В ресторан Олегу идти не хотелось. Надо было надевать костюм, галстук, тесные остроносые туфли и самое главное – весь вечер разыгрывать из себя человека, которому ходить по ресторанам, пить шампанское и есть конфеты «Ну-ка отними!» самое разобыденное дело. Надо следить за каждым своим словом, жестом, выражением лица, чтобы, чего доброго, тебя не приняли за новичка.

В городе, где жил Олег, было три ресторана: «Дон», «Молодежный» и «Чернозем». Рестораны объединяло много общего: скверные дорогие блюда, грубость официантов и отсутствие пива (нарочно, чтобы клиенты пили вино и водку).

Однако при всем том рестораны коренным образом отличались друг от друга. Самым аристократичным был «Дон». Повара здесь выказывали чудеса искусства, лишь бы создать блюда позаковыристей и подороже. Верхом шика и расточительства считалось заказать «Донской салат». Это порционное блюдо готовилось полтора часа и состояло из смеси самых неожиданных вещей, выбираемых поваром по вдохновению. Здесь были куски мяса, яйца, рыба, огурцы, ветчина, лук, укроп, редиска, картофель, сыр. Заливался салат сметаной. В самую вершину горы втыкалась синтетическая роза. Эта роза, хотя и была несъедобной, но взвинчивала и без того баснословную цену в три раза.

В ресторане «Дон» считалось неприличным платить ровно по счету, надо было обязательно «кинуть» официанту, швейцару и гардеробщику, в противном случае твою физиономию навечно занесут в «черный список».

Пить дешевые вина тоже было нежелательно. Оркестр играл мало, в основном по заказу, причем сначала надо было пригласить дирижера к своему столику, угостить водкой, называя «маэстро», и заплатить в два раза дороже вывешенного прейскуранта розничных цен на танцевальную музыку.

Но самое главное, переступив порог ресторана «Дон», надо было перейти на «изысканные» манеры: ходить небрежно, разговаривать сквозь зубы, деньги не класть, а швырять, папиросу держать двумя пальцами и т. д.

Ресторан «Молодежный» был полной противоположностью «Дону». Отличия начинались прямо с улицы. Например, над входом в ресторан висел плакат:

ИЗГОНИМ АЛКОГОЛЬ!

Однако настоящий каскад изречений обрушивался на клиента в зале:

СПОЙ, СПЛЯШИ – СОСЕДА РАССМЕШИ!

А НА ЗАКУСКУ – ЗАДОРНУЮ ЧАСТУШКУ!

ПЬЯНЫЙ ПРИШЕЛ – НЕ СМЕШНО!

До глубокой ночи из ресторана «Молодежный» несся на улицу задорный молодежный смех.

Третий ресторан – «Чернозем» – был замыслен как соперник «Дону». Там тоже понавешали парчовых штор, изобрели салат «Черноземный», в два раза превосходящий по цене знаменитый «Донской» (повару пришла гениальная мысль вместо одной синтетической розы втыкать две). Но ресторан быстро захирел, и вскоре о соперничестве с роскошным «Доном» и разговора не могло быть.

Погубила ресторан старушка. Маленькая сгорбленная старушка. Она появилась однажды вечером, толкая перед собой тележку с надписью «Горячие пирожки», осмотрелась и открыла торговлю прямо перед входом в «Чернозем». Вскоре в окна ресторана пополз с улицы запах жаренных в масле пирожков. Не прошло и пятнадцати минут, как из «Чернозема» появился первый посетитель, выкуренный этим запахом. Стыдливо оглядываясь, он взял пяток пирожков, завернул их в газету и скрылся в ресторане. За первым последовал второй, третий, и через полчаса все посетители ресторана жевали горячие пирожки.

Вскоре стало правилом: идешь в «Чернозем» – бери десяток пирожков. Администрация ресторана всполошилась. Салат «Черноземный» никто не брал, выручка резко упала. За столиками сидели люди и уплетали пирожки, как в простой столовой. Директор куда-то позвонил, чтобы убрали старушку с тележкой. Старушка вынуждена была переместиться за угол, но было уже поздно: люди вкусили запретного плода. Ходить с пирожками в «Чернозем» стало традицией. Хуже того, посетители начали приносить с собой яйца, колбасу, пиво.

Администрация заседала день и ночь, но придумать ничего не могла. Правда, повесили было плакат:

СО СВОЕЙ ЕДОЙ ПРИХОДИТЬ В РЕСТОРАН СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ!

Но пришлось его быстро снять: вокруг плаката стали подозрительно виться корреспонденты из областной газеты.

Один из работников предложил начать самим выпекать пирожки и вообще изготовлять дешевые блюда, но на него зашикали. Это ведь тогда столовая будет, а не ресторан!

После некоторых колебаний Гусев остановил свой выбор на «Доне».

В ресторан Ида пришла, как и в первый день их встречи, рыжей. Узкое глухое платье из светлой ткани очень шло ей. Впрочем, ей шло все: Ида умела подбирать наряды под настроение. И под погоду. Вечер был сухой, жаркий, настороженный. Звезды казались светлыми и моргали быстро-быстро, словно сигналили о какой-то опасности. За деревьями временами полыхало сухим бледным пламенем.

В ресторане открыли все окна, и по залу гулял горячий, пахнущий тополем и пылью ветер. Когда они шли между столиками, на них смотрел весь «Дон». Ида держала голову высоко и презрительно, на губах – неопределенная полуулыбка. Олег заметил, что сегодня она была чем-то возбуждена. Села за стол, высоко закинула ногу на ногу, оттолкнула от себя грязную посуду и крикнула на весь зал:

– Официант! Уберите со стола!

Воспитанные, изысканные завсегдатаи «Дона» были шокированы. Правила фешенебельного ресторана еще могли позволить это подвыпившему мужчине, но не женщине. Носы завсегдатаев осуждающе уткнулись в тарелки.

Олегу хотелось есть, хотелось веселиться, танцевать, хотелось гордиться своей красивой девушкой, смеяться… Но Ида навязала ему длинный, скучный разговор о человечестве.

– Ненавижу людей, – говорила она, ковыряясь вилкой в салате «Донской». – Все шкурники, подлецы и лицемеры.

– Нет, почему же, – вяло возражал Олег, – хороших людей много.

– Назови мне хоть одного!

– Я их не запоминаю.

– Вот видишь! Ты не запоминаешь, потому что их нет!

– Есть.

– Нет!

– Есть.

– Нет! Назови!

Бессмысленность этого спора стала раздражать Олега. Он отложил вилку.

– Назвать? Пожалуйста! Мой шеф! Это человек кристальной чистоты.

– Маска! Наверняка вор и развратник!

– Слушай! Давай прекратим. Я хочу есть. Просто тебя кто-то сегодня обидел, а ты свою ненависть перенесла на всех.

Ида выковыряла из салата все огурцы и бросила вилку.

– Правильно! Обидел один подлец.

– Кто он?

– Ты.

Олег покраснел и пробормотал:

– Что за чепуху ты говоришь… Ты пьяная…

– Я пьяная? Ха! Ты не видел меня пьяной! Пьяная я бью посуду.

– Перестань. На нас смотрят.

– Кто смотрит? Вот те ублюдки? Это же не люди – воры проклятые. Ты думаешь, сюда ходят те, что живут на зарплату? Черта с два. Это в кино да в газетах пишут, что в ресторане, мол, можно хорошо отдохнуть. Рабочий сюда не ходит. Рабочий пьет водку за углом. Здесь одни воры! Ищут воров да спекулянтов, а они каждый вечер здесь собираются. Ха-ха-ха! Бери и греби всех подряд лопатой!

– Я не вор.

– Ты, правильно… ты не вор… Ты благородный и честный. Ты выше всех! Ты хуже! Ты страшнее, потому что сильнее замаскирован. А я вот тебя раскусила. Я ведь сначала тебя за шпика приняла.

Олег беспомощно оглянулся. Со всех сторон на них смотрели. Официанты шептались в углу. Назревал скандал. Еще не хватало, чтобы их с позором выставили!

– Пожалуйста, потише.

– А, наплевать!

Ида сидела, закинув ногу на ногу, курила и насмешливым взглядом следила за Олегом.

– Перестань…

– Перестать? Слушайте, вы! – закричала Ида. – Жрете, пьете на ворованные деньги? Нахапали и жрете? Оделись в черные костюмы? А ну-ка предъявите документы! Я работник угро! Что, сдрейфили? Ха-ха-ха! Жидки на расправу? Ничего, не бойтесь! Я сама такая! Воровка и спекулянтка.

Оркестр перестал играть. Кто-то возмущенно выговаривал официанту, кто-то смеялся. Из-за портьеры вышел администратор и, склонив набок голову с безукоризненным пробором, направился к их столику. Но он не прошел и половины пути, как рядом с Олегом раздался негромкий голос:

– Разрешите пригласить на танец вашу даму?

Олег не заметил, как к ним подошел невысокий человек с квадратными плечами, в спортивном пиджаке. На его широком лице играла добродушная улыбка.

– Пожалуйста, – с облегчением сказал Олег.

Человек с квадратными плечами взял Иду за локоть.

– Разрешите, девушка?

– Отвали, – спокойно сказала Ида.

Она сидела, откинувшись на спинку стула, насмешливая, злая, пьяная, и курила.

– Разрешите? – повторил парень, по-прежнему улыбаясь. Лишь плечи его поднялись, как у орла.

– Я уже сказала – отвали, – ответила Ида, смотря прямо в глаза приглашавшему. – Надоели мне ваши гадкие рожи. Я за-вя-за-ла.

Администратор подошел и встал рядом.

– Не понимаю, почему ты не хочешь пойти? Раз тебя приглашают, – сказал раздраженно Олег.

Ида бросила на него насмешливый взгляд.

– Эх ты…

За соседним столиком восхищенно засмеялись:

– Сильна девка!

Ида встала и, не глядя на Олега, пошла к центру зала чуть пошатываясь.

Олег придвинул к себе меню, подсчитал, положил под пепельницу двадцать рублей и почти побежал к выходу.

Семейство Куликовых играло в картах.

– Куда суешь шоши? – горячился Павел Игнатьевич, крутя своей лысой головой, на отполированной поверхности которой хорошо отражалась лампочка.

– Разуй глаза, подними зад, – пыхтела Катерина Иосифовна. – Котора шоша? Эта шоша? Сам ты, черт лысый, шоша!

Медвежонок Светочка возилась у телевизора. Она пыталась попасть карандашом в рот певице. Певица уворачивалась от карандаша и вопила на весь дом:

– Во-са-ду-ли! Во-го-ро-ди!

Наденька, растрепанная, со спущенным чулком, сидела на развороченной кровати и вышивала на пяльцах. При виде Олега она ленивым движением запахнула халат и проводила квартиранта пристальным взглядом.

Наденька – старая дева. Она довольно хорошенькая. Не вышла замуж лишь из-за своей лености. Хозяйская дочь кончила пединститут, но нигде не работала. Целыми днями сидела она на кровати и вышивала фантастические цветы. Катерина Иосифовна что уж ни делала со своим чадом: и стыдила, и ругала, и буквально за волосы вытаскивала лентяйку на «гулянку», но не могла пересилить Наденькину цельную натуру. Пытались было ухаживать за девушкой несколько парней, но вскоре оставили свои намерения, оскорбленные, так как Наденька зевала в самые интересные моменты свидания. Вот и пришла Куликовым спасительная мысль взять на квартиру холостяка.

Наденька серьезно влюбилась в Олега. Ее чувство было вызвано главным образом тем обстоятельством, что не надо никуда идти на свидания и любимого человека всегда можно было наблюдать прямо из постели, не прерывая процесса вышивания.

Олег прошел в свою комнату, не раздеваясь, лег на кровать.

– Никак пьяный? – услышал он шепот из соседней комнаты.

– Похоже… Свихиваться начал парень. Жениться ему надо.

– Если бы эта дура, тудыт ее и обратно, не сидела, как корова…

– Тише…

В комнате плавал сизый дым от жарившейся рыбы. Сквозь занавески пробивался желтый свет фонаря. На сундуке добродушно мурлыкал хитрый кот Сержант. Приход Олега застал его врасплох: пришлось бросить под кроватью украденную колбасу. И теперь Сержант ждал, когда их квартирант заснет, чтобы приняться за прерванное дело.

Сержанту пришлось ждать долго. Человек на кровати лежал очень тихо, не шевелясь, но кот чувствовал своим звериным чутьем, доставшимся ему от далеких предков, что он не спит. И только когда уже в комнате стало совсем светло, Сержант доел колбасу.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Вы, кажется, были невестой вашего квартиранта?

Н. КУЛИКОВА:

– Ах, отстаньте от меня! Что вам надо?

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Вы можете дать нам ценные показания. От вашей матери ничего не добьешься. Из-за чего расстроилась ваша свадьба?

Н. КУЛИКОВА:

– Из-за моих дорогих родителей, вот из-за кого! Тюлени чертовы! Прикатила к моему жениху бывшая любовница с истерикой, так мои благоверные сбесились. Расстроили свадьбу и от квартиры отказали. А что здесь такого? У какого холостого мужчины нет любовницы? Да это и не мужчина тогда! Моим благоверным надо было выгнать эту сучку, и на том делу конец. А они вздумали Олега выгонять. Выжечь бы ей надо было глаза кислотой.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Ну зачем же? Такими методами нельзя…

Н. КУЛИКОВА:

– Да! И вам выжгу, если не отстанете от меня! Шляются тут всякие, допытываются… И так жить не хочется…

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Ваше состояние понятно. Но нам для следствия надо знать, что за человек был Гусев. Расскажите все, что о нем знаете. Например, мог ли ваш квартирант убить человека?

Н. КУЛИКОВА:

– Ой, мамочка! Ой, миленькая! Иди сюда! Убил он разлучницу!