Из Сенатского дворца Московского Кремля, этакого первого корпуса Кремля, вид на волнующееся море людей на Красной площади открывался обширный. Архитектор Матвей Казаков строил здание, выполняя указ Екатерины II прославить нашу великую державу. Но в эти дни об этом никто не вспоминал, так как прославлять было нечего. Наступали самые позорные дни современной истории, при упоминании которой потомки будут опускать глаза и отводить их в сторону.

Президентские окна выходили во внутренний двор, к тому же изрядно звукоизолированы, чтобы не мешать работе главы государства. А вот из делового крыла в северной части здания вид на побоище открывался вопиющий. Казалось даже по отдельности можно разглядеть боевиков как от «младоцентрят», так и от «воротиловцев». Даже окололибералы, тусующиеся у ГУМа, различались. Они то дрались, пытаясь захватить площадь, то вытаскивали из карманов телефоны – получать инструкции, снимать видео и тут же постить в блогах. Демократия, по их мнению, нынче так должна была делаться.

Столетов, упершись руками в подоконник, еще некоторое время смотрел за тем, что происходило на главной площади страны, а потом сделал два шага назад, в глубь помещения, и, развернувшись, направился в самый центр деловой части здания, где находился кабинет Дракона.

Президент знал, что он идет, поэтому Столетов без стука и предупреждения открыл дверь в помещение номер один и оказался в небольшом и удобном для работы кабинете. То, что страна и вся архитектура власти, которую выстраивали тридцать лет, рушится на глазах, не повлияло на его внутреннее убранство. Стены, как и прежде, обиты безукоризненно подогнанными друг к другу шлифованными панелями из мореного дуба. Удобная и рациональная мебель, изготовленная из того же материала, стояла по углам, вдоль стен высились книжные шкафы, заполненные уникальными книгами и справочными изданиями. Он был декорирован заново во время комплексной реставрации и реконструкции Сенатского дворца в девяностые. Стены над деревянными панелями светились глубоким золотистым оттенком, а потолок украшал строгий орнамент. Это придавало рабочему месту Президента особую парадность и торжественность.

Дракон, человек невысокого роста и невыдающейся внешности, скромно сидел за своим рабочим столом, не намериваясь покидать Кремль. Рабочий стол его украшает письменный прибор, изготовленный современными мастерами из уральского малахита. Над столом – герб. Справа и слева от президентского стола – государственный флаг и штандарт президента. Ближе к окну – стол для переговоров. На его рабочем столе стоят ноутбук и два компьютера, подключенных к ситуационному центру, расположенному в этом же здании. Вся необходимая информация о том, что делается в стране, поступала в режиме реального времени. На столе также – телефоны и коммутатор. На пульте управления – имена председателя правительства и его замов, министров, председателей обеих палат парламента. Эти люди имеют право позвонить президенту напрямую. На столе Президента за правительственными телефонами стоял кустистый цветок.

За двадцать четыре года рабочее место высшего лица государства стало образцом для подражания. Телевизионные репортажи, в которых президент принимает «один на один» министров и высших чиновников за брифинг-приставкой в своем рабочем кабинете, задали в стране моду на брифинги. Эта мода появилась и прижилась именно при Драконе, когда информация о деятельности Президента стала подаваться именно в таком формате. Брифинг-приставка уже фактически стала деталью национального кабинета. Не на это рассчитывал Столетов, когда впервые предложил так организовать новостное пространство вокруг главы государства, но это выглядело как занятный эпифеномен, случайный эффект, многократно умноженный фрактальной структурой общества, которым правил Дракон.

Президент неторопливо поднялся со своего кресла, медленно опустил крышку ноутбука и, выйдя из-за стола, подошел к окну, за которым на внутренний двор корпуса падал хлопьями мягкий снег.

– Мы с вами, Александр Григорьевич, работаем уже двадцать четыре года, – произнес Дракон, заложив руки за спину в прочный замок. – Бывало разное. Подводные лодки, Кавказ, Крым. Хорошо поработали! По-настоящему славные были времена. Но я никогда не думал, что оставлю дела в таком состоянии.

Столетов подошел поближе, остановился в двух метрах от рабочего стола президента.

– Есть разные решения.

– Мне тут вспомнилась одна сказка, я ее своей внучке читал на днях, – неожиданно перебил его Дракон. – Царевна-лягушка называется. Ну, вы знаете. Удивительное дело эти сказки, если подумать. Они как бы дают сразу ребенку коды для типовых ситуаций. Почитаешь ребенку на ночь «Репку», а он потом вырастает, и не может свои проблемы решить. Думает, что раз беда, надо всех звать на помощь, в блогах рассказывать, созывать пресс-конференцию, письмо писать президенту. Вы знаете, сколько писем мне присылают в администрацию, когда у людей лампочка в подъезде не горит? Я уточнял тут на днях у Горшевского. В день по сто двадцать приходит, за все время миллион, наверное. А «Царевна-лягушка». как вы думаете, о чем эта сказка?

Столетов задумался ненадолго.

– Взросление. Может, наследование?

– Там самый интересный персонаж не Иван-царевич. Там очень интересный персонаж царь.

Дракон отошел от окна и сел на ту сторону брифинг-панели, с которой он обычно принимает подчиненных. Столетов хотел сесть на противоположную, но для этого время было не подходящим. Тогда он подошел к ближайшему из шкафов, пододвинул один из стульев и сел на него.

– В некотором государстве царь утрачивает власть, и разрабатывает операцию по передаче власти одному из своих детей. То есть это как операция «преемник». Как в двухтысячном и в восьмом году. Сказка говорит, что царь указал всем жениться. И нам рассказывали, что это какое-то царское помешательство, что так поступать нельзя. Но в этом есть свой смысл. Получив указ, дети начинают решать свои проблемы. Они ведь стреляли не кто куда, они ведь прицельно стреляли. Старшего давно уже купили бояре, он метил во двор боярской дочке. Под среднего сына бизнес тоже дочку подложил. Это их ставка. Так царь понял из кого надо делать героя и кому передавать власть, потому что если бы он отдал власть старшему или среднему.

– …страну разорвал бы гражданский конфликт, – закончил Столетов.

– Вы отлично все понимаете, – продолжил Дракон. – Не многим в нашей стране понятно в каком состоянии нахожусь я. Военные, силовики, центристы, правоцентристы, аппаратчики, контрэлиты, эти сумасшедшие на площади. Все они ждут, когда я уйду, чтобы начать рвать то, что я создавал столько лет. Возможно, это самая главная битва для нашей страны – решится, станем мы самостоятельным цивилизационным проектом или так и будем тащиться в обозе – а у меня не осталось ресурсов, чтобы вести войну, ни сил, чтобы все контролировать.

Он пригласил Столетова сесть поближе, и тот переместился на левую сторону брифинг-панели, если смотреть со стороны рабочего стола.

Зазвонил телефон, но Дракон не снял трубку, зато положил рядом с телефоном часы, которые отстегнул от запястья, и которые неизменно носил на левой руке.

– Второй день. Завтра я подпишу указ о введении чрезвычайного положения.

Даже если бы он этого не сделал, чрезвычайное положение вводится автоматически на третий день ситуации, которую правительство не может контролировать. Власть перейдет к МЧС, а значит к совету безопасности страны, вступят в действие протоколы о чрезвычайном положении. Силовики разберутся с ситуацией и установят тот порядок, какой сочтут наиболее прибыльным. А как иначе?

– Мы можем поступить иначе, – произнес Столетов.

– Конкретное предложение?

Александр Григорьевич еле заметно кивнул.

– Я сюда не без боя прорвался, – пояснил он. – Многие не хотели, чтобы этот разговор состоялся. И его смысл в том, что можно все исправить. Мы несколько лет готовили группу, которая должна была перенастроить поле диалога в нашей стране. Мы разрушали дискурс, который выстраивали экономический блок и силовики. Сейчас у них нет аргументов кроме насилия. То, что на улице происходит – это не переворот, это отчаяние. На той неделе рейдеры закрыли второй телеканал в стране, еще раньше прибрали к рукам автозавод. Они не бьются, они готовятся к хаосу, который их ожидают. Они боятся. Сидят и ждут, когда их указом обяжут успокоиться. Но у нас есть фигура, которая не запятнала себя этой возней. Мы его подготовили как раз для этого случая. Стоящие за ним силы пронизывают разные социальные слои, но они аполитичны. И если по тем структурам, что мы создавали на основе нового языка, пойдет политический сигнал, его воспримут как.

Он хотел сказать, как самого Дракона, но промолчал. Да это и так было понятно в этой ситуации.

– За двадцать дней? – уточнил Дракон.

– Да, до выборов двадцать дней, – согласился Столетов. – Но это если выборы проводить штатно. Если вы сложите с себя полномочия досрочно, выборы будут досрочными. в другой день.

– «Досрочными» – это «до срока».

– Это всего лишь фигура речи, – пояснил Столетов. – Мы еще контролируем Конституционный суд, а он постановит назначить «досрочные» выборы на май, и мы все успеем. Постановит считать майские выборы досрочными. Все, что надо сделать – назначить премьер-министра из числа его замов. Максимова снять. Я против него ничего не имею, но он староват уже для всех этих игр и политически нестабен. Предлагаю Зубцова, это наш человек, я с ним это уже обсуждал.

Дракон откинулся на спинку кресла.

– «Считать» – занятное слово, – произнес Дракон. – Когда одно не является другим, мы «считаем» – и проблема решена. Второй президентский срок можно «посчитать» первым, ошибку в назначении можно «посчитать» антиконституционной. беспорядки, которые разрушили весь центр города можно «посчитать» «флуктуацией», верно?

Столетов улыбнулся уголками губ.

– Не вовремя все это, – произнес Дракон. А потом добавил: – К вечеру все подготовьте, я сделаю официальное заявление.

Когда за Столетовым закрылась дверь, ведущая в президентский кабинет, агенты ФСО встали по обе стороны от президентского кабинета. Из силовиков – самая непредвзятая служба, но и ее главу пытались совратить силы, проникшие в спецслужбы, совет безопасности и военные ведомства. Все зная наперед, они не стали обыскивать советника, даже не смотрели в его сторону.

Недолго думая, Столетов направился к ближайшей лестнице, где в это время его уже должна была ждать служебная машина. По ходу дела он включил свой смартфон и набрал номер редактора телеканала «Серебряный Дождь». Сотовая связь не работала, но через Интернет дозвониться пока что не представляло проблемы, особенно если провайдер правительственный.

Первый канал был бы предпочтительнее, чем оппозиционный, у него охват и покрытие больше, но в войне редко что можно получить без потерь. Его закрыли люди из Следственного комитета, ударная сила питерских силовиков, которые уже выходили из тени Дракона и играли в свою игру.

– Антон Ефремович, – уточнил Столетов, лишь только на том конце провода ответили. – Отлично. Вы на месте? Время пришло. Запускайте сюжет про метеорит.

Уже на выходе он столкнулся с Могилевским, ставленником силовиков для плана «А» – мирной победы на выборах. Тот еле заметно кивнул головой в знак приветствия, а его свита ломанулась за ним следом в Сенатский дворец, не узнав Столетова и даже случайно толкнув его. Время таких как он тоже подходило к концу, вместе с эпохой Дракона.

После того как работа основных телеканалов оказалась расстроена, а телекоммуникационная компания «Большой брат» оказалась в затруднительном положении и испытывала большие сложности с обслуживанием клиентов, воцарилось молчание, за которое обществу пришлось платить золотом. Даже случилось немыслимое – спорадически отключали сектора Интернета. Никто ни с кем не мог договориться, а если кто-то и мог предложить модель дружественного будущего, у него не находилось средств донести ее до остальных.

Позже это назвали «кульминационной точкой протеста». На второй день царящего насилия, когда оппозиция уже поняла, что быстрой победы нахрапом не получится, «младоцентрята» не разбегутся, а на большее они сами не способны, в определенный час и минуту по телеканалу «Серебряный Дождь» передали репортаж, словно в области упал метеорит из алмазов.

Все организовали на высшем уровне. Сперва видео, снятое на автомобильный регистратор, деталями походящее на то, что снимали лет двенадцать назад в Челябинске. Потом показали местного аборигена с пропитым лицом, который тряс в руках куски прозрачного минерала и радовался, что ему буквально с неба упал повод вечером напиться. Чем-то он смахивал на одного из тех, кто в прошлом месяце принимал участие в программе «Поле чудес», и потом мелькал в «Хочу стать миллионером». Потом выступил астроном. Он не говорил ничего прямо, рассказал, что да, есть такая теория, исследователь Принстонского университета астроном Марк Кучнер выдвигал ранее теорию о том, что в космосе могут находиться алмазные астероиды. Правда, он не настолько видел небо в алмазах, чтобы признать их существование в нашей конкретной солнечной системе. Но если известные нам астероиды, включая те, что падают на Землю, это осколки некоторой существовавшей в прошлом планеты между Марсом и Юпитером, и если каменные метеориты это осколки ее коры, а железные – ранее жидкого металлического ядра, то, мол, запросто могут быть и алмазные метеориты, так как в земной коре на огромной глубине под большим давлением и без доступа кислорода углерод может принимать форму алмазов, причем достаточно больших.

Не растрачивая запала, воротиловцы в частном и организованном порядке двинулись на Чернорусский вокзал. «Младоцентрята» направились следом. Еще несколько часов назад выяснявшие отношения с помощью подручных средств молодежные активисты уже вместе пели песни, делили участки для поисков и формировали поисковые отряды по пять-шесть человек.

Лагеря, разбитые для протеста, находились в запустении, штаб оппозиции пытался донести до своих бойцов, что это все одна большая разводка, но тогда их никто не слушал, да и возвращаться на площади, судьба которых уже предрешена, никто не хотел. Кульминационная точка уже пройдена. Побеждать надо было раньше и по-другому. Это герой предпочитает алмазам восстанавливать символическую справедливость, прикрывая своим телом ошибки и просчеты руководства, как это делал Матросов и все его последователи. В нашу постгероическую эпоху героев уже не сыщешь, а алмазы есть всегда.

Кто-то добирался на редких электричках, кто-то своим ходом, иные даже двинулись большой колонной пешком, но такие колонны рассасывались не доходя до северо-западной границы города – кто-то уставал, у кого-то включалась голова, кто-то отставал или отбивался от общей группы.

Конечно же никто не нашел ни метеорита, ни алмазной крошки, разбросанной в округе предполагаемого места падения, ни даже очевидцев. А тот мужик с алмазами и бутылкой и вовсе оказался внештатным актером Первого канала.

Но это все потом вскрылось. Уже через два месяца никто не верил, что можно так легко внушить человеку что угодно. А потом, когда вспоминаешь, что скорость эскадры зависит от самого медленного корабля, а в толпе уровень критического восприятия падает до самого бестолкового ее члена, соображаешь, что и не такое прокатывает.

Все это выглядело бы как исторический фокус, смешной, трогательный и технологически верный, если бы за ним не последовали другие шаги. Сразу же после того, как улеглась истерия по поводу алмазного метеорита, за две недели до выборов, Дракон выступил с обращением к народу и объявил о своем досрочном уходе. Над тем, что «досрочный» – это перед выборами, и за полтора месяца перед официальной отставкой и инаугурацией следующего президента, смеялись долго, но на то и был, видимо, расчет. Пока все смеялись, государство de facto возглавил новый премьер-министр, дядя главы партии КПЦ, ныне пребывающей в развалившемся и скорбном состоянии, как и все основные партии страны, испытывающие в разной степени кризис.

Он-то и представил стране нового человека, вынырнувшего неожиданно из глубин бюрократии, как по волшебству. Раньше нами правил президент-предатель, правил президент-алкоголик, еще был властный авторитарный президент, и даже президент-посмешище, но еще ни разу страну не возглавлял президент-пророк. Ну или хотя бы выглядевший как таковой.

Его полюбили сразу, хотя никто не мог объяснить человеческим языком почему именно. Почему-то всем нам он показался ультранормальнее всех остальных. Словно не из этого мира. Словно чудо, о котором говорил Горчаков – проявление иных законов в этом мире, где они не должны были действовать. Его харизма лежала далеко за пределами естественных возможностей языка, потому что была написана не на языке. Новый язык, который вытекал из его уст и звучал непривычно, оказался его даром всем нам, так как на нем мы смогли прийти к соглашениям, вернувшим страну в мирное русло межпрезидентствия и остановившим затянувшуюся флуктуацию.

Новые выборы назначили на начало мая. Когда они прошли, не без бардака, конечно же, мы вступили в новое пространство и время, словно перешагнули непреодолимый квантоволингвистический барьер, и нам разрешили существовать. Так закончилась великая эпоха Дракона, и теперь страной управлял Змей.

На фоне этих событий как-то незаметно прошли аресты некоторых генералов, коррупционное дело против Воротилова и роспуск КПЦ, место которой заняла уже другая «партия власти», структура которой оказалась написана другим языком, не имеющим никакого отношения к советским пережиткам.

И вот уже в лето двадцать пятого года о былом кризисе напоминали только кое-где облупленные стены, неровный асфальт и незамазанные надписи «Я не гей, все геи сидят в Кремле», написанные сторонниками одного из видных оппозиционеров-неудачников прошлого, чья нетрадиционная ориентация уже не ставилась никем под сомнение.

Куалункуизмо – так итальянцы называют состояние, когда ты настолько устал от того, что происходит в политике и обществе, что тебе уже нет ни до чего дела – стало всеобщим. Это и была цель. Люди часто путают ее с намерениями.

* * *

Когда я снова встретил Федора Стрельцова, он казался потрепанным и уставшим. Это случилось в конце двадцать пятого, где-то в сентябре, ровно год спустя после тех событий у Дома Культуры. Он меня не узнал. Только спустя минут пять, когда мы уже обменялись дежурными приветствиями и рукопожатиями, он неожиданно тихо, словно испугавшись самого себя, произнес: «А, Мешков, да-да.».

Я не видел его с тех пор, как толпа разлучила нас на Красной площади. А потом начался такой бардак, что не до него стало. Сперва выборы, потом закрыли вуз, кризис, надо было искать работу. Так и разлетелись как планеты в космосе.

– Чем занимаешься? – спросил он, когда мы застряли с ним в дверях гипермаркета.

– Я в троллинговой компании работаю, – отвечаю. – Платят полторы тысячи за писучий час. Два дня через два. Ну знаешь, регистрируюсь на разных форумах и довожу людей до белого каления.

– И что, такую муру заказывают?

– Эти события, call-центры, помнишь. Они поменяли правила. Если раньше троллингом занимались в частном порядке, то теперь все поняли, что это хороший бизнес, а срыв выборов – лучшая реклама. Кому-то что-то не понравилось, нанимают троллей – и давай засорять форумы, сайты, доски объявлений, стены в социальных сетях. Если троллей больше, чем модераторов, и ПО получше, можно реально бизнес обвалить или информационный портал. В конкурентных войнах вещь незаменимая, ну или там если кто-то кому-то отомстить решил.

– А я пытался перевестись в другой вуз, но и там отказ. Сейчас по новой пытался поступить, но нормальных факультетов нет, одни экономисты.

– Думал, тебя шальной пулей убило!

– Ага, серебряной.

Он рассказал мне, что случилось с ним после того, как ему удалось вырваться с Красной площади, когда меня отнесло толпой к елке.

Оказавшись на Манежной, он направился в обход до Чернорусского вокзала, сел там на одну из «собак» и добрался до дома, что построил его брат. Правда, отсиживаться пришлось не долго – вскоре в те места наведались толпы искателей алмазов, вломились в дом, обокрали, избили, вынесли все ценное. А Емельян был призером параолимпиады, было что красть. Выставить удалось только фразой «Мы призываем вас к диалогу» – побили еще сильнее, но и из дома ушли.

Потом лечился от бешенства в местной областной больнице, жил полгода там же, на руинах братского дома, побирался чем мог и зарабатывал тем, что готовил сомнительные химические реактивы для сомнительных людей.

Я спросил, общался ли он с кем-нибудь из участников тех событий, но Стрельцов ответил, что нет. Ни Елены, ни Горчакова – никого не видел. И брат тоже пропал. Отец говорил, что получал от него письма, но из них не понятно где он, как поживает и чем занимается.

Елену, кстати, видел я. Она стала известной ведущей на телеканале «Серебряный Дождь», который резко сменил редакционную политику, перестал считаться оппозиционным и стал развлекательным. Там она ведет передачи об отношениях и сексе, и уже не похожа на ту дурочку, какой прикидывалась.

Когда же речь зашла о матери, он изрядно напрягся. Вся эта история про ее неслучайную смерть казалась мне каким-то немыслимым диким совпадениям, и во время моих поисков это ощущение только усугублялась. Вообще можно было подумать, что тот лектор, который тогда произвел на меня неизгладимое впечатление, но сейчас кажется милым и посредственным жуликом, история Елены и ее якобы мертвого отца, опыт Горчакова – это части одного большого заговора против Стрельцова. Но мы-то знаем, как изощренно мозг структурирует предметное поле по трем случайным точкам – словно по трем точкам по формуле Гаусса можно определить полет небесного тела.

Но несмотря на всю очевидность заблуждения Федор не собирался сдаваться. А прошел уже год.

Он рассказал, как целыми днями пишет в разные инстанции, чтобы добиться возбуждения уголовного дела, получает отказ за отказом. Он все равно продолжает писать, собирает деньги на эксгумацию и независимую экспертизу. Рассказывал, как его гонял охранник кладбища, когда он пришел туда с лопатой в полночь. И что во всем этот деле, где он как рыцарь с драконом сошелся в неравном поединке с бюрократией, наблюдается даже некоторый еле заметный прогресс.

Когда мы расстались, у меня осталось о нем весьма грустное впечатление. Он походил на тех, кто потерял смысл своей жизни, и никак не может понять, что все вокруг поменялось, а он застрял в своих мыслях и своем прошлом, и никак не может из них выбраться. Словно гнев был в нем главным мотивом, а лектор – случайной жертвой, для травли которого смерть матери, явно случайная – оказалась изумительным и удачным поводом. Неудачник.

У меня же все наладилось! Особенно после того, как я снова встретил того лектора, что читал лекции в ДК. Правда, теперь он изрядно поменял амплуа и выступал на закрытых вечерах, на частных квартирах. Он считал, что приход к власти Змея это чудовищная историческая ошибка, которую поздно исправлять, но ей можно противопоставить мощный духовный проект, который снова сделает нашу страну религиозным центром человеческой цивилизации.

Основу его нового учения составляли представления о человеческом теле как о связанных между собой энергетических центрах, которые мы можем понять только в свете определенных лингвистических конструкций. И если эти центры не освободить от застойных энергий, человек не может выйти за пределы языковых и мировоззренческих ограничений.

Я посещал его встречи несколько месяцев, а потом у нас появились общие дела, которые мы назвали «дизайном человека». Он открывал таким как я чакры, учил превращать золото в свинец и левитировать, а мы создавали ему инфраструктуру его нового Энергетического Университета. В какой-то момент, когда моя мать переселилась на рязанщину, на свою историческую родину, я даже продал квартиру, чтобы вложиться в бизнес, который проходил под патронатом Университета и управлялся людьми лектора. Пока денег не приносит, но я неплохо зарабатываю троллингом, и жду, когда дело пойдет в гору. Не скажу, что все шло гладко, но я доволен.

Скоро открываем экопоселение для духовно одаренных людей, прошедших наши университетские курсы. Мне обещали несколько соток и небольшой сруб в третьем круге, там, где будут жить люди, у которых аура желтая, а не оранжевая. Обещают дать группу – преподавать дизайн человека. Вот это реальная помощь людям, а не те тридцать серебряников, которыми расплачивался со мной Федор Стрельцов в былые дни.