У летчиков-истребителей. Важное задание. В боях под Киевом. Отвечая на призыв. Учеба. Мастера «золотые руки». Под Черкассами. Большое партийное дело. «Бить вражью гадину!» Крылатые комиссары. Наш боевой счет.

Я уже побывал почти во всех наших частях: 66-м штурмовом, 45-м и 211-м бомбардировочных авиационных полках. Отметил про себя, как самоотверженно, не щадя жизни, дерутся в боях летчики нашей смешанной дивизии. Но вот самолеты, действительно, потрепаны, латаны-перелатаны — и все выпуска довоенных еще лет... Да и их не хватает. Многие летчики, не имея боевых машин, оказались не у дел, занимаются тем, что помогают техникам ремонтировать уцелевшие самолеты. Настроение у «безлошадных» ребят неважное, есть случаи нарушения дисциплины, самоволок в ближайшие деревни и села. Подумал: надо, не откладывая, обсудить этот вопрос с военкомами.

Военные комиссары в дивизии подобрались авторитетные — все хорошо разобрались в своем назначении, вытекающем из постановления ЦК партии о реорганизации армейских политорганов. Большинство комиссаров участвовали в боевой работе в качестве пилотов или штурманов. И все же остался какой-то нелегкий осадок на сердце: в полках партийно-политическая работа, как я заметил, проводилась как-то неконкретно, бессистемно, от случая к случаю. Политруки и военкомы больше сами рвались в боевые вылеты, занимались хозяйственными делами, обеспечением полетов, разбором разных ЧП, словом, дублировали работу командиров. Решил в ближайшие дни непременно провести с ними сборы — поговорить начистоту о наших основных задачах. И с этими планами направился в 28-й истребительный авиационный полк.

Выходя из самолета, думал, что вот соберу летно-технический состав, проведу для начала беседу — расскажу о последних событиях на фронтах, о требованиях, изложенных в приказах и директивах, которые еще не успели дойти до полка, о ближайших задачах дивизии. Хотел послушать и бойцов — узнать, что их заботит, в чем нуждаются. Отдельно собирался потолковать по душам с политработниками, партийными и комсомольскими активистами, посоветовать, как на практике применять положения постановления ЦК партии от 19 августа 1941 года, согласно которому отличившиеся в боях воины принимались в партию на льготных условиях. Это постановление об условиях приема в ряды коммунистов передовых бойцов и командиров должно было создать перелом в росте армейских партийных организаций, приток новых пламенных защитников Родины на место тех, кто пал в бою или выбыл из строя в результате ранения.

Однако не все получилось, как я замышлял. О беседе не могло быть и речи: летчики, вернувшись после боевого вылета, только успевали передохнуть — и снова в бой. Техники и механики напряженно готовили приземлившиеся самолеты к очередному заданию. Выход подсказал капитан И. В. Купенин, исполнявший обязанности командира полка. Он предложил провести беседу во время обеда в столовой. На том и порешили.

К встречам и беседам с бойцами и командирами, ко всем собраниям я привык тщательно готовиться, заранее обдумывать темы своих выступлений. Говорить с людьми старался ясным и четким языком, аргументированно, доходчиво, подкрепляя те или иные мысли положениями партийных документов, приказов и директив командования, Главного политического управления.

И тогда встреча состоялась — хотя накоротке, но вполне меня удовлетворившая. Я успел сказать то, что наметил, выслушал вопросы, просьбы. Помню, как летчик лейтенант Петр Вернигор задал вопрос, который в общем-то волновал многих. А поводом послужил случай, происшедший в полку перед самым началом войны.

За пять дней до нападения на нашу страну фашистской Германии из штаба ВВС Киевского Особого военного округа поступило распоряжение: со всех самолетов МиГ-3 снять крыльевые крупнокалиберные пулеметы, законсервировать их и сдать на склад базы.

— Почему в такой ответственный момент поступило такое странное распоряжение? — интересовался лейтенант. — Как могли допустить в округе ослабление огневой мощи самолетов в столь опасное время?

Я рассказал, что знал по поводу «разоружения» самолетов; подобное мероприятие проводилось тогда не только в их, но и в других частях. Снятые пулеметы предназначались к отправке на авиационные заводы для вооружения ими самолетов новых конструкций. Это вызывалось, очевидно, нехваткой пулеметов. Других сведений по этому вопросу у меня не было.

22 июня 1941 года приготовленные к отправке крыльевые пулеметы еще лежали на складе. Их по приказу командира дивизии генерала Демидова расконсервировали и снова установили на истребители. Не случайно в активе полка к концу июля уже значились 38 сбитых в воздушных боях вражеских самолетов, результативные штурмовки живой силы и техники противника...

— Ну а еще какие есть вопросы, просьбы? — спрашивал я пилотов. — В какой помощи со стороны командования дивизии нуждаетесь?

— Да ничего, — послышался голос, — жить и воевать можно.

И, вижу, поднялся юный лейтенант:

— Командир звена Тимохин.

— Слушаю вас.

— Товарищ батальонный комиссар, действительно, жить и воевать можно. Но почему все-таки наши войска отступают? Мы-то, летчики, в воздушных боях с фашистами не отступаем. Идем на врага, даже если у него явное преимущество. Их десять — нас трое, и мы атакуем. Мы погибаем или возвращаемся с победой. Я не знаю ни одного случая, чтобы наш летчик спасовал перед фашистским стервятником. Удирают всегда они, а не мы. Так почему же наземные войска не стоят насмерть, а все дальше и дальше откатываются в глубь страны? Где конец этому отступлению?

«Вот он, вопрос вопросов! Почему отступаем, когда остановимся?!» Тот же самый вопрос, какой и мы задавали своим преподавателям на курсах в Перхушкове. Не отсутствие элементарных, нормальных бытовых условий волнует пилота, не высказывает он и жалоб по поводу того, что испытывает изо дня в день неимоверное напряжение, недосыпает, не моется в бане, не получает вестей из дому. «Почему отступаем?» — вот его жалоба, крик души, самый главный сейчас жизненный вопрос...

Собрался я с мыслями и стал говорить о том, что какой-то одной или двух причин нашего отступления не существует. Причин много. Но глубоко и до конца разобраться в обстановке мы сможем еще не скоро. Очевидным было одно: гитлеровская клика готовилась к войне основательно, фашизм к сорок первому году поработил почти все европейские страны, за счет чего поднял на высокий уровень экономику, сумел одурманить свой народ и многих людей из завоеванных стран. Гитлер подло обманул Советское правительство, подписав, а затем нарушив договор о ненападении, коварно и внезапно бросил свои многочисленные, хорошо вымуштрованные дивизии на советские мирные города и села.

— А мы на данном историческом отрезке времени подготовиться к войне не успели. Гитлеровские войска оказались оснащенными техникой и вооружением лучше, чем мы, как в количественном, так и в качественном отношении, — говорил я и стал приводить примеры высокого мужества и героизма наших наземных войск.

Улетал я от авиаторов, когда уже стало смеркаться. Улетал с убеждением твердым — такие не подведут! И невольно подумалось: как-то ведь надо обобщить опыт наших героев, в которых так ярко проявляются бесстрашие, русская смекалка и удаль, преданность Отечеству. Да не только обобщить, но и добиться его широкой гласности — в листовках, на страницах дивизионной, армейской газет. И начал с того, что стал записывать отдельные эпизоды летной боевой страды в пылающем небе Украины. Он сохранился у меня, этот пожелтевший от времени фронтовой блокнот. Я приведу несколько строк из записей тех дней.

«...Группа штурмовиков подходила к цели, когда в самолет младшего лейтенанта П. Б. Зимина угодил зенитный снаряд. С поврежденным хвостовым оперением самолет мог разворачиваться с небольшим креном только вправо. Знаю по себе: когда самолет теряет управление, холодок недоброго предчувствия невольно прокрадывается к сердцу. И тут важно взять себя в руки, сосредоточить мысль, проявить все умение и хладнокровно принять самое верное в данной ситуации решение.

Летчик не растерялся — все внимание сосредоточил на управлении машиной, попробовал развернуться вправо и выйти напрямую. Получилось. И тогда, полный решительности, он направил машину к цели — на скопление вражеских танков. Точно отбомбился и возвратился на аэродром. В этом полете боевой товарищ Зимина — младший лейтенант Д. В. Манохин, дважды раненный, также не оставил строй и выполнил боевую задачу».

«...В момент взлета на боевой машине младшего лейтенанта Г. А. Буца отвалилась левая нога. Аварийная ситуация сложилась в самом начале полета. По всем инструкциям полагалось прекратить задание: набрать высоту и покинуть самолет, так как посадка на одно шасси грозит гибелью летчика. Пилот, однако, принял иное решение. Он продолжил полет — ушел за линию фронта, достиг цели, поразил ее и возвратился домой. Сделав круг над аэродромом, на виду у товарищей, наблюдающих полет, волнующихся за его исход, летчик Буц пошел на посадку. Самолет приземлился на одну ногу. В конце пробега он стал крениться набок, но скорость у него уже была погашена и, зацепив крылом землю, машина описала круг и остановилась.

Как установили потом, шасси отвалилось из-за изношенности металла. Да, устает, не выдерживает металл, а люди выдерживают».

«...К станции Золотоноша шла большая — из двадцати семи «юнкерсов» — группа бомбардировщиков. Железнодорожному узлу угрожал мощный бомбовый удар: каждый Ю-87 брал бомбовую нагрузку до 1000 килограммов.

В воздух поднялись две пары истребителей под командованием политрука эскадрильи А. В. Руденко. Политрук и летчики коммунисты Б. М. Бочаров, К. И. Парфенов, А. Я. Федоров бесстрашно вступили в бой с «юнкерсами». А ведь каждый Ю-87 с экипажем из двух человек имел на борту три пулемета калибра 7,92 мм. Надо ли говорить, что бой предстоял не на жизнь, а на смерть?

Отважная четверка, избрав выгодную позицию, атаковала «юнкерсов», нарушила их строй. Вражеские летчики отчаянно отбивались, на всех наших истребителях появились пробоины. Но вот задымил и пошел к земле первый «юнкерс», подбитый парой Бочаров — Парфенов. Через несколько минут взорвался бензобак у второго, которого метко поразил Руденко. Нервы у фашистов не выдержали, и они повернули на запад. Бомбардировка станции не состоялась, наши пилоты без потерь возвратились в полк».

А вот еще запись:

«...Командир звена 66-го ШАП лейтенант Николай Кратинов летает на И-15. Как бы тяжело ни складывалась обстановка в воздухе, он действует всегда спокойно и уверенно, умеет выжать из своего «ишачка» все возможное. При полете на штурмовку скопления вражеских войск в район Белой Церкви Кратинов и летчики его звена несколько раз отбивали атаки «мессершмиттов», У этих машин с экипажем из двух человек мощное вооружение: две 20-мм пушки и пять пулеметов калибра 7,92 мм, большая скорость.

При подходе к цели штурмовики кроме огня «мессера» встретили огонь зениток. Не прошло и пяти минут, как все летчики звена были ранены, а сам командир истекал кровью от нескольких ран. Но лейтенант Кратинов продолжал упорно вести звено к цели — к колонне мотопехоты, голова которой вот-вот должна была скрыться в лесном массиве. Нет, не успела вражеская моторизованная «змея» укрыться в лесу: бомбовый и пушечный смерч настиг ее вовремя.

Затем дерзким маневром, спикировав на орудийные расчеты зенитчиков, Кратинов уводит звено с поля боя, отрывается от преследования «мессеров» и возвращается на свой аэродром. После приземления израненных пилотов прямо из кабин боевых машин отвезли в полковой лазарет.

Самолет командира, как установили специалисты, ремонту не подлежит, принято решение о его разборе на запчасти...»

Да, примеров воинской доблести летчиков нашего соединения было немало, и примечательно, что сами гитлеровцы признавали этот малоприятный для них факт. Однажды мне пришлось услышать мнение фашистского летчика о наших воздушных бойцах.

Под Каневом мы сбили «юнкерса». Трое фашистов погибли под обломками самолета, а четвертый спасся на парашюте. На допросе пленный дрогнул — доказывал, что в экипаже выполнял роль фотографа. Но тут же подтвердилось по документам, что перед нами командир всей группы, получившей задание разбомбить Каневский мост. При нем был и Железный крест, завернутый в тряпицу вместе с нашими советскими значками: «Ворошиловский стрелок», «КИМ», «БГТО» и другими.

— Собирал для коллекции, — пояснил гитлеровец.

— А как вы оцениваете действия русских пилотов? — спросил я немца.

— О, мы не думали, что русские летчики умеют так стойко сражаться! И в этом просчитались, — ответил пленный.

Образцы героического ратного труда показывали и техники, и авиационные механики, и бойцы батальонов аэродромного обслуживания. Вот две записи из того же фронтового блокнота:

«...Воентехники 2-го ранга А. М. Иванов и А. Г. Фролов, учитывая, что в полку осталось совсем мало исправных машин, взяли обязательство заменить моторы на четырех самолетах в два раза быстрее, чем по норме. Двое суток не отходили они от боевых машин и слово свое сдержали. Следуя их примеру, воентехник 2-го ранга И. Е. Сухоруков восстановил изувеченный в бою И-16 за 24 часа, перекрыв установленную норму времени в три раза!»

«...Неся караульную службу на станции снабжения, младший сержант 311-го БАО А. Аслизарьян увидел, как загорелся при бомбежке вагон с боеприпасами. Храбрый воин бросился к горящему вагону и стал отцеплять его от состава. Отцепив вагон, он побежал к паровозу, помог машинисту перегнать паровоз через стрелочный перевод, прицепить состав и отвести эшелон в безопасное место. В горящем вагоне за его спиной начали рваться боеприпасы, но эшелон уже был в безопасности.

В этот же день, 3 августа 1941 года, отличился Г. Сарджеладзе, шофер зенитной установки, прикрывающей наш аэродром. Его установку в пути атаковал «мессершмитт». Боец получил тяжелое ранение. Истекая кровью, воин все-таки принялся за ремонт машины. Без посторонней помощи он справился с работой и привел установку к новому месту базирования».

Примеры подобного героизма мы старались всячески популяризировать через нашу «дивизионку», стенную печать, использовали их в устной пропаганде. Бесценные свидетельства верности Отечеству мы не сдавали «в архив», а брали на вооружение в своей повседневной политико-воспитательной работе.

* * *

4 августа 1941 года. Противник бросил на Киевский укрепленный район с юго-запада и юга более четырех дивизий, усиленных танками и авиацией, предпринял атаки на других участках фронта. В бой за столицу Украины вступили отряды народного ополчения. Слабо вооруженные и малообученные, они бились до последнего патрона и задержали врага до подхода резервных соединений армии.

На 8 августа, как стало известно из показаний пленных, фашистское командование уже назначило парад своих войск в Киеве. Вражеские солдаты, одурманенные шнапсом, подбодренные обещанным разгулом в огромном и богатом городе, не считались ни с какими потерями, бросались в атаку за атакой. Но город на Днепре по-прежнему стойко оборонялся. Киевляне, оставаясь на трудовом посту, работали день и ночь, старались помочь войскам всем, чем только было можно. И 10 августа фашисты прекратили наступление. Попытки взять Киев фронтальным ударом разбились о несгибаемое мужество советских воинов и киевских ополченцев.

Тогда враг перенес свои усилия на фланги, стараясь обойти рубежи обороны. Летчики нашей дивизии первыми заметили перегруппировку врага и работали в эти дни без передышки. Почти в каждом боевом вылете они встречались с вражескими истребителями, завязывали горячие воздушные схватки. При выходе же на объекты ударов их встречал ураганный огонь зениток...

На исходе второго месяца войны никто, конечно, не мог сказать, сколько она продлится. Но становилось ясно, что обескровить и разгромить фашистского зверя, на которого работала вся Европа, можно лишь ценой огромных усилий армии и народа, ценой великих жертв. И командование дивизии, политработники все больше стали задумываться над тем, как научиться воевать с минимальными потерями летного состава, как сохранить непрерывную боеспособность полков.

Приказом по дивизии по моему настоятельному требованию вводится обязательный послеполетный отдых экипажей. Удалось добиться улучшения качества приготовления пищи, условий размещения летного состава. Общежития оборудуем в основном в населенных пунктах, в благоустроенных зданиях.

Суровые требования предъявила война ко всем нам. Стало очевидным: как бы бойцы и командиры ни были обучены в мирные дни, в реальных боях беспощадно вскрывался недостаток опыта. Так что учеба, совершенствование тактических приемов ведения боя во фронтовой обстановке становились непременным условием успешного выполнения боевых задач.

И в нашей дивизии летчики с пристрастием изучали тактику противника, по крупицам собирали передовой опыт. «Фашисты рассчитывали внезапным нападением сокрушить нашу авиацию. Конечно, им кое-что удалось в первые дни войны, но не удалось главное — уничтожить нас. Теперь мы многому научились, познали сильные и слабые стороны, коварные повадки врага и бьем его!..» Эти слова, сказанные летчиком 28-го истребительного авиаполка лейтенантом П. Н. Вернигором при получении им боевой награды, отражали общее мнение и настроение авиаторов.

Кстати, это он, Петр Вернигор, один из первых в полку кавалеров ордена Красной Звезды, стал автором оригинального «рацпредложения».

Он и его боевые товарищи, охраняя мосты на Днепре, заметили, что при появлении истребителей И-16, вооруженных двумя крыльевыми пушками, фашистские бомбардировщики начинали «нервничать»: меткий огонь пушек вносил смятение в психику немецких летчиков. Разгадав такую слабость, Вернигор предложил приспособить к плоскостям истребителей, не имеющих крыльевых пушек, стволы, выструганные из дерева и покрашенные в черный цвет — под металл. Принимая деревянные пушки за настоящие, немцы спешили отвернуть, уходя от боя с «ишаками», и бомбы сбрасывали где попало.

А наши летчики, закаляясь в боях, оттачивали свое мастерство, их удары по врагу все чаще достигали цели. К примеру, вначале огонь вражеских зенитных батарей казался пилотам непроходимой стеной. Но вскоре мы научились маневрировать: где можно, обходили шквал огня, иногда подавляли зенитные батареи, а при подходе к объектам противника научились выбирать наиболее безопасные направления.

Или вот, убедившись в малоэффективности пулеметного огня по танкам, мы стали подвешивать бомбы и на истребители, смелее действовать с малых высот. Нередко впереди низко летящих групп малоскоростных И-15 и И-153 пускали пару истребителей И-16 или МиГ-3. Они точно выводили на цели, обозначали место удара с пикирования. Такой прием облегчал выполнение задания, обеспечивал внезапность и точность штурмовки и бомбометания, снижал потери.

Штаб ВВС Юго-Западного фронта, несмотря на огромное напряжение, находил время на внедрение нововведений в тактику боя, систематически информировал о ценных начинаниях все дивизии. По его указанию в 5–7 километрах от базирования частей дивизии мы выставляли наблюдательные посты. Это позволяло поднять готовность истребителей к отражению налетов авиации противника на аэродромы, тыловые объекты. Связанные с КП, наблюдательные пункты сообщали не только о появлении опасности, но и указывали тип, количество, курс и высоту полета немецких самолетов. Наши летчики своевременно поднимались на перехват, четко уходили на прикрытие войск, объектов на поле боя и в ближнем тылу. Часто летая на штурмовку колонн, скоплений живой силы и техники врага, в отдельные дни мы расходовали более ста бомб. Надо сказать, действуя с пикирования, по точности ударов истребители не уступали штурмовикам и бомбардировщикам.

Иногда нам удавалось выкраивать по нескольку Як-1 для сопровождения бомбардировщиков СБ и Су-2. Эту обязанность летчики 28-го истребительного авиаполка выполняли с большой охотой. Вылетая с ними, и бомбардировщики чувствовали себя увереннее, а главное — не несли потерь от «мессершмиттов».

Завершался первый месяц моего пребывания на фронте. По существующему тогда положению мне, как военкому, надлежало вместе с командиром дивизии подписывать донесение в штаб ВВС фронта, в котором давался полный отчет о боевой работе дивизии за прошедший месяц. В донесениях описывался ход боевых действий, анализировались причины наших потерь. Из этих документов я узнал и некоторые подробности боевой работы дивизии до моего вступления в должность дивизионного комиссара.

* * *

Перед войной в 15-ю смешанную авиадивизию входили штурмовой, бомбардировочный, ближнебомбардировочный и истребительные авиационные полки. Истребители интенсивно занимались переучиванием летного состава на новых самолетах МиГ-3. К началу боевых действии большинство летчиков освоили эти машины и самостоятельно отрабатывали технику пилотирования, а руководящий состав полков приступил уже к упражнениям по боевому применению. После внезапного налета немцев на аэродромы дивизии в первые часы войны из истребительных полков уцелел только один — 28-й, который и объединил уцелевшие экипажи и боевую технику других истребительных полков.

Командовал 28-м истребительным временно исполнявший обязанности командира полка капитан И. В. Крупенин. При всей сложности обстановки его разумные и решительные действия, выдержка и находчивость благотворно сказались на организации отпора врагу: 22 июня полк не дал застигнуть себя врасплох. По боевой тревоге на перехват бомбардировщиков, нарушивших государственную границу СССР, поднялось большинство самолетов полка. Сначала они дрались в районе Рава-Русская, затем отражали налеты на Львов.

В первый день войны взлетать на задания им приходилось под непрерывными атаками «мессершмиттов». Группами от восьми до двадцати машин восемь раз немцы пытались блокировать аэродром. Но наши летчики на уцелевших «мигах» снова и снова поднимались навстречу врагу.

30 июня в командование полком вступил майор Н. Ф. Демидов. Невысокий ростом, подвижный, всегда собранный, своим командирским авторитетом он вселял уверенность в сердца пилотов, показывал пример мужества и воинской доблести в воздухе и на земле. Ему старательно помогали начальник штаба майор А. Т. Уткин и военный комиссар А. А. Ионин.

Боевой счет полка открыл командир звена лейтенант Н. Б. Тимохин. 22 июня он одним из первых в дивизии поднялся навстречу врагу и вернулся с первой победой — сбил «мессершмитта»! Через три дня в воздушном бою Тимохин получил тяжелое ранение, но не оставил самолет, а бросил свой МиГ-3 в новую атаку. Меткой очередью он поджег «хейнкеля» — тот врезался в землю. Истекая кровью, командир звена возвратился на свой аэродром и приземлил подбитый истребитель на одно исправное колесо.

Другой летчик, лейтенант Г. Ф. Монастырский, выполняя разведывательный полет, 25 июня подвергся атаке трех Ме-109. Выдержал наш летчик неравный бой — двух «мессеров» лейтенант сбил, а третьего обратил в бегство. Затем он завершил разведку и доставил в штаб полка ценные сведения о противнике.

На следующий день при штурмовке танков на шоссе Кристынополь — Радзехув ведущий группы старший лейтенант В. П. Доброхотов получил тяжелое ранение в голову. Но летчик продолжал упорно идти к цели. Сбросив бомбы, он еще дважды выходил на колонну противника, обстреливал ее бронебойно-зажигательными снарядами. Напрягая последние силы, Василий Доброхотов привел группу штурмовиков на аэродром. «Задание выполнено. Уничтожили около десяти танков, несколько автомашин и десятки фашистов», — доложил он командиру полка и потерял сознание.

Так же отчаянно сражался молодой летчик-комсомолец лейтенант А. М. Мурашко. В первый же день войны он сбил самолет врага, на второй день — еще один. В следующем бою летчик получил ранение и сильно обгорел, но от госпиталя отказался. Вскоре в неравном бою его вновь ранило, но лейтенант и на этот раз был непоколебим. «Глаза видят, голова соображает, сердце бьется, руки и ноги работают. Что еще надо? — спрашивал он и сам отвечал: — В бой, только в бой!..»

Нет спору, вероломное нападение 22 июня на приграничные аэродромы дало гитлеровцам большие преимущества, однако «молниеносного» разгрома нашей авиации, как они рассчитывали, не произошло. Об этом говорят факты: наши летчики бесстрашно вылетали навстречу врагу, принимали неравные бои, одерживая первые победы, накапливали опыт для будущих битв. В первых же боях по три победы одержали лейтенанты Н. М. Сорокин, А. Т. Прокофьев, П. Н. Вернигор. А младший лейтенант В. И. Чесноков в один день отличился и в воздухе, и на земле. Вот как это произошло.

При втором заходе в атаку летчик заметил повреждение на своем самолете. Покинуть товарищей в разгар схватки он не мог. Только после того, как три «хейнкеля» рухнули на землю, а остальные повернули обратно и наше звено взяло курс на аэродром базирования, Чесноков выключил перегретый мотор и пошел на вынужденную посадку.

Приземлился летчик на аэродроме, с которого накануне перелетел на запасную площадку его полк. В середине полосы он развернул самолет влево и по инерции выкатился к самой опушке леса. Поджечь самолет и добираться к своим — было первое решение. «А на чем воевать? В полку половина летчиков — «безлошадные», — подумал пилот и бросился к старым самолетным стоянкам в надежде найти масляный бак.

— Стой! Кто такой? Почему здесь? — остановил Чеснокова вооруженный красноармеец.

— Не горячись, парень. Не видишь, что ли, — свой я, летчик. Лучше помоги самолет спасти.

— А ну пошли! — строго приказал красноармеец. — Сержант разберется...

Словом, вскоре действительно разобрались, и вот загруженная оружием полуторка взяла на буксир самолет Чеснокова и потянула на восток, к своим.

Немало трудностей пришлось преодолеть по этой дороге. По узкому деревянному мосту через заболоченную речку перебрались, лишь разобрав перила. А потом налетел «юнкерс». Необычная цель для фашистов казалась заманчивой. Но летчик Чесноков подал команду занять оборону чуть поодаль от машины, и три ручных пулемета, столько же винтовок нацелились в бомбардировщик.

— Огонь!.. — скомандовал он, когда «юнкерс» снизился, чтобы ударить по полуторке с самолетом. И тут машина гитлеровцев задымила, пролетела еще немного и упала на несжатое поле.

Окруженные командой наших воинов, фашисты сдались в плен. Так и прибыл в часть летчик Чесноков — с «ишачком» на буксире, экипажем гитлеровцев и целым кузовом оружия...

Бесстрашно сражался с противником в небе древнего Киева летчик В. Ф. Петров, Его славные победы относились уже ко времени, когда я вступил в должность военкома.

Как-то вражеский самолет-разведчик возвращался с задания. Атакованный истребителем И-16, он вошел в низкую облачность. Наш пилот потерял его из виду, и все, кто наблюдал за этим поединком с земли, поняли: уйдет сейчас разведчик — жди удара бомбардировщиков.

— В воздух Петрова! — приказал командир полка.

Лейтенант Петров, на ходу надев боевой парашют, вскочил в кабину, запустил мотор и прямо с самолетной стоянки пошел на взлет.

В районе каневской переправы летчик обнаружил сильный обстрел наших зениток. Чутье не обмануло опытного истребителя. «Очевидно, немец решил сфотографировать мост», — подумал он и вскоре заметил самолет-разведчик.

Разогнав за счет снижения скорость, Петров начал быстро сближаться с целью. Уже заработали пулеметы вражеской машины. Петров ждал.

150... 100... 50 метров... Пора! Вячеслав нажал на гашетку. Огненная стрела пронзила кабину разведчика — он накренился, вспыхнул и горящим сизо-черным факелом пошел к земле...

В тот же день я дал распоряжение военкому полка А. А. Ионину подготовить текст листовки, посвященной боевым заслугам лейтенанта Петрова. Листовку с его портретом оперативно отпечатали в типографии «дивизионки», и вскоре все авиаторы нашей дивизии читали о боевых делах отважного летчика.

Родился и вырос Вячеслав Петров в городе на Волге — Казани, в семье обойщика. После ремесленного училища работал электромонтером на швейной фабрике. Работая, стал заниматься к аэроклубе и овладел планером, потом — учебно-тренировочным самолетом. В 1935 году он поступил в Оренбургскую военную авиационную школу пилотов. Став летчиком-истребителем, Петров проходил службу в полку подо Львовом. В начале 1941 года этот полк получил новый самолет МиГ-3. Началось переучивание. Учеба шла интенсивно. А у границ нашей Родины уже сгущались тучи войны. Доучиваться пришлось в горячих схватках с врагом...

Вместе с летчиками эскадрильи младшими лейтенантами Кобяковым и Рязановым Петров совершал смелые штурмовки войск противника, часто летал и на воздушную разведку. На 20 августа 1941 года у него было уже около 130 боевых вылетов, сорок воздушных боев, четыре сбитых вражеских самолета и одиннадцать — в составе группы. Боевой счет летчика продолжал расти.

В эти дни в жизни Вячеслава Петрова произошло важное событие — его приняли в члены Коммунистической партии. Партбилет я вручал ему перед вылетом на боевое задание. Отвечая на поздравления, летчик, помню, сказал:

— Даю слово партии и народу, всем однополчанам, что буду еще сильнее бить ненавистных оккупантов!..

Слово свое коммунист Петров держал твердо.

Большой напряженностью отличались и фронтовые будни наших штурмовиков. Летчики 66-го штурмового авиаполка летали на стареньких И-15 и И-153. Ограниченные возможности этих самолетов они старались компенсировать фактором внезапности, смекалкой, боевой дерзостью. Не случайно в дивизии их с уважением называли «воздушными пахарями».

Войны без жертв не бывает, и дни без потерь у штурмовиков выпадали редко. Правда, при отсутствии сплошной линии фронта летчики со сбитых самолетов часто возвращались в полк и продолжали боевую работу. О напряжении ее красноречиво говорят наши регулярные доклады и боевые донесения. Вот текст одного из них:

«10 августа 1941 года. 66-й ШАП под командованием полковника А. И. Сидоренко несет основную боевую нагрузку. Действуя по войскам противника на поле боя, полк наносит оккупантам большой урон. Только за сегодняшний день произведено шесть результативных полко-вылетов».

По самым строгим подсчетам, а мы за этим следили, штурмовики 66-го авиаполка в июле и августе уничтожили более 30 танков и броневиков, десятки автомашин и цистерн с горючим, немало артиллерийских орудий, минометов. Летчики вывели из строя и сотни гитлеровцев. Если в первые дни войны вражеские колонны двигались к фронту почти без прикрытия, пренебрегая маскировкой в местах сосредоточения, то вскоре от такой бравады не осталось и следа. И люди, и техника теперь тщательно укрывались.

Учитывая особую специфику боевой работы штурмовиков, большую часть времени в те дни я находился среди них, помогая политработникам в организации партийно-политических мероприятий. Командир полка полковник А. И. Сидоренко, приняв командование 66-м штурмовым, проявил себя энергичным, волевым человеком, умеющим поднять людей на трудные боевые дела. Под его командованием в полку велась настойчивая борьба за повышение качества боевой работы. Все командиры и политработники здесь умело воспитывали личный состав на примерах подвигов, совершаемых лучшими летчиками дивизии, смело вскрывали недостатки боевых будней.

Помню, как на партсобрании полка коммунисты строго осудили одного пилота только за то, что он, штурмуя колонну вражеских войск, ограничился сбросом бомб, не использовав боевой запас бортового оружия. Полковник Сидоренко тогда заметил:

— Мы обязаны из наших машин и из самих себя выжимать все возможное! Хороший охотник и со старой шомполкой отлично промышляет, а плохой и с новейшей трехстволкой зря по лесу бродит...

Пришлась тогда эта аналогия к месту — глубоко задела честь и самолюбие тех, кому она адресовалась.

* * *

Предметом постоянной заботы командиров, политработников, коммунистов и комсомольцев дивизии была наша боевая авиационная техника.

Со спецификой работы инженерно-технического состава я познакомился еще до войны, когда служил в летном училище. Надо сказать, скромные трудяги аэродромов, обслуживающие наши самолеты, отличались огромной выдержкой, выносливостью, показывали образцы мастерства, товарищеской преданности. И в дивизии у нас были удивительные люди — мастера своего дела.

Помню, бригада техников во главе с воентехником 1-го ранга А. Петровым взялась отремонтировать четыре машины, поврежденные в воздушных боях с перекрытием нормативных сроков в два раза, то есть вместо четырех дней управиться с работой за два дня. Но бои продолжались, и в ремонт поступали другие самолеты — сначала четыре, потом восемь. Два дня и две ночи, отказавшись от сна, работали ремонтники, не позволяя себе даже короткого перекура. Лица их посерели, осунулись, но дело шло с нарастающим темпом. К началу третьих суток все 16 машин вышли на старт! А ведь трудились мужественные люди под обстрелом вражеских самолетов. Старший техник звена парторг эскадрильи коммунист Петров получил ранение, но рабочего места не покинул.

Ветераны дивизии до сегодняшних дней свято чтут память об инженере 164-го истребительного авиаполка военинженере 3-го ранга коммунисте А. Вельском и младшем воентехнике 28-го истребительного авиаполка комсомольце А. Скачкове. Началась бомбежка, когда они со своими помощниками готовили самолеты к боевому вылету. Бомбы рвались рядом, и оставлять машины — значило потерять технику. Тогда инженер Бельский и техники самолетов под огнем противника организовали буксировку в менее опасное место — под защиту лесного массива. Но налет повторился. На своих рабочих местах, пораженные пулеметной очередью «юнкерса», пали смертью храбрых Алексей Вельский и Александр Скачков. Ценой жизни они спасли боевую технику.

В те дни инженеры, техники, механики самолетов трудились поистине самоотверженно, героически. Повреждения на самолетах во время боев происходили ежедневно, и часто они ставили в тупик даже самых опытных и бывалых специалистов. Ведь запасных частей, узлов и агрегатов не хватало, возвратить в строй самолет порой казалось просто невозможно. Так что не проходило ни одного дня, чтобы во всех подробностях мы не обговаривали с командиром, инженером дивизии все меры, которые следовало бы принять для того, чтобы ремонт самолетов не задерживался, производился в кратчайшие сроки. Срочно приходилось изыскивать и задействовать новые дополнительные резервы.

И вот в канун Дня Воздушного Флота доложили командующему ВВС фронта о том, что за семнадцать дней августа в дивизии введены в строй 38 поврежденных в боях самолетов и что неисправных машин у нас, в дивизии, нет. Легко сказать «нет». А сколько труда, бессонных и тревожных ночей, сколько упорства вложили в свое дело наши техники, механики, ремонтники! Специальная эвакуационная команда, непрерывно собирая вдоль линии фронта (порой с заходом на занятые врагом площадки) подбитые самолеты, пригодные для ремонта, транспортировала их на аэродромы. Машины, которые восстановить было невозможно, разбирали на запчасти.

В целях повышения эффективности восстановительных работ во всех полках дивизии мы создали ремонтные бригады, в которые вошли техники и механики самолетов, не вернувшихся с боевых заданий. Работали круглосуточно. Вместе с ремонтниками трудились и летчики, временно оставшиеся без машин. Помню, с каким суровым упорством восстанавливал израненные самолеты летчик 211-го ближнебомбардировочного авиаполка лейтенант В. А. Прошляков. Он давал двойные, тройные нормы выработки! А в разговоре со мной как-то заметил с досадой: «Живу, не летая... Скорее бы на самолет! Я же должен бить их, проклятых фашистов!»

Самолет лейтенант Прошляков с моей помощью через несколько дней получил и с боевым настроем улетел на бомбежку вражеских позиций.

А мы для ускорения ремонтных работ нашли еще один резерв: захронометрировав производственный процесс наших передовых техников и механиков, разработали по ним новые нормативы и ввели поправки в сторону уменьшения ранее существующих. Эти уточненные нормы легли и в основу обязательств боевого социалистического соревнования. Приемы и методы труда передовиков мы распространили через стенную печать, дивизионную и фронтовую газеты. В устных беседах агитаторы рассказывали о коммунистах и комсомольцах — лидерах социалистического соревнования. Среди них были воентехники И. В. Мороз, А. Т. Ильин, М. А. Перевозчиков, П. Е. Гречанников, многие другие. Помню, воентехник Л. А. Гайдоба и его напарник за трое суток, работая без сна и отдыха, восстановили три сильно поврежденных самолета, а воентехник А. Д. Краковский ввел в строй свой Су-2 на тридцать часов раньше, чем это предусматривалось даже новыми нормативами!

На ремонтных площадках, что раскинулись вблизи аэродромов под укрытием лесной зелени, плечом к плечу с техниками, механиками несли трудовую вахту батальонные комиссары А. И. Егоров, А. А. Ионин, Е. Т. Панченко, военкомы эскадрилий, секретари партийных и комсомольских организаций. Они выступали организаторами быстрого и доброкачественного ремонта боевых машин, помогали командирам частей контролировать соревнование, подводить его итоги, популяризировать достижения передовиков.

Таким образом, в тяжелые дни обороны Киева наша дивизия получила возможность увеличить состав групп, вылетающих на поддержку мужественных защитников города. Инженерно-технический состав приобрел богатый опыт полевого ремонта в условиях непрекращающихся боевых действий. Признаюсь, я испытывал глубокое удовлетворение от проделанной нами организационной работы, не случайно и командующий ВВС фронта генерал Ф. А. Астахов высоко оценил нашу работу.

— Будем считать, товарищ Дубровин, что первый экзамен на комиссара дивизии вы успешно выдержали, — заметил он как-то при встрече. — Но имейте в виду: впереди предстоят испытания потруднее...

Да, обстановка на фронтах продолжала складываться не в нашу пользу. Враг наступал. Войска 26-й и 38-й армий, удерживающие оборону на широком фронте южнее Киева, стойкостью и упорством пресекли попытки немецких войск форсировать Днепр. Развернулись упорные бои под Черкассами.

Боевые распоряжения и приказы, поступающие к нам из штаба ВВС фронта, неизменно заканчивались словами: «...напряжение — полное». И наши истребители И-16, МиГ-3, штурмовики И-15, И-153 совершали по 6–9 боевых вылетов в день. По пять и более раз вылетали на бомбардировку противника экипажи бомбардировщиков 211-го ближнебомбардировочного авиаполка и бомбардировщиков 45-го авиаполка.

Редкий вылет обходился без воздушного боя. Ряды наших пилотов таяли. За смерть боевых друзей оставшиеся в строю мстили беспощадно, но что могло заменить потерю?.. Вот только утром ты сидел с боевым товарищем в столовой за завтраком, разговаривал, уточнял детали предстоящего вылета... И вот у тебя на глазах в жарком бою его самолет разрезает пулеметная очередь.

Что тут говорить, к смерти нельзя привыкнуть даже на войне. Тяжело было переносить гибель боевых друзей. И я читал эти мысли в глазах молодых пшютов, когда встречался с ними после очередного боя. Неразговорчивые, с заострившимися от усталости скулами, они неохотно вступали в беседы, односложно отвечали на вопросы, ни о чем сами не спрашивали и ничего не просили.

Как поднять настроение людей, как поддержать, не дать угаснуть в их сердцах вере в свои силы? Как развеять невеселые думы? Эти насущные вопросы вставали перед нами, политработниками, и на сборах, которые мне удалось провести к концу лета, я откровенно говорил об этом. Тогда были намечены действенные меры, среди которых — устройство дивизионного профилактория для отдыха летчиков. В какой-то степени наши мероприятия помогали боевой работе — пилотам удавалось снимать большие нервные и физические нагрузки.

В те дни для того, чтобы своевременно обнаруживать подходящие резервы противника, не давать ему возможности наводить переправы через Днепр, командование фронта закрепило за авиасоединениями отдельные участки фронта. В наш район входили Черкассы, Шпола, Кировоград, Чигирин и участок реки от Черкасс до Переволочной.

Задача эта была не из легких. Машин в дивизии не хватало, пришлось еще повысить интенсивность боевой работы. Летали днем, ночью... Помню, после одного из ночных полетов летчики доложили в штаб ВВС фронта о плотах, приготовленных на берегу Днепра возле станции Липово. Очевидно, немцы собирались на них форсировать реку. В то же утро приказ: плоты уничтожить! К самолетам тут же были доставлены ампулы с горючей смесью «КС», термитные шары, гранулированный фосфор. И наши штурмовики отбомбились по плотам без каких-либо осложнений, но оказалось, что безрезультатно — сырые бревна не горели. Тогда сообщили об этом в штаб ВВС фронта и предложили поручить «расправиться» с плотами одной из групп партизан, с которыми у фронта существовала устойчивая связь. Через сутки, пролетая над станцией Липово, пилоты констатировали: от плотов ничего не осталось — все они были взорваны.

Продолжая боевую работу над закрепленными за дивизией территориями, мы приобретали опыт взаимодействия с наземными войсками. С целью наведения самолетов на самые горячие участки в штаб 26-й армии выделяли своего представителя, обычно им был начальник оперативного отделения подполковник Г. С. Носков. Штурмовики по вызову Носкова вылетали к местам боев и били по целям, которые указывала пехота.

Как-то погожим августовским утром в дивизию поступил очередной приказ: нанести удар по штабу противника в Чигирине. Штаб этот был сильно прикрыт зенитной артиллерией, истребителями. И на задание тогда вылетела четверка бомбардировщиков во главе с капитаном Г. М. Сиваковым и штурманом лейтенантом П. С. Плетневым.

На подходе к цели на наши экипажи ринулись в атаку с большой высоты несколько «мессершмиттов». Отбиваясь, группа продолжала полет, а перед самым бомбометанием попала под мощный зенитный огонь. Несмотря ни на что, бомбы пошли в цель.

На обратном пути один из «мессершмиттов», атакующий ведущего группы, был сбит. Немцы остервенели, ринулись на бомбардировщик Сивакова и добились своего: получивший уже не один десяток пробоин, ведущий СБ взорвался при ударе о землю.

Отомстить врагам за смерть товарищей на следующий день вылетела семерка бомбардировщиков. Большая колонна противника двигалась с юго-запада на Черкассы, на нее-то и нацелились наши экипажи. Налетев на колонну неожиданно, они сбросили за один заход весь бомбовый груз, а после сброса сделали еще по три-четыре захода, расстреливая врагов из пулеметов. Затем семерка бомбардировщиков возвратилась на аэродром, заправилась горючим, боеприпасами, взяла новый запас бомб — и вновь громить колонну. После второго вылета последовал третий, четвертый... Так мстили наши летчики за гибель своих товарищей.

* * *

За неполных два месяца войны воздушные бойцы 15-й смешанной авиадивизии совершили 6550 боевых вылетов, сбросили на головы врага 98860 килограммов бомб, израсходовали по наземным целям 1750310 снарядов и патронов, сбили в воздухе и уничтожили на земле 83 самолета противника. В итоговых сводках штаба ВВС фронта нашу дивизию часто отмечали в числе лучших соединений. Авиаполки получали благодарности от командования 26-й и 38-й армий, с которыми они взаимодействовали. Высокая оценка боевого труда товарищами по оружию обязывала нас не только закреплять, но и приумножать боевые успехи.

Да, хотя враг продолжал теснить нас, мы осмеливались говорить и об успехах. Свои достижения дивизия видела в возросшей мощи бомбардировок и штурмовых ударов по врагу, в растущем количестве сбитых самолетов, а в итоге — в ощутимых потерях, которые несли фашистские войска. Отступая, мы все — от рядового бойца до командира дивизии — глубоко верили, что придет время и захватчики попятятся назад. Будет и на нашей улице праздник!..