Глава 1

ВЕТЕР СТРАНСТВИЙ

На поверхности океана легкими складками вздыбливались волны. Будто кто-то потянул за край шелковой бирюзовой скатерти, и ткань сморщилась, мягко сползая к краю стола...

У горизонта океан сливался с небом.

И даже белая громада научно-исследовательского судна казалась крошечной точкой в этом безбрежном просторе.

А внизу было тихо.

Плотная толща воды окутывала шар подводного батискафа, сдавливала мощной рукой, стремилась расплющить тех, кто непрошено вторгался в царство Нептуна.

Сюда не проникал свет. Лишь мощный луч прожектора рассекал непроглядную темноту.

Алексей потер виски.

Его напарник кубинец Мигель перегнулся через его плечо, глянул на показания приборов и присвистнул:

— Алексис, комрад, не пора ли на свет Божий? Наша подруга решила нас измотать окончательно...

— Посмотрим, кто кого, — процедил Алексей.

От напряженного вглядывания в огромный круглый иллюминатор глаза его покраснели и начали слезиться.

Вырваться бы сейчас из тесной наблюдательной кабинки туда, в глубинный простор, расправить затекшие ноги, нырнуть и столкнуться лицом к лицу с какой-нибудь пучеглазой красоткой с хвостом и плавниками...

Но увы! Та, кого они так стремились увидеть, не какая-нибудь безобидная крошечка. И давление на таких глубинах, которые она выбрала для того, чтобы надежнее спрятаться от любопытных людских глаз, человеку, даже самому тренированному, выдержать не под силу...

Уже две недели они караулят эту красавицу, лишь изредка поднимаясь на поверхность, чтобы пополнить запасы пищи и воды.

Местные рыбаки передали сообщение, что видели необычайно крупный экземпляр, уверяли, что чуть не поймали диковинку в сети, но она вырвалась, «хвостом вильнула и ушла в глубокое море...».

— Я думаю, парни ошиблись, — в который раз начал Мигель. — Приняли рому да и спутали плавники с лапами... Чего с пьяных глаз не примерещится!

Ему смертельно хотелось затянуться сигарой, во рту даже чувствовался ее сладковатый терпкий привкус. И пожалуй, он тоже с удовольствием глотнул бы рому...

Но его напарник по подводной вахте фанатично продолжал вести наблюдение.

— Алексис, — позвал Мигель, — кажется, мы зря время теряем. Ну подумай, ведь ни разу не зафиксировали экземпляр крупнее метра шестидесяти. Да и все они давно окольцованы... Откуда возьмется двухметровая?

— От верблюда, — процедил Алексей.

Мигель со вздохом потянулся, насколько позволяло тесное пространство батискафа, и опять скрючился на своем месте.

Он уже мысленно посылал всяческие проклятия неугомонной мисс Латимер, которую угораздило впервые обнаружить это редчайшее чудовище и в честь которой его нарекли латимерией.

И вот уже полвека, как все ихтиологи мира словно с ума посходили. А ведь это чудище и рыбой-то назвать можно только с большой натяжкой.

Латимерию отнесли к целакантообразным группы кистеперых, но Мигель считал, что с крокодилом у нее гораздо больше сходства. По крайней мере, короткие кривые лапы, которыми она неуклюже перебирает, когда выползает на сушу. И дышит воздухом, тяжело вздымая бока, покрытые жесткими крупными пластинами чешуи...

Нет, конечно, хорошо бы отловить неизвестный, особо крупный экземплярчик и занести свое имя в анналы... удостоиться упоминания в чьем-нибудь научном докладе...

Вот только вряд ли... Эта доисторическая образина выжила в неизменном виде, невзирая на торжество эволюции. И их всех она тоже переживет.

А они жизнь свою транжирят вдали от солнечного света и радостей жизни, лишь бы удостоиться чести свидания с этим капризным неуловимым чудищем...

Алексей легонько тронул рычаг управления, и батискаф чуть развернулся, двинувшись вправо.

Луч света заметался... и Мигель охнул от неожиданности, позабыв разом и о роме, и о сигаре.

Прямо на них смотрели два тусклых, словно у древней старухи, глаза.

Латимерия лежала на палубе, окруженная плотным кольцом любопытных двуногих, которые разом возбужденно горланили, кажется, на всех языках земли.

Когда миллионы лег назад первые морские жители двинулись на сушу, ее далекие предки оказались самыми отважными. Они первыми открыли, что их жабры могут приспособиться к воздуху, а длинными плавниками удобно опираться, перетягивая по берегу тяжелое тело.

Сколько веков прошло, пока плавники трансформировались в неуклюжие лапы... Сколько колебались тогда доисторические рыбы, что им оставить своей средой обитания — море или сушу?

Они ушли обратно в морскую пучину. И время показало, что они ошиблись в выборе.

Другие оказались проворнее, именно они положили начало развитию эволюции, и благодаря им теперь эти двуногие забрасывают в глубину свои сети.

А целакантообразные группы кистеперых так и остались тупиковой ветвью эволюции...

— Два метра ровно!

Алексей выпрямился и торжествующе взглянул на Мигеля.

— Сдаюсь. Ты был прав, комрад, — широко улыбнулся тот.

Американец Брайан Смит, самый молодой в международной экспедиции, затаив дыхание, стрекотал видеокамерой, чтобы документально засвидетельствовать существование этого редкого чудища.

— Готово! — сообщил турок Хуссейн, протягивая Алексею большое кольцо с гравировкой. — Время я поставил по Гринвичу.

Алексей опустился на колени и осторожно закрепил кольцо, продев его сквозь жабры латимерии.

На нем, помимо данных об экспедиции, даты поимки, размеров и веса, четкими латинскими буквами была выбита и его фамилия. Теперь каждый, кому еще когда-либо встретится редкая рыбина, будет знать, что первенство принадлежит ему — Алексею Никитину...

А потом вся команда по очереди фотографировалась рядом с диковинной находкой. Аппараты и видеокамеры передавали из рук в руки, становились по одному, группами и все вместе, тесной, дружной, счастливой толпой...

Латимерия не двигалась. Она обреченно смотрела на суетящихся вокруг нее людей. И предчувствие неминуемой гибели застыло в ее древних, как время, глазах...

Чуть скрипнула лебедка, натянулся трос... И громадная сеть с латимерией поднялась над палубой, раскачиваясь из стороны в сторону, точно гамак.

Стоящие на палубе люди замахали руками. А ярко-синяя гладь океана сначала резко ушла вниз, а потом стремительно рванулась навстречу...

Капроновые ячейки сети натянулись, впились в тело... и вдруг ослабли...

Вода... Свобода...

Окольцованная латимерия сильно ударила хвостом и ушла в океанскую глубину, не веря своему счастью.

— Какой идиот положил мои сигары на солнце? — возмущенно размахивал руками Мигель.

Он выдвинул нижнюю створку деревянного ящичка, смочил уложенную там морскую губку и задвинул так, чтобы нижний ряд сигар практически касался ее.

— Никто не понимает, что настоящая гавана должна быть слегка влажной, — обиженно бубнил он. — Вы бы еще и ром охладили!

— А что, не надо было? — «испуганно» поинтересовался Хуссейн.

— Мы хотели как лучше, — подхватил Брайан. — Для верности прямо в бутыль лед опустили... А то, думаем, разморит тебя на жаре, захочешь холодненького глотнуть...

— Прямо в бутыль? — подскочил Мигель.

Глядя на его разъяренную и несчастную физиономию, все залились смехом.

Несколько часов пути отделяли их уже от того места, где судно дрейфовало, ведя многодневные наблюдения. На горизонте появились смутные очертания Коморских островов. Тонкая струйка пара поднималась вверх над одним из действующих вулканов острова Майотта.

— Ничего, — успокоил товарища Алексей. — Доберемся до Морони, пойдешь в бар и возблагодаришь себя за все лишения.

— Ну уж нет! — сверкнул глазами Мигель.

Он развалился в шезлонге, демонстративно откупорил бутыль и плеснул в пластиковый стаканчик немного рому. Попробовал на язык и блаженно зажмурился, как довольный кот. Потом медленно потянулся к ящичку, выбрал сигару, аккуратно срезал кончик...

— Сиеста! — объявил он, обернувшись к друзьям. — Присоединяйтесь.

Научно-исследовательское судно неспешно рассекало воды Мозамбикского пролива. Теплый Индийский океан мягко покачивал его, и палуба под ногами чуть заметно кренилась вправо и влево.

Алексей лежал в шезлонге, прикрыв глаза и надвинув на лицо смешную белую кепочку с длинным козырьком.

Короткие светлые шорты открывали загорелые дочерна ноги, капельки пота блестели на широких, шоколадных плечах.

От выпитого рома его разморило под жарким солнцем.

После темных морских глубин здесь было слишком много света и тепла, после уединенного безмолвия — слишком много людей...

А ему хотелось остаться совсем одному, наедине со своими мыслями, чтобы никто его не трогал, не хлопал по плечу, не обращался с вопросами. Никто ему не нужен...

Вот если бы можно было не подниматься на поверхность, а просидеть всю жизнь, как рак-отшельник, в тесной норке батискафа...

Кто сказал, что расстояние и время способно вылечить любую сердечную рану? Ерунда все это!

Пол шарика между ними. Третий месяц он болтается по морям, по волнам, а боль и обида меньше не стали. В груди все еще саднит при одном воспоминании...

Лучше не вспоминать.

Но что поделать, если мысли сами лезут в голову?

Похоже, им тесно даже на одной планете, а не только на небольшом участке земли под Москвой...

Он строил себе дом-крепость... Но защитят ли его высокие стены от опасного, мучительного соседства?

Из верхних окон ее дача будет как на ладони... И он поневоле сможет наблюдать за ее гостями, за тем, как она улыбается им, хохочет, откидывая назад белые, как лен, такие нежные на ощупь волосы...

А ее будут по-хозяйски обхватывать за плечи. И этот квадратный, бровастый, и щупленький, с девчачьими повадками, и... да мало ли кто еще...

А потом в ее спальне погаснет свет. И ему останется мучительно гадать, что именно происходит за бревенчатыми стенами под покровом ночи...

Алексей скрипнул зубами.

Никогда никому нельзя доверять. Особенно женщинам.

Притворщица! Обманщица! Это о ней писал ее знаменитый предок: «Ее игрушка СЕРДЦЕЛОВКА...» Ей все равно, кого ловить в свои сети...

Господи, да его вытащили из уютной раковины и подняли на головокружительную высоту, как беднягу латимерию, шлепнули на жесткую палубу, просунули в жабры кольцо...

Нет, окольцевать, к счастью, не успели... Иначе хорош он был бы в роли законного мужа — посмешище для ее дружков!

Больше его не заманишь в сети... Больше ни одной не удастся влезть в душу...

У него другая жизнь, в которой женщинам отведено строго определенное место.

И на корабле они, считается, к несчастью.

Конечно, можно скрасить вечерок, сойдя на берег, развлечься с прекрасной незнакомкой... Но упаси Боже! Не больше! Пусть она так и остается незнакомкой. И ее сменяет следующая...

Сколько портов — столько подруг. На ночь, на час... И никогда — на жизнь!

По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там...

Ветер странствий будет гнать его вперед. Море станет его домом...

И черт с ней, такой желанной крепостью, выстроенной у озера на цветущем лугу! Не суждено ему пустить свои корни в землю.

 

Глава 2

УНЫЛАЯ ПОРА

Мелкий занудный дождь моросил и моросил, холодный, колючий...

Алена растянула над своей стойкой кусок целлофана и закрепила края, прижав винтами этюдника.

Их осталось несколько на аллее, самых стойких. Остальные безнадежно разъехались по домам — все равно никакой торговли...

Никто не прогуливался по Измайловскому парку, но у Алены оставалась слабая надежда, что подъедет автобус с туристами. День-то воскресный, а все иностранцы стремятся прикупить побольше необычных сувениров. Что им дождь — у них все по плану.

Пожилой мужик слева от нее не выдержал и начал упаковывать по сумкам расписных матрешек. Одни были разрисованы в чисто лубочном стиле, а другие, на потребу дня, изображали отечественных политических деятелей от Ленина до Путина. Причем одни наборы начинались с большого Ильича, в которого вкладывались все остальные, другие с огромного президента — и по нисходящей, так сказать, в глубины истории...

Паренек, стоящий справа, покосился на матрешечника и тоже заколебался.

И тут в глубине аллеи послышались возбужденные громкие голоса.

— Немцы!

Матрешечник тут же принялся выставлять обратно свой товар.

— Да нет, французы... — прислушался к говору парень.

Он быстро протер тряпкой покрытые эмалью образки и тщательно «состаренные» доски иконок.

У Алениных конкурентов был ходовой товар. Обычно иностранцы в момент сметали «русскую экзотику», лишь мельком поглядывая на остальные поделки и картины.

Она вздохнула. Вряд ли сегодня удастся заработать. Вот если бы золотая осень продержалась чуть дольше...

Уже два месяца она не позволяла себе ни одного дня отдыха. Подстегивала мысль, что дом остался без крыши... а впереди холода... Вот уже и дожди зарядили. Еще чуть-чуть — и все ее титанические усилия пойдут прахом: промокнут и сгниют перекрытия, и не спасет их даже чудо-печь...

Стайка французов мельком взглянула на расписных матрешек, чуть задержалась у прилавка с иконами и обступила Аленин мольберт.

Быстроглазые девушки оживленно переговаривались, вертели в руках кошелечки и очечники, со смехом примеряли друг на друга кожаные браслеты и серьги.

Они одобрительно кивали, прищелкивали языками... и постепенно Аленин этюдник начал пустеть...

Француженки тыкали пальчиками в бумажки с ценами и подсчитывали в уме свои приобретения.

Алена все равно не смогла бы уследить, сколько и что именно решила взять каждая — попробуй в такой толпе и в таком гвалте... Но она искренне полагалась на честность.

А тут еще девушки начали класть на этюдник долларовые бумажки, показывая выбранные наборчики и кошелечки.

Голова пошла кругом. Алена достала было калькулятор, но тут же убрала обратно, потому что уже невозможно было определить, кто и за что заплатил и сколько именно...

Когда туристки наконец отоварились, к Алене шагнула экскурсовод. Чем-то она ужасно напоминала венецианскую Марго, только голос был не каркающим, а хрипловато грассирующим.

— Не дороговато ли пятьдесят долларов за такой пустячок, милочка? — скептически спросила она, вертя в руках круглый кожаный кулончик с несколькими опаловыми бусинками.

— У меня цены в рублях, — обиделась Алена и тут только сообразила, что туристки этого не поняли.— Переведите им, что они ошиблись. Надо все пересчитать.

Француженки в ответ только помахали руками.

— Они говорят, что довольны, — сообщила переводчица. — Все имеет свою цену. — Но сама демонстративно выложила ровно пятьдесят российских рублей.

— Бабуля! Кажется, все! — с облегчением сообщила Алена, окончив подсчет своих сбережений.

Сегодняшний дождливый день оказался самым результативным.

Алена Андреевна оторвалась от книги, которую читала, как дедушка, с тонким карандашом в руках, и тоже облегченно вздохнула.

— Ну, просто гора с плеч. Честно говоря, я очень переживала...

— Думаешь, я была спокойна? Сейчас же позвоню мастерам.

Она приняла бабушкино приглашение и все это время после разрыва с Алексеем жила у нее.

Даже страшно было подумать о том, что придется приехать на дачу... и опять столкнуться со своим соседом...

Ни к чему хорошему это не приведет. И если бы не крыша...

«Ну может быть, он опять уехал... Уплыл за тридевять земель...» — успокаивала себя Алена. Но в глубине души ей хотелось, чтобы это было не так...

— Мать звонила, — помолчав, сказала бабушка. — Просила тебя зайти.

— Вспомнили! — усмехнулась Алена. — Октябрь... Пора возвращаться блудной дочери, да?

— Она знает, что ты у меня.

— Правда? — удивилась Алена. — А отец?

— Мы его не посвящали.

Бабуля умница, ни разу не спросила, почему вдруг внучка изменила установленному распорядку, почему предпочла торчать в городе...

Правда, Алена ей что-то невразумительно объясняла насчет разобранной крыши, но бабушка чувствовала, что дело совсем не в этом.

Алена глянула на отрывной календарь.

— Мама сегодня работает? Тогда я лучше пойду к ней в студию.

Бабушка вздохнула:

— Дождь, деточка... Ты и так промокла. Лучше завтра.

— Завтра воскресенье. Он будет дома околачиваться.

Алена допила чай и натянула мокрую куртку.

В холле детской студии эстетического воспитания сидели на стульчиках мамы и бабушки.

А из-за неплотно прикрытой двери зала доносился мелодичный мамин голос:

— Гла-зонь-ки... кры-лыш-ки... хвос-ти-ки... Раз-два-три...

Алена тихонько заглянула в зал.

Два десятка забавных пятилеток в коротких белых юбочках старательно хлопали «крылышками» и вертели «хвостиками».

Пожилой мужчина играл на аккордеоне «Танец маленьких утят».

— Полетели, птички. Полетели... — сменила ритм мама. — В круг... Из круга... Машем кисточками...

Малыши побежали друг за дружкой, попеременно помахивая поднятыми руками.

Мама хлопнула в ладоши.

— Встали. Подравнялись. Пятки вместе, носочки врозь... Врозь носочки, Катя. Пятая позиция. Поем вместе «Слоника».

— Такой большой слоненок...

— Такой большой слоненок... —  нестройным хором затянула ребятня.

Они вытянули вперед ручки.

— И хобот очень длинный...

— Носок-пятка, раз-два-три... — Высокий мамин голос перекрывал слабые голосишки.

Алена поморщилась и засмеялась. Эти хрупкие создания устроили такой топот, словно на самом деле здесь прошло стадо слонов.

Мама заметила ее и махнула, чтоб Алена подождала в холле.

Через несколько минут к ожидающим родителям высыпала разгоряченная орущая толпа.

— Что же ты, Оля, носочек не тянешь? — волновалась мама крошечной белокурой девочки. — Я же слышу, тебе все время замечания делают.

— А он у меня не тянется!

Девочка вертелась и приплясывала, мешая надевать на нее теплый свитер.

Мама осталась в зале. Она села на низкий стульчик, устало вытянув по-девичьи стройные ноги.

— Смешные, — улыбнулась Алена, плотно прикрыв за собой дверь.

— Из всей группы только парочка перспективных, — поморщилась мама. — Но мы теперь всех принимаем... Хозрасчет...

— Ты хотела меня видеть?

Мама вскинула на Алену глаза и с обидой спросила:

— А ты как думаешь?

— Полагаю, тебе все равно...

— Не ершись. — Она полезла в сумочку и достала кошелек. — Я знаю про крышу. Вот, собрала немного...

— Мне не нужно, — заявила Алена.

Мамина рука дрогнула.

— Алена, это все-таки дом моего отца, — тихо сказала она.

— Мама, правда, я уже собрала...

Алена села рядышком, и мама тут же обхватила ее за плечи и прижала к себе.

— Что у тебя случилось?

— А что?

— Ты досрочно завершила дачный сезон... — Мама выдавила вымученную улыбку.

— Когда-то все надоедает... — как можно безразличнее протянула Алена.

Она старалась избегать пристального маминого взгляда.

— Ну, если надоело... может, продашь дачу? — осторожно спросила мама.

И с облегчением увидела, как в Алениных глазах вспыхнуло неподдельное негодование.

— Ты что?! Никогда!

Если им тесно на этом клочке земли, то пусть уходит тот, кто пришел последним!

— И все-таки... почему не домой?

— Вам без меня просторнее, — буркнула Алена. — Бабушка не бурчит, что вся квартира провоняла.

— Но мы же одна семья, — горько вздохнула мама. — У нас никогда не было так, чтобы кто-то отделялся...

Алена кивнула:

— Конечно. Ты положила этому начало.

— Не я...

— Ну он. Какая разница? Ему не нравится наш род... Зачем же он тогда на тебе женился?

— Ну женятся не на фамилии, — чуть улыбнулась мама. — Вот выйдешь замуж — поймешь.

— Я никогда не выйду замуж! — воскликнула Алена. — Мне и одной очень даже здорово!

Жемчуга — к слезам... Они сами — словно чьи-то застывшие слезы, эти крупные, тускло мерцающие в свете лампы, чуть розоватые жемчужины.

Слезы русалочки, потерявшей своего принца...

Алена медленно перебирала их одну за другой, как четки, запустив пальцы в обитый темно-вишневым бархатом ларец с ее фамильным гербом.

Вот одна слезинка-жемчужинка скатилась из-под них, вот другая...

Это стало каким-то ежедневным ритуалом, необходимым, чтобы успокоиться...

Длинная нитка бус... Нитка памяти...

Эта бусина — его взгляд...

Эта — его улыбка...

Эта — их первая ночь...

Капля за каплей... Одна за другой...

Они утекают сквозь пальцы...

Вот уже последняя ночь, последний поцелуй, последние гневные слова...

Какая короткая нитка... Слишком короткая... Оборвавшаяся внезапно...

С нею вместе кончилось лето. И бесконечно длится осень.

Осенью созревает виноград... Его крупные янтарные ягоды тоже сродни огромным тусклым жемчужинам...

Такие аппетитные гроздья, как настоящие... Но это подделка, обман, всего—навсего стекляшка...

И все обман. Все оказалось понарошку.

Виноград... вино... вина...

В чем ее вина?

Алена закрыла шкатулку, выключила лампу и легла в постель. Уставилась в темноту широко раскрытыми глазами.

Вот если бы уснуть и не проснуться... Так трудно каждый день жить с сознанием того, что все кончено и больше не повторится...

Не войдешь в одну реку дважды...

Так уже было много лет назад, когда она узнала, что Алика больше нет. Тогда она тоже чувствовала, что умирает в одиночестве.

Но Алика вообще не было. На земле. В мире. А Алексей продолжал жить и здравствовать, но только без нее.

И для него лето все еще продолжалось. Ему светило жаркое экваториальное солнце. Он блаженно погружался в теплые океанские волны...

И наверняка опять доставал со дна морского крупные раковины...

И собирал новые жемчуга. И нанизывал новую нитку...

Но уже не для нее...

Тихий шелест дождя за окном, как шепот волн...

Они мягко покачивают Аленино тело... А небо надвигается все ниже и ниже, будто стремится слиться с морской гладью...

Тяжелые тучи нависли над самым лицом, серые, без единого просвета...

А море ярко-синее... Как глаза Алексея...

Нет, они у него серые, как тучи... Как камень, застывший в Алениной груди вместо сердца...

Огромная серо-синяя сфера вокруг нее. И Алена в центре — крошечная точка.

А скоро и она растворится, распадется на мельчайшие частички, останется на поверхности тонкой шапочкой пены...

«Афродита... Венера, рожденная из пены морской...»

Чей это голос? Такой знакомый... Хочется его слушать еще и еще... Но он молчит.

— Говори! Ну! Я жду... — шепчет она.

Но в ответ лишь волны бормочут:

— Тш-ш...

И они накрывают ее с головой...

Вот и хорошо... Покой... Ничего больше ей не надо...

Пусть уснет память.

Но чьи-то руки тянут ее вверх, поднимают в воздух...

И она несется сквозь тучи, протыкает их насквозь и вырывается в ослепительный белый простор.

Там нет ничего. И ее тоже больше нет.

Не существует тела. Душа отлетела от него, грешного и страстного...

И надо бы радоваться, что земные тяготы, боли и обиды остались позади... Но радости нет.

Печаль. Меркнет яркое сияние, туманится дождем... Или это слезы?

Но если нет тела, кто же тогда плачет?

Как одиноко...

 

Глава 3

ИЗ ДАЛЬНИХ СТРАНСТВИЙ ВОРОТЯСЬ...

Что он крадется, как вор? Он вполне имеет право приехать сюда. Это его дом!

Алексей остановил машину и заглушил мотор. Поневоле бросил взгляд на соседнюю дачу.

В окнах темно. Она спит.

Нет, о ней думать не следует. Ему безразлично, чем она занимается.

Впрочем, на крыльце шевельнулась чья-то фигура. Тяжелые, неженские шаги проскрипели по шатким ступеням. Отброшенный окурок прочертил в воздухе огненный полукруг.

Алексей напряженно замер, вглядываясь в темноту.

По Алениному участку навстречу ему шел Григорий.

— Явился, не запылился, — буркнул он вместо приветствия, поравнявшись с Алексеем.

Тот не ответил, молча смотрел, как Григорий обогнул машину и направился по пустому поселку в сторону станции.

У соперника был отнюдь не торжествующий вид. Плечи опущены, походка нарочито шаркающая...

Алексей развернул машину и нагнал его.

— Садись.

— Спасибо, — неприязненно отозвался тот. — Я привык ножками.

— Электрички уже не ходят.

— Ничего, к утру дотопаю.

Новенький «мерседес» медленно катил рядом, и Григорий ненавидел и эту роскошную машину, и ее загорелого самоуверенного владельца.

— Брось ломаться, — не выдержал Алексей. — Мне не трудно подвезти.

— А мне не хочется.

— Что ж ты ночевать не остался? — напряженно поинтересовался Алексей.

— Не обучен замки взламывать.

Замки? Значит, Алены нет на даче?

Непонятно почему с души камень свалился.

— А где же хозяйка? — как можно небрежнее спросил он.

Григорий мрачно покосился на него:

— Тебе лучше знать.

— Я только что из экспедиции. — Алексей перегнулся и распахнул дверцу. — Садись.

Григорий помедлил и все-таки принял приглашение.

— А тебе обязательно надо вернуться в Москву? — быстро глянул на него Алексей.

— Все равно.

— Тогда, может, у меня заночуешь?

— Чего ради? — с подозрением уточнил Григорий.

— Просто так. Я привез кубинский ром. И сигары.

Григорий задумался и решительно кивнул:

— Ром подойдет:

Огромный трехэтажный дом имел уже вполне законченный вид. Вот только внутри сиротливо темнели неоштукатуренные стены. И паркет еще ершился неотциклеванными планками.

Алексей достал фонарик и спустился в подвал. Осмотрел газовый титан, одобрительно хмыкнул, покрутил вентили и пошарил в карманах.

— Зажигалка есть?

— Не знаю.

— Ты же курил, — напомнил он.

— Ах да... — Григорий протянул зажигалку.

От тонкого язычка фитиля на горелках занялось ровное голубоватое пламя.

Слышно было, как зашумела в трубах вода, с бульканьем наполняя батареи.

— Сейчас тепло будет, — пообещал Алексей, поднимаясь наверх по узкой лестнице.

В пустой, слишком просторной комнате под потолком сиротливо качалась на шнуре одинокая лампочка.

Алексей бросил на пол походный спальник, уселся на него и принялся распаковывать сумку.

Григорий опустился на корточки рядом, с интересом наблюдая, как его счастливый соперник орудует складным универсальным ножом.

Сначала он тонким длинным лезвием нарезал хлеб, потом угловатым краешком ловко вскрыл консервные банки, выщелкнул штопор и аккуратно вывернул пробку и наконец выдвинул ногтем небольшую вилочку.

— Извини, только одна. Давай по очереди, — предложил он.

Григорий пожал плечами.

Он не мог понять, зачем принял приглашение этого типа. И почему ему нравятся его уверенные движения...

Зато складных стаканчиков оказалось два, и Алексей с верхом наполнил их ромом.

— Мой друг Мигель любит смаковать по капельке. Я этого не понимаю.

— Я тоже.

Они посмотрели друг на друга и выпили, не чокаясь. Подцепили из банки по шпротине и положили на хлеб.

— Тебе интересно, где Алена? — напрямик спросил Григорий.

— Нет. Неинтересно, — отрезал Алексей.

— Тогда давай еще по одной.

Снова налили. Выпили.

— А где она? — стараясь не смотреть на него, выдавил Алексей.

— Понятия не имею. Ни дома, ни здесь нет.

— Может...

— Жива-здорова, — отрезал Григорий. — Ребята видели ее на вернисаже.

— А... — без выражения протянул Алексей. — Ну, тогда еще по одной?

— Можно.

— Тьфу, черт! Ананас забыл! — Он опять порылся в сумке. — У меня еще авокадо и манго...

— Не люблю авокадо. Вяжет.

— Здесь незрелые продают. Эти с Мадагаскара.

— Это ты на экваторе так загорел? У богатых свои причуды... Все отдых да развлечения...

— Я работал, — усмехнулся Алексей. — Загорать некогда было. Это на палубе прихватило.

— На яхте? — ядовито поинтересовался Григорий.

Его соперник так ловко разрезал фрукты, что поневоле слюнки потекли при виде аппетитной спелой мякоти.

Алексей демонстративно отправил в рот огромный кусок ананаса, одним движением чудо-ножичка отделив его от шершавой кожуры.

— Я все детство мечтал попробовать... И сейчас никак не наемся...

— А мне мать покупала, — припомнил Григорий. — Мы в очереди стояли... долго... А домой принесли — кислятина.

— Мне некому было покупать, — коротко бросил Алексей. Он обвел взглядом комнату и вздохнул: — Смешно устроен человек... Когда нет ничего, то хочется, аж до зуда... А когда можешь себе позволить, уже неинтересно.

— Скучно, значит, тебе, бедному, — с ухмылкой уточнил Григорий.

— Да нет, не жалуюсь, — с набитым ртом отозвался Алексей.

— На что жаловаться? В таких-то хоромах... Не тесновато одному? Или?..

Алексей пропустил мимо ушей его ехидный тон.

— Слишком претенциозно?

Григорий огляделся и пожал плечами:

— Вообще-то со вкусом... Окна венецианские... Паркет вот... — он потрогал его ладонью, — дубовый. Основательно обустроено.

— М-да... — протянул Алексей. — Только зря старался.

— Неужели ей не понравилось?

— Первый раз ночую в собственном доме, — усмехнулся Алексей. — Первый и... последний. Продавать буду.

Григорий машинально отправил в рот дольку авокадо и чуть не поперхнулся.

— Из-за... нее?

Алексей встряхнул бутылку и вылил в стаканы остатки рома.

— Всегда хотел иметь свой дом, — задумчиво сказал он. — Большой... И чтобы семья была огромная... Чтоб бабушки, дедушки, тетушки... и дети... Много-много... Как у нас в детдоме... Все братья и сестры... Одному нельзя быть. А, черт с ним! — Он взъерошил пятерней волосы. — Вот дурак, а? Куплю однокомнатную в башне. В спальном районе. Постелю там спальник, аквариум поставлю... Много ли мне еще надо?.. Нет, аквариум нельзя... — Язык у него начал немного заплетаться, но хмель никак не ударял в голову. — Рыб кормить некому будет. Пока я буду там... их кормить, — хмыкнул он собственной невольной игре слов.

— Ты что, детдомовский? — уставился на него Григорий.

— А что?

— Да просто... не похоже...

— А на детдомовских особая печать, да? Клеймо?

Алексей стиснул зубы и достал еще одну бутылку.

— Ты не понял...

— Ладно... — Он махнул рукой. — Расслабиться хочу, а не берет...

— Меня тоже.

Григорий похлопал по карманам, вытащил пустую пачку от сигарет и с раздражением смял ее в кулаке.

— Сигары же есть. Гаванские.

— Никогда не курил...

— Попробуй.

Чудо-ножик выкинул маленькое тонкое лезвие и точно срезал кончики сигар.

Они сидели, как два старых друга, и молча втягивали дым, выпуская голубоватые кольца...

Трудно было бы найти людей более различных, чем они. Григорий и Алексей были словно два крайних полюса одной оси... как верх и низ... как плюс и минус...

Но между этими полюсами была одна серединная точка... Точка соприкосновения. Чувствительная и болезненная, как сквозная рана.

Этой точкой была Алена...

Правду говорят, что общее несчастье примиряет... Даже взаимная ненависть исчезла, ее место потихоньку стала занимать еще до конца не определившаяся симпатия...

— Я сорняки полол, — вдруг сказал Григорий, чувствуя необходимость объяснить свой приезд на Аленину дачу. — Жалко же... Забросила все.

— Ну, значит, нашла себе более интересное занятие, — хмуро заметил Алексей.

— Или кого-то...

И оба, как по команде, одновременно потянулись к бутылке.

— Хотел отдохнуть, да не стоит задерживаться, — задумчиво проговорил Алексей. — Отправлю заявку на новую экспедицию. Вот покупателя найду... И вырву из земли корни... — Он плашмя растянулся на спальнике и мечтательно вздохнул: — Под водой так тихо... Наверное, я аутист. Мне хорошо только одному. И ничего с этим не поделаешь. Не стоит менять.себя насильно...

Григорий улегся рядом и уставился в потолок.

— Мне тоже раньше было хорошо одному...

— А теперь?

Он стянул куртку и сунул себе под голову.

— Иногда мне хочется заснуть и не проснуться...

...Но на рассвете они проснулись. Потому что, несмотря ни на что, надо было продолжать жить. И потому что каждый в душе корил себя за «немужскую», недостойную слабость.

Надо сцепить зубы, и жить, и заниматься делом, и выбросить из головы расслабляющие, унизительные мысли...

— Больше я сюда не приеду, — окинув взглядом дом, сказал Алексей.

Он сел в машину и хлопнул дверцей.

Григорий посмотрел в сторону Алениной дачи и хмуро произнес:

— Я тоже.

Дальше до Москву ехали молча.

— Тебе есть где остановиться? — спросил Григорий, попросив Алексея притормозить у метро.

— У меня номер в гостинице.

— Ты что, действительно не умудрился обзавестись квартирой? — недоверчиво уточнил Григорий.

Алексей усмехнулся невесело:

— Не было нужды... Меня ведь по полгода нет. А номер мне всегда один и тот же резервируют, я там уже как дома... Что поделаешь, привык к казенной жилплощади...

— Если хочешь, поживи у меня...

Алексей чуть улыбнулся в ответ:

— Спасибо, конечно... Но вредно слишком долго глядеться в зеркало...

 

Глава 4

КРЫША НАД ГОЛОВОЙ

Раскисшая грязь чавкала под ногами. Края грядок оползли на дорожку, а на них низко стелились пожелтевшие, подгнившие бодылья лука. Лишь одна стрелка торчала вверх, увенчанная фиолетовым шаром-цветком.

Алена обогнула дом.

Краснобокие яблоки прятались в опавшей листве и со звонким шлепком лопались под ногами.

Не заботясь о пропадающем урожае, Алена наступала прямо на них, находя удовольствие в том, как они под кроссовками превращаются в размазню.

— Эй, хозяюшка! — дернул ее за рукав пожилой рабочий. — Ты корзинку дай, я домой соберу. Чего ж губишь зазря?

— Возьмите на веранде, — отмахнулась Алена.

— Готово! — окликнул ее сверху молодой кровельщик. — Принимай работу!

Алена вскарабкалась по высокой приставной лестнице на крышу.

Мастера постарались на совесть. Ровные ряды новой черепицы сверкали на солнце дождевыми каплями, которые скопились в рельефных впадинах.

— Ты изнутри глянь, — посоветовал снизу пожилой.

Он старательно подбирал с земли яблоки, обтирал их ветошью и укладывал в корзину. В его движениях была размеренность и основательность. И он тихонько бурчал себе под нос:

— Не сама родит... Так наплевать... Тоже мне... хозяйка...

— Вы сверху снимите, — посоветовала Алена, спустившись на землю. — Там стремянка в сарае.

— Сверху сама не поленись. А я просто чтоб добро не пропадало...

Ягоды малины на кустах сморщились и почернели. Крыжовник из янтарного превратился в темно-коричневый... И эта безотрадная картина вызывала у мастера укоризненные вздохи.

Алена старалась не реагировать на его косые неодобрительные взгляды.

— Обедать будете?

— Да и выпить не мешало бы! — заметно оживился молодой.

— Я за рулем, — буркнул пожилой.

Он тяжело поднялся на веранду, поставил корзину и заглянул в гостиную. Лицо его заметно смягчилось при виде накрытого Аленой стола.

От этой безразличной девицы он не ожидал такого умения. Прозрачный куриный бульон с капельками золотых жиринок томился в супнице. В пузырчатом графинчике ждала своего часа кристальная водка, румяные, пышнобокие пирожки горкой покоились на блюде. А хозяйка метнулась на кухню, склонившись над глубоким духовым шкафом...

И когда она успела? Вроде полдня без дела болталась...

— Давай помогу.

Он перехватил у Алены широкий чугунный противень с зарумянившейся курицей, обложенной половинками запеченного картофеля.

— Ничего, я сама...

— Обожжешься, — строго сказал мастер.

Обычно в домах, где они работали, им совали с собой непочатые бутылки или приглашали перекусить на скорую руку, чем Бог послал. Посылал он чаще всего хлеб с колбасой, да огурцы, да вареные вкрутую яйца...

— Завтра тес привезу, — словно самому себе пробурчал он под нос. — Надо на чердаке потолок заново обшить.

— А это дорого? — поинтересовалась Алена. — Может, не стоит?

— Если делать, то на совесть. — Он разрезал курицу на куски и добавил значительно мягче: — Не волнуйся, все уже оплатила.

Но Алена, казалось, была не слишком рада дополнительной услуге. Она растерянно огляделась и промямлила:

— Но я уже... вещи уложила. Думала уехать с вами...

— Завтра поедешь. Или дела срочные?

Она пожала плечами.

— Да нет... просто...

— Боишься одна ночевать? Гляжу, все же с дач съехали... Хочешь, Петьку попрошу остаться? Петька! — позвал мастер, не дожидаясь Алениного согласия.

— Не надо! — испугалась она. — Лучше одна.

— Я прямо спозаранку, — успокоил мастер. — Работы на пару часов. Зато вид будет... как новенький.

— Если все так, как вы описали, то нам, пожалуй, подойдет... Когда мы можем посмотреть?

— Хоть сейчас, — сказал Алексей.

— Лучше завтра с утра... — Мужской голос в трубке стал тише. Он с кем-то переговаривался, прикрыв ладонью микрофон. — Что?.. Если хочешь... Просто он торопится...

— Но я сама хотела выбрать проект... — послышался капризный женский голос.

— Тебе надо только взглянуть... — мужчина, похоже, начал терять терпение.

— Хорошо, — сказал Алексей. — Завтра. В какое время?

— Нет. Сегодня, — решительно заявил мужчина в пику своей половине. — Встретимся через час на Дмитровском, прямо за окружной. У меня черный джип «чероки».

— Синий «мерседес».

Алексей положил трубку и грустно подумал, что ему совсем не хочется видеть новых владельцев дома. Вот если бы можно было просто подмахнуть бумаги и забыть о своем неудачном мероприятии...

Но все конторы по торговле недвижимостью обещали реальные результаты только ближе к весне, объясняя, что мало кому придет в голову вести зимой отделочные работы... Вот солнышко вновь пригреет, и людей потянет на природу, а пока...

Кирпичный трехэтажный домина тоже скучал без хозяина...

Сиротливо смотрели на пруд широкие венецианские окна, тускнели запыленные стекла... Фасад был оштукатурен только наполовину, и ровная кремоватая поверхность резко обрывалась, открывая ряды красной кладки...

Словно с дома наполовину содрали кожу, и зияла открытая кровавая рана...

Алена поставила этюдник у пруда, потерла замерзшие руки и разложила на палитре краски. Она так давно не рисовала всласть... все делала мелочовку на продажу...

Почему ей хочется запечатлеть этот дом? Она ведь его ненавидит!.. Или ненависть к хозяину не распространяется на это израненное, заброшенное строение?

Этот дом-замок, дом-крепость казался таким заносчивым и самоуверенным, когда теснил Алену, загораживал высоким забором вид на озеро, отнимал под свой участок .весь ее цветущий луг...

А сейчас его было жалко... За Аленино отсутствие рабочие убрали бетонный глухой забор, заменив его высокой решетчатой изгородью, вдоль которой уже высадили в зиму, под снег, густую линию высоких гибких саженцев.

Дому было неуютно без привычного прикрытия. Его словно вытащили из панциря, как черепаху... выставили его напоказ...

Зато Аленина дачка сверкала новой черепичной крышей, и над трубой вился уютный, домашний дымок...

Она наметила на картоне контуры своей дачи и соседского дома...

Как выигрышно смотрится теплое дерево рядом с холодным камнем!

...Алексей издали увидел вьющийся над трубой дым.

Новая черепичная крыша Алениной дачи блестела в лучах заходящего солнца...

Прошлый раз крыши не было... Алена приезжала!.. Она еще здесь!

Это испугало и обрадовало его одновременно.

Он посигналил следовавшему за ним джипу, что надо остановиться, и открыл широкие литые ворота.

Жаль, что снесли забор... Он так не нравился его соседке... Но сейчас ему хотелось спрятаться, скрыться от посторонних глаз, а решетчатая ограда — одно название — просвечивает насквозь.

Полный представительный мужчина вышел из джипа и помог выбраться молоденькой длинноногой блондинке.

Алексей мельком отметил, что на девушке слишком короткая юбка и слишком длинная норковая накидка... И то и другое явно не по сезону...

Девушка откинула назад длинные распущенные волосы, недовольно глянула на дом и капризно заявила:

— Я хочу деревянный, а не этот каменный мешок... Вот такой... — Она ткнула пальчиком в Аленину дачу.

— Танечка, давай посмотрим внутри, — суетливо подхватил ее под локоток мужчина. — Вы нас проводите?

— Конечно, — поспешно сказал Алексей, радуясь возможности скрыться за стенами дома.

Алена закусила губу. Она машинально водила кистью по наброску, не глядя, куда ложатся мазки...

Эта блондинка... Худенькая, длинноногая... Как она капризно кривит губки... И как предупредителен с ней Алексей...

Она не видела, из какой машины возникла незнакомка, и решила, что она приехала именно с Алешей... Этот толстый тип не соответствует выигрышным внешним параметрам девицы...

Что это она пальцем тычет в ее дачу? Интересуется своей предшественницей?

Неужели Алексей рассказал о ней своей новой пассии?!

Кровь прихлынула к щекам.

Да как он посмел явиться сюда с этой... новой?! Нарочно? Чтобы унизить ее еще больше?

Да она больше ни на секунду здесь не останется!

Алена быстро смахнула в ящичек краски и захлопнула крышку этюдника, не заботясь о том, что свежий набросок вплотную прилип к палитре.

Развлекаться приехали?! Пикник у них... В новый дом с новой подругой...

Этот толстый, наверное, будущий тесть... Решил самолично осмотреть, где поселится его доченька...

От пруда совсем недалеко до ограды особняка... Раньше тропинка пролегала как раз там, где теперь высится его дом. Теперь придется обогнуть ограду, прежде чем Алена доберется до своей дачи...

Хоть бы им ничего не понадобилось! Хоть бы они сидели там безвылазно... Она быстренько заберет вещи и уедет отсюда... И черт с ним, с этим тесом, с этим мастером...

«Не до жиру, быть бы живу...» — как любил повторять дед...

Она едва успела поравняться с воротами, как блондинка в норковой накидке выскочила на высокое крыльцо, гневно отшвырнув руку толстенького папашки.

— Я сказала, чего я хочу! — Она топнула тонкой ножкой в высоком ботинке. — Или этот, или ничего!

Опять она тычет пальцем в Аленину дачу...

Алексей вышел следом. Он казался спокойным, но Алена интуитивно почувствовала, что внутри у него все кипит...

— Этого я пообещать не могу, — процедил он.

— Тогда я сама! — фыркнула блондинка, послав ему испепеляющий взгляд.

«Все ясно, — подумала Алена, чувствуя, как внутри все начинает дрожать. — Я ей мешаю. Надо выжить лишние воспоминания... Но не все можно купить, дорогуша... Теперь я из принципа не двинусь с места!»

— Танечка... — пролепетал папашка. — Но ведь все так, как ты просила...

— А ты когда-нибудь слушаешь, что я хочу?! — визгливо выкрикнула блондинка.

Она поспешно сбежала вниз по ступенькам и решительно направилась к Алене.

— Девушка, вы знаете, чья это дача? — без обиняков спросила она.

Алена посмотрела на Алексея. Он нерешительно замер на пороге...

— Знаю, — спокойно кивнула она. — Моя. А что?

— Мы хотим ее купить. Сколько?

Девица была выше на целую голову, но Алена умудрилась глянуть на нее сверху вниз и с видимым спокойствием отвернуться.

— Она мне нравится, — не унималась девушка.

— Представьте, мне тоже, — с трудом сдержалась Алена.

— Так... — протянул мужчина. — С меня хватит.

Он стремительно подошел к джипу, сел за руль и рванул с места, лихо объехав стоящую на пути Алену.

Блондинка разом замолчала, захлопала глазами, глядя вслед машине.

— Стой! — Она пробежала несколько шагов и остановилась. — Скотина!

Красивое личико искривилось от злости.

Алексей молча открыл дверцу «мерседеса» и кивком головы пригласил в него блондинку.

Алена отвернулась и поспешно скрылась за своей калиткой.

За ее забором с ревом пронесся синий «мерседес».

В котором сидели двое... Он... и та, другая...

— Как мне это осточертело... — процедил сквозь зубы толстенький мужчина, резко крутнул руль и развернул джип.

Теперь он мчался навстречу «мерседесу».

Алена услышала резкий скрип тормозов и невольно выглянула из калитки.

Джип и «мерседес» замерли друг напротив друга на узкой дороге. Нос к носу, как два упрямых бычка.

Мужчина вышел из джипа, открыл дверцу «мерседеса» и что-то сказал блондинке.

Она медленно высунула наружу одну длинную ногу, потом вторую... Норковая накидка распахнулась, а юбка до неприличия задралась вверх...

Алена хотела отвернуться, но что-то заставляло ее смотреть, фиксировать каждую деталь, как та, другая, взглянула на Алексея... как потянула время, словно колебалась, выходить ей из машины или нет... как Алексей и мужчина старались не встречаться друг с другом взглядами...

Наконец девица вложила свою тонкую ручку в большую пухлую ладонь мужчины и важно прошествовала к джипу.

«Мерседес» дал назад, медленно попятился по дороге и развернулся.

Джип проделал то же самое и стремительно помчался в сторону города.

«Господи! Он видит, что я уставилась на них, как... любопытная кумушка!» — с ужасом подумала Алена и почти бегом бросилась к крыльцу. Под спасительную крышу своего дома.

 

Глава 5

ЛЮБОПЫТСТВО НЕ ПОРОК

Движущей силой интеллектуального развития человечества является именно любопытство.

Можно давать себе тысячи зароков, стыдить себя и корить, но невозможно унять внутренний зуд познания. А что там? А как?

Алена дала себе слово немедленно уехать с дачи, чтоб больше ни минуты не оставаться рядом с ним...

Алексей, по всей логике, тоже должен был отправиться обратно в Москву вслед за своими неудавшимися покупателями, чтобы больше никогда не видеть ее...

Они оба этого искренне хотели.

Но он.повернул обратно и остановился у ее калитки.

А она вышла на крыльцо.

И каждый сказал себе, что будет глупо выглядеть, если демонстративно фыркнет и сделает вид, будто не замечает своего соседа. Тем самым покажет, что ему не все равно...

А ведь им все равно!

Он просто сосед...

Она просто соседка.

Они совершенно посторонние люди, которые некогда были знакомы.

И просто неприлично не кивнуть друг другу при случайной встрече.

Что было, то быльем поросло. Теперь у каждого из них своя жизнь.

— Не ожидал вас здесь увидеть, — с холодной вежливостью сказал Алексей.

— Я тоже, — сухо отозвалась Алена.

И у каждого из них внутри возник мучительный вопрос, требовавший немедленного ответа. А как он без меня? А как она?

— Я вижу, ремонт продвигается?

— И ваше строительство...

— Похоже, мы одни во всем поселке...

— Да, кажется...

Повисла неловкая пауза. Глупо было и дальше переговариваться через весь двор...

Они посмотрели друг на друга и сказали одновременно:

— Может, пригласите зайти?

— Может, зайдете?

«Я спокойна, абсолютно спокойна. Мне он совершенно безразличен...» — повторяла про себя Алена, пока он легким пружинистым шагом приближался к крыльцу.

Вот только сердце замерло и остановилось... И руки суетливо дернулись, быстро заправляя за ухо непослушную прядь...

Почему-то показалось, что он стал выше ростом и шире в плечах... И похудел... Или это от бронзового загара резче очертились скулы?

А он машинально отметил, что она стала еще меньше... и мягче... и беззащитнее... Светленькая, бледная...

И он устыдился и своего загара, и чересчур здорового вида...

Но Алена тут же независимо вскинула голову и с вызовом прищурила глаза — две холодные голубые льдинки. Она повернулась, не дожидаясь, пока он взбежит по ступенькам, прошла через веранду и широко распахнула дверь.

— Прошу вас...

— Благодарю...

Ему в глаза сразу бросился покрытый скатертью стол, домашние пирожки на блюде, остатки жареной курицы и горка немытых тарелок в тазу.

«Одна она! Притворщица! Интересно, для кого старалась? Кого потчевала своими пирожочками?»

— Вижу, у вас были гости? — как можно спокойнее осведомился он.

— У вас тоже, — заметила Алена.

«Кто сидел за ее столом?!»

«Кого он вез в своей машине?!»

— Да... заходили... знакомые... — не вдаваясь в подробности, ответила она.

Слишком жирно будет, если она начнет объяснять, что это всего-навсего остатки обеда кровельщиков... Его-то с длинноногой блондинкой связывают отнюдь не рабочие отношения...

— Конечно, мужчины, — уточнил он.

От его взгляда не укрылся наполовину опустошенный графинчик с водкой.

Рюмка стояла одна... Следовательно... не мужчины, а мужчина...

Это неожиданно привело его в ярость.

— Конечно, — отчеканила Алена. — Хочу напомнить, что это мой дом. И я имею право приглашать, кого захочу.

Алексей с трудом взял себя в руки и процедил:

— Естественно...

— И вы тоже...

— Вот именно.

«Очень хорошо, что она увидела эту истеричную Танечку... — подумал Алексей. — А то сама развлекается на всю катушку, а я как монах...»

«Еще имеет наглость опять заявлять свои права! — подумала Алена. — А сам притащил сюда эту...»

— Ну что вы стоите, как в гостях? — с напускной бодростью спросила она. — Хотите чаю?

— С пирожками? — ехидно осведомился Алексей.

— Ну не пропадать же им...

— Действительно...

Он взял один пирожок, откусил... Изумительный вкус... И кому же они были предназначены?! Ему-то явно достались объедки с барского стола...

Алена открыла поддувало и поворошила кочергой угли. Жара еще оставалось достаточно, огонь разгорелся с новой силой.

Чайник на новой чугунной конфорке сразу забулькал, выплеснул из носика струйку кипятка, и раскаленный чугун недовольно зашипел.

Внутри у нее тоже все кипело...

Как быстро он все позабыл! Короткая память... И ни слова извинений. Так ничего и не понял! Наоборот... выбросил ее из своей жизни, подыскал другую... А с ней разговаривает, как с чужой...

Она так старалась забыть его... А стоило увидеть, и все вернулось с новой силой...

Вот если бы он сейчас подошел сзади, обнял, повернул к себе, признался, что долго, очень долго мечтал об этой встрече... Что он только и жил надеждой на нее...

Нет, оказывается, это она жила надеждой...

Он сидел за столом и ждал, пока Алена расставит чашки, пока настоится в пузатом чайничке заварка с сухими листьями малины и смородины...

Он думал о том, что сейчас она хозяйничает для него... И так могло бы быть всегда... Но теперь уже не будет...

— Варенье прошлогоднее, — снимая с банки пергаментную бумагу, предупредила Алена. — Этим летом я ничего не заготовила.

— Некогда было, — съязвил Алексей. — Подвернулось более веселое времяпрепровождение...

— Угу, я гуляла на всю катушку, — подтвердила Алена. — Аж дым коромыслом.

— Могу себе представить, — помрачнел он.

Что он может себе представить, идиот?! То, как она ночи напролет корпела над своими «фенечками»?! То, что от тяжелого пробойника на ладонях образовались жесткие мозоли?!

А он представляет себе, как унизительно стоять в Измайлове, словно торговка? Да еще под пронизывающим ветром и дождем... И между прочим, в курточке, а не в шикарной норковой накидке...

Это не на экваториальном солнышке расслабляться...

Стараясь не смотреть на него, Алена разлила по чашкам чай и молча отхлебнула глоток.

Алексей сосредоточенно размешивал ложечкой сахар. Она назойливо позвякивала о края чашки, однообразно и размеренно... Просто нервы выматывал этот звон...

— Не волнуйтесь, — не выдержала Алена. — Я завтра уеду. Можете располагаться и жить в свое удовольствие.

Он с показной невозмутимостью пожал плечами.

— А я и не волнуюсь. Я тоже уеду.

— Отдыхать?

Ну конечно... Что ему делать в дождливой холодной Москве? Он привык к жаре и неге... На каких-нибудь Канарах или Багамах сейчас самый сезон... Его тощей Танечке должно там понравиться...

Алена почувствовала, как к глазам совершенно некстати подступают слезы, и низко нагнула голову.

Стало так жалко себя...

— Не знаю... — протянул Алексей. — Жду вызова в экспедицию.

Вздох облегчения вырвался из Алениной груди... Ну хоть не с этой Танечкой... Или это просто отговорки?

Все равно! Пусть себе катится! Скатертью дорожка! С глаз долой — из сердца вон!

Но за эти месяцы он так и не оставил в покое ее сердце...

Невыносимо вот так сидеть рядом и не иметь возможности хотя бы просто дотронуться до него, почувствовать знакомое тепло загорелой кожи, прикоснуться к смешной мальчишеской ямке на затылке под волосами... И знать, что он тоже не захочет ее ни обнять, ни поцеловать...

Теперь он, наверное, целует другую...

Алена сглотнула горький комок в горле и неожиданно для себя самой произнесла:

— Значит, ее зовут Таней?

— Кого? — удивился Алексей.

— Ту, с которой ты приезжал. — Она вскинула на него глаза. — Думаю, не имеет смысла темнить. Мы друг другу ничем не обязаны.

— А, ну да... — спохватился он. — Танечка... Тебе она понравилась?

Алена прищурила глаза, словно разъяренная кошка.

— Ничего... Эффектная... Вот только характер...

— Ты ее не знаешь, поэтому не можешь судить о характере, — парировал Алексей.

— Несомненно, по сравнению со мной любая покажется ангелом.

— Да, все познается в сравнении. Ты ведь не теряла времени даром.

Алена непонимающе уставилась на него.

— Ну, ты же сравнивала, — уточнил Алексей.

Он опять пытается сделать ее виноватой! Только зачем теперь-то? Какой прок намекать на мифических любовников? Чтобы оправдать свой новый выбор?

— Ты просто самовлюбленный болван! — гневно отчеканила Алена. — Я в тебе так разочаровалась... так...

Она запнулась на полуслове и вскочила. Алексей тоже поднялся.

— Аудиенция окончена?

— Катись колбаской по Малой Спасской!

— Вы очень радушны. Приятно было повидаться.

Он склонился в шутовском поклоне.

— А мне неприятно! — выкрикнула Алена.

— Ну я тоже приврал из вежливости. У нас взаимная антипатия.

«Уходи скорее... уходи... Не мучай меня больше... — отвернувшись к стене, умоляла про себя Алена. — И не надо было приходить, если я тебе... неприятна... Поиздеваться захотелось? Свое превосходство продемонстрировать?»

Она крепко сжала кулаки, так что ногти впились в кожу, и ждала, когда за спиной наконец послышатся его удаляющиеся шаги.

Но он все еще стоял позади нее, и она лопатками чувствовала его тяжелый, пронизывающий взгляд.

— Мне... тоже хотелось бы узнать... — медленно произнес он.

— Что? — тихо буркнула она, стараясь не выдать предательскую дрожь в голосе.

— Его имя... Только имя, и все...

— Чье?

— Не морочь мне голову! — сорвался на крик он. — Не строй из себя тут... Я знаю... И вижу, не слепой! Зачем это притворство? Ты уже изолгалась насквозь!

Алена резко развернулась и гордо вскинула голову. Она глянула прямо в его потемневшие, чужие, недобрые глаза.

— Я никогда не лгу! В отличие от тебя!

— Мне все рассказали... Чем ты тут занималась...

— Ну и чем?

— Я могу себе только представить...

— А тебе интересно?

— Да мне безразлично!

Это походило на детскую игру в «гляделки». Оба уставились друг на друга широко раскрытыми глазами, и никто не хотел отвести взгляд первым.

А между ними будто бы возник невидимый магнит, который не отпускал, не давал выйти за поле своего притяжения...

Как известно, по законам физики отрицательно заряженные частицы притягиваются...

Минус на минус дает плюс...

Они испепеляли друг друга взглядами, вкладывая в них всю свою боль, гнев, нетерпимость...

Невидимая нить между ними натянулась до предела.

Глаза в глаза... Только не отведи глаз...

Нить превратилась в стальную струну... Кажется, даже слышно, как она звенит...

Все. Струна лопнула.

Они качнулись друг к другу, словно одновременно потеряли равновесие.

 

Глава 6

НАВАЖДЕНИЕ

«Что я делаю? Зачем я это позволяю? Непростительная слабость... У меня совсем нет гордости... Так нельзя...»

Но как перехватывает дыхание всего-навсего от одного сознания, что он опять судорожно прижимает ее к себе... И она чувствует, что он так же ждал этого, как и она...

«Я не ждала... Я хотела, чтоб он ушел... Я не желаю его видеть...»

Но уже ясно, что мысли эти глупы и надуманны, что это напускное, самообман... А настоящее рвется изнутри, захлебывается от распирающего все ее существо неистового счастья...

Как она оказалась в его объятиях?

Алена не помнила и не понимала. Она сознавала только то, что его руки крепко стиснули ее, будто она готовилась вырваться и убежать, а в его задачу входило удержать и не пустить...

Никуда она не побежит... Глупый... И вырываться не будет...

Алена обвила руками его шею, зарылась лицом в мягкий свитер на его груди...

Какой запах... Родной, знакомый... Словно теплое море... Правда-правда, море пахнет, только этого не описать словами... И не рыбой, не йодистыми водорослями, а именно таким безграничным теплом... и силой... и надежностью...

И уже безразлично, кто именно из них сделал первый шаг, первый жест...

Она бросилась ему на грудь, или он порывисто обнял ее...

Все неважно...

Имеет значение только то, что его горячие губы обжигают Алене шею и от их прикосновений по телу разливается обжигающая волна. А вслед за жаром охватывает озноб. Ледяная дрожь пронизывает тело, и Алена интуитивно прижимается к нему еще сильнее...

А ее губы ищут его, тянутся навстречу, сами собой раскрываются... И тоже горят нестерпимым огнем.

Он отрывает ее от пола, приподнимает вверх... Он сильный... она легкая... Она уже просто пушинка, облачко... она уже растворяется, тает от его жадного долгого поцелуя...

Душа замерла в груди... Не хватает воздуха... И не существует на свете ничего, кроме его губ, его глаз, его рук...

Как долго она этого ждала...

Алеша тоже задыхается... Грудь его тяжело поднимается и опускается, а сердце колотится прямо напротив ее сердца...

И их стук сливается, становится синхронным и учащается... все быстрей и быстрей...

Сейчас сердца выскочат наружу, пробьют ребра и сольются друг с другом...

В голове все кружится, плывет, как в тумане... Словно она разом опьянела от бесконечного поцелуя... А губы все никак не могут разомкнуться. Короткий глоток воздуха — и они вновь погружаются в сладкий дурман...

А потом Алена почувствовала, что летит.

Невесомость... блаженство...

Это его сильные руки легко пронесли ее через комнату и опустили на кровать.

Как тогда... Как в первый раз... Только в Венеции она была совершенно обнаженной...

Как жарко... Сколько на них лишней, сковывающей движения одежды...

Алексей, не прерывая поцелуя, лихорадочно стягивал с нее кофту, блузку, брюки... А она подавалась навстречу, помогала ему освободить ее от этих вериг и сама тоже нетерпеливо тянула вверх его свитер, чтобы приникнуть к горячему телу...

— Мы сошли с ума... — бормотал он, словно в забытьи.

— Мы сумасшедшие... — вторила Алена.

— Зачем это? Господи...

Он застонал и приник к ней, зарылся лицом в ее волосы.

— Молчи... — шепнула Алена.

— Ты моя...

—Да...

Она снова была счастлива, вновь остро чувствовала наслаждение...

Так бывает только тогда, когда возвращается то, что считал утраченным навсегда...

И оба боялись ослабить объятия, чтобы опять не потерять друг друга.

Алена выплывала из небытия.

Сознание возвращалось постепенно, словно проявляется смоченная водой детская волшебная картинка.

Она вновь ощущала свое тело... Ноги затекли, и когда она шевельнулась, икры пронизали противные иголочки.

Просто на ее ногах до сих пор лежит нога Алексея... Алеши... Алешки... Ничего, пусть, это приятная тяжесть...

Алена окончательно проснулась и все вспомнила.

Это не сон... Это наяву. Он действительно лежит рядом с ней. И все было...

За окном совсем темно. Уже ночь... Но в ее спальню из гостиной падает свет. Они забыли его выключить. Не успели... не подумали...

Рука Алеши все еще обхватывает ее плечи, а под ее щекой мерно вздымается его грудь...

Алена приподняла голову и посмотрела на его лицо.

Глаза Алексея были открыты. Он тоже не спал.

Алена прижалась губами к теплой ложбинке у его ключицы. Он похудел... Сквозь кожу прощупываются кости... И скулы обтянуты резче... Или это кажется в полумраке-полусвете?

— Ты давно не спишь? — шепнула она.

— Давно.

Алена коснулась пальцами его щеки, провела по бровям и осторожно погладила разлохмаченные вихры.

— А о чем ты думаешь?

— Об этом.

Он подавил вздох и осторожно высвободил свою руку.

Алена не уловила перемены в его настроении. Она лукаво улыбнулась и шутливо спросила:

— Ну и что ты об этом думаешь?

— Что у меня нет силы воли, — ровным голосом ответил Алексей. — Я просто слабак.

— У меня тоже полное отсутствие воли, — тихонько засмеялась Алена.

— Мне не стоило возвращаться, — сказал он.

— Почему?

Что-то в его тоне заставило ее напрячься.

— Потому что все зря...

— Что именно? — звенящим голосом спросила Алена.

— Тебя не переделать. И не надо нам начинать сначала...

Идиот! Причем неисправимый. Вот уж кого действительно нельзя переделать!

Алена резко приподнялась, больно упершись локтями в его плечо. Он поморщился.

— Не строй из себя оскорбленную невинность. Ведь ты же знаешь, что я прав.

— Значит, ты сожалеешь? — гневным голосом тихо поинтересовалась она. — Значит, это я соблазнила бедного мальчика, а ты не сумел устоять?

— Не передергивай, — нахмурился Алексей. — Что мы наделали...

— А что мы наделали? — взвилась Алена, чувствуя, что задыхается от ярости. — Мы всего-навсего переспали. Можно подумать, я у тебя первая или последняя!

— Или я у тебя... — парировал он.

— Вот именно!

— И я не собираюсь быть одним из...

— Я тоже!

Алексей саркастически ухмыльнулся:

— Ну уж меня тебе не в чем упрекнуть. Я никогда не давал тебе повода.., А вот ты...

— Ха! — свирепо воскликнула Алена. — Ты не давал?! Да у тебя склероз! Ты только что отправил домой свою любовницу, а сам... со мной... Интересно, что ты наплел ее папаше? И что ты будешь говорить ей, когда вернешься? Что спал один и мечтал только о ней?!

— В отличие от тебя, — процедил он сквозь зубы, — я не умею делиться пополам... или натрое... Или сколько их там у тебя...

— Конечно! Главное — хранить верность в душе... А телесная близость это просто... физиологический акт...

— Не вали с больной головы на здоровую! Нет у меня, никакой любовницы. Это ты шляешься по ночам неизвестно где.

— Но я же сама видела... — прошипела Алена, сраженная такой откровенной наглостью.

— Кого видела? — с издевкой протянул он. — Эту истеричку? Да я такую в жизни не взял бы в жены... Это ее муженек дом присматривал.

— Не ври! Он ей в отцы годится.

— Ну и что? Нормально... — пожал плечами Алексей. — Такая же продажная, как вы все.

Алена молча перегнулась через него и подхватила с пола брошенную одежду.

— А ты меня покупал? — выдохнула она. — Впрочем... действительно... покупал... Обеды, прогулки, подарки... Значит, за все уплачено?

Она прижала к груди одежду, размахнулась и влепила ему пощечину.

— Это сдача!

Алексей перехватил ее руку и с силой сжал, так что косточки чуть не хрустнули.

— Ты дрянь... — Глаза его сузились и стали жесткими, яркая синева поблекла и посерела. — Я все делал от души... Тебя я любил, а ты...

— Теперь, значит, не любишь? — горько прошептала Алена. — Но и в этом удобнее обвинить меня, так?

— То один, то другой... Меня тебе было мало?

— Пусти. Мне больно.

— Извини.

Он отпустил руку, и Алена потерла запястье.

— Я так больше не могу, — устало сказала она. — Я думала, ты понял... Показалось, что теперь все по-другому... Я ошиблась...

Терять то, что обрел только что, еще горше...

Она быстро принялась натягивать одежду, Алексей предупредительно отвернулся.

Ему даже смотреть на нее неприятно... И не надо!

Он встал и тоже начал одеваться, избегая встречаться с ней взглядом.

— Куда ты собралась? Ложись в постель. Это я уйду.

— Ты был прав... Не стоило этого делать... — бормотала Алена. — Это просто наваждение...

— Прости, не сдержался...

— Нет, это ты прости... Я потеряла контроль...

— Спасибо, не провожай. Я сам найду дорогу...

— Я хочу запереть дверь.

— Правильно, а то забредет кто-нибудь ненароком...

— Да, какой-нибудь сосед...

— А ты потеряешь контроль...

— Упаси Боже! Больше никогда...

Алена захлопнула дверь и задвинула тяжелую задвижку. И для верности еще два раза повернула ключ.

Под его шагами скрипнули половицы на веранде... послышался быстрый топот на крыльце... зашуршал на дорожке гравий...

Алена прижалась лбом к двери.

Тихо хлопнула калитка...

Вот и все...

Она ждала услышать шум отъезжающей машины, но было тихо.

А потом в окне на первом этаже его дома зажегся свет...

Нет сил ехать до Москвы... Голова как в тумане, будто с похмелья.

Алексей достал из багажника спальник и вошел в дом.

Он бросил его на пол и растянулся, не снимая одежды. Накинул сверху одну полу. Холодно, но неохота спускаться в подвал, чтобы прогревать батареи.

И внутри холод и пустота...

Он ненавидел себя за слабость. Ведь все решил четко и определенно. Завязал, порвал, поставил жирный крест... Как там еще называется то, что он пытался проделать с собой...

Он пытался вырвать ее из сердца, убить это проклятое чувство...

И поперся к ней, как последний сосунок... Стоило лишь увидеть ее издали, и ноги сами понесли его...

А ведь должен был предвидеть, чем это закончится!

Нет, он был слишком самоуверен. Полагал, что уже достаточно владеет собой... И не мог успокоиться, не выяснив, как она-то обходится без него.

И попался в ловушку...

Его тело по-прежнему желало ее... Он до сих пор чувствовал мягкое прикосновение ее бедра, гладкую шелковистость кожи, круглую коленку под своей ногой...

Алексей старался продлить, запомнить эти ощущения, пока он лежал без сна, а она спала, уютно дыша ему в ключицу.

Он боялся шевельнуться, чтобы не спугнуть ее сон.

В те минуты она принадлежала ему целиком, была только его... Он мог быть уверен в ней, только когда она спит рядом, а в остальное время...

Алексей скрипнул зубами и попытался улечься поудобнее.

Ее волосы пахли горьковатым дымом костра... Наверное, она сжигала на участке опавшую листву... Он до сих пор явственно чувствовал этот запах... Его свитер, его тело пропитались им...

Зачем он это допустил? Ведь знал, на какую муку обречет себя после этого!

А предательская мыслишка шевелилась где-то внутри: если уж случилось, то стоило ли уходить?

Ночь все никак не кончается... Они одни во всем поселке... И Алена сейчас лежит в своей кровати, такая теплая, такая желанная...

И ее дом совсем рядом.

И она ведь тоже поддалась соблазну... Сама призналась, что порыв был обоюдным... Значит, она тоже все еще хочет его...

До рассвета еще далеко.

Крадучись, как вор, Алексей на цыпочках стал обходить ее дачу. Легонько тыкал ладонью в оконные рамы: вдруг одна окажется неплотно закрытой?

Дверь была заперта. Он сам слышал, как щелкнула задвижка. А стучать не хотелось. Он не знал, что сказать, когда она откроет ему.

А если не откроет? Из принципа... Ведь, кроме него, никто не может прийти сюда этой ночью...

Тогда он будет скрестись, как униженный проситель... как бездомный пес... Нет уж!

Корабли противника следует брать штурмом. На абордаж!

Кухонная рама тихонько скрипнула и поддалась...

Вот раззява! Она даже не проверила все запоры! А если бы это был не он, а какой-нибудь бродяга?! Мало ли их шляется по опустевшим дачам!

Алексей осторожно отворил раму, подтянулся на руках и бесшумно перелез внутрь. Он прикрыл створки и плотно вогнал на место шпингалет. Весь расшатан, на соплях держится...

В доме было темно и тихо. И в этой тишине даже его крадущиеся легкие шаги должны были быть слышны издалека...

Но она не слышала...

Он подумал, что наверняка испугает ее... И тут же оправдал себя тем, что на его месте действительно мог оказаться кто угодно... Так что такой страх ей даже полезен...

На пороге спальни он замер.

Алена свернулась под одеялом калачиком, подсунув под щеку ладошку. Как маленькая девочка...

А ему почему-то стало вдруг ужасно обидно оттого, что она безмятежно спит, в то время как он не в состоянии сомкнуть глаз, отогнать от себя проклятое наваждение.

И он шагнул к кровати, нарочито громко топая. И остановился перед ней, безошибочно угадав, что сейчас она точно проснется...

...Подушка намокла от слез, и Алена подложила под щеку ладонь.

Она устала плакать... Она от всего этого ужасно устала...

У нее больше не осталось ни мыслей, ни чувств, ни желаний...

Сон был похож на черную яму, в которую она провалилась.

Но сквозь черную пустоту явственно доносился какой-то слабый шум. Не то шелест; не то шаги...

Она проснулась резко, словно кто-то толкнул ее в бок. И, еще не раскрывая глаз, почувствовала, что рядом кто-то есть. И успокоила себя: «Это продолжается сон... Потому что его здесь нет и быть не может...»

Громко скрипнула половица. Алена испуганно подскочила, машинально вцепилась в одеяло и уставилась в темноту.

— Кто здесь? — хрипловато спросила она, чувствуя, что голос стал непослушным.

— Это я.

— Это ты! — с облегчением выдохнула она.

— А ты ждала другого? — Он не удержался, чтобы опять не уколоть.

— Дурак... — протянула Алена.

Холодные руки обхватили ее теплое со сна тело.

— Я знаю... — быстро шепнул Алексей. — Я дурак... Но я не могу... без тебя...

— Ты замерз? Бедненький... — Алена откинула одеяло и позвала: — Иди ко мне...

 

Глава 7

А ПОУТРУ ОНИ ПРОСНУЛИСЬ...

— Эй! Есть тут кто живой?

В дверь колотили требовательно и настойчиво.

— Открывайте! Или не ждали?

Голос был мужской. Низкий и грубоватый.

Алексей открыл глаза и повернулся к Алене.

— Ну, и кого ты ждала?

Она удивленно захлопала глазами:

— Никого...

— У меня, наверное, слуховые галлюцинации?

— Честное слово... я понятия не имею... — залепетала она. — Подожди, я сейчас открою...

— Нет, — остановил ее Алексей. — Открою я.

И послал ей испепеляющий, презрительный взгляд.

Ну вот и вернулся тот, кого вчера потчевали пирожками... Ну вот и поглядим на тебя, голубчик... И на тебя, и на твою врунишку-подружку. Теперь-то она как будет оправдываться?

Алексей специально натянул одни джинсы, накинув куртку на голые плечи. Вроде как пригладил ладонью волосы, а на самом деле еще больше взъерошил... И зевнул широко, показывая, что еще не до конца проснулся.

— Вставай, соня! Я приехал!

Мужчина намеревался опять стукнуть в дверь, но Алексей быстро распахнул ее, оказавшись с пришельцем нос к носу.

— Вообще-то вы нас разбудили... — позевывая, протянул он. — Мы так рано вставать не привыкли... Что за спешка?

А прищуренные глаза цепко оглядывали стоявшего перед ним мужчину.

Ну и вкус у Алены... Совсем уже за гранью... Он же почти что старик! Кряжистый, чуть сутуловатый... В потертой куртке и мешковатых штанах...

— Так договаривались же...

Мужчина шагнул в дом, оттеснив Алексея с порога.

— Аленушка, — нарочито медовым тоном окликнул Алексей. — Солнышко! Выгляни, любимая. С кем это ты договаривалась?

Алена уже успела одеться и теперь стояла за его спиной, с трудом удерживая смех.

— Солнышко выглянуло, — ехидно ухмыльнулась она. — И вижу, что ты чуть не спустил с крыльца замечательного мастера. А ведь таких, как он, между прочим, днем с огнем не сыщешь.

— А он мастер чего? — в тон ей поинтересовался Алексей, не до конца еще понимая, что происходит, но уже осознав, что этот пожилой мужичок явно не тянет на ее любовника.

— На все руки, — фыркнула Алена и повернулась к мужчине. — Я правильно говорю?

— Совершенно верно, — серьезно подтвердил он и укоризненно глянул на Алексея: — Ты, как я понимаю, хозяин? И до чего ж ты дом довел? Не годится на супругу все заботы сваливать. Женщина и не понимает толком, что да как ей делать надо. Ей нахалюги какие лапши на уши навешают, да и слупят втридорога.

— Это вы крышу крыли? — догадался Алексей.

— Я, — с достоинством ответил мастер. — Смотрел уже? Ну и как работа? На совесть делал.

— Я поздно вернулся. Темно было, — уклончиво отозвался Алексей, решив не разубеждать его по поводу «супруги».

— Вот и хорошо. А то я без напарника приехал. Подсобишь.

— Подсоблю, — кивнул Алексей. — А что делать надо?

— Пока что тес разгрузить.

— Это мы мигом, — заверил Алексей. — Но сперва не мешало бы позавтракать. Аленочка! У нас есть что-нибудь?

— Курица осталась. И пирожки...

— Пирожки знатные! — похвалил мастер. — В этом она у тебя молоток! Моя-то старая всю жизнь прожила, а таких ни разу не стряпала. Сохнет у нее тесто, и все тут!

— А вы разве пробовали? — уточнил Алексей.

— А то как же! И заметить не успел, когда она напекла... Что умеет, то умеет! Обед почище, чем в любом ресторане! С душой, значит, делает...

Алена засыпала в остывшую печь немного угля и несколько щепочек для растопки. Усмехнулась про себя — уточняет... Он все-таки неисправим...

Печь ей сложили на славу, огонь занимался легко, не надо было раздувать, усиливать тягу... Она приложила руку к выложенному изразцами боку печи. Сразу чувствуется тепло... Чугунная конфорка уже накаляется...

Она поставила чайник, накрыла влажным полотенцем пирожки и поставила их в духовку подогреть. Вытерла пот со лба, оглянулась...

Пожилой мастер и Алексей стояли за ее спиной и оба глядели на нее с удовольствием.

— Видал, как управляется? — подтолкнул Алексея в бок мастер, словно тот спорил с ним. — А я вчера подумал, грешным делом...

— У тебя сажа на лбу... — Алексей шагнул к Алене и провел ладонью по ее лицу. — Нет... еще больше размазал. Иди сюда... — Он подвел ее к умывальнику и с улыбкой обернулся к мастеру: — Что там насчет «грешного дела»?

Тот молча потоптался, глядя на них, и крякнул смущенно:

— Я пока что сам разгружу... Видать по всему, давно ты дома не был...

— Давно, — подтвердил Алексей. — Три месяца.

Он поднял за подбородок Аленино лицо и приник к ее губам.

— Увидят же... — смущенно дернулась она. — Что он подумает!

— Он уже подумал, — усмехнулся Алексей. — Мне начинают нравиться твои гости...

— Фома неверующий...

Он больше не дал ей сказать ни слова...

После «семейного» завтрака они быстро управились на чердаке вдвоем с мастером. Тот прилаживал жердочки, а Алексей поддерживал, пока мастер точными движениями вгонял в дерево гвозди.

— Сколько мы вам должны? — спросил Алексей, когда они, окончив работу, любовались творением рук своих.

— Так хозяйка вчера уж расплатилась, — ответил мастер. — Лишнего мне не надо.

Но Алексей быстро достал из портмоне несколько сотен и сунул мастеру в карман.

— Возьмите еще. Спасибо.

Тот сделал попытку вернуть деньги, но Алексей удержал его руку.

— Это премия за качество.

— А... ну раз так... — Мастер расплылся в улыбке.

Потом Алексей помог ему завести старенький, постоянно глохнущий «Москвич» с прицепом, и они с Аленой дружно помахали ему вслед, пока он не скрылся из виду.

— И где ты взяла деньги на ремонт? — поинтересовался Алексей.

Она сдвинула на переносице темные брови.

— Заработала.

— Или подарили?

— Ты на что намекаешь?

— Или одолжила? — не унимался он.

— У тебя не только слуховые галлюцинации, у тебя полная глухота! — фыркнула Алена. — Я же ясно сказала.

Алексей пожал плечами и пристально посмотрел на нее.

— Пожалуйста, не считай меня за несмышленыша. Я прекрасно представляю, в какую сумму это обошлось.

— А почему, собственно, тебя это так волнует?

— Просто хочется узнать источник, откуда деньги текут.

— Другими словами, тебе интересно, кто мой спонсор? — мрачно уточнила Алена.

От хорошего настроения и следа не осталось. Только на губах осталась застывшая улыбка...

— А... теперь это так называется... — понимающе протянул Алексей.

Алена отвернулась и ушла в дом.

Всего несколько минут назад он был совсем другим... И опять словно бес в него вселился. Или он нарочно, или это уже патология...

Он пошел следом, остановился, глядя, как Алена рассовывает по сумкам оставшиеся вещи, связывает обернутые газетами рамы с картинами, снимает с кровати простыни и тоже упаковывает...

Она и шторы уже успела снять с окон... Именно поэтому дом принял такой пустой, нежилой вид...

— Ты что, уже до весны?

Алена молча кивнула.

— Давай, что можно, отнесу в машину, — предложил Алексей. — Я тебя отвезу. Или ты предпочитаешь не рассекречивать новое место жительства?

Она дернула плечиком. Какие глупости!

— Почему же? Здесь нет секрета.

— И куда тебя надо отвезти?

— На проспект Мира. Если тебе по пути...

— По пути, — успокоил он.

Алена искоса поглядывала на него. Как он умеет так резко меняться!

То такой родной, нежный, мягкий... А то колючий и неприступный и язвит, стремясь уколоть побольнее...

С ним не бывает золотой середины. Как на качелях — вверх-вниз...

Алексей вел машину и напряженно молчал.

Он нарочно принял отчужденную позу, чтобы она не догадалась, что он... боится. Боится увидеть того, с кем она теперь живет. А в том, что этот «некто» существует, у него оставалось все меньше сомнений.

То, что на даче Алена делала ремонт, а не принимала своих ухажеров, еще ни о чем не говорит.

Это лишь один день из почти сотни, прошедших с тех пор, как они расстались.

Это у него в море вокруг были только мужчины. Она-то оставалась на берегу... И здесь мужчин неизмеримо больше...

Как говорил его погибший товарищ по подводным путешествиям Жан Лепелье, никто из женщин не сумеет ждать благоверного из морских странствий по полгода... И потому доверять им не стоит... И нельзя связывать с ними свою жизнь...

Но он не собирался прятать голову в песок, как страус, чтоб не видеть ничего вокруг и не знать, что происходит.

Пусть это будет больно. Он все равно хочет увидеть все своими глазами.

Они свернули с окружной автодороги и помчались по Ярославке.

— Тебе начало или конец? — наконец-то произнес он.

Алена оторвалась от своих мыслей и недоуменно повернулась к нему.

— Где именно на проспекте Мира?

— Трифоновский переулок.

— Хорошее место, — буркнул он.

— Да. Там рядом приход святого Трифона. Говорят, если ему молиться, то он поможет в делах.

— И ты молилась? — скривился в усмешке Алексей. — И святой Трифон теперь покровительствует во всех твоих делишках?

Да что с ним спорить?!

Алена обиженно надула губки и отвернулась.

— И большая у тебя там квартира? — через некоторое время спросил Алексей.

— Три комнаты.

— Нормально! — присвистнул он. — Вам не тесно?

— Да нет, нас всего двое...

На его щеках выступили красные пятна. А потом словно огненная волна залила разом и лицо и шею. Алексей издал горлом булькающий звук, будто подавился:

— Ум-гум...

Алена покосилась на него и ядовито добавила:

— Конечно, три комнаты не три этажа... Тебе необходим настоящий размах...

— Да, я не люблю довольствоваться малым, — подтвердил он. — Или все, или ничего.

— Я обычно выбираю из «ничего», — тихо пробурчала Алена.

Он свернул в Трифоновский переулок и сбавил ход.

— Показывай свою обитель.

«Ваше любовное гнездышко...» — добавил он про себя.

Алена прищурилась и указала рукой.

— Вот здесь. Второй подъезд.

Алексей почему-то заволновался, неловко вывернул руль, заехал колесами на бордюр и едва вписался в узкую, ведущую во двор арку...

И дом этот, и этот двор были поразительно, подозрительно знакомы...

 

Глава 8

ВАША ДАМА БИТА...

Алексей Никитин сейчас походил на несчастного Германа. Только не графиня, а старая княгиня Вяземская стояла перед.ним собственной персоной в дверях квартиры по Трифоновскому переулку.

И именно она, а не предполагаемый соперник, обнимала и целовала Алену.

А Алексей застыл на месте, совершенно потеряв дар речи, продолжая держать в руках тяжелые сумки с Алениными вещами и связку картин через плечо.

— Как хорошо, что тебя проводили, — сказала Алена Андреевна. — Я так волновалась, как ты это все дотащишь на электричке...

— Да... К счастью, сосед случайно приехал... — смущенно пробормотала Алена.

Алексей вновь разом залился краской, потому что княгиня Вяземская пристально посмотрела на него и промолвила:

— Хороший у тебя... сосед... — Она отступила внутрь, широко распахивая дверь. — тогда приглашай гостя в дом, Аленушка.

— Проходи, гость... — буркнула Алена.

— Спасибо... — залепетал он, как растерявшийся мальчишка. — Я как-нибудь в другой раз...

— Зачем же ждать еще одного раза? — недоуменно приподняла княгиня такие же темные, как у Алены, брови вразлет. — Кажется, вы уже нашли то, что искали?

— Д-да... — заикаясь, выдавил он.

— Тогда давайте наконец познакомимся.

Княгиня протянула ему тонкую, изящную, совершенно не старческую руку, и он уже хотел было припасть к ней губами в полупоклоне, как того требовал ее титул, но она неожиданно твердо, по-мужски сжала его ладонь.

— В прошлый раз я не знала, кто вы... Хотя следовало догадаться...

— Мне тоже...

— Алена Андреевна. Родная бабушка вашей... соседки... по материнской линии, — чопорно уточнила она степень родства.

— Алексей Никитин.

— Алеша, — одобрительно кивнула бабушка. — Хорошее имя. Божье.

Алена-младшая с недоумением переводила глаза с бабушки на Алешу и обратно. Когда это они успели познакомиться? В какой такой прошлый раз?

— Ну что ж, выходит, кто ищет, тот всегда найдет, — заметила бабушка с намеком, непонятным Алене.

Алексей неловко пожал плечами.

— Ну раз все в сборе, давайте пить чай. — И бабушка тактично повернулась и направилась на кухню.

— Ты когда это успел повидаться с моей бабулей? — тихонько зашептала Алена.

— Неважно, — уклончиво заметил он. — Теперь уже неважно.

Алена так и не поняла, что же ему стало неважно и почему именно теперь.

— Подвинься, дорогая, — по-хозяйски скомандовал он, отодвигая ее в глубь прихожей. — Мне надо вещи внести.

Что это с ним? Только что краснел, как рак, смущался, а теперь деловито распоряжается, распаковывает ее сумки, раскладывает вещи... Да еще и периодически покрикивает бабушке на кухню:

— Алена Андреевна, а шторы сразу в стирку отложить?

— В стирку, Алеша, — по-родственному отзывается бабушка.

— А дачный сервиз?

— Достаньте из кладовки картонную коробку. Он теперь до весны не пригодится...

А Алену они вроде бы и не замечают... Или это не она внучка, а он близкий родственник?!

— Что ты расселась, как принцесса? — повернулся к ней Алеша. — Распаковывай свои картины.

Но она только независимо дернула плечиком — не командуй, дескать, сама знаю! И вместо картин сгребла в охапку ворох дачной одежды и понесла в большой шкаф в спальне.

Алексей заглянул через открытую дверь и увидел большой портрет, на котором... у него дыхание перехватило... была Алена... Вернее, не Алена, а полузнакомая царевна-Лебедь... Только волосы почему-то были не светлыми, а темными и черты лица более удлиненными, но вот брови и живые глаза с лукавинкой были точно Аленины...

— Это ты? — выдохнул он.

Алена оглянулась и усмехнулась:

— Ты меня хронически не узнаешь... То за знатную венецианку принимаешь, то за балерину... К сожалению, это не я, а бабуля.

— А-п... — он схватил ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. — А... это ты рисовала?

— У тебя плохо со зрением или с математикой? Прикинь, что, когда бабуля позировала для этого портрета, меня еще и на свете-то не было.

— Аленушка, зачем же ты меня показываешь мужчине в таком неприкрытом виде? — укоризненно сказала бабушка. — Не для того же, чтобы он сравнил эту нестареющую паву с жалким оригиналом...

Алеша повернулся к ней и опять смутился.

— Вы так хороши... правда... И тогда, и сейчас...

— Вы не умеете делать комплименты, — чуть кокетливо сказала бабушка, расставляя на круглом столе чашки. — В комплименте должна быть хоть капелька правды.

— Напротив, очень хорошо умеет, — фыркнула Алена, с удовольствием наблюдая за растерявшимся Алешей. — Но порой действительно приукрашивает... Ты осторожнее с ним, бабуля, он такой льстец... А кстати, — она хитро прищурилась, — вы что-то говорили насчет прошлой встречи. Но твой сообщник не выдает вашу общую тайну. Придется тебе, бабуля, раскалываться...

— Да уж придется, — притворно вздохнула бабушка. — Не стоит дольше скрывать наши отношения...

— Ах, так у вас уже отношения успели завязаться?! — воскликнула Алена.

Алексей изумленно уставился на бабушку и тут же попытался неловко оправдаться:

— Понимаешь... я...

— Позвольте мне объяснить, — перебила его Алена Андреевна. — Видишь ли, Аленушка, у нас была кратковременная встреча, но, к сожалению, мы оба оказались слишком непроницательны. Твой... сосед... разыскивал Алену Андреевну Вяземскую. Но почему-то, увидев меня, обомлел и перепугался насмерть...

— Ничего я не испугался, — пробормотал он.

— А зачем тебе понадобилась моя бабушка?

— Думаю, что разыскивал он не меня, а тебя, — покачала головой бабуля, словно удивляясь Алениной недогадливости. — И естественно, потерял дар речи, увидев, как ты переменилась.

— Ты меня искал... — Алена повернулась к нему.

Но вместо того чтобы ответить, Алеша вдруг зашелся тихим, булькающим смехом и бессильно опустился на стул.

— Очень смешно...

— Очень... — подтвердил он. — Это в адресном столе... справку выдали...

Алена тоже прыснула со смеху.

— Она настоящая Алена Вяземская, а я всего-навсего Елена Петрова.

— Ах, так ты самозванка! А не отроковица из роду царска... — протянул Алеша, давясь смехом.

И только бабушка хранила серьезное выражение лица. Лишь она одна поняла про «отроковицу». И потому с достоинством заметила Алексею:

— А вот здесь вы не правы, Алеша. Именно «из роду царска»... Так что все сходится.

— Что? — вскинула на них глаза Алена, но они оба переглянулись и не стали ей ничего объяснять.

А Алексей лишь проникновенно сказал старой княгине:

— Как жаль, что я познакомился с вами только сейчас...

А она царственно склонила набок аккуратную голову и произнесла фразу, от которой Алена чуть не потеряла дар речи, не понимая, как это бабушка обо всем догадалась. Может, видит насквозь?

— Ваши жемчуга отменно хороши. У моей матери в молодости были почти такие же...

Какое странное чувство... словно они — одна семья. Круглый абажур низко свисает над столом, отбрасывая на бархатную скатерть ровный круг света... И цвет у скатерти точно такой же, как на шкатулке с жемчугами, подаренной Алене Алешей...

И они втроем мирно пьют чай и обмениваются ничего не значащими фразами... Но за ними ощущается не объяснимая словами близость, взаимопонимание, родство...

— Вы меня извините, если я прилягу? — спросила бабушка, когда чаепитие было окончено, и поднялась из-за стола.

— Конечно, — хором ответили Алена с Алешей. — Я сама... я сам... все уберу.

— Ты покажи ему дедушкин кабинет...

Это бабуля так тактично намекнула, что им ни к чему торчать в проходной комнате и они вполне могут уединиться.

— Хорошо, бабуля...

— Если засидитесь допоздна, то постели Алеше в кабинете на диване...

Они переглянулись и опять отозвались хором:

— Хорошо...

А потом Алексей помог ей убрать со стола посуду, вымыть чашки... Вернее, мыла Алена, а он вытирал, забавно перекинув через плечо полотенце.

И опять получалось похоже на семью...

В бабушкиной спальне было тихо. Они на цыпочках прошли по коридору и проскользнули в кабинет.

Его руки тут же порывисто привлекли Алену к себе, а губы нашли ее губы, но вместо поцелуя он прошептал:

— Какая у тебя классная бабуля...

— Ты только это мне хотел сказать? — обиделась Алена.

— Нет. Просто я всегда мечтал иметь такую...

— Надо узнать, хочет ли она получить такого внука, — подколола Алена.

— Мне кажется, она не против, — серьезно ответил он.

— А я?

— А что ты?

— Ты меня забыл спросить.

— А ты против?

— Иметь такого внука?

— Не издевайся.

— Просто каков вопрос — таков ответ.

— Ты невыносима... — выдохнул он и наконец-то поцеловал ее.

— Это... ты... невыносим... — все-таки успела выговорить Алена, пока не перехватило дыхание и земля не начала уплывать из-под ног.

— Может быть, поедем ко мне? — горячо шепнул он. — Неудобно как-то...

— Бабушка велела тебе остаться... Старших надо слушаться... Отпусти меня, я тебе постелю...

— А что, мы уже засиделись допоздна?

— А разве ты не хочешь?

— Давай не будем больше спорить, — примирительно сказал Алеша.

— Но ты сам всегда первый начинаешь, — возразила Алена.

— А ты подхватываешь.

— Мне велели провести экскурсию. — Алена шутливо выскользнула из его рук, словно поддразнивая. — Я начинаю. Итак, здесь работал мой дед, профессор Северьянов, который всю жизнь посвятил изучению наследия Петра Андреевича Вя...

— Я знаю, — перебил ее Алеша. — Я слышал о нем в Остафьевском музее. Давай перейдем сразу ко второй части нашей программы.

— А ты и в Остафьеве был? — изумилась Алена.

— Ну я же должен был выяснить, на самом деле ты княжна или самозванка...

— Самозванка... — засмеялась Алена. — Переходим ко второй части.

Она стелила простыни на узком кожаном диване и тихо торжествовала. Он искал ее! Он рыскал по адресным столам! Он ездил в Остафьево! Но почему-то ни словом не обмолвился об этом... Упрямец... Гордец... Ревнивец... Венецианский мавр.

Они не включали свет, хотя за окном уже опустились быстрые осенние сумерки. Все, что им нужно было увидеть, они видели — белый квадрат простыни и силуэты друг друга. А остальное — на ощупь...

— Где ты, — позвал Алеша. — Ничего не вижу...

— Притворщик.

— Иду на голос...

И они сплели объятия на белой простыне...

— Тише, бабушка услышит...

— Я заметил, отсюда до спальни далеко... И потом, мне обещали устроить экскурсию...

Экскурсию Алеша начал прямо от мочки ее маленького ушка, потом продвинулся ниже, обстоятельно исследуя шею, потом скользнул к груди и задержался надолго у каждого из двух волнующих холмиков, увенчанных набухшими спелыми ягодами сосков...

Кожаный диван был слишком узким для двух тел, но они каким-то чудом поместились на нем, слив два тела в одно.

— Прости меня, — тихо шепнул ей Алеша. — Я вел себя как полный идиот...

— Я это давно заметила... С самого первого дня нашего знакомства...

— Но я ревную тебя, как сумасшедший... Это плохо...

— Нет... — помолчав, отозвалась Алена. — Это хорошо.

— А сегодня я посрамлен, уничтожен, убит наповал...

— И кто же тебя сразил? Уж не я ли?

— Нет. Старая княгиня... Ведь я не верил тебе...

— А кого ты ожидал увидеть? К кому, по-твоему, ты меня вез? И как ты мог сам... везти меня... к кому-то?!

— Я чуть не умер по дороге, — серьезно признался Алеша. — А потом просто гора с плеч свалилась.

Они лежали лицом друг к другу на боку, тесно прижавшись и сплетя руки вокруг тел. Шевельнуться на этом диване означало, что тот, кто оказался с краю, должен был неминуемо скатиться на пол.

— А мне каково было, ты подумал? — спросила Алена. — Сплошные упреки и обвинения, а за что?

— Я же покаялся...

— А я еще не дала тебе индульгенцию.

— В православной традиции за раскаянием автоматически следует отпущение грехов.

— Ну если ты так подкован в Священном писании, то должен знать, что самый страшный грех — это гордыня. А она у тебя непомерна.

— Не гордыня, а чувство собственника, — зарычал он и обхватил Алену еще крепче. — Я тобой ни с кем делиться не намерен... Бог создал женщину плоть от плоти мужской...

И Алене вдруг расхотелось с ним спорить. Она сама была такой же собственницей. И вполне была согласна с писанием. Она действительно плоть от плоти его...

— Держи меня... никуда не отпускай... никогда... Всю жизнь. Еще крепче...

— Я боюсь, что тебе будет больно.

— Нет, мне приятно.

И, зарываясь лицом в ее волосы, Алеша пробормотал нечто непонятное:

— ...Моя дама бита... Туз выиграл...

 

Глава 9

ПОРЯДОК СЛОВ В ПРЕДЛОЖЕНИИ

— Я так люблю тебя, что ты не представляешь...

— Нет, это ты не представляешь, как я тебя люблю!

— Мы опять спорим?

— Нет, мы наконец-то объясняемся...

— Между прочим, я первая тебе призналась в любви. А ты все топорщился да ершился... Золотая рыбка... Чудо-юдо морское...

Они тихонько переговаривались, обмениваясь поцелуями и на ощупь натягивая одежду.

Поздний серый рассвет еще не успел заняться за окном, но они решили потихоньку выбраться из бабушкиной квартиры, чтобы провести остальное время в его гостиничном номере.

— А ты мне правду сказал? — Алена вдруг замерла, словно вспомнив что-то кошмарное.

— Что я тебя люблю? Разве эти губы умеют врать?

Он опять поцеловал ее.

— Подожди, Алешка... Ты говорил, что опять уедешь...

— Я собирался...

— Но как же так? Я больше не выдержу одна...

Он приподнял ее лицо за подбородок, провел пальцем по щеке и удовлетворенно констатировал:

— Ты плачешь.

— А тебе это доставляет удовольствие? Доводить меня до слез...

— Честно говоря, приятно, когда при одной мысли о разлуке девица начинает горько рыдать.

— Так ты нарочно!

Алексей слегка нахмурился:

— Вообще-то... Ей-богу, не знаю. Я уже послал заявку. Понимаешь, могут вызвать либо меня, либо Мигеля...

Алена побледнела и упавшим голосом сказала:

— Значит, правда...

Алексей вдруг чему-то улыбнулся:

— Тебе смешно, что я переживаю? — вспылила она. — Ну и катись в свое море-океан, если тебе со мной плохо!

Он сграбастал ее в охапку и прижал к себе.

— Не бойся, я ведь не собираюсь покидать тебя на семнадцать лет...

— Еще не хватало!

— А ты меня будешь ждать?

В его голосе опять проскользнуло подозрение.

— Если не уверен, не уезжай! — заявила Алена.

Он слегка отстранил ее за плечи и вгляделся в полумраке в ее лицо.

— Может быть, и не уеду, — задумчиво сказал он.

— Я хочу знать наверняка. Твои «может быть» меня не устраивают...

— Как и меня твои. Я тоже хочу быть уверен.

Нет, это невыносимо! Он опять за свое! Только что раскаялся, посмеялся над своей подозрительностью и опять начинает снова!

Алена возмущенно сбросила его ладони со своих плеч и демонстративно отошла к окну.

Алеша шагнул следом и обнял ее сзади, шепнул примирительно:

— Просто не хочу быть похожим на морского дьявола.

с сарказмом пропела Алена.

— Не думаю, что мне пойдут рога... — в тон ей подхватил Алеша.

— Между прочим, знаешь, откуда пошло выражение «наставить рога»? — Алена хитро покосилась на него через плечо. — Один австрийский рыцарь, отправляясь в, поход, надел своей благоверной пояс верности. А дама не вынесла долгой разлуки, искорежила и сломала гнусную железяку и жила в свое удовольствие. Но вот донеслась весть, что супруг возвращается. Жена, естественно, в панике бросилась в местному умельцу, и тот изготовил точно такой же пояс и даже выковал на нем такой же чеканный узор, очень сложный... Но муж все равно догадался.

— И как же? — заинтересовался Алеша.

— На орнаменте чеканки были олени. На прежнем поясе они были без рогов, а на подделке — с рогами.

— Вот что значит наблюдательность!

— Но у тебя она напрочь отсутствует, — усмехнулась Алена.

— Наоборот, — возразил Алеша. — Ведь мое основное занятие наблюдать и исследовать.

— Рыб, а не людей. Даже слепой сразу бы заметил, что я его жду не дождусь, а ты все выискиваешь да перепроверяешь... — Алена болезненно скривилась и добавила: — Прямо как мой папочка...

— Ты из-за него ушла из дома?

— Да. Но это долгая история. И грустная. Тебе не интересно.

— Мне интересно все, что с тобой связано, — с грустью и теплом сказал Алеша. — И у меня никогда не было отца... Я просто не понимаю, как можно разорвать отношения со своими родителями...

— Может, в этом твое счастье, — болезненно усмехнулась Алена. — Иногда самые близкие люди из самых благих побуждений гак коверкают твою жизнь...

Алеша молча поцеловал ее в затылок, а потом подул легонько в тонкие волоски на макушке.

— Не бойся, я этого никогда не сделаю... Хотел бы я с ним познакомиться...

— Лучше не стоит! — испугалась Алена.

Они выскользнули в коридор и замерли, пораженные тем, что на кухне ярко горит свет, а по дому разносятся запахи горячей сдобы.

Ну вот тебе и «смылись»... Оба смутились, как школьники, застигнутые врасплох.

— Аленушка, ты уже разбудила Алешу? — услышав их шаги, громко спросила из кухни бабушка.

Скрываться дольше не имело смысла. Алеша нашел Аленину руку и переплел свои пальцы с ее, сжал легонько, словно вливал в нее уверенность.

— Да, бабуля... — каким-то чужим голоском пролепетала Алена. — Я уже давно встала...

Не признаваться же, что она всю ночь так и провела с Алешей в кабинете...

Но бабушка либо не заметила этого, либо искусно поддерживала эти странные правила игры. Она безмятежно ответила:

— А я только что поднялась. Поняла, что вы уже не спите, и вот пеку ватрушки...

— Неужели?! — восхищенно воскликнул Алеша и быстро направился на кухню. — То-то я чувствую такой знакомый запах... как в детстве... Наша повариха по праздникам нас баловала...

— У вас была повариха? — изумленно приподняла соболиные брови старая княжна. — Это вы из каких же Никитиных будете, Алеша? Графа Павла Алексеевича или из Коломенских?

— Из Озерковских, — усмехнулся он. — И род мой только с меня и начался.

— Он вырос в детдоме, бабуля, — торопливо пояснила Алена. — И фамилию ему дали в честь сторожа Никиты, который нашел подкидыша.

Но княгиня Алена Андреевна лишь недоверчиво покачала головой:

— Поверьте, молодой человек, такой врожденный вкус, как у вас, должен был воспитываться не одно поколение.

— А я самородок, — почему-то покраснел Алеша, не желая признаться, что ему очень польстило это замечание.

Нельзя же было уйти от ароматных, пышных ватрушек с зарумянившейся горкой сладкого творога в идеально круглой выемке. И хотя столь ранний завтрак не входил в планы влюбленной пары, пришлось отдать ему должное.

— Возвращайтесь к обеду, — напутствовала их бабушка, когда они наконец собрались уходить, словно теперь здесь был уже их общий дом.

— Что-то я не припомню ни одной гостиницы в этом районе, — задумчиво протянула Алена, когда Алеша свернул на Таганке с кольцевой дороги в сторону Птичьего рынка.

— А я передумал.

— И куда же мы едем?

— К твоим родителям.

— Зачем?! — остолбенела Алена. — Поворачивай обратно! Мне и без них...

Алеша покосился на нее и лукаво заметил:

— Без них никак не обойтись.

Этот ненормальный римский Алексий разорвал кровные узы, связывающие его с Евфимианом и Аглаидой, а его тезка, наоборот, собирается связать порванную по неосторожности нить...

— Аленка! — обрадовалась мама. — В такую рань! И даже не предупредила... — и тут же насторожилась: — Случилось что-нибудь?

— Случилось, — отозвался из-за Алениной спины незнакомый мужчина, слишком загорелый для московской осени.

Егор Иванович неспешно поглощал на кухне яичницу, когда услышал из прихожей мужской голос.

— Оля! Кто там еще? — недовольно окликнул он. — Закрывай дверь. Нет, подожди, я сам разберусь!

Он решительно выбрался из-за стола, подтянул на животе спортивные штаны и поспешил к входной двери, на ходу вытирая губы салфеткой.

Алена невольно отступила на шаг, безотчетно пытаясь спрятаться за спину Алеши. Зачем ему понадобилось притаскивать ее сюда?!. И почему она поддалась его настойчивости, как кролик удаву, сама показала родительский дом, сама поднялась с ним по лестнице?..

Просто ей казалось, что Алеша делает все так, как надо... Вот только кому надо? Ему? Ей-то точно ни к чему лишние скандалы и выяснения отношений...

Он не может понять, чего она боится... Конечно, он ведь не знает, что случилось после того, как ее папаша встретился лицом к лицу с ее первой любовью...

Алеша думает, что она просто капризная московская девчонка, избалованная княжна, белая косточка, из вредности и гнусного характера незаслуженно обидевшая людей, подаривших ей жизнь...

Он не знает, что этот тип, по несчастью являющийся ее отцом, уже отнял одну жизнь... И если бы не потерявшаяся крохотная собачонка, то этот список мог бы продолжиться еще одной — Алениной...

— Я пойду! — стремительно рванулась она, услышав мягкие, какие-то вкрадчивые шаги отца.

Алеша удержал ее за руку. Его пальцы были как стальные наручники — не вырваться...

Алена дернулась — бесполезно. И тогда она просто зажмурилась, чтобы, по крайней мере, не видеть того, что теперь неминуемо произойдет.

— Что вам угодно? — недружелюбно осведомился Егор Иванович, в одну секунду профессионально установив причинно-следственную связь: нездешний загар незнакомца, парижское полупальто, явно не из дешевых магазинчиков «Тати», сильные руки, цепко удерживающие рвущуюся прочь Алену....

Ему сразу же все стало ясно. Его непутевая дочь вляпалась в неприятности, и теперь его собираются шантажировать некие структуры, сумевшие точно вычислить, как использовать его родственные чувства в своих интересах. Причем структуры могущественные, поскольку их посланец имеет не примитивный вид бычкообразного отморозка, а выглядит вполне интеллигентным человеком, имеющим даже некоторый шик. И загар его явно свидетельствует о привычке проводить ненастное время на дорогостоящих курортах в странах вечного лета...

— Ты отойди, Оленька, — велел он жене, подталкивая ту от греха подальше в глубь квартиры. — Мы побеседуем по-мужски.

Егор Иванович загородил своей объемной фигурой проход, но незнакомец легко отодвинул его в сторону и без приглашения шагнул внутрь. К тому же он еще и втянул за собой изо всех сил упирающуюся Алену.

— Я вас не приглашал! — взвизгнул Егор Иванович, оторопев от такой наглости.

— Нас не приглашали! — вдруг подала голос его дочь. — Я же тебе говорила!

— Сколько вы хотите? — без обиняков вопросил Егор Иванович.— Какие услуги? Я не намерен торговаться.

— Это хорошо, — кивнул незнакомец, закрывая за собой входную дверь. — Терпеть не могу, когда сговор превращается в торг. Хотя всегда интересно выяснить, сколько отец готов дать за своим чадом...

«За свое чадо! — тут же пронеслось в мозгу Егора Ивановича. — Значит, речь идет именно о выкупе... И у него есть компромат на Алену... Что? Наркотики? Старинные иконы? Чем еще криминальным она могла заниматься?»

На кухне с шипением перелилась через край джезвы шапка кофейной пены.

— Оленька, выключи газ! Залило! — машинально крикнул Егор Иванович, пропуская Алену и ее конвоира в комнату. А там он в упор глянул на него: — Говорите ваши условия. Что вы хотите?

— В принципе нам ничего не надо, пожалуй, кроме дачи, — нахально заявил тот.

Егор Иванович развел руками.

— Тогда почему ко мне? Дача записана на Алену. Ей и решать.

— Кретин! — с ненавистью прошипела Алена, выдернула свою руку из ладони незнакомца, но теперь уже никуда не убежала, а, напротив, уселась на диван и велела: — Садись, Алеша. Видишь, как. дорожит мной мой папочка? А тебя он принял за рэкетира... ручки-то дрожат... и глазки бегают...

Вымогатель и жертва мирно сидели рядом, и Егор Иванович больше уже ничего не понимал.

А потом загорелый незнакомец поднялся и церемонно поклонился:

— Алексей Никитин. Не думал, что обо мне так подумают в доме моей невесты.

Теперь уже и Алена приоткрыла рот и уставилась на него, непонимающе хлопая глазами.

Кажется, только мама все поняла. Она моментально появилась из кухни и подала Алексею руку.

— Ольга Игоревна. А он Егор Иванович, — она ткнула в онемевшего отца. — Очнись, Егор. Это Аленушкин жених. Ты позабыл нормальное значение русского слова «сговор». Это договор родственников о свадьбе и приданом. Вы ведь это имели в виду?

— Именно, — подтвердил Алеша. — И я так понял, что приданое вы ей уже выделили заранее и даже оформили официально. Значит, осталось только нам договориться.

Егор Иванович справился с собой и вновь обрел присутствие духа.

— Но позвольте! — голос его окреп. — Я вас впервые вижу. И не могу позволить себе сговариваться с первым встречным.

— Егорушка, а при чем здесь ты? — мягко, но твердо сказала мама. — Не тебя же к венцу поведут. Скажи спасибо, что нас заранее ставят в известность.

Отец густо побагровел и промокнул платком вдруг обильно выступивший пот. Он не знал, радоваться ему или огорчаться и негодовать. Он никак не ожидал, что Алена захочет официально представить ему своего будущего мужа. Он думал, что узнает об этом постфактум, последним... И как ни горько, уже смирился с этой мыслью.

А Алена застыла на диване, вытянувшись в напряженную струнку, не веря своим ушам. Она тоже не могла определить, какое из двух чувств преобладает сейчас в ее душе: неземная, пьянящая радость или справедливое негодование.

Алеша говорит, что он ее жених... Нет, это мама сказала... Алеша заявил, что она его невеста... Ну, это одно и то же... Фу, мысли путаются... Значит, он хочет на ней жениться?! Но позвольте, ведь сначала следует спросить согласия у... невесты, а уж потом являться к родителям. А так он ей не оставил выбора и поставил в идиотское положение...

Она решительно встала.

— Ну, вы тут договаривайтесь, — она метнула на Алешу уничтожающий взгляд. — А я пойду. Мое мнение здесь никого не интересует.

Вопреки ее ожиданиям, он не вскочил и не кинулся следом, а остался сидеть, безмятежно кивнув ей, словно она сказала комплимент:

— Возьми ключи, дорогая. Подожди меня в машине.

И не успела Алена возразить, как Алеша сунул ей связку ключей.

Алена опустила в дверце стекло, нашла в бардачке сигареты и закурила.

Он просто нахал! Уже торчит там целый час! А о ней просто позабыл!

Сначала она не хотела ждать его... Пусть побегает, поищет, да не на «мерседесе», а ножками, пусть поклянчит прощения...

Но потом решила, что лучше уж сразу все ему высказать по горячим следам. И потом, что-то внутри подсказывало, что вряд ли она дождется от него вымаливания прощения... Только даст повод для лишних упреков...

Вот черт! Она уже начинает заранее просчитывать, как он отреагирует на ее поступок!

Наконец Алексей появился. Он вышел из подъезда с улыбочкой, в прекрасном расположении духа, уселся рядом с Аленой, не обращая внимания на ее надутый вид.

— Все в порядке, — сообщил он. — Мы прекрасно поладили. Он нормальный мужик. И кстати, любит тебя...

— Но странною любовью! — фыркнула Алена.

— Он был готов тебя выкупать...

— А потом потребовал бы, чтоб я все вернула сполна...

— Ты несправедлива, — укорил ее Алеша.

Алена глубоко затянулась и нервно загасила окурок.

— И как же вы поладили? Когда у вас свадьба?

— У нас, — поправил Алексей.

— А меня никто не спросил... Я понятия не имею, о чем речь. Жених, невеста... это вы о ком?

— О нас с тобой.

— А разве ты мне делал предложение? — изумилась она.

— А разве нет?

— Нет.

Он дурашливо хлопнул себя по лбу.

— Ну просто из головы вылетело! Извини. А ты согласишься?

— А ты сделай, а там видно будет, — надула губки Алена.

— Так и быть, — словно нехотя, согласился Алеша. — Я тебе делаю предложение.

Вот нахал! Делает предложение, словно одолжение!

— Да? — протянула Алена и ехидно добавила: — А какое?

Он растерялся.

— Ну что ты мне предлагаешь? — продолжала издеваться она. — Я не поняла.

Ну, как тебе, дорогой? Приятно? То-то!

— Я прошу тебя стать моей женой, — с трудом выдавил Алеша, словно у него язык отказывался говорить эту фразу.

Конечно, легко спрятаться за игривым пассажем — невеста, жених... а вот так, напрямую... да еще такое банальное словосочетание... да еще и не совсем ясно, что ответ будет положительным...

Ну раз он все решил за нее, то теперь надо ему показать, что ее мнение тоже кое-что значит!

— Я подумаю... — наслаждаясь его замешательством, ответила Алена. — Я не уверена... Ты так ревнив и самонадеян... Стоит ли мне рисковать?

— Выходит... нет? — глухо уточнил Алексей. — Для чего же я там распинался?

— А разве я тебя просила? Надо было сначала поинтересоваться моим мнением, — мстительно нанесла Алена последний удар.

Ничего, сейчас он помучается немного... а потом она «передумает»...

Но Алексей смотрел прямо перед собой и молчал. Потом пожал плечами и буркнул, не глядя на Алену:

— Что ж, этого следовало ожидать... По крайней мере, теперь меня на суше ничто не держит... И это даже лучше.

«Пожалуй, я переборщила... — со страхом подумала Алена. — Он правда подумал, что я не хочу... И теперь точно уйдет в свое плавание... Что я наделала?! Вот идиотка! Довыпендривалась!»

Она протянула руку и осторожно дотронулась до его ладони.

— Не надо. Не утешай, — отдернул руку Алеша. — Не стоит подслащивать пилюлю. По-своему ты права.

— Просто... о таких вещах не говорят вот так... с бухты-барахты, — неловко попыталась объясниться Алена.

— И опять права, — кивнул Алеша. — Брак слишком ответственное дело, чтобы вступать в него с бухты-барахты, после нескольких встреч.

— Но ведь это были не просто встречи... Мы полюбили друг друга. Ты же любишь меня? — с надеждой на то, что все сейчас станет на свои места, спросила Алена.

Он кивнул.

— Люблю. Но видимо, одной любви мало.

— Одной твоей — да. Но если прибавить еще и мою, то для священного союза вполне должно хватить... — слегка завуалировала свою мысль Алена.

Он сделал вид, что не понял, о чем речь.

— Ну... если ты хочешь на мне жениться, то, пожалуй... — краснея, выдавила Алена.

— Мы остановились на вопросе, хочешь ли этого ты.

— Повтори свое предложение, — попросила она.

— На «бис»? — усмехнулся Алексей. — Нет уж. Такие вещи не просят дважды. Если ты изменила свое мнение, то теперь твоя очередь.

«Он хочет, чтобы я ему делала предложение! — вспыхнула Алена. — Женщина — мужчине?! — и тут же благоразумно осадила свой пыл: — Надо было сразу соглашаться. Ведь это самое мое заветное желание...»

И раз уж он теперь выступает в роли оскорбленной стороны, то стоит пойти ему навстречу, а язык заплетался, спотыкался, пока Алена краснела, бледнела и медленно выдавливала из себя по одному слову:

— Ты... на... мне... женишься?

Алешино лицо озарилось счастливой улыбкой. Он повернулся к ней... и задумчиво приподнял брови.

— Пожалуй... теперь мне надо подумать... Ты упряма и своенравна, и ты слишком хороша собой... Стоит ли рисковать?

Что?! Она просит его жениться, а он отказывается?! Это не галлюцинация?!

В одно мгновение смирный теленок превратился в разъяренного быка. Ведь спокойствие и долготерпение Тельцов весьма обманчиво. Они долго будут смотреть на обидчика сквозь пальцы, прощать и даже искать ему оправдание, но однажды кроткому терпению наступает предел. И тогда горе тому, кто попадется на его пути. Тогда уже ничто не может его удержать.

Алексей едва.успел перехватить занесенную для удара руку Алены, как на него посыпался шквал мелких, но весьма болезненных тычков, которые производили такие мягкие с виду, но такие крепкие на ощупь ручки.

— Стой! Прекрати! Я пошутил!

Хороши шуточки! За них я тебе еще добавлю!

Но все-таки «разъяренный бык» при всей своей внутренней ярости был таким нежным и женственным, таким слабым полом... И конечно, сильному мужчине удалось нейтрализовать нападение, хотя и не без некоторых усилий. А для того чтобы кулачки наконец разжались, пришлось применить одну неотразимую, самую действенную тактику — горячий поцелуй.

— Я согласен... — шепнул Алеша и зажмурился в ожидании новой серии ударов.

Но Алена обмякла в его руках, скользнула пальчиками по его шее, шевельнула припухшими от поцелуя губами и выдохнула в ответ:

— И я...

Алеша оторвался от ее губ и засмеялся:

— У нас с тобой двойное соглашение...

 

Глава 10

ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ!

Почему же? Возвращайтесь! Спешите! Неситесь со всех ног! Ведь они живы не только в вашей памяти, но и вашей памятью...

И если вы не будете возвращаться, то как же быть тем, кто остался там и ждет вас?

И все-таки как страшно через много лет увидеть вновь те места, где прошло твое детство...

И хотя Алексей Никитин не отличался неблагодарностью и не забывал перечислять на счет Озерковского детского дома ровно десятую часть всех своих заработков (отец Олег называл это «благостной десятиной»), не был он здесь уже много лет. Все недосуг. Работа.

Но теперь рядом с ним сидела Алена. И именно ей должен был он показать те места, откуда он родом. И неважно, что неведомая мамаша родила мальчика неизвестно где — вырос, осознал себя он именно здесь, в Озерках, и именно их он считал своей родиной. А детский дом — своим домом.

И к кому же, как не к родителям в отчий дом, привозят ту, с кем собираются связать свою жизнь?

И чем не отец Алеше постаревший Никита Степанович! Ведь если бы не он, то пропал бы подкидыш, так и сгинул среди капустных листьев.

Вот и знакомая дорога, ведущая через поселок к озеру, еще поворот, и можно будет увидеть стоящий чуть в отдалении, на холме, дом его детства...

Алеша волновался. Искоса поглядывал на молчащую Алену. Как-то ей покажутся дорогие его сердцу места? Не слишком ли убогими для молодой княжны, «отроковицы из роду царска»?

Алена пристально смотрела в окно, но по ее лицу ничего невозможно было понять.

Алексей же с тихой радостью отмечал все изменения, происшедшие в Озерках с тех пор, как он, словно оперившийся птенец, выпорхнул из общего большого гнезда.

Ветхая деревенская церквушка обновилась, стены сияли свежей краской, а над куполом золотился крест. Маленький домик отца Олега за церковной оградой словно стал еще меньше, но зато был аккуратно побелен.

Так странно было то, что по казавшейся в детстве необыкновенно длинной центральной улице поселка «мерседес» пронесся в одно мгновение. И дорога к озеру через необъятный луг оказалась такой до обидного короткой. А ведь маленький Алеша когда-то так долго ковылял по ней вслед за утиным выводком...

Словно по заказу, день выдался солнечным, и вода в озере ярко голубела, а в воздухе была та неповторимая осенняя прозрачность, словно наполненная тихим звоном, от которой небо кажется еще выше, а звуки разносятся далеко-далеко...

Увидев озеро, Алена невольно приподнялась и с немым изумлением уставилась на открывшийся ей вид. Что-то очень знакомое было в плавных контурах берега, в приникших к воде кустах, в поникшей, пожелтевшей траве...

Господи! Да это в точности напоминает ее пейзажик с венецианской выставки! И хотя писала его Алена совершенно в другом месте и сейчас была не весна, а осень, все равно поражало удивительное сходство. Не хватало только выводка утят с важной серой уткой во главе...

Она взволнованно повернулась к Алеше, и он ответил ей одними глазами: «Я понял, что ты догадалась...»

Мальчишки и девчонки высыпали на улицу, увидев подъезжающий «мерседес». Шумной галдящей толпой они обступили его, возбужденно обмениваясь мнениями:

— Ух ты! Класс!

— У него двигатель знаешь какой мощный! По двести километров в час делает!

— Дяденька, а это шестисотый? Нет? Но все равно вещь...

— Это еще что такое?! Кто позволил во двор въезжать? Здесь дети играют. Здесь тебе не автобан! — раздался дребезжащий, но от этого не менее грозный старческий голос.

— Атас! Степаныч! — бросились врассыпную ребятишки.

А самый бойкий обернулся и с сожалением предостерег Алексея:

— Ну, дяденька, вам щас влетит!

Но дяденька, похоже, ни капли не испугался старого сторожа. Он заулыбался, вышел из машины и распахнул дверцу, помогая выбраться пухленькой беленькой девушке.

Ребята застыли поодаль, с любопытством наблюдая, чем закончится стычка Степаныча и владельца шикарной машины.

Никита Степанович словно стал меньше ростом за эти годы, но в остальном совсем не изменился, словно законсервировался. В одной руке у него по-прежнему была зажата недокуренная беломорина, а другой старик опирался на палку с резным деревянным набалдашником. И этой палкой он грозно замахнулся на нахального водителя, посмевшего вкатить на своем автомобиле на вверенную его попечительству территорию.

— Ну-ка, катись, откуда явился! Нахалюга!

Но его замах остановился на половине, потому что высокий худощавый мужчина с неместным загаром и ослепительной улыбкой вдруг сграбастал старика в охапку и приподнял его над землей.

— Никита Степанович! Не признал? Разве я так вырос? Или ты каждый день находишь детей в капусте?

— Алешка! — охнул старик. — Человек Божий... Как раз семнадцать лет прошло...

— Пятнадцать, — поправил Алеша.

Старик посуровел:

— Ну, тогда, выходит, ты раньше времени объявился.

— Не кори, Степаныч, — виновато проговорил Алексей. — Ведь знаешь, я из моря редко выбираюсь.

— Ну да, ищи тебя, свищи... Только по переводам и знаем, что жив-здоров. И помнишь, значит...

Никита Степанович смахнул слезу, скатившуюся по морщинистой щеке. Что-то к старости он стал сентиментальным...

— Да как же тебя забудешь! — улыбнулся Алеша, опустив наконец старика на твердую почву.

Тот тут же цепким прищуренным взором оглядел стоящую рядом с Алешей Алену.

— А ты тоже наша? Ну-ка напомни... Не Катя Беленькая? Ты, Лешенька, ее вроде все опекал...

— Это моя, — обхватил Алену за плечи Алеша.

А она незаметно ткнула его локтем в бок и угрожающе прошипела:

— А насчет Кати мы потом поговорим...

— Невеста, что ли? Или, может, уж и жена?

Никита Степанович полез в карман, достал треснувший очечник и водрузил на нос огромные очки с выпуклыми стеклами, беззастенчиво и придирчиво разглядывая Алену в упор.

— Невеста, — улыбнулся Алеша.

— На смотрины, значит, привез, — уточнил старик.

— Ну как же без тебя, Степаныч, такое решение принимать, — преувеличенно серьезно ответил Алеша. — Вот если ты одобришь, то возьму отроковицу в жены...

— А ежели нет? — хитро прищурился старик. — Другую подыскивать станешь?

— Я ему покажу — другую! — решительно вступила в разговор Алена и для убедительности поднесла к носу Алеши маленький пухлый кулачок.

— Правильно, малышка. Это по-нашему! — похвалил старик. — Его в руках крепко держать надо, а то так и норовит ускользнуть.

— Удержу, — пообещала Алена.

— А какого ты роду-племени? — не унимался Никита Степанович. — В какую семью мой сынок капустный войдет?

— Ты крепко на ногах держишься? — засмеялся Алеша. — Не упади. Княжна Вяземская.

— Эвон как... Вот ведь что значит — правильно имя выбрать, — задумчиво пробормотал старик. — Так ты что ж, тоже теперь в князья перекрестишься? — Он с подозрением пробуравил Алешу взглядом.

— Жене положено мою фамилию принять, — с достоинством ответил Алеша и приобнял старика. — Чем мы не Никитины, а, Никита Степанович?

 

Глава 11

НОВОЕ ДРЕВО

Бабушка искренне радовалась предстоящей свадьбе, а особенно тому, что Алена с Алешей решили обвенчаться.

— Это по-христиански. Значит, не угаснет наш род...

Она порылась в ящиках дедушкиного письменного стола, извлекла резную деревянную шкатулку, а оттуда бережно вынула свернутый в трубочку большой лист плотной бумаги и расстелила его на столе, прижав края тяжелым мраморным пресс-папье.

На листе (так и хотелось назвать его свитком) было вычерчено генеалогическое древо рода Вяземских. Знакомым мелким почерком деда были надписаны многочисленные ответвления, а кое-где даже вклеены маленькие фотографии портретов.

Алена с интересом склонилась над ним. Так странно... Это ее родословная...

И род Вяземских начинался с совсем неизвестных Алене людей, а знаменитый поэт Петр Андреевич Вяземский был лишь одной из боковых веток, и отходящие от него разветвления были выделены дедушкой красным цветом.

Здесь уже почти все члены семейства были снабжены овальными портретиками. И Алена вглядывалась в знакомые лица. Это ее прапрапрадед... такой портрет есть в антологии русской поэзии... А это прадед... Его лица Алена никогда не видела раньше... А вот фотография бабушки... какая она здесь молодая и красивая! Под ее фотографией всего лишь две линии: княжна Ольга Игоревна Вяземская (девичье фото, еще до замужества), а под ней княжна Елена Егоровна.

Вопреки законам генеалогии, ветвь продолжалась по женской линии, и у последнего потомка рода Елены Егоровны не была надписана фамилия.

Дед вклеил сюда совсем детское фото — на нем Аленушка была изображена в костюме Снегурочки на новогоднем утреннике.. И расшитый блестками и мишурой кокошник, и атласный голубой кафтанчик создавали иллюзию, что это не современная девочка улыбается с портрета, а действительно маленькая древнерусская княжна...

— Бабуля, можно, я срисую? — попросила Алена.

— Зачем? — удивилась бабушка. — Это тебе в подарок. Вы с Алешей добавите сюда еще не одну ветку. Видишь, дедушка специально оставил место...

Алена запнулась. Как сказать бабушке о том, что Леша хочет, чтоб она стала Никитиной? Дед ведь нарочно не надписал ее портрет полностью, надеялся, что внучка найдет возможность сменить фамилию. Вот она и нашла...

Алена осторожно свернула свиток.

Вот если бы сделать не чертеж, а макет... Настоящее деревце с ветвями и листиками... Тогда Алена оказалась бы не в нижней части листа, а на самой макушке, а два слившихся воедино древних рода, после которых прослеживается линия Вяземских, стали бы мощными корнями...

Почему-то оно представилось ей в виде золотого литого ствола с филигранно отчеканенными листочками. Вот только осуществить это невозможно — слишком много золота должно пойти на такую работу...

И все-таки разговор не отложить... Все равно это выяснится рано или поздно. Уж лучше раньше. И потом, может, бабушка сумеет повлиять на Алешу, ведь он относится к ней с таким уважением...

— Бабуля, а почему ты никогда не говорила мне, чтоб я сменила фамилию? Я поняла, что дедушка тоже этого хотел...

— Мы решили, что не имеем права давить на тебя.

— Должна тебя огорчить, бабуля, — решилась Алена. — Похоже, мой портрет так и останется неподписанным... А я вместо Петровой стану Никитиной.

— Тебя это огорчает? — спросила бабушка.

— Честно говоря, да, — призналась Алена. — Ведь у нас такой древний род... и мне приятно быть его частичкой. И я привыкла уже называться Вяземской, уже не совсем осознаю, что я Петрова.

— Ах, вот в чем дело! — воскликнула бабушка и неожиданно посуровела. — Ведь твой Алеша безродный...

— Ну ты сама посуди, бабуля, — растерялась Алена, — ребенку просто придумали фамилию. Сторож Никита нашел — вот и Никитин, а нашел бы его Василий, стал бы Алешка Васильевым... Здесь ведь нет таких корней, такой истории...

Бабушка строго поджала губы.

— А чем же это тебе не история? И чем не корни? Разве человек, спасший от гибели твоего суженого, недостоин того, чтобы ваши потомки помнили его имя? Чем он хуже прародителя нашего рода, получившего титул за то, что отличился во время царской соколиной охоты? Тем, что не князь?

— Но я думала... — пролепетала Алена, — что ты будешь против... Ведь наш род тогда оборвется...

— И возникнет новый, — ответила бабушка. — Он уже начался. С твоего Алеши. Все ведь когда-то начинается впервые. А сделать его славным — уже ваша задача.

Алена всегда думала, что если уж и решится выйти замуж, то сделает это втайне от родных. Только она и ее избранник. А потом поставит всех уже перед свершившимся фактом.

А получилось все совсем иначе. Такой многолюдной свадьбы никогда еще не видели тихие Озерки.

Все приглашенные не могли вместиться в маленькой деревенской церкви, и большая часть гостей толпилась во дворе. В основном это оказались друзья-художники, потому что маленькие обитатели Озерковского детдома умудрились-таки прошмыгнуть внутрь, проскользнуть под локтями взрослых, и теперь, раскрыв рты, жадно глазели на совершающийся обряд.

И девчонки мечтали, что, когда вырастут, непременно будут венчаться в таком же прекрасной, сказочном платье, как у этой невесты... А мальчишки суверенностью думали, что тоже станут такими же мужественными и ужасно богатыми, как дядя Алеша...

Ведь он тоже из их же братии...

А невест а действительно была просто загляденье. И к этому немало труда приложила Лилька, именно она по собственным эскизам сшила подвенечный наряд, умудрившись совместить мотивы древнерусского костюма с бальной пышностью золотого ампира.

Тончайший нежный шелк, который Лиля скрупулезно превратила узором «ришелье» в целый каскад неповторимых кружевных полотен, перемежался с белоснежными вставками из мягкого, матового бархата. Лиф был щедро расшит россыпью Алешиных жемчужин. А голову Алены опоясывали несколько ниток редкого крупного жемчуга. Как тогда, в Венеции... только теперь этот жемчужный обод придерживал покрывавший ее шелковый плат, концы которого длинными нежными складками струились вдоль ее раскрасневшегося лица до самой груди, как на изображениях княгини Ольги...

И вся «княжеская» семья была в полном сборе.

Мальчишки перешептывались, подталкивая друг друга, и указывали на величественную пожилую даму в маленькой шляпке с круглой полувуалькой.

— Это графиня! Сечешь?

— Княгиня, — поправлял более сведущий. — А жена у дяди Леши будет княжна.

— А он князь?! — ахали девчонки, не понимая, как князя-то могли в их детдомовский огород подкинуть. Может, тогда и среди них обнаружится титулованная особа!

Алексей Никитин действительно выглядел по-княжески в строгом черном фраке, а вот отец его невесты никак не соответствовал громкому титулу. Пухленький, маленький, с прилизанными белобрысыми волосами, он потел и суетился, а на румяных щеках его от волнения расплылись багровые пятна.

Егору Ивановичу предстояло подвести Алену к алтарю.

Алексей уже занял свое место на белой полотняной дорожке, а Егор Иванович все вытирал платком вспотевшие ладони, в сотый раз вынимал расческу и проводил по вискам и макушке и в десятый раз спрашивал у жены:

— Так я опять забыл, Оленька... Мне ее справа к нему, или слева подводить?

— Слева, — терпеливо отвечала Ольга Игоревна.

— Но как же! Ты путаешь... Ведь жена для мужа правая рука...

— Не волнуйся, Егор. Выпей валерьянки.

Ольга Игоревна достала из сумочки предусмотрительно захваченный флакончик с желтыми таблеточками и сунула ему в рот несколько штук.

— А я и не волнуюсь, — пробормотал он.

Наконец Алена решительно взяла отца под руку и сама подвела к Алеше с нужной стороны.

А по правую руку от него, в первом почетном ряду, опирался на трость старый сторож Никита Степанович. Он стоял на месте, отведенном во время церемонии отцу жениха, и по праву гордился этим.

Новый кожаный очечник для его массивных «телескопов» смастерила сама невеста, и теперь Степаныч поминутно вынимал его из кармана, водружал на нос очки, потом прятал их обратно и снова вынимал.

И в фигуре старого детдомовского сторожа было не меньше достоинства, чем в княгине Алене Андреевне. Оба они составляли колоритную пару — одинаковая горделивая осанка, одинаковая стать... Вот только подаренный Алешей новый костюм Степаныч, к досаде жениха, надеть не пожелал. Заявил, что он идет ему, как корове седло... Но он и в стареньком потертом пиджаке чувствовал себя королем.

Золоченые врата распахнулись, и из алтаря появился отец Олег. Он стал еще толще и даже массивнее, или это новая, шитая золотом ряса превращала его объемные телеса в некое подобие колокола.

Отец Олег откашлялся, прочистил горло и важно оглядел свою паству. Ни разу еще не случалось ему служить при таком стечении народа. Даже на Пасхальный крестный ход собиралось меньше... И отец Олег тоже волновался, опасаясь, что его зычный раскатистый голос вдруг сядет...

И лишь Алена Андреевна хранила величественное спокойствие. Все шло именно так, как, по ее представлениям, и должно было быть. И только не покидало ее легкое сожаление, что самой в молодости не довелось совершить такой обряд... слишком поздно...

В последний момент перед началом церемонии старая княгиня шагнула к застывшим перед аналоем молодым и протянула Алексею сафьяновую коробочку.

— Не откажите в любезности, Алеша, — тихо сказала она. — Пусть Аленушка наденет вам именно это...

На черной бархатной подушечке покоился массивный старинный перстень с крупным сердоликом, на котором был искусно вырезан герб Вяземских.

Алексей хотел было возразить, но, взглянув на застывшее в ожидании тонкое лицо старой княгини, не посмел отказаться.

Алена отметила про себя, что бабуля очень удачно выбрала момент для вручения фамильного перстня, потому что в другой ситуации Алешка непременно нашел бы предлог, чтоб не принять в качестве венчального кольца семейную реликвию.

Она тоже ни капельки не волновалась. Ни присущего всем невестам смятения, ни робкого румянца... Алена привыкла сохранять трезвую ясную голову, и ей, пожалуй, было бы даже обидно, если бы такое важнейшее событие ее жизни вспоминалось потом туманными обрывками.

Отец Олег громко прокашлялся и во всю мощь своих легких наконец затянул благословение, поднося молодым венчальные свечи.

Они тоже были не совсем обычные, хотя и отлиты из церковного воска. Это Катюша-ювелир постаралась, специально ездила за воском в Загорск и отлила его в тонких высоких формах. Свечи получились витыми, украшенными филигранно выколотыми по мягкому воску изречениями из Священного писания, с выпуклыми ликами покровительствующих браку святых Косьмы и Дамиана по бокам.

Все притихли. Разом смолкли шепотки и гомон. Отец Олег поднял крест, и священное таинство началось...

Из распахнутых дверей церкви до стоящих во дворе гостей донеслось:

— Венчается раб Божий Алексей рабе Божией Елене...

Венчается раба Божия Елена...

Григорий Саранцев стиснул зубы, так что на щеках заходили желваки. Он сам не понимал, на кой черт сюда приперся.

Алена хороша, как из сказки... Но что хорошего в том, что он не утерпел и явился увидеть ее в подвенечном наряде?

Григорий даже подойти к ней не смог, а продираться сквозь толпу было ниже его достоинства.

А теперь она уже окончательно чужая жена...

Он повернулся в Димке и сунул ему в руки перевязанный лентой пакет.

— Отдашь ей подарок.

— Ты что, уходишь? — удивился Дима. — Зря... Так любопытно. Очень красивая церемония.

Он не терзался муками ревности. Он смотрел на происходящее как настоящий художник, искренне любуясь Аленой не как женщиной, а как мастерски выполненной картиной.

— Дел много, не могу время терять, — буркнул Григорий.

— Не понимаю, что тут красивого? — фыркнула Ангелина. — Я думала, Димка, что у тебя тонкий вкус... А у Алены просто крыша поехала — венчаться в таком захолустье! Не церковь, а развалюха какая-то!

— С милым рай и в шалаше, — сухо заметила ей Лиля.

— Да у ее милого не шалаш! У него такие хоромы! — вскинула бровки Ангелина. — Но правду говорят, что, чем богаче, тем жаднее. Поскупился на приличный ресторан! Вы знаете, что столы накрывают в каком-то жалком детдоме? Вообще!

Она возмущенно дернула плечиком и подхватила Григория под руку. Он сделал попытку высвободиться, да не тут-то было. Ангелинины цепкие пальчики впились, словно клещи.

— Я с тобой, Гришенька. Идем отсюда. Я уже сыта этим зрелищем!

— Убогие, — пригвоздила их Катя. — Не лопни от зависти, Гелька.

Столы поджидали гостей в самом большом помещении детдома — в спортзале. Девочки украсили его поздними осенними астрами, душистыми дикими хризантемами — «дубками» и надули больше сотни разноцветных воздушных шаров.

И хотя и директор, и воспитатели давно уже сменились и никто из них не знал лично Алексея Никитина, но зато все знали его удивительную историю, и каждый считал своим долгом внести личный вклад.

Повариха тетя Сима уже составляла меню, когда увидела подъехавший к кухонному блоку фургон с продуктами. Алексей прислал все, что необходимо для знатного пира, а она восприняла это, как кровную обиду.

— Ишь, семга да осетрина! Ананасы-бананасы! Вроде мы без него стол не накроем!

И в пику заморским деликатесам испекла настоящие свадебные пироги, курники да кренделя. Огромные, румяные, украшенные вылепленными из теста розами да ангелочками... Таких-то небось нигде не купишь!

Один из них, самый маленький, она положила на новое вышитое полотенце и поднесла молодым на пороге хлеб-соль. Как и положено при входе обвенчавшихся в дом новобрачного.

Словно одна большая семья расселась за составленными «покоем» столами. Аленины родные и ее друзья соседствовали с маленькими воспитанниками детдома и его воспитателями, да еще нашлось место и для озерковских жителей, тех, кто знал и помнил маленького Алешу.

Дети, молодежь и старики — три поколения.

Первое слово взял директор. Он оглядел собравшихся и обратился почему-то не к жениху с невестой, а к своим малолетним подопечным:

— Каждый из вас должен создать свою семью, — словно приказал он. — И вырастить своих детей. Но всегда помните о нашей большой семье, о своем доме. А мы будем рады справить здесь много-много таких свадеб.