у осатаневшего от реформ народонаселения.

Бывший полковник хорошо помнил, как за ничтожно короткое время был превращён в шута идол восьмидесятых, как самая популярная фигура девяностых в одночасье стала самой непопулярной, и с содроганием смотрел на цифры в социологических опросах.

Всё это было не просто ожидаемо, но и заранее запланировано. Старик методично отстраивал непрерывно сужающийся коридор, не оставляющий свободы для манёвра. Потому что человеческий материал, даже чекистской закалки, есть вещь слабая и ненадёжная, подверженная посторонним влияниям и банальным слабостям.

«Как труп должен ты стать в руках начальника», — учили иезуиты, но отдавали подобное превращение на откуп свободной воле. В те далёкие времена, когда информация распространялась со скоростью лошадиного галопа, можно было позволить себе такую роскошь, как самовоспитание. Адские изобретения Стефенсона и Белла не оставили места самосовершенствованию как средству достижения мировой гармонии. На это даже теоретически не могло хватить времени. Отныне и вовеки дарить человечеству счастье придётся железной рукой в мягкой и ласковой перчатке.

Федор Фёдорович, несомненно, отдавал себе отчёт в том, что происходящее с ним лично как раз такой рукой и направляется. На это у полковника разведки квалификации хватало. Как и внутренней дисциплины, не позволяющей бунтовать. Даже то, что он не совсем готов был к роли жертвенного агнца, не явилось для Старика сюрпризом.

Всё было просчитано и проанализировано в самом начале, ещё до того, как он выкрутил руки дураку-генералу.

Старик предвидел, что в некий момент ведомый предсказуемым способом взбрыкнёт. Что будут накоплены и сформулированы вполне обоснованные претензии. Вероятно, будет выдвинуто категоричное требование организовать регулярные контакты для оперативного обмена информацией и согласовыния позиций по ключевым вопросам.

Будучи от природы человеком сообразительным, объект правильно оценивает чреватую большими бедами опасность высокого рейтинга. Но при этом совершенно алогично, хотя и объяснимо по-человечески, стремится к тому, чтобы его все любили, а потому любую порочащую его публикацию рассматривает как удар ниже пояса.

Выброшенная в печать информация о былых связях с «Инфокаром», вкупе с недвусмысленным намёком о сохранении этих связей в сегодняшнее переломное время, тоже не могла обрадовать будущего президента страны.

К тому же история с доверенным эмиссаром, очевидно, получившим лишнюю информацию и потому дерзко ликвидированным. Явно спровоцированный рейд чеченского отряда и его попадание в заранее заготовленную западню, о которой, кстати, верховному главнокомандующему ничего известно не было, демонстрация, так сказать, контроля над некоторой частью вооружённых сил. Документально подтверждённый альянс с уголовным элементом, основной ударной силой Восточной Группы, — наглядное свидетельство блокировки с уже отступающим, но не уничтоженным до конца политическим противником. И самое главное, наконец. Доступ этого формирующегося буквально на глазах блока к убийственной по силе информации, которая не просто может отбросить сегодняшнего претендента на Кремль в политическое небытие, но и превратить в реального субъекта уголовного права.

В таком положении у кого угодно вспотеют ладони, что и наблюдается в данном конкретном случае.

Можно уверенно констатировать, что даже скрытое сопротивление определённым акциям против былых приятелей объект ни при каких обстоятельствах оказывать не будет. Небрежно брошенные Стариком слова о разделении властей, независимости правосудия от исполнительной власти и недопустимости рецидива телефонного права услышаны и поняты правильно.

Немножко забавно, хотя и объяснимо, что Федор Фёдорович так зациклился на этом писаке. Будто раньше про юного гадёныша не слышал, только что проснулся. Вот ведь человечки — любую гадость упорно не замечают, пока она их самих не измажет дерьмом. Четыре раза упомянул, и все настойчивее и настойчивее. Любит жену. Поэтому вполне может пойти на резкие движения — ресурс есть, и немалый. А щенок ещё пригодится. Пусть пока посидит под замком и под хорошей охраной. Чтобы не случилось чего. Пресса, конечно, взовьётся, начнёт домогаться объяснений. Пусть бесятся. Если и доберутся до самого, ответит что-нибудь насчёт невмешательства руководства страны в законную деятельность правоохранительных органов. Или скажет, что не смог министру внутренних дел дозвониться. Не вопрос.

Когда человек оказывается в кризисной ситуации, он часто проявляет признаки нерационального поведения. Начинает, например, ходить к гадалкам, изучать гороскопы, проявлять интерес к картам Таро и искать тайный смысл в случайных совпадениях. Поскольку убедительно поданное предложение неизбежно стимулирует спрос, появление в ближнем круге увлекающегося столоверчением астролога воспринято объектом правильно. Расположение светил, Эра Водолея, классификация комет по типу хвостового оперения, ритуальная вивисекция пернатых. Грядущее величие России и её неминуемое мировое лидерство под мудрым новым руководством, однозначно следующее из внимательного изучения кровяной капельки, повисшей на клюве убиенного чёрного петуха. Дружный хор загробных голосов — Петра Великого, Андрея Первозванного и почему-то изъясняющегося по-русски Юлия Цезаря: завершается чёрная полоса испытаний, и воспрянет великая держава, рассеяв врагов и соединив друзей.

Если и дальше так пойдёт, вполне может поверить в своё высокое призвание. Да фактически уже и поверил, потому что когда не гневается и не высказывает претензий в спокойной манере, столь характерной для былого полковника, то только и говорит, что о судьбах многострадальной отчизны, возвышая голос и волнуясь до покраснения.

Как же меняет человека ощущение почти космической ответственности, совмещённое с бессилием и невозможностью на что-либо действительно влиять…

С той же горячностью, с которой произносились высокопарные тирады, говорилось и о чудодейственной новой диете, придуманной специально для него все тем же астрологом. Мясное исключить совершенно, рыбное не чаще двух дней в неделю, хлеб из отрубей и основной упор на йодистые продукты типа морской капусты. Салат из морской капусты со слегка промаринованными огурцами и базиликом, чайная ложка кедровых орешков и кунжутное масло — чудо! просто чудо! А в остальном — никаких ограничений. Можно даже немного выпить — для аппетита.

Судя по подрагивающим пальцам, аппетит частенько нуждался в стимуляции.

Отходя ко сну, Старик в очередной раз попытался найти слово, которого недоставало в течение всего дня, но не нашёл. Возможно, потому, что стоявшую перед глазами картинку трудно было описать одним словом.

Много лет назад человек, сопровождавший его в инспекционной поездке под Душанбе, метким ударом камня перебил хребет попавшейся на дороге змее. Та бешено закрутилась на месте, сворачивая и разворачивая кольца, лихорадочно совершая смертоносные, но безопасные уже броски, потом затихла, вытянувшись в серую невзрачную ленту, через минуту ожила, вновь начала танец смерти. И так продолжалось до тех пор, пока следующий камень не размозжил плоскую треугольную голову.