В лесниковой хате дым столбом. Галя Сидоренкова и Зося в два решета просеивали муку, смолотую из рогозовых корневищ.
Девочки чистили картошку, а хозяйка растопила печь, нагрела два больших котла воды и поручила дочерям Гале и Наде хорошенько вычистить их во дворе. Еще бы! На такую семью никакой кастрюли не хватит.
Вдруг в хате услышали крик.
— Ой! Что же это такое? — кричали Галя и Надя.
Сразу неистово залаяла собака.
Таисия Васильевна опрометью выбежала во двор, а за ней и все остальные.
И видят: идет Тимох Сымонович, согнувшись, и волочит, перекинув через плечо, огромного сома. Мальчики тащат по корзине рыбы.
— А миленькие, а родненькие! — всполошилась Таисия Васильевна. — Что ж это за чудо такое?
— Чудо чудом, а нам нужен безмен. Надо обязательно взвесить. Я таких сомов за свою жизнь не видывал! Наверно, с Припяти, а может, из Черного моря пришел приветствовать наших гостей. Если б не хлопцы, так уволок бы меня на дно, чего доброго.
Галя принесла безмен. Через жабры протянули кусок веревки, подцепили безмен, а через держак безмена — железный прут и, подняв на столбы у ворот, начали взвешивать.
— Тридцать восемь килограммов, только и всего. А мне казалось, что целый центнер волоку, так тяжело было.
— Несподручно, потому и тяжело, — догадалась Зося. — Так это настоящий сом?
— Сом, дочушка, самый сом и есть. Посмотри, какие у него усы! А голова! Как твой котел, Тася.
Сом едва не касался хвостом земли. Зося стала рядом с ним, подняла руку над головой и тогда только сравнялась с этой рыбиной.
Подошли ребята с орехами и даже рты пораскрыли, увидев в воротах такое чудо.
Еще больше удивились они, услышав про вес. Но разглядывать некогда, надо готовить обед. Рыбу в корзинах поставили в ледник, а сома начали разбирать, мыть, положив его на две доски. Вполне понятно, что никакого разговора о том, чтоб жарить его, не было.
Когда Таисия Васильевна, потроша сома, вынула его желудок, она от неожиданности вскрикнула:
— Тимох, Тимох! Глянь! Какая-то железяка…
— Осторожно, Тася! Может, еще с войны гранату какую в себе носит.
— Тебе все шуточки. А все же, дети, отойдите подальше! Мало ли что может быть…
Иван Степанович тоже попросил ребят отойти на всякий случай.
Таисия Васильевна взяла сомовьи потроха и положила их в корыто, куда вылили ведра два воды.
Кроме всего, что обычно бывает в большой рыбине — заглотанные маленькие рыбки, водоросли и тому подобное, — действительно оказалась какая-то железяка.
Когда ее осторожно промыли, очистили от водяной накипи, от пленок, то оказалось, что это самодельный алюминиевый портсигар.
Открыть его было не так просто. Мало того что мастер, который делал его, искусно и точно подогнал, зашлифовал все рубчики, — пролежав столько времени в воде да еще неизвестно сколько времени в желудке сома, портсигар вдобавок заклек, будто припаялся.
Но кто же тому поверит, чтоб такие мастера да не добились своего! За дело взялись Стасик и Гиляр.
Прошло много времени, пока Стасик воскликнул:
— Братцы! Какие-то бумаги!
Все кинулись к хлопцам и к портсигару.
— Какие бумаги? Что в них? — слышалось со всех сторон…
Какие? Об этом мы расскажем в отдельной главе — они требуют к себе особого внимания, как вы сами в том убедитесь.
Сома разрубили топором на части и начали варить. Девочки под наблюдением Таисии Васильевны напекли лепешек из рогозовой муки. Сварили чугун орехов.
Наконец хозяева пригласили гостей в хату за стол.
— Дорогие гости, прошу в наш дворец! Дворец наш не богат, но мы его сами после войны строили, с Таисией вдвоем. Наверно, потому он для нас и мил. В нем и детей растили…
Правду говоря, есть захотели все — и хозяева и гости. Сомовья уха пошла хорошо. Может, прибавили вкусу и рогозовые лепешки. Во всяком случае, хвалили и то и другое. Ели из больших общих мисок, так как тарелок на такую компанию не хватило б, а в несколько смен есть — это не дело.
Для второго блюда — сома — тарелок было с избытком: чистые капустные листы. Все в один голос признали: «Вкусно! Как поросятина!»
Когда же на стол поставили орехи, так их ели исключительно гости, чтоб окончательно убедиться, что водяной орех стоит большого внимания. Бóльшую часть приготовленных орехов оставили на ужин. Правда, до ужина времени оставалось немного — часа три, но все ботяновцы пошли вместе с лесником в пущу, чтоб посмотреть, какая она, так как они видели ее издали, с краю. Тимох Сымонович перекинул через плечо двустволку, подпоясался патронташем.
— На всякий случай, пояснил он гостям. — Нам без ружья ходить нельзя. Мало ли что может случиться, все равно как с сомом…
Насмотрелись они многого. Некоторые деревья, которые в Ботяновичах росли только при усадьбах, в палисадниках, тут росли как обычные лесные. Взять хоть бы тот же самый граб. Было немало диких яблонь и груш. Кто-то вспомнил, что на Кавказе, особенно в Грузии, садовники ходят по лесам и прививают к диким яблоням и грушам культурные черенки. Таким образом, их леса наполовину станут садами.
— Я об этом не слышал, — признался Тимох Сымонович, — но своим умом дошел до того же самого. Свернем немного в сторону, я вам покажу привитые мною яблони.
Пошли тропкой на более высокое место, чем то, по которому они все время шли. Вышли на поляну и ахнули…
Среди поляны стояло не меньше десятка яблонь и груш, суки гнулись до земли от крупных, красивых плодов.
— Угощайтесь, братцы! Интересно, как на ваш вкус покажется…
Попробовали. Ничего не скажешь, первый сорт!
— Вот видите! А всего и хлопот было — только привить. Правда, приходим со Стасем, перекапываем землю вокруг, а то травой сильно зарастает.
Иван Степанович был явно восхищен:
— Это же не только для себя, но и для людей?
— А как же! У нас все знают: яблоки есть можно, но деревья портить нельзя, за это я не прощу.
Отсюда они спустились еще ниже и подошли к лощине, через которую шумел ручей. Гиляр сразу, разогнавшись, перескочил на другую сторону. А там стоял огромный и высокий пень. Неизвестно, сколько лет было тому дереву, от которого теперь остался пень. Гиляр решил пошутить. Он вскочил на пень, поднял вверх правую руку и торжественно начал:
— Дорогие товарищи! Собрание юных натуралистов в полесской пуще объявляю открытым!
И тут произошло такое, что в первые минуты даже Тимох Сымонович растерялся, как он потом искренне признался.
Послышался треск, визг, над пнем поднялась целая туча пыли, а в ней исчез наш Гиляр.
Девочки подняли крик. Тимох Сымонович схватил в руки винтовку и вогнал в ствол патроны. Но визг не прекращался. Туча немного уменьшилась, но Гиляра все еще не было видно.
Куда он исчез?..
Вдруг, как из-под земли, а фактически действительно из-под земли, выскочило что-то рябое и бросилось в сторону… Тимох Сымонович ударил из обоих стволов. То «нечто» завизжало и скатилось под бугорок. Учитель и лесник бросились через ручей. Хлопцы — за ними. И тут же из-под земли вылезает… наш Гиляр. Это было такое диво: черный, грязный, будто в какой-то золе. Убедившись, что Гиляр жив, Тимох Сымонович побежал за пригорок. И что же он там увидел? В кого стрелял? Барсук! Огромный рябой барсук и жирный, как кабан рождественский. Лесник даже засмеялся:
— Ну и денек мне сегодня выпал! Не успел с сомом рассчитаться — нá тебе, на барсука напал! Кто-то из вас, дорогие гости, такой счастливый, такую удачу принес. Теперь у нас мяса и сала на целую декаду. С таким запасом не то что из рогозовых корневищ оладьи можно печь, но даже из самого рогоза…
Теперь-то смешно, а что было несколько минут назад?
Барсука подтащили к пню и начали делать полный разбор всему происшествию: что, как, откуда и почему.
Что же получилось? Пень стоял, может, сто лет. Весь он струхлявел. Мощные корни его в земле истлели. Барсук же — он ведь с ленцой — посмотрел, что легко поддается, и сделал себе жилище в норе, на месте бывшего большого корня. А когда Гиляр сильно топнул ногой и пробил корку, так сразу и провалился в трухлятину. Она и поднялась тучей над пнем. Барсук же спокойно отдыхал после ночных путешествий. Когда на него свалился некий Гиляр (для барсука же он, конечно, некий!), барсук прямо ошалел от неожиданности и страха. Вот тогда он и начал визжать, пока выбрался наружу…
Смеху было столько, что даже дубы стали шуметь, будто стараясь унять расшалившуюся молодежь.
Галя, не теряя времени, пока Гиляр не умылся в ручье, так его и нарисовала в своей тетради.
— Когда мы будем рассказывать об этом событии в Ботяновичах, — сказала она, — нам никто не поверит. Тогда я и покажу свой рисунок.
А Иван Степанович, немного придя в себя, сфотографировал всю компанию возле убитого барсука. Сфотографировал барсука и отдельно. Теперь началось обсуждение: что делать с барсуком? Свежевать его на месте или нести к хате? Большинством решили: нести домой. Связали ему лапы, просунули под них жердь, взялись по трое с каждого конца и понесли. И эту картину сфотографировал Иван Степанович.
Таисия Васильевна смутилась:
— Только подумать! Хоть бы сон какой сегодня приснился, а то, как на грех, ничего не видела похожего…
Дома Тимох Сымонович управился с барсуком быстро. Снял шкуру, вынул жир в лохань, разрубил окорока, отделил мяса для ужина.
— Можно и почаще в такие гости ездить, — пошутила Галя.
— Если б каждый раз так везло, — в тон ей добавил Адам.
— А мы будем всегда Гиляра с собой брать, дело надежное, — добавил Иван Степанович.
А Гиляру было не до шуток. До сих пор он не мог успокоиться.
— Напугался, Гилярка? — пожалела его Зося.
— Пока проваливался, как мне казалось, в бездну, еще не так. Но когда подо мной барсук заверещал, напугался очень сильно. Я даже представить себе не мог, что со мной, куда я попал. А тут еще и рот, и уши, и глаза этой гнилью позасыпало. Теперь близко к тем пням подходить не буду, — признался он под конец.
Чтоб немного перебить настроение, развеселиться, девчата запели песню:
Пропели одну, пропели вторую, и только когда завели третью:
Гиляр улыбнулся и так стал подпевать (а у него голос неплохой), что и Таисия Васильевна отозвалась из хаты:
Эта сердечная женщина любила, чтоб все вокруг были веселы, счастливы. А тут действительно: такой хороший парень и так напугался.
И она, незаметно для других, будто по делу, раза три обошла его со сковородкой в руках, на которой лежали горячие угли и было насыпано немного ржаной муки: обкурить надумала от испуга.
Она верила, что именно это и помогло, так как Гиляр совсем оправился и даже начал песни петь…
Если обед у наших друзей был, как старые люди когда-то говорили, словно барский ужин, так что сказать про ужин в лесничестве в тот день, неизвестно. Во всяком случае, барсук был поставлен на стол хоть не целиком (без головы и окороков), но в очень пристойном количестве. Осталось от него куда меньше половины. А тут еще и орехи доедали, закусывали ими. Хозяйка несколько раз подходила к Гиляру и угощала его:
— Ешь, Гилярка! Это самое лучшее лекарство от испуга. Если б не ты, то и барсука не попробовали бы.
Так кончился первый день в лесничевке.
Мальчишки, хозяин и Иван Степанович пошли на сеновал. Улеглись и все остальные в хате.