Говорят, что восточный мудрец Насреддин попросил еще при жизни поставить для него гробницу, а перед ней — отдельно — ворота и запереть их большим замком. Ученики его удивились.

— Учитель, — спросили они его, — что это за прихоть такая, что за причуды такие? Ворота, замок, а ограды никакой. Кто захочет, может подойти к твоей гробнице если не с четырех, то, во всяком случае, с трех сторон.

— Эх, вы! — ответил им мудрец. — Поставь я еще и ограду, какой обыкновенной казалась бы гробница для всех людей! Никто и не поинтересовался бы ею, ведь таких тысячи. А вот мимо моей гробницы никто не пройдет, не остановившись. «Это что еще за диво дивное? Кто в такой гробнице похоронен?» — «Великий мудрец Насреддин», — ответят ему. Пойдет дальше и десятому расскажет…

Когда я спустя много-много лет приехал на свою родину, побывал на Поставщине, на Мядельщине, я встретил там известного писателя Михася Тихоновича Лынькова. Точнее говоря, встретил его на берегу Нарочи, того самого озера, в каком я когда-то, мальчишкой еще, не раз купался.

Михась Тихонович гостеприимно пригласил меня в свою моторную лодку, и поехали мы с ним вместе на другую сторону озера, к реке Нарочанке.

Там мы остановились, и я увидел чудо, от которого у меня волосы дыбом стали. А Михась Тихонович взял и, ничего не говоря, сфотографировал меня в таком именно виде. Этот «документальный» фотоснимок у меня хранится и поныне.

Что же меня так поразило? Мост! Стоит мост, можно сказать, совсем новый (на мосту я и сфотографирован), на прочных сваях. Одним словом, мост как мост. Когда я прошел в один конец — вода до берега метров полсотни. Когда направился в другой — не меньше чем полсотни метров до второго берега.

Согласитесь со мной, что это похоже на какой-то сон.

Я спросил у Михася Тихоновича:

«Дорогой! Что ж это за мост такой, что в какой конец ни пройди, либо утонешь, либо утопнешь?»

Тогда наш нарочанский мудрец Михась Тихонович засмеялся и сказал мне:

«Про историю я говорить не буду. Дело не в том, как мост поставлен и зачем. Дело в том, что этот мост замысловатый и своеобразный. Я его всем нашим писателям показываю, чтоб они немного призадумались. Мост символизирует наш писательский путь. Если он (путь наш) увязан с жизнью, с задачами нашего строительства — и ты пройдешь, и люди к тебе придут. Если нет — будешь сидеть, как лягушка на кочке, и квакать. Ни к тебе людям не пройти, ни тебе самому к людям не спуститься…»

Мне теперь и припомнился тот мост. Шел я, шел, и один, и вместе со своими героями. Посмотрели мы и послушали, как редактировалась стенная газета, побывали на общем собрании. А сейчас вот объявлен перерыв. Какой же наш переход к дальнейшему?

13!

Что такое «тринадцать»? Некоторые считают это число несчастливым. Я не верил, не верю в приметы, и не надо давать пищу для всякого рода суеверий. Если над главой, где будет описан переломный момент в работе ботяновских натуралистов, я поставлю цифру «13», а ребят постигнет неудача, возникнут помехи, — что скажут мои герои? «Автор виноват! Не будь несчастливого числа, так все обошлось бы хорошо!»

Может получиться, что, вопреки желанию, я поддерживаю этот пережиток седой старины.

Что же мне ответить? Словами Максима Богдановича, что мы, как его скитальцы, «не верим ни в бога ни в черта»?

Или сказать, что удачи в моей жизни бывали именно 13-го числа, а самые несчастливые события — 20-го и 28-го? Этим никого не убедишь.

Вспомнилась и еще одна история. Дело было в Сибири. Шофер, посадив полный кузов людей, выезжал из селения. А ехать ему семьдесят пять километров по тайге, бездорожьем. И вдруг одна местная жительница перешла ему дорогу (перед самой машиной) с двумя порожними ведрами.

И что б вы думали он сделал? Поехал? Нет! Остановил машину, схватил какую-то палку и, угрожая ею, заставил перепуганную женщину вернуться назад, «отколдовать» дорогу, что и было сделано, как теперь принято говорить, с космической скоростью. Тогда только он поехал дальше…

Чтобы меня случайно не постигла потом такая доля, я и подумал: напишу небольшое отступление про нарочанский мост, поставлю над ним цифру «13», так как он все равно несчастливый, а над новым разделом о делах моих героев поставлю законно и без всякого обмана 14.