Сегодняшнее заседание педагогического совета было внеочередным и неожиданным. Правда, все участники знали о происшествии, которым было вызвано заседание. Правда и то, что все они доброжелательно относились к действительно способной и добросовестной учительнице Нине Ивановне. Тем не менее это же не шутка! Школа есть школа. Сегодня Скрипка что-то намудрил, завтра Ворошкевич, потом Казачок… В конце концов получится какое-то «вольное братство», а не Ботяновская средняя школа.

По этой причине все были немного озабочены и насторожены.

На заседании, кроме директора Сымона Васильевича и Нины Ивановны, присутствовали: Наталья Ивановна — преподавательница языка и литературы, Тит Апанасович — историк, Елена Осиповна — математик, Татьяна Петровна — преподавательница иностранного языка, Зоя Кирилловна — недавняя ученица, пионервожатая, которую, по старой привычке, порой звали просто Зоя, художник Роман Карпович. Не было только агронома Ивана Степановича и завуча Алеси Сильвестровны, ушедших из школы раньше и ничего не знавших о случившемся.

Директор послал за ними.

Когда все собрались, уселись, Сымон Васильевич коротко информировал о происшествии, не скрывая ошибок Нины Ивановны, но и не выпячивая их, не заостряя. Тон его голоса, сама информация не производили впечатления чего-то чрезвычайного. Некоторые из учителей даже пошутили:

— Мы были удивлены, не зная, что там у вас произошло. Мои ученики к окну пытались подбежать. Похоже, им очень хотелось присоединиться к веселой компании…

— Весна, — вздохнула Елена Осиповна. — Нам самим хочется под яблоней посидеть или сходить в рощу… А тут целая стопа тетрадей…

Тит Апанасович сразу поставил вопрос по-деловому:

— В первую очередь надо послушать, что и как написал Скрипка.

Сымон Васильевич ответил, что именно с этого он и начнет. Попросил внимания и начал читать:

КАКИМ БЫ МНЕ ХОТЕЛОСЬ ВИДЕТЬ

НАШ ПРИШКОЛЬНЫЙ САД И ОГОРОД.

Мне очень нравится наш пришкольный сад и огород.

В первую очередь мне нравится то, что в саду растут хорошо ухоженные деревья, которые цветут весной, дают плоды осенью, украшают школьную усадьбу. Нравится мне и огород. Он тоже хорошо ухожен, вскопан, удобрен, разделен на правильные грядки. И в саду и на огороде все на месте, нет ничего лишнего.

Дорожки в саду хорошо утрамбованы, посыпаны чистым, желтым песком. Не так, как, к примеру, в соседней, Понизовской школе, где весь сад зарос крапивой, а огород — осотом да репейником.

— Нина Ивановна! — не выдержал Тит Апанасович. — Чего же еще лучшего хотели вы от ученика восьмого класса?

— Хоть в газете печатай, — добавила Наталья Ивановна.

— Подождите! Послушайте, что он пишет дальше! Как инспектор мне говорил, просто «криминал какой-то!», — ответила Нина Ивановна.

Директор продолжал читать:

—  …Но мне совсем не нравится все то, что мы делаем в нашем саду и в огороде.

Яблони да груши? Вишни да сливы? В наших колхозных садах яблоки не хуже, чем в школьном саду, а груши даже в несколько раз лучше.

То же самое и в нашем огороде. Капуста, огурцы, помидоры, свекла, тыква, лук… Одним словом, все, что есть на обычном крестьянском огороде. Одно-единственное отличие — физалис, или мексиканские томаты, какие мы высаживаем из года в год, но которые никто из колхозников заводить не хочет, так как не видит в них никакой пользы, не зная, что с ними делать.

Если отдельные кочаны капусты достигают у нас чуть ли не 16 килограммов, а тыквы похожи на мельничные жернова, так это никого не удивляет.

Деревенские женщины про наши чудеса говорят так: «Если б у нас было столько помощников, сколько у Нины Ивановны, так мы по центнеру их вырастили бы».

По моему мнению, вся наша работа — никчемная.

Нина Ивановна подняла палец вверх:

— Обратите внимание: никчемная работа! Школа занимается никчемной работой!

— А мы и не знали, что у нас есть такой мудрец! — добавил Тит Апанасович.

— Почему не знали? Знали, — заметила Наталья Ивановна. — Я могла бы рассказать вам и о его замечаниях по языкознанию…

Директор кашлянул, посмотрел на присутствующих с улыбкой:

— Подождите немного. Объяснения, замечания и добавления потом. Сочинение, по-моему, очень интересное. Дочитаем его до конца… Мы остановились на словах:

…По моему мнению, вся наша работа — никчемная. Не лишне спросить: а кто культивировал эту самую капусту, свеклу, морковь, кто вывел полезные растения из дичков и дикорастущих растений? Разве какая-либо школа? Или какой-то агроном? Да нет! Отнюдь нет! Это все наследие наших далеких предков, живших еще в пещерах. Это сделали люди, не умевшие ни писать, ни читать, не учившиеся ни в начальных школах, ни в институтах. Если они и выпускали «стенные газеты» в пещерах, так эти «газеты» высекались на каменных плитах или на скалах.

А мы учимся, читаем книги и газеты, слушаем радио, ходим в кино, летаем в воздухе, даже в космос летаем. А вывели ли мы «в люди», как говорится, хоть одно новое полезное растение, сделали ли мы его полезным во всех отношениях для человечества, как те неграмотные и дикие, на наш взгляд, предки?

Почему бы нам, вооруженным всякими науками, машинами, химикатами, не взять для первого примера дубровку с ее мелкими корнеплодами, что растет у нас повсеместно, и не вывести — вырастить из нее такой сорт корнеплода, чтоб он весил по килограмму и больше, а не по грамму или два, как теперь?

Почему не взять всем известную желтую акацию, многолетний бобовый куст, и не вырастить из него сорт многолетнего гороха, например?

Почему нам не взять, говорю также для примера, всем известную липу «вековую», в семенах которой находится до 60 % полезного, питательного растительного масла, и не вывести такой сорт, чтоб орехи на ней были, как яблоки у деда Янки Казачка?

Сотни растений вокруг нас просятся в наш сад и огород, а мы ходим около них и видеть не хотим.

Если бы мы вырастили в нашем саду такую липу или на нашем огороде такой корнеплод, какой мог бы зимовать в земле, не боялся никаких колорадских жуков, как их боится картошка, тогда ни один человек не сказал бы, что мы соревнуемся с деревенскими женщинами, а каждый пришел бы просить семян или веточку для прививки.

Так я и отвечаю на вопрос своей темы: я хотел бы, чтоб наш пришкольный сад и наш огород были питомниками новых, высококачественных культур, деревьев и растений, а не площадкой, на которой завоевываются рекорды по общеизвестным культурам.

Не нужны нам капуста и огурцы, не нужно все то, что известно старым и малым испокон веков.

Сымон Васильевич, дочитав до конца, снял очки. Посмотрел по очереди на всех присутствующих. Потом спросил:

— Как вам нравится это произведение, товарищи?

Слово взял Тит Апанасович:

— Видите ли, если подойти с одной стороны, так в сочинении, безусловно, есть здоровая мысль. Справедливо, что и капуста, и свекла… да что там, не они одни — подавляющее большинство садовых, огородных и полевых растений выведены нашими предками в незапамятные времена. Справедливо и то, что во время археологических раскопок находятся такие употребляемые в древности человеком растения или плоды, какие он, как говорится, не успел довести до кондиции, а потом, может, именно у нас не нашлось времени заниматься ими. Для примера я приведу водяные орехи, или чилим, водяную бульбу, или рогулики, как их чаще называют, которые ныне широко известны в Японии, в Индии, но почти перевелись у нас, остались только как дикорастущие в некоторых старицах и озерах в Белоруссии, главным образом на Полесье, в дельте Волги и еще в некоторых уголках нашей страны.

— Простите, — заметила Татьяна Петровна, — но я о них ничего не слышала.

— И не удивительно, — ответил Иван Степанович. — У нас, правда, про них писали два известных научных работника: В. А. Михайловская в 1944 году в журнале «Беларусь» и И. Н. Соловей в журнале «Природа» в 1954 году. К сожалению, статьи прошли почти незамеченными в Белоруссии, хотя дают довольно полное представление об этом. Следует сказать, что в отношении вкуса и полезности как питательного продукта их можно сравнить только со съедобными каштанами. В них находится 15 процентов белков, 0,5 процента растительного масла, 52 процента крахмала и 3 процента сахара… Но, простите, я перебил Тита Апанасовича. Если будет интересно, могу дать и более основательную справку.

— То, что вы перебили меня, — усмехнулся Тит Апанасович, — неплохо. Вы даже помогли мне, так как я хоть их немало ел, этих орехов, но не знал, что они так богаты по своему химическому составу. Будем всё же говорить об Адаме Скрипке. Нам надо было бы только приветствовать все правильные и здоровые мысли, имеющиеся в его сочинении. Наша школа могла бы гордиться такими учениками. Но с другой стороны…

Все засмеялись. Кто-то пошутил:

— Природа не любит однобокости!

— Но с другой стороны, какое право имел ученик, хотя бы и восьмого класса критиковать в своем школьном сочинении — подумать только! — нашу учебную программу. Академик какой нашелся! Одним махом перечеркнул все планы практических занятий по биологии! По-моему, Нина Ивановна правильно сделала, что поставила ему единицу.

Слова попросила Наталья Ивановна.

— Прежде всего у меня есть вопрос к Нине Ивановне. Написал ли кто из учеников еще так, как Скрипка?

— Нет! — ответила Нина Ивановна. — Все написали так, как положено.

— Тогда меня интересует другой вопрос: почему вы, Нина Ивановна, одним поставили тройки, другим четверки и всего три или четыре пятерки?

— Дело в том, что у многих были грамматические и стилистические ошибки. Вот и сбавила им оценки.

— Тогда, дорогая Нина Ивановна, вы действительно непоследовательны: за отдельные ошибки вы сбавляли оценки, а за безупречное сочинение, без ошибок, вы поставили единицу. Если следовать вашему критерию, надо было всем, кто написал «на тему», ставить пятерки, независимо от наличия у них ошибок. Разве не так?

Татьяна Петровна тоже попросила слова.

— Вопрос ясен. Надо помочь Нине Ивановне установить снова добрые отношения с классом. Что касается Скрипки, то мы его хорошо знаем: ученик способный, много читает, мыслит. Пускай Сымон Васильевич обобщит, и будем кончать.

Сымон Васильевич согласился с этим мнением.

— Перед тем как обсудить наши практические выводы, я хотел бы, неофициально разумеется, рассказать вам об одном случае из своей жизни… Когда я, еще в старое время, держал экзамены в учительскую семинарию, нам дали задание написать сочинение на тему: «Что побудило меня поступать в учительскую семинарию». А имейте в виду, что на тридцать пять вакансий поступало сто тридцать девять человек. Единица, полученная за диктант или сочинение, лишала права держать дальнейшие экзамены. Все более ловкие и опытные, как один, писали, что их побудило «желание послужить вере, царю и отечеству на ниве народного просвещения». Я не был таким хитрецом и написал попросту и честно: «Мой отец бедняк, а к науке я способный. Учить меня дальше он не имеет возможности, так как всюду надо платить деньги за обучение, за квартиру и питание. А их у нас нет. Узнали мы, что есть такая школа, где не только бесплатно учат, но еще и деньги дают. Вот я и приехал сюда держать экзамены, так как очень мне хочется стать образованным человеком». Мое сочинение шло вразрез со всеми установками, со всей позицией старой школы. Но в нем не было ни одной грамматической или стилистической ошибки. Представьте себе, Нина Ивановна, мне поставили пятерку, а не единицу. Это значит, я получил право держать дальнейшие экзамены, выдержал их на «отлично» и был принят в семинарию стипендиатом. Представьте себе также, что из тех кандидатов, которые так красноречиво писали о своем «желании» «служить вере, царю и отечеству», но наделали грамматических и стилистических ошибок, только сорок пять получили по единице. У некоторых были двойки, тройки. Во всяком случае, «квасной патриотизм» им не помог… Что это все значит? Учитель, дававший оценку, не был гоголевским чиновником. Он мыслил. Имел совесть и сердце. Почему же мы, советские учителя, которые сами недавно были пионерами, комсомольцами, порой так враждебно относимся к подобным себе, не поддерживаем, а норовим обрывать их горячие стремления и мечты?..

Нина Ивановна вскочила со своего места:

— Сымон Васильевич! Товарищи! Я просто растерялась… Я чувствую, что сделала что-то не то, и теперь мне трудно найти выход. Я сама сочувствую таким исканиям, ведь я мечтательница по натуре. В плане занятий по биологии на весенне-летний период у меня были предусмотрены точно такие проблемы, за которые ратует Адам Скрипка…

Сымон Васильевич удивился и немного усомнился:

— А куда и как исчезли они из вашего плана?

— Мне их вычеркнул инспектор товарищ Бараболка.

— Почему же вы мне ни слова об этом не сказали?

— Он назвал это криминалом и добавил, что, только жалея меня, оставляет дело без последствий, но предупредил, чтобы я никому об этом не говорила. Вот почему, когда Адам Скрипка написал свое сочинение, я просто испугалась и поставила ему единицу…

— Ну, знаете, — возмутился Сымон Васильевич, — тут что-то не так! Никаких криминалов у вас быть не могло. Это — раз. А во-вторых, не сказать директору школы — это действительно… нехорошо. Может, вы сделаете одолжение и зачитаете нам те пункты, которые вам вычеркнул Бараболка?

— Пожалуйста! Они у меня с собой… «Собрать сведения у населения, какими дикорастущими растениями и какими пищевыми суррогатами питались люди в тяжелые годы (война, оккупация и т. д.). Собрать гербарий растений, витрину образцов суррогатов…

Собрать гербарий всех полезных дикорастущих растений нашей округи, с ботаническим описанием каждого, с характеристикой качеств, а также с описанием способов их употребления…

Провести практические занятия по прививке кедра сибирского на сосну, по выращиванию черноягодного паслена, по посадке водяных орехов в заводях нашего озера».

Пожав плечами, Сымон Васильевич сказал сразу после прочтения этих «крамольных», с точки зрения Бараболки, пунктов:

— Не знаю, как товарищи, но я никак не могу понять: в чем тут «криминал»? Может, вы, Нина Ивановна, дадите нам дополнительное объяснение? Надо полагать, в беседе с вами он был более откровенен?

— А как же! «Нам, — уверял он, — все это не нужно. Все это не имеет… хозяйственного значения».

— Нет, Нина Ивановна! Вы очень хорошо сделали, что включили в свой план такие вопросы… Плохо только одно, что не сообщили мне о своем разговоре с Евстигнеем Поликарповичем — и об этих важных пунктах.

— Я не сказала… Видите, он все пытался узнать: сама ли я внесла такие пункты или с санкции директора. Я ответила, что сама, что на педагогическом совете мой план еще не обсуждался. «Тогда, — посоветовал он, — вычеркнем их, и на том конец. Вы — молодая учительница, жизни хорошо не знаете. Никому только не говорите, а я тоже закрываю глаза на всю эту историю». Вот я и молчала…

— Хорошо. Согласимся на минуту, что он был прав, выступая против первого и даже второго пунктов, — сказала Алеся Сильвестровна. — Но что же он, разрешите узнать, имел против кедра и водяных орехов, например?

— О, это еще интереснее! «Я никогда в жизни не слышал, — твердил он, — чтобы кто-то прививал хвойные деревья на хвойные. Это чудачество какое-то, не надо детские головы забивать такими глупостями». Черноягодный паслен, по его мнению, — это какая-то вообще отрава. А про водяные орехи: «Еще, чего доброго, дети утонут, сажая или собирая их. Тогда кто будет отвечать? Вы тогда и на меня будете ссылаться, скажете, что план утвержден инспектором… Ни в коем случае. К черту все, что связано с глубокой водой…»

Тит Апанасович даже захохотал:

— Простите меня, товарищи, за мою неделикатность и несдержанность… Но это же не анекдот! Он действительно любит плавать на мелких местах. Я однажды купался с ним вместе, так до сих пор забыть не могу… Я плаваю на самой стремнине, а он около бережка, около бережка, упираясь ногами и руками в дно…

Сымон Васильевич не на шутку рассердился, что с ним случалось редко.

— Его личные вкусы нас мало интересуют… Давайте, товарищи, ближе к делу. Я предлагаю конкретно: записать в протоколе нашего совета, что эти три пункта, зачитанные Ниной Ивановной, мы включаем в ее план и утверждаем их. Вы только подумайте: какой интересный материал, нужный не только для одной нашей школы, подготовила Нина Ивановна, а тут… Кто за это предложение? Все? Очень хорошо. Так и запишем.

— Пора домой!

— Сейчас, сейчас, Елена Осиповна! Мы подошли к нашему главному вопросу — об инциденте… Для восстановления нарушенного контакта и добрых отношений учеников восьмого класса с учительницей Ниной Ивановной мы сообща должны сделать вот что. Во-первых, посоветовать Нине Ивановне отметку в журнал не вносить. Во-вторых, использовав удобный случай — начало активной работы в саду и огороде, — провести общее собрание юных натуралистов, а фактически учеников всех классов, на котором обсудить план весенне-летне-осенних работ по биологии, включив, разумеется, и восстановленные нами пункты. Как раз эти пункты больше всего интересуют учеников. В-третьих, на собрании мы с вами дополнительно внесем предложение включить в план несколько дальних экскурсий и интересных походов. Почему я говорю — на собрании, а не сейчас? Мне надо будет согласовать эти вопросы в районных организациях. Разговор идет о материальной стороне вопроса. Я узнаю точно, получим ли мы деньги для этой цели. Без средств в далекие экскурсии посылать своих учеников мы не сможем. А сегодня вечером я лично поговорю со Скрипкой. Мне думается, что он на очередном уроке извинится перед Ниной Ивановной, а Нина Ивановна, в свою очередь, найдет возможность сгладить всю эту историю, и дело пойдет у нас хорошо, как шло до сих пор. Как вы относитесь к таким соображениям?

В ответ послышались голоса преподавателей:

— Согласны!.. Хорошо!.. Лучшего не придумать!..

— Если так, пошли обедать! Действительно, мы задержались сегодня, но результатами нашего разговора я доволен…