— Тимох Сымонович! Лист на осине покраснел! — прибежав со двора, объявила Зося.

— Видел, видел, Зосечка! Завтра сообща собираем орехи, а послезавтра ждем вашу машину. Сегодня в обед я буду в Русичах и на их машине по тракту подвезу до «Новой затоки» бочки да Гиляровы цимбалы оттуда заберу, а то мы и не слышали, как он играет. А теперь пойдемте посмотрим на ту затоку. Может, там и орехов вовсе нет, — пошутил лесник.

— Что ты, тата! Мы со Стасей брали там боровики, так я специально поинтересовался. Полно! Да какие крупные! Намного крупнее, чем в «Тихой затоке».

— Хорошо, сынок! Но все же сходим, своими глазами посмотрим.

Позавтракали, и все пошли «следом за дедом», за Тимохом Сымоновичем.

Лес тут был совершенно другим, чем вчера. Кроме дуба и сосны, тут были клены, ясени, липы. Было очень много диких яблонь и груш. А какие они большие вырастают, оказывается!

Видели разных птиц, ранее не виданных. А что до дятлов, так и не думали, чтоб их было столько разных: черные, пестрые, зеленоватые, а некоторые с красными грудками, будто с галстуками. Юные натуралисты сразу, долго не раздумывая, назвали их пионерами: очень похожие галстуки.

— Меня даже тоска берет, как подумаю, что послезавтра утром уезжать отсюда, — вздохнула Надейка.

— Оставайся, Надейка, у нас! Будем вместе в школу ходить. Мне веселее будет.

— Милая Галечка! А как же дома? Что тата, что мама скажут? Мы лучше к вам на будущий год приедем. Возьмем с собой палатки, припасу разного, обоснуем тут летний пионерский лагерь Ботяновской школы.

— Шутки шутками, а я об этом скажу директору, — сразу заинтересовался этой мыслью Иван Степанович. — Тут будет интересно побывать и ученикам и преподавателям. Это будет не только отдых, но и самая полезная, содержательная экскурсия.

— Слышишь, Галечка? Может еще интереснее получиться, чем мы с тобой думали, — утешилась Надейка.

Юные натуралисты не теряли времени. Одни пополняли свой гербарий, а некоторые — боровиками корзинки.

Пройдя половину дороги, решили отдохнуть.

Зося сразу к леснику:

— Дядя Тимох! А вы, наверно, много сказок знаете! Не рассказали бы вы нам еще одну какую-нибудь?

— Ах ты лисичка! — засмеялся Тимох Сымонович. — А известно ли тебе, что по старому белорусскому обычаю сказки можно рассказывать только вечером, когда огни погасят? А кто нарушает такой обычай, у того длинная борода вырастает. Пускай Иван Степанович расскажет. Человек он молодой, такого суеверия не признает.

— Да Иван Степанович не умеет сказки рассказывать, — заметила Галя.

Тот только усмехнулся:

— Ты, Галечка, даже не представляешь себе, сколько я сказок знаю. Ты мне назови какое хочешь слово, а я тебе на то слово целую сказку расскажу.

— Как это так? — удивился Адам.

— А так! Скажи мне: дуб. Я тебе про дуб сказку дам. Скажи: камень. Я тебе про камень сказку начну. Поняла?

— Барсук! — сказала Зося.

— Где? — подхватился сразу Гиляр.

Этим вопросом он развеселил всех. Посмеялись.

— Долго ты его будешь помнить, Гилярка! — не удержался и Иван Степанович. — Все же, если Зося дала мне такое задание, расскажу вам про барсука, как он с медведем поссорился.

Медведь разгневался на Барсука. За что и как — нам правды не добиться. Барсук скорей спасал свои бока, Когда Медведя повстречать случится. Уже прошло немало с той поры. Барсук искал себе добычи ночью. Поблизости от собственной норы Копался он, коренья там ворочал. Однажды все же, солнечным деньком, В овраг забрел он очень уж глубокий, На недостроенный похожий дом. Где был один лишь выход неширокий. А кто б спросил, зачем туда идет, На что позарился в таком провале, Барсук смолчал бы. Но который год В лесу про этот случай вспоминали. Кореньям найденным Барсук был рад, Попробовал и ягод понемногу, Но только вздумал повернуть назад, Как чья-то тень отрезала дорогу. Медведь огромный перед ним возник. Загородила выход эта груда. У Барсука же пересох язык: «Теперь живым не вылезешь отсюда!» Медведь взглянул и только рявкнул: — О!.. — А что барсук? Барсук хитёр на счастье: И обманул Медведя он того, И вызволил себя из злой напасти. — Ну что ты медлишь? — Начал так Барсук, — Тебя с собаками искать — Но доискаться! Не видишь? Нам с тобой пришел каюк: Стена-то начинает осыпаться! Скорей, скорей! Держи спиной стену, Я принесу надежную подпору. Тут видел я Поблизости Одну, За ней бегу и возвращусь я скоро… — Медведь растерянный уперся так, Что вправду осыпаться стала глина. Барсук же, торопясь, что твой рысак, Крутой овраг покинул в миг единый. Стоял и день, стоял и ночь Медведь… Барсук с подпорою не возвращался. Когда же стала третья ночь светлеть, Медведь сердитый разуму набрался. Бежит он в лес, Ревет, Задумал месть: — Ну попадись, обманщик, мне под руку! — Но… Где уж там Догнать И счеты свесть! Благодари За добрую науку!

— Дядя Тимох, — спросила на всякий случай Надейка, — а медведь в вашей пуще есть?

— Есть. И не тот ли самый, про которого сказку рассказали. Действительно, он кого-то ищет. Я несколько раз встречал его, наблюдал за ним потихоньку, так он каждый куст внимательно осматривает, проверяет. Постоит, постоит — к другому. Только когда ему надоест, наверно, такая работа, вскочит на какое-нибудь поваленное дерево и начнет гимнастикой заниматься. Потом снова пойдет осматривать пущу.

— А почему вы его не застрелили?

— Жалею! Никого он не трогает. Пускай живет, а то и поколение их переведется. А что с барсуком поссорился, так это не наше дело.

— А не тот ли это самый барсук, которого вы застрелили? — спросила Зося.

— Точно не знаю, но очень похож на него. Тем более, что и яр такой же, про который в сказке говорится, поблизости от того пня есть.

— Интересная сказка, — задумчиво сказала Ганна. — Мне так и представляется, как медведь стену спиной подпирает, а барсук на солнышке греется. Я обязательно нарисую к этой сказке рисунок, если только Зося запишет ее в наш походный дневник.

— Как бы там ни было, — ответил Иван Степанович, — я свое слово сдержал. Сказку вам рассказал. А теперь пошли дальше.

Не прошли они и метров триста, как перед их глазами открылась огромная затока-старица, окруженная разными деревьями, вся, во всяком случае на три четверти, закрытая разными водяными растениями: белыми лилиями, желтыми кувшинками. На краю стояли рогоз, аир, тростник, а дальше…

— Браточки! — только и смог выкрикнуть Адам.

— Неужели и на нашем озере будет такая красота? — спросила Зося.

— Я согласен идти пешком до самых Ботяновичей и нести на себе столько орехов, сколько осилю, лишь бы только у нас стало так же, как тут! — Это Гиляр так сказал.

— До этого дело не дойдет, чтоб на себе таскать такой груз. Машина отвезет. Только набрать хороших орехов надо.

— Наберем, Иван Степанович! — отозвался Адам.

— У вас будет еще красивее, еще лучше, дорогие мои! Не забывайте о том, что это я со Стасиком и с Галей сделали втроем, а вас два десятка таких молодцов только тут, а сколько там, дома! Горы можно свернуть с такой силой!

Лодки тут не было, но через короткое время под руководством лесника хлопцы смастерили небольшой плотик.

Этот плотик хорошо поднимал троих. Первая разведка и выехала на затоку.

Какой стебель ни потяни, меньше десятка орехов нет. А на некоторых и по двенадцать. Да какие крупные! Почти вдвое крупнее, чем на старой, на «Тихой затоке».

Через короткое время плот подплыл к берегу, и хлопцы выгрузили корзину орехов.

На ужин хватит!

Потом начали разговор о качестве именно этих водяных орехов.

— Тимох Сымонович! Может, вы нам объясните, почему тут орехи крупнее? Семена, вы сами нам об этом говорили, одинаковые, со старой затоки. Грунт, вероятно, тоже одинаковый, большой разницы быть не может.

— Если вы у меня спрашиваете, я вам отвечу. Не так — пускай Иван Степанович сразу поправит, ведь он же не только учитель, но и агроном. Я своей головой думаю так. Причина в новых семенах. Для этой затоки те орехи, какие мы сажали прошлой осенью, здесь новые. Побудут они тут года три-четыре, наверно, надо будет снова привозить орехи с другой затоки, а с этой, наоборот, отвезти туда. Тогда будет больше пользы. Так или не так, Иван Степанович?

— Честно говоря, Тнмох Сымонович, я с большим удовольствием слушал ваше высказывание. Еще великий, известный всему миру ученый Чарлз Дарвин обратил на это внимание. В одном научном труде он отметил, что некоторые хозяева в современной ему Англии меняли с дальними знакомыми доброкачественные семена одного и того же сорта, так как старые на одном месте через несколько лет начинают вырождаться. Так же делали прежде и у нас в Белоруссии многие крестьяне.

— Если так, то можно надеяться, что водяные орехи именно с этой затоки на нашем ботяновском озере будут расти еще лучше?

— Этого я, Адам, утверждать не могу, но уверен, что хуже они не будут. Что касается нашего озера, так нам надо будет года через четыре семенные орехи с одной затоки сажать в другую и наоборот.

— Ваш разговор я записала целиком в наш походный дневник и подчеркнула ваши последние слова, Иван Степанович.

— Ты очень хорошо сделала, Зосечка, так как мы, занявшись повседневными делами, порой забываем о таких мелочах, а они имеют огромное значение.

— Подъем! — объявил Тимох Сымонович. — Пошли, братцы, обедать. После обеда вы останетесь одни, а я съезжу в Русичи.

Довольные, веселые, с богатой добычей, все пошли обратно.

Возвращаясь, не пропускали боровиков, не пропускали и всего того, что могло быть полезным в жизни и в дальнейшей работе.

Приметили близ затоки большую полянку глицерии-манника, которую собирались набрать в Русичах. Зачем же, действительно, останавливаться там еще раз, если все будет сделано на месте.

Спросили у Ивана Степановича: а нет ли другого, похожего на глицерию растения, которое давало бы еще больше плодов? Он ответил, что есть, и не одно, и более интересная — тускарора, которая в народе называется «водяной рис», хотя фактически это растение из другой ботанической семьи.

Тускарора распространена у нас на Дальнем Востоке и растет там в диком виде, но пытаются заводить ее и у нас в Белоруссии. Особенно она полезна там, где около водоемов бывают птицефермы.

— Об этом мы, — сказал Иван Степанович, — думали давно, а теперь будем вести дело в колхозном масштабе.

Все стало ясным. Незаметно пришли и к дому лесника. Девочки сразу побежали помогать Таисии Васильевне, а мальчики — за дровами, за водой и всем другим, чтоб сделать что-нибудь приятное хозяевам и хотя бы частично отблагодарить их за большую ласку, гостеприимство и сердечность.