И снова – июль 1998-го. Я остановилась на открытии завода по переработке золота под Магаданом. Но помнится не только это. Остался в памяти мемориал «Маска Скорби», созданный Эрнстом Неизвестным на личные деньги Ельцина и посвященный жертвам сталинских репрессий. Огромное пятнадцатиметровое каменное лицо словно парит над городом, глядя на него полными слез глазами со своего природного постамента – склона сопки Курганская. Вокруг горой лежат камни с названиями колымских лагерей, а когда дует ветер – гулко звучит раскачиваемый им колокол. Ведь Магаданская область, это и есть та самая Колыма. Именно здесь располагались знаменитые Колымские лагеря. Как нам рассказал наш водитель, – с этой сопки прекрасно видно залив, куда морем на баржах привозили новых зеков, сгружали, формировали этапы и пешком отправляли на зону.

– Если лететь над тайгой на вертолете, то до сих пор видно сохранившиеся бараки. И кажется, что они ждут своего часа, готовые принять новых людей, чтобы быстро перемолоть их в лагерную пыль и рассеять по ветру. Но на самом деле, как говорят очевидцы, от лагерей осталась одна труха, – рассказывал водитель.

Подумалось, что неумолимое время и живущая своей жизнью тайга медленно, но верно уничтожают все то, что напоминает о палачах и их жертвах. И когда-нибудь все это исчезнет с лица земли и канет в небытие, сохранится разве что в нашей памяти.

Да, какое-то невеселое получилось начало истории. Продолжение будет совсем другим.

Прошел день, закончилась официальная программа визита. Но губернатор, видимо, решил максимально расширить границы гостеприимства и поразить столичных гостей в самое сердце. Нас рассадили на два пограничных сторожевых катера (Немцова и всю чиновничью компанию – на один, а журналистов – на другой) и вывезли на рыбалку. Немцов прямо с борта ловил крабов какими-то специальными снастями, а мы – камбалу. Ловля была весьма оригинальной. Никакого умения не требовалось. Матрос давал тебе леску со множеством пустых (!) крючков, ты опускал ее в воду, держал некоторое время, а после матрос помогал тебе вытащить ее на палубу, всю увешанную глупой камбалой, которая по неизвестным мне причинам просто бросалась на эти крючки без наживки и так трагично заканчивала свою жизнь. На все мои просьбы объяснить, почему магаданская рыба отличается такой склонностью к массовому суициду, вразумительного ответа я не получила.

Далее нам предложили «легко» закусить. На палубе поставили столы и принесли невиданное количество красной икры в тарелках, величиной напоминавших тазики. К икре подали хлеб и столовые ложки. Помню еще салат. Он запомнился мне тем, что на мой вопрос:

– Из чего салат? – я получила ответ:

– Из крабов.

– Из крабов и чего? – дотошно переспросила я.

– Из крабов и майонеза, – с достоинством ответила дама, показав всем своим видом, что другого у них не делают.

Да, еще помню, что целых крабов для желающих положили прямо у столов на полу в пластмассовых тазах, которыми у нас хозяйки раньше пользовались для мелких постирушек. А главное, беда пришла откуда не ждали. Очень быстро закончился хлеб и пришлось есть икру просто ложкой. Просто ложкой просто пустую икру. Ужас.

Еще хорошо помню двух довольных жизнью красавцев Димку Знаменского и Петьку Мокшина, которые после обильной трапезы, прислонившись к борту, сели на палубу, вытянули ноги и так полусидели-полулежали, всем своим видом напоминая довольных сытых котов, уничтоживших втихую всю хозяйскую сметану. А мы с Юлей Ульяновой не смогли отказать себе в удовольствии запечатлеться на память с полными икры тарелками-тазиками в руках.

На этом командировка не закончилась. Мы полетели дальше – на Сахалин. Там наш первый вице-премьер отправился на вертолете на шельф, инспектировать, как продвигается работа над его любимым детищем под названием «Сахалин-1» и «Сахалин-2», которое, если я все правильно понимаю, представляло собой серьезный нефтегазовый проект, связанный с разработкой новых месторождений газа и нефти и реализуемый на основе соглашения о разделе продукции. Нас же повезли посмотреть показательное хозяйство по разведению ценных пород лососевых рыб. По дороге, которая шла вдоль берега, с одной стороны был океан, а с другой – словно нанизанные друг на друга большие и маленькие озера, утопающие в зелени, обрамленные цветущим шиповником, люпином и огромной высоты лопухами. Мы дружно решили, что обязательно окунемся в океанские волны, что и проделали всем пулом на глазах у изумленного водителя микроавтобуса, потому что температура воды едва ли подходила для принятия водных процедур.

Да и показательному хозяйству тоже было, что нам показать. Поэтому уехали мы оттуда довольные жизнью и полные надежд на дальнейшие интересные встречи и впечатления. Но посмотреть красоты острова нам, увы, не удалось. Ельцин срочно вызвал Немцова в Москву для того, чтобы тот незамедлительно отправился в маленький городок на юге России под говорящим названием «Шахты» для того, чтобы снять с рельсов бастующих шахтеров и разблокировать движение поездов. Делегация быстро загрузилась в самолет и отправилась в обратный путь. В столицу мы прилетали поздней ночью, а уже утром должны были отправиться к шахтерам.

Этот неожиданный приезд и вылился для меня в сюрприз, за которым последовал крах моего и так уже давно трещавшего по швам второго брака.

Так как мы прилетали поздней ночью, то машину из ТАССа я не вызвала, а «села на хвост» тогдашнему пресс-секретарю Немцова – Андрею Першину, который тоже жил в Ясенево, в соседних со мной домах. По дороге Першин поинтересовался, звонила ли я домой, чтобы предупредить, что возвращаюсь.

– Да нет, – ответила я. – Зачем?

На что Андрей со всезнающей мужской ухмылочкой заметил, что всякое бывает и что анекдоты про мужа, возвращающегося из командировки, не просто так придумали.

– Так-то о муже, – сказала я. – А тут – жена. Помахала ему ручкой и вошла в подъезд.

…Я попыталась открыть входную дверь квартиры, но та была заперта изнутри. Я позвонила. В ответ – тишина. Позвонила еще и еще. Раздался нервный голос мужа:

– Кто?

– Это я, открывай.

– Сейчас, оденусь.

Я сильно удивилась: зачем ему нужно встречать меня ночью при всем параде и стала терпеливо ждать, когда наконец откроется дверь. Пауза затягивалась. Я подумала, что уж галстук точно необязателен, а чуть позже, что Першин, видимо, был тайным старшим сыном знаменитой Ванги и что анекдот был очень кстати. Тогда я начала соображать, как нужно себя вести в подобной ситуации, чтобы не выглядеть полной идиоткой.

Наконец, дверь открылась. В глазах моей второй половины было что-то от выражения, которое свойственно замученному совестью щенку, изгрызшему одновременно хозяйский ботинок, уголок дивана, тапочки старенькой бабушки и от стыда написавшему на новый ковер. Руками он нервно теребил ворот сорочки, в которую почему-то облачился.

– Милый, – нежно сказала я, – мы вернулись раньше, потому что утром надо лететь в Шахты – улаживать ситуацию с бастующими шахтерами. Я ужасно устала. Сейчас в душ и спать.

И сразу отправилась в ванную комнату. Честно, я прислушалась: хлопнет ли дверь. Дверь хлопнула. Моя догадка подтвердилась.

Через десять минут все было решено: благополучно спроваженная девица ехала, как я думаю, на такси домой (надеюсь, он дал ей денег), а муж, точнее – уже бывший муж, был отправлен спать на коврик на кухне. При этом ему было популярно объяснено, что сразу после командировки я подарю ему долгожданную свободу путем как можно более быстрого и безболезненного развода, произведенного специализирующимися на этом органами государственной власти. При этом я добавила, что мне бы не хотелось никаких оправданий, стенаний, сцен с мольбой о прощении, уверений, что я все придумала и что мне все померещилось от усталости.

– Милый, наша совместная жизнь все равно уже давно шла к своему концу. И спасибо Борису Николаевичу, что его внезапное решение ускорило то, что рано или поздно все равно бы произошло, – подытожила я.

Утром я созвонилась с Першиным. Он подхватил меня, и мы помчались во «Внуково-2». По дороге я сдуру сказала ему, что он был прав и что я действительно почувствовала себя героиней того самого анекдота. Вот только в наш век – век расцветшего феминизма из командировки вернулся не муж, а жена.

Теперь, когда мне говорят о том, что женщины любят посплетничать, я отвечаю, что мужчины любят это еще больше. И у меня есть на это все основания. Не успел самолет подняться в воздух, как ко мне подсел сам первый вице-премьер.

– Лилька, Першин рассказал… Это так и есть?

– Ну да, развожусь.

– Да ладно. Ну, всякое в семье бывает. А ты сразу – развожусь. Ты ее действительно видела?

– Ее. Нет, только слышала. Дала возможность спокойно уйти. Не волосы же ей рвать?

– Ты что, даже не посмотрела?

– А зачем, – сказала я, – и вообще, давай, Немцов, не будем. Тема дерьмовая. Обсуждать не хочу.

– Ладно. Только знаешь, не переживай. Почти со всеми такое в жизни случается.

– И с тобой?

Он как-то тихо кивнул головой. А я подумала: Интересно, только в какой роли он выступал в этой мизансцене? Уж точно – не в роли вернувшейся из командировки жены.

А потом мы выпили коньяка за мое светлое будущее и за здоровье Бориса Николаевича, с чьей легкой руки я закрыла последнюю страницу романа под названием «Мой второй брак».

Мы летели. Нас ждали рельсы и шахтеры.

А развод? Развод случился. Самое смешное – он случился одновременно с дефолтом, так что последний прошел для меня совершенно незамеченным.

И последнее. С высоты прожитых лет по этому поводу могу сказать только одно:

– Дорогой Борис Николаевич, господин Президент, еще живет на этой земле женщина, которая вспоминает вас добром. Благодаря вам я стала счастливой и свободной. Во всех смыслах. И я это очень ценю и помню.