Марылька скоро успокоилась. Короче и точнее говоря, она забыла о своих нажженных ногах. А забыть можно было, когда они пошли через сад роз.
Невозможно рассказать о том, что они там видели. Подумать только: две тысячи (не десятки, не сотни, а тысячи!) одних только сортов роз!
Все возможные и, кажется, невозможные цвета: от белого, желтого до почти черного — темно-темно-красного. Да какие розы — штамбовые, кустовые, вьющиеся, как хмель! Цветы крупные, обыкновенные, мелкие, совсем крошечные, чуть крупнее, чем на вереске. По одному, по два, по три, букетами, веночками. В саду стоял такой аромат, который по своей силе можно лишь сравнить с тем, когда у нас цветут липы.
Все это понравилось ботяновцам. Не понравились только некоторые названия: «Королева», «Царица», «Герцогиня», «Принцесса», «Княгиня»… Лишь одна имела название «Моя любимая».
— Вот это человеческое название! — сказал Амвросий.
С ним согласились, и все долго рассматривали бело-розовые лепестки этой удивительно красивой розы. А сколько знаний, таланта и времени понадобилось художнику-садоводу, чтобы вырастить такой чудесный сорт!
— Правда, не за этим мы сюда приехали, — заметила Нина Ивановна, — но не надо забывать и о цветах. Наша жизнь должна быть красивой во всех отношениях. Будем украшать ее цветами. Будем выводить новые цветы из наших полевых и лесных, но никогда не забудем о розах.
— Выведем, Нина Ивановна! Даже мы своим маленьким коллективом сделаем много, — ответила Ганночка.
— Только называть мы их будем не так, как эти названы, — добавил Гиляр. — Наши названия будут совсем иными: «Мои мечты», «Партизанская слава», «Генерал Доватор», «Белорусская девушка».
— «Комсомолка», «Марат Казей», — дополнила перечисление названий и Зося.
— Остается только начать дело, названия есть, — усмехнулся Адам. — Но ничего, возьмемся и за цветы!
Пройдя мимо длинного пруда, они вышли к отделу «Флора СССР».
Тут было все, от чебреца, душицы, мяты, заячьего горошка до гигантских растений борщевника. Были все дикорастущие травы, кусты и деревья, о каких только в книгах читали. Узнали точно, почему амурский пробковый дуб называют еще бархатным. Действительно, если, закрыв глаза, проведешь рукой по коре этого дерева, так сразу и не узнаешь: бархат это, плюш или кора. Такой он интересный, этот дуб! Ганна предложила:
— Хоть пару дубков таких посадим около нашей школы. Пробки нам из него делать не надо, конечно, а красоты прибавится.
Были тут самые натуральные луга, перелески, на которых росли деревья, кусты, травы.
И каждому присущи свои особенности, своя красота, свои достоинства.
Посмотрели сибирскую облепиху. Оказывается, недаром она имеет такое название! Ягоды на ней растут не гроздьями, не кисточками, а будто налеплены, приклеены к сучкам, к коре. А какие чудесные эти ягоды по своим качествам! В них много витаминов С, B1, В2, В3, каротина.
Масло, добываемое из ее семян, другого состава и качества, чем добываемое из коры. Ягодным соком, корой, листьями и всеми веществами, содержащимися в них, медицина пользуется для лечения людей от разных заболеваний кожи, от экземы, от недостатка витаминов в организме. Помогают они при заболеваниях глаз, ушей, горла, носа, при ожогах.
Кроме того, из ягод выжимают сок, приготовляют пюре, повидло, мармелад, варенье, конфеты. Делают из облепихи краску — черную, желтую.
Облепиха хорошо растет на песках, укрепляет их своими корнями, чтоб не выдували ветры, не распыляли.
— Обязательно надо завести у нас, — сказал Сымон.
Все с уважением взглянули на эти невысокие кусты, которые пепельным цветом своих листьев немного напоминали плакучую иву.
— Никак не могу свыкнуться с тем, что такое полезное растение называется крушиновым — ведь наша крушина ничего не стоит, — заметила Зося.
Ей возразил Амвросий:
— Тебе, Зося, не следует так говорить. Ты, кажется, была тогда в лещевнике, когда я обжегся на рябине. Попросим Нину Ивановну сказать хоть два слова о самом названии.
— Вот это, Амвросий, правильно. Облепиха и крушина принадлежат к разным ботаническим семействам. Названа облепиха крушиновой благодаря сходству ягод. Но и крушину не стоит корить. Начиная с XIV столетия ее кора используется в медицине как слабительное. Кора и спелые ягоды помогают при лечении печени, при водянке, лихорадке, против глистов, как лекарство от чесотки. Из коры, кроме того, изготовляют краски — коричневую, бордовую, светло-коричневую, желто-рыжую, а из ягод — желто-зеленую или салатную. Кора применяется и в кожевенном деле. Из древесины делают наилучший уголь для художников, а также уголь, используемый при выработке охотничьего пороха, для фейерверков. Из древесины изготовляют также сапожные гвозди и колодки.
Амвросию все это очень понравилось.
— Слышишь, Зося? Я тогда в лесу сказал, что посажу около хаты рябину. А не посадишь ли ты теперь, после такого объяснения, крушину?
— Нет! — засмеялась Зося. — Пускай она растет там, где растет испокон века — в наших лесах и перелесках, хотя бы при всех своих добрых свойствах.
Так, знакомясь со старыми, казалось бы давно известными растениями и узнавая новые, прошли они к болотным растениям, где в первую очередь увидели мох — боровой, сфагновый и исландский.
— Этим мохом только дыры в стенах затыкать. А про исландский и того сказать нельзя — до чего он хрупкий и невзрачный.
Кто бы, вы думали, так сказал? Амвросий! Тот самый, что еще совсем недавно читал нотацию Зосе за недооценку крушины.
Она и ответила Амвросию:
— Тебе, дружок, тоже следовало бы научиться и на рябине и на моем примере. Сфагновый мох — это же основа торфообразования. А о торфе, о его добрых свойствах надо ли говорить нам, белорусам. Не из него ли химия производит около ста различных изделий. Идет он и на другие нужды: на топливо, на удобрение. Да мало ли куда. А во время войны сфагновый мох использовался для заживления ран. Он применялся вместо гигроскопической ваты — она не всегда была в партизанских отрядах.
Нина Ивановна дополнительно пояснила:
— Гигроскопичность сфагнового мха в четыре раза, а то и в пять больше, чем у самых лучших сортов гигроскопической ваты. Этот мох вбирает в себя воды в пятнадцать и даже двадцать раз больше, чем весит сам. Потом он испаряет эту влагу. Вдобавок он антисептичен. Это благодаря тому, что в нем есть фенолоподобное вещество — сфагнол. Лечат им, правильнее сказать, препаратами из него, от острого воспаления кишечника.
Амвросий задумался. И тут Зося то ли, жалея парня, приняла, как говорится, весь огонь на себя, то ли действительно ошиблась, сказав:
— Что касается исландского мха, я согласна с тобой. Им даже дырку в стене не заткнешь, так он крошится.
Понятно, что Нина Ивановна не могла оставить без внимания грубую ошибку.
— Люблю я тебя, Зося, но правду еще больше. В свои молодые годы, готовясь к научной деятельности, Карл Линней основательно изучал этот мох, описал его. Да не только он один — многие ученые посвятили этому хрупкому созданию природы солидные монографии, научные труды. Прежде всего, это не мох, а лишайник. В северных краях люди на протяжении столетий пекли из него хлеб. Для них он был рожью. Представьте себе, что в нем до 70 процентов лишайникового крахмала, или лихеину, 2–3 процента кристаллического горьковатого вещества — цетрорина. В нем есть разные кислоты, камедь, сахар. У нас теперь на специальных фабриках делают из него медицинскую глюкозу и сахар. Можно изготовлять спирт. На севере мох дают лошадям, коровам, свиньям. А еще из него делают лекарство, которым лечат многие болезни: кишечные, желудочные.
Зося только вздохнула:
— Вы, Нина Ивановна, разрешите мне напомнить про одного мудреца, сказавшего: «Я знаю то, что я ничего не знаю».
Высказал свою мысль и Адам, который до сих пор молчал и слушал:
— А я знаю только то, что еще нам надо много работать, читать, слушать умных людей, видеть невиданное доселе, чтоб лучше ориентироваться в окружающем мире.
Так они шли, так они разговаривали. И все было хорошо. Так нá тебе!
Началось с водяных орехов.
— Что за чудеса! Нигде нет водяных орехов. Прошли мимо одного большого пруда — не видели. Трудно согласиться с тем, что их нет в таком ботаническом саду. — Это перебила разговор Марылька.
— А вон еще другой пруд, поменьше, — показал Сымон налево. — Пойдем, может, они как раз там и есть.
— Пошли, — согласились все.
Прудик небольшой: метров сто в длину, от трех до двадцати в ширину. В противолежащей, более высокой стороне как бы гребля насыпана, водоспуск в ней. Около гребли темно-зеленые заросли аира, перед ним, на воде, листья белых лилий.
На гребле стояли два парня лет по 16–17 и две девушки, чрезмерно накрашенные. Один из парней держал в рунах большой сук и хлестал им по водорослям.
— Бедные! Видно, платок упустили из рук или шляпу, никак не достанут, — пожалела их Ганночка.
— Интересно… — откликнулся Сымон. — Лучше было бы раздеться да влезть в воду, она тут чистая и, наверно, теплая.
Подходят они ближе и что же видят? Одна «барышня» держит в руке пару водяных лилий, а вторая, надувшись, укоряет своего «кавалера»:
— У нее две, а у меня ни одной.
— Будут и у тебя не две, а четыре, — ответил «рыцарь» и снова начал водить суком, подтягивая лилии к берегу.
У Марыли, которая только вчера наблюдала результаты подобной самодеятельности Бовы Поллитровича в кедровом питомнике, аж сердце сжалось от жалости. Она сбежала с пригорка и закричала:
— Что вы делаете! Прекратите это безобразие!
А оболтус, который суком водил по водорослям, посмотрел на нее искоса и сказал полубасом:
— Чеши отсюда, деревня, пока я тебе по-рощински плакать не научил!
— Ты лучше сам поберегись, чтоб я тебя по-ботяновски смеяться не научила! — не испугалась Марылька, физкультурница, дочь партизана, которая с шести лет узнала, что такое труд, и закалила свой организм. Не так, как этот «рыцарь», которому, наверно, мама и галстук завязывала до последнего дня.
Тут надо рассказать о том, что такое «по-ботяновски смеяться».
Когда-то в Ботяновичах справляли «зеленый» праздник. Собиралось много молодежи из ближайших деревень. И вот какой-то братковский парень обидел одну ботяновскую дивчину. Она сказала ему, и притом «очень деликатно»:
«Иди, пока я тебе по уху не дала».
А он сам напросился:
«Дай, дай! Ты и до носа не достанешь, недоносок такой!»
Дело в том, что он был довольно высокий, а девушка никакая там не «недоносок», а обыкновенная, стройная и хорошо скроенная.
Дважды обиженная, она недолго думая размахнулась и так ударила этого просителя по уху, что он сразу десять костелов увидел вместо одного, перед которым вся эта история происходила.
Ну и потеха! Сколько ни было молодежи, все так и покатились со смеху.
Что же было дальше? Парень, получив «угощение» и немного очухавшись, начал тоже смеяться!
«Ха-ха-ха!»
Друзья удивились и спрашивают:
«А чего же ты смеешься, брат?»
«Ха-ха-ха! Мой верх. Как я ее провел! Она мне не по уху, а по щеке дала».
Так и пошло потом по всей округе:
«Гляди остерегайся! Там девчата научат тебя по-ботяновски смеяться».
Надо же такому случиться, что и этот оболтус вздумал напугать ботяновскую девушку:
— Как дам тебе бокса под бок, так узнаешь, где раки зимуют!
Марылькины друзья не успели переброситься словом и сгладить или вовсе ликвидировать конфликт, как Марыля схватила сук за верхнюю часть и выбила его из рук «любителя» цветов.
Не стерпев такой обиды и унижения мужского достоинства (да еще перед барышнями!), он стал в позицию боксера и вознамерился ударить Марылю.
Марыля ловко увернулась, кулак только немного задел ее, но сама она так поддала боксеру по-ботяновски, что тот и плюхнулся с пригорка в воду.
Наши ребята и девушки кинулись к Марыле, а подружки и друзья того парня — сразу наутек.
«Цветолюб», выбравшись на пригорок, закричал:
— Сеня! Спасай!
А тот, убегая, только и крикнул:
— Сам кашу заварил, сам и расхлебывай!
Пришлось и Сениному дружку покинуть поле битвы.
Гиляр схватил сук, чем окончательно устрашил беглецов, и ударил им с размаху по старой березе. Сук развалился на куски.
— Это, — сказал Гиляр, — чтоб другие не вздумали болтать им в пруду.
Само собой понятно, что настроение у наших юных натуралистов упало «на три квинты».
— Так вот, друзья мои! — Так и сказала Нина Ивановна: «друзья мои». — Нам надо сесть и посоветоваться. Что я должна сделать? Должна я сказать об этом Сымону Васильевичу или нет? Подумайте сами. Приехали в Москву. Были на Выставке достижений, где видели самые интересные экспонаты и изделия сельского хозяйства, промышленности, науки и техники. Все это для того, чтоб помочь вам в дальнейшей работе. Теперь вопрос: на какой выставке, в каком павильоне, в каком музее вы видели такой пример, который вдохновил — кого? Девушку, комсомолку, ученицу девятого класса средней школы — соревноваться в боксе с каким-то проходимцем? «Внимание, внимание! На ринг выходит известный чемпион по боксу Марыля Колечка!» — добавила Нина Ивановна иронически-гневным голосом.
— Нина Ивановна! Я прошу прощенья у вас, у моих товарищей… Но вы должны понять меня правильно. Меня обстрекала жгучка. Как она нажгла мои ноги! За что? Ни за что. Мое настроение упало. Вдруг такая картина, которую вы все видели. В Главном ботаническом саду, где собраны богатейшие коллекции отечественной и зарубежной флоры, куда приходят и приезжают со всех краев нашей Родины, чтоб посмотреть на эту красоту, узнать поближе нашу природу, творится такое преступление. Кто он? Какой-то сорванец. Я его трогала? Нет! Я его оскорбила? Нет! Я только выбила из его рук то орудие, каким он портил эту красоту. И что же? Он поднял руку, сунулся со своим боксом. Так что я должна была делать? Попросить извинения за беспокойство и пойти дальше? Я ему ответила очень деликатно, можно сказать, нежно. Если бы я пустила в ход всю свою силу, так он очутился бы там, где растут белые лилии.
— Нина Ивановна! — попросил слово и Сымон. — Как мне думается, директору сказать надо, только не сразу. Мы сначала расскажем о поездке, обо всем, что видели, покажем то, что привезем. А об этом происшествии можно будет сказать потом.
— Перед Новым годом, — засмеялась Нина Ивановна.
Честно говоря, она сочувствовала Марыльке. «Вот партизанская дочь! — подумала она. — Но так же нельзя: вдруг еще что-либо подобное приключится, а там — милиция, а там Евстигней Поликарпович скажет: „Я несколько раз предупреждал, что таким молодым, непроверенным работникам, как Нина Ивановна, нельзя поручать ответственное дело“».
— Я думаю, думаю, но никак не могу решить, какую оценку дать твоему поступку. За то, что защитила от уничтожения ценную коллекцию растений, тебе, скажем, надо поставить пятерку. Это твой плюс. За поведение, за то, что ты участвовала в драке, тебе двойка. Это минус. Твоя пятерка растаяла как прошлогодний снег.
— Нина Ивановна, не сердитесь на меня, — сказал Адам, — по ведь налицо остаток — плюс три.
Не выдержала Нина Ивановна, засмеялась:
— Категорически предупреждаю: никаких драк, никаких скандалов! Единственное, что можно сделать в таком случае, — позвать администратора, пускай он наводит порядок.
— А мы их нигде не видели, — удивилась Зося. — Я только теперь обратила на это внимание.
Проходя по саду, юннаты заметили много следов скотского обхождения с коллекциями. В одном месте кто-то крутил-крутил, да так и не открутил ветку от стебля; так и висит перевитая, листьями вниз. На некоторых вишенках поломаны ветки. Там затоптаны цветы…
Сымон заговорил об этом:
— Удивительно, братцы! Смотрю на этих людей, которые, будто волны, идут и идут через сад: ни одного не вижу, кто мог бы учинить такое злодейство. Идут добрые люди — рабочие, служащие, офицеры, женщины, дети…
— Сымон! — откликнулась Нина Ивановна. — Из них ни один не поднимет руку для того, чтоб что-то испортить. Но достаточно вылезти из кустов одному-двум таким «цветолюбам», каких гоняла Марылька, и эти цветочные участки станут Кара-Кумами…
Подошли к горным отделам: Кавказ, Закарпатье. По дорожке, несколько впереди их, женщина вела за ручку четырех-пятилетнего мальчика.
— Вы только обратите внимание на этого мальчика, — сказала Нина Ивановна. — Я давно наблюдаю за ним. Он ни разу даже не попытался сорвать цветок. Только и слышно: «Мамочка! Какой красивый цветочек! А как его звать? Мамочка, а этот еще красивей. Как его звать?»
И тут все заметили, как из-за высокого куста, тропкой, навстречу им вышла пожилая женщина, ведя на цепочке собачку, очень интересную — величиной с котенка. На собачке было надето что-то вроде попоночки-камзольчика, отделанного вышитыми золотыми цветами.
Мальчик, шедший впереди, протянул ручку и закричал:
— Мамочка! Какая хорошенькая собачка!
Потом обратился к старой женщине, как обращался к своей матери, останавливаясь перед цветами:
— Бабушка! А как звать вашу собачку?
— Ты сам дедушка! Какая я тебе бабушка! — огрызнулась на него старуха, дернула со злостью цепочку так, что собачка заскулила от боли, и проплыла в неизвестном направлении.
Наши девушки и юноши остановились, удивленные таким ответом. Оторопела, посмотрев вслед старухе, молодая женщина, а ребенок растерянно спросил:
— Мамочка! Почему же она такая злая? Как ее звать?
Мама ничего не могла объяснить ему, не могли объяснить и наши ботяновские хлопцы и девчата.
— Может, ее надо было назвать прабабкой? — отозвался один.
— А может, барышней? — догадался второй.
Во всяком случае, им стало горько-горько. Они подошли к мальчику, поздоровались с ним, узнали, что его зовут Коля.
— А нас — Марылька, Зося, Ганна, Адам…
Мальчуган повеселел.
Зося взяла его за ручку и пошла впереди. Показывала ему цветы, читала на табличках названия тех, которых сама не знала.
Мать шла поодаль с Ниной Ивановной. Она, как оказалось, врач. Сама любит природу и сыну внушает это чувство.
Кто может предугадать? Может, второй Линней — наш, советский, может, второй Бёрбанк или Мичурин выйдет из него. Во всяком случае, можно не сомневаться, что он не будет суком сбивать цветы ни в ботаническом саду, ни в самом обычном лесу.
Коля, идя с Зосей, раза два оглянулся, а потом спросил ее:
— А та бабушка злая? Как жгучая крапива?
Зося удивилась:
— Откуда ты знаешь эту жгучку?
— Мама ее показывала и разрешила ручкой потрогать.
— Ну и как же?
— Стрекается! — засмеялся малыш. — Больше не буду ее трогать.
Милый Коля! Несмотря на то что ты делаешь только первые шаги в своей жизни, ты сказал истинную правду. Та бабушка действительно похожа на жгучку, какую тебе показывала мама. Оказалось, что попадается она и среди людей. А как ее узнаешь? Только одно известно — она хуже, чем уртика урэнс.
Настоящая жгучка обстрекала тебе руки или ноги, и прошло. У настоящей жгучки, кроме ее жальцев, есть много, много ценных качеств и веществ. А «жгучка», что прожгла тебя до самого маленького сердца, никаких хороших качеств ужо давно не имеет, может, и никогда их не имела.
Такая как обожжет тебя однажды — избави тебя судьба от этого, мой мальчик! — так ты будешь всю свою жизнь спрашивать:
«Мамочка! А почему она такая злая?»
А может, тогда обожжет, когда уже и мамочки на свете не будет.
Кому же ты тогда пожалуешься, у кого тогда спросишь, милый, сердечный, славный мальчик Коля?