В тот же час того же дня в своём домовом подземном госпитале приходил в себя раненый генерал Кривцов. Расхаживал по операционной, расхаживался и расходился, разошёлся, наконец, до высшей степени бодрости, до злобного кашля и лицевых судорог. Подколесин ходил за начальством, носил за ним подставку с двумя капельницами и терпеливо воспринимал критику в свой адрес.

— Хуесос ты, Подколесин, — критиковал его генерал. — Отчего же у тебя такая дубовая голова? Сутки! Сутки прошли, мудоёбина ты чуркестанская! Чуть не убили меня, а ты до сих пор не можешь узнать кто! Кто стрелял? Отвечай!

— Не могу знать, товарищ генерал!

— Отвечай, опездол!

— Чеченцы.

— Откуда вывод такой?

— Злые они.

— Ты что, совсем ёбу дался? У тебя папа идиот был? Ты в папу уродился?

— Не могу знать, товарищ генерал.

— Какие ещё доказательства?

— Никаких, товарищ генерал.

— Чем тогда Слухоухов занимался? Ты ему сказал, чтоб он следствие вёл?

— Так точно, товарищ генерал.

— Так он вёл?

— Ведёт.

— И что говорит?

— Кетчупы, говорит. Скорее всего. Но точно не знает. Пока.

— О, долбоёбы! Ну вот, он на Кетчупа думает. А ты на Аслана почему показываешь?

— Имею собственное мнение, товарищ генерал.

— Ну, головы у тебя нет, это понятно. А жопа-то хоть есть?

— Так точно.

— Ну вот возьми же своё собственное мнение и засунь его в свою собственную жопу!

— Есть, товарищ генерал. Будет сделано.

— Засунул.

— Так точно.

— Хоть это у тебя получилось. А этот зам у Слухоухова… Как его? Холмогоров? Из новеньких.

— Хохломохов, товарищ генерал.

— Его подключили? Он толковый, кажется.

— Подключили. Говорит, что не Кетчуп и не Аслан… может быть… а кто-то третий. Потому что, говорит, уж очень на виду у всех война с Асланом и Кетчупом, не стали бы они так топорно…

— Какой на хуй третий?

— Он пытается логически вычислить. Одна из версий — Дублин, из ревности.

— Охуели! Какой Дублин, он же там стоял, я ж ему в рожу дал перед тем, как подранили меня!

— Хохломохов говорит: мог нанять кого-нибудь. Видимо, не профессионала, потому что, говорит, убить не смог. Хотя, говорит, и Кетчуп мог заказать. И Аслан. У них тоже промахи бывают. Но и Дублин, говорит, мог. И муж садовницы…

— Молчать! Скажи этому… Скажи… Слухоухову. И этому… новенькому… Охломонову…

— Хохломохову…

— Ну да, блять… Мохохло… Тьфу, блять, нарочно что ль кадровики охуярков подбирают с такими фамилиями, хер выговоришь! Сухохуев, Лохмолохов! А толку что! Ничего решить не могут. У одного ларьки, у другого маршрутки, у третьего банки… В милиции ментов нет, одни бизнесмены. Некому дело поручить… Кстати, о поручениях. Надька сказала, свинёныш дублинский пропал. Что ж, за это хвалю, — генерал смягчился. — Быстро сработал, Подколесин, очень быстро. Молодец…

— Я сразу прапорщику Пантелееву поручил, — просиял лейтенант. — Сам не ожидал, что он мгновенно исполнит.

— А как он с ним разобрался?

— Не успел спросить, товарищ генерал.

— А ты спроси. Он мужик исполнительный, но глубоко придурковатый. Надо вникнуть. А то сделает, как с Бахтияром.

— А как он сделал с Бахтияром?

— Да закопал его в сквере Победы. Хотя знал, мудило, что сквер отдали под застройку сыну мэра. Сам же оформлять землю помогал, горсовет кошмарил. И тут же, когда Бахтияра успокоил, ночью его в этом же сквере и зарыл. Да и зарыл-то неглубоко, небрежно. А через неделю, само собой, стройка началась. Туда экскаваторы подошли. Зачерпнули, подняли, а из ковша Бахтияр свешивается. Еле замяли тогда. Так что ты вникни, как он сделал, куда дел, чтоб не напортачили, как в тот раз.

— Так это он Бахтияра… А я и не знал, товарищ генерал. Думал, кетчупы его прибрали…

— И дальше так думай. А что там, Надька говорила, какой-то брат с этим сынком дублинским вместе пропал? Его тоже Пантелеев оприходовал?

— Брата я не поручал. Уточню. Доложу.

— Уточни, уточни. Брата я тоже не поручал. Если жив, найдите, на него всё и свалим. Если не жив, тем более. А кто папашей его, алкашом этим займётся, Глебом этим?

— Хотел тоже Пантелееву поручить, но позже, чтоб без сына напоследок папаша помучился. Как вы и ставили задачу. Но вот вчера вы же сами с ним разобраться захотели…

— Погорячился я. Выпил лишнего, сглупил… Пантелееву не надо. Поищи другого исполнителя. В таких вопросах нужно разнообразие. Базовый принцип конспирации. Распределение рисков, понимаешь?

— Никак нет.

Генерал Кривцов, путаясь в трубках капельниц, обернулся, посмотрел на лейтенанта Подколесина с величайшим сожалением и прошептал:

— А ведь ты у меня лучший! Остальные-то ещё хлеще! И на чём только держава держится?

— Не могу знать, товарищ генерал!

— Вот и я не могу знать…

В операционную вошёл увешанный оружьем пожилой слуга. Он ступал осторожно, неся на вытянутых руках глубокую тарелку, из которой валил пар и торчали в разные стороны рукодельная жёлтая лапша, серебряная ложка и варёная куриная ляжка.

— Вот, Сергей Михайлович, — сказал слуга. — Надежда Петровна супчик куриный сварила, велела вам передать, чтобы поправлялись поскорей. Куда поставить? Где кушать будете?

Старику очень хотелось куда-нибудь уже поставить этот супчик, тарелка была больно горячая, а нёс он её из далека, из кухни, давно нёс.

— Чего? Супчик сварила? Ишь, подлизывается! Всё равно денег не получит. Пусть ей математик этот деньги даёт, — ответил Сергей Михайлович. — Так ей и передай! Супчик! Пусть она этот супчик Дублину своему в жопу засунет! Так и передай!

— Слушаюсь, — морщась от боли, пошёл передавать слуга.

— Стой, куда? А суп-то куда потащил?! Вон туда, на тот столик поставь. А теперь иди. И передай ей всё, что я сказал. А что я сказал? Запомнил? Повтори! — потребовал генерал.

— Вы, Надежда Петровна, подлизываетесь. Денег вы, Надежда Петровна, всё равно не получите. Пусть вам, Надежда Петровна, математик этот деньги даёт, — повторил слуга. — Засуньте этот супчик, Надежда Петровна, Дублину своему в жопу.

— Молодец, ступай, — махнул руками генерал; трубки капельниц застучали как ветки от ветра. — И ещё, — генерал оглядел голые глухие стены подземного убежища. — Мне тут ещё долго отсиживаться. Пусть пару окон мне тут нарисуют. В одном окне пусть озеро изобразят и восходящее солнце. А в другом… Париж… Ну, или Лондон, чего-нибудь такое.

— Слушаюсь, — удалился слуга.

— А в озере бабы голые чтоб купались. У меня там журнал лежит на столе в кабинете «Русский пионер», пусть оттуда срисуют, там хорошие есть, — закончил, наконец, инструктаж Сергей Михайлович.

— Слушаюсь, — уже из некоторого отдаления донеслось напоследок.

Генерал принялся есть лапшу, говоря:

— Хорошо готовит. Сука. А ты чего, Подколесин? Иди тоже, чего тебе тут? Работай!

— Ещё две новости.

— Хорошая и плохая?

— Так точно.

— Плохая…

— Генерал Вархола из Москвы весточку передал.

— Ну?

— Послали к нам из Скп бабу одну вредную. По секрету. Расследовать те дела. Ну, которые детские. Типа тайно расследовать. Негласно. Независимо.

— Это какие такие детские дела?

— Да вот пацанов-то похищал кто-то.

— Это те дела, которые с иероглифами что ль?

— Да. С китайскими.

— Понятно, с китайскими. С какими же ещё. Я уж и забыл про херню эту. И чего? Зачем расследовать?

— Вархола говорит, не верят нам. Считают, плохо мы расследовали. А больше он не знает ничего. Иероглифы ещё японские бывают.

— Не умничай. А что за баба?

— Острогорская. По спецзаданиям работает. Лихая, говорит, бедовая. В интернете пишет. Под кличкой Марго Мегрэ.

— И что? Здесь она уже? Где?

— Должна быть здесь. Ищем.

— Найдите. А там посмотрим. А хорошая новость?

Подколесин сладко улыбнулся:

— Пока вы без сознания были, товарищ генерал, нас в полицию переименовали.

— И что? Что ж в этом хорошего? Чего лыбишься? Я думал, так, шутка, побалагурят, да и забудут. Не забыли! И что? Я теперь генерал полиции что ли?

— Так точно! — радостно гаркнул Подколесин.

— Хуйня какая-то, — раздумчиво произнёс генерал. — Хорошего-то в этом что? Понять не могу!

— Форму, товарищ генерал полиции, форму новую, слышал, обещают выдать, — лыбился лейтенант. — Чёрную на красной подкладке, с золотыми аксельбантами, и тут вот, по обшлагам — орлы, орлы, золотые орлы…

— Что они там, охренели? Это денег-то сколько надо! Лучше бы квартиры дали личному составу. А то — аксельбанты! Я что, вот этого-то вот старшину, к примеру, Бырыкина, этого битюга в мятой фураге, вот его-то — наряжу как пидора из балета? И пошлю в обшлагах и аксельбантах топтаться на рынок у вьетнамской точки? Где контрафактным мылом торгуют? И анашой? Его ж косоглазые засмеют, уважать перестанут! Его ж Верка домой не пустит, клоуна такого…

— А по-моему, красиво, товарищ генерал.

— Ладно. Всё. Иди.

— Приятного аппетита, товарищ генерал.

— Ах, ах… нах, наххх… уй…