Жозе правил лошадьми. Он ехал в головном фургоне колонны своего цирка, а где должен ехать директор и владелец цирка? А почему сам правил? Так он не гордый, вполне может это делать. А ещё он не такой уж и богатый, чтоб нанимать возниц. Жозе ещё и смотрел по сторонам, а тут было на что посмотреть — местность была очень живописная, словно картина художника. Вот и поворот, за ним раньше дорога подходила к домику под красной черепичной крышей. Но месяц назад, когда цирк Жозе ехал в Арэмию, домика на этом месте не оказалось! Он будто исчез! Если бы его развалили — остались бы развалины, если бы сгорел — осталось бы пожарище. А так — полянка заросшая травой! И всё!

Вот так размышляя, Жозе заметил маленькую худенькую фигурку, стоящую у полянки, где был домик, только тогда, когда кони стали упираться, не желая идти дальше. Судя по крикам, раздавшимся у него за спиной, такое произошло с лошадьми не только его фургона. В коней будто вселились демоны, они громко ржали, брыкались, всем своим видом показывая желание бежать от этого места, бежать в ту сторону, откуда пришли. Но сделать это им не позволял фургон, в который они были запряжены. Жозе больше ни на что не обращал внимания, прилагая титанические усилия, чтоб унять коней. Внезапно кони успокоились, перед их мордами стояла рыжая девочка и, поглаживая, что‑то говорила. Та самая девочка, что стояла у того места, где был домик. Успокоив упряжку первого фургона, девочка пошла ко второму. Только сейчас Жозе обратил внимание на то, что девочка обнажена! Раньше было не до этого, надо было сдерживать испуганных коней. Непонятно почему она разделась, а может её раздели? Жозе пугливо огляделся, если бы здесь были грабители, они уже напали бы! Но с другой стороны, кто‑то же раздел девочку? Хотя какой в этом смысл? Если бы это был ребёнок из богатой семьи, то тут были бы сопровождающие или следы борьбы сопровождающих с грабителями. Но ничего этого не было! Пока Жозе размышлял, кони, запряженные в фургоны бродячего цирка, успокоились, их утихомирила рыжая девочка. Даже львы, зарычавшие в своей клетке–фургоне, затихли — они тоже ревели, добавляя всеобщего переполоха. Жозе спрыгнул с козел и пошёл посмотреть — что же там?

Подойдя к львиному фургону, Жозе застал странную картину — девочка с интересом рассматривала жёлтых хищников, испуганно забившихся в дальний угол клетки. Около рыжей девочки стоял Журо — второй укротитель, или лучше сказать — помощник укротителя, укротителем был сам Жозе. Подняв взгляд на помощника укротителя, рыжая малышка спросила, показывая на больших кошек:

— Это кто?

Жозе заметил у девочки полоски от слёз на щеках, видно, она перед этим плакала, подтвердив догадку директора цирка, что девочку таки обидели — раздели и ограбили. Несмотря на своё удивление — потревоженные львы обычно рычат на посторонних, а тут они словно испугались маленького ребёнка, Журо ответил:

— Это львы! Лев самый сильный зверь! Потому его и называют — царь зверей!

— Ага, а как их зовут? — задала следующий вопрос девочка.

— Льва так и зовут — Царь! Видишь, какая у него грива? Словно царская мантия! А без гривы — это львица, её зовут…

— Ага, Царица, — предположила малышка. Журо улыбнулся:

— Нет, её зовут — Злюка!

— А тебя как зовут? — спросила изящная девушка, с черными как смоль волосами и такими же глазами. Она и другие цирковые, убедившиеся, что лошади, запряженные в их фургоны, успокоились, подошли посмотреть на девочку, их так легко угомонившую.

— Листик, — ответила девочка и сама задала вопрос: — А тебя?

— Селена, — улыбнулась девушка, — вообще‑то это моё артистическое имя, а друзья меня называют — Смоль.

— Ага, — улыбнулась в ответ девочка.

— Откуда ты такая взялась? — поинтересовался Жозе, внимательно рассматривая девочку со странным именем — Листик.

— Оттуда, — мотнула головой в сторону рощи рыжая девочка. Жозе многозначительно хмыкнул — его догадки о том, что эта рыженькая — жертва ограбления, подтверждались. Он хотел спросить девочку, куда делась её одежда, но Смоль его опередила:

— Листик, а где твоя одежда?

Девочка растерянно оглянулась, словно в поисках своих вещей, а потом, пожав плечами, сообщила:

— А у меня её нет.

— Как нет?! — удивился кто‑то из цирковых артистов, а Смоль, приобняв девочку за плечи, увлекла с собой:

— Идём, я тебе дам хотя бы шаль, а потом что‑нибудь придумаем.

Когда маленькие фигурки скрылись за фургоном, Жозе прикрикнул на остальных:

— Что встали? Ехать надо!

Оставшись у фургона со львами вдвоём с директором цирка, Журо придержал его за рукав:

— Царь и Злюка испугались, очень испугались! Забились в угол… А потом подошла эта рыжая и как‑то их успокоила.

— Как она могла их успокоить? — возразил Жозе. — Ты ещё скажи, что это она их напугала! Напугала, а потом успокоила. Меня другое волнует, как она здесь оказалась, да ещё в таком виде! До жилья отсюда далеко, да и вряд ли она голой гулять пошла.

Журо пожал плечами, показав, что это его занимает меньше всего, а Жозе развернулся и пошёл к своему фургону. Проходя мимо фургона Смоль, он потрепал по гриве одну из двух тонконогих лошадок, привязанных к кольцам в заднем борте повозки, потом осторожно туда заглянул, но обитательницы этого фургона: Смоль, Карэхита и Батар — были слишком увлечены, чтоб обращать внимание на тех, кто к ним заглядывает — они одевали рыжую девочку. Та стояла, раскинув руки в стороны, а Смоль подворачивала явно большие цветастые шаровары. Карэхита одёргивала тоже великоватые для этой малышки, вышитые узорами курточку и рубашку, а Батар наворачивала на рыжую голову что‑то вроде тюрбана из длинного куска ткани.

— Ишь! Нашли себе куклу, теперь наряжают, — пробурчал Жозе и, постучав по дощатому борту фургона, закричал: — Сейчас трогаемся! Не задерживайте колонну!

Фургоном правила Батар, в отличие от миниатюрных Смоль и Карэхиты, она была рослой и мускулистой. Чудно одетая Листик примостилась с возницей рядом, впрочем, тут же сели и другие две девушки — места, где могли сесть двое крупных мужчин, хватило и девушкам, и девочке.

— А вы кто? — поинтересовалась девочка. — Зачем вам такие большие звери, ну, которые Царь и Злюка?

— Мы цирковые артисты, мы ездим по стране и даём представления, — ответила Карэхита.

— Ага, а как это — давать представления? — заинтересовалась Листик.

— А вот если поедешь с нами, то увидишь, — ответила Батар, щёлкнув вожжами.

— Вы мне покажете? Да? — спросила девочка.

— Обязательно покажем! — засмеялась Батар.

— Ну тогда я еду с вами, — важно произнесла рыжая малявка, вызвав улыбки девушек.

Цирковой обоз катился дальше без происшествий. Вечером фургоны были поставлены в круг, матушка Мижан занялась стряпнёй, в этом ей активно помогала Батар, остальные цирковые, расположившись вокруг костра, вдыхали аппетитные запахи и слушали, как Жозе пытался выяснить, кто такая Листик и откуда она взялась на дороге:

— Так откуда ты пришла? Да ещё и в таком виде?

— Пришла, — односложно отвечала девочка.

— Ну, мы поняли, что не прилетела, — кивнул Жозе, при этих его словах девочка почему‑то заулыбалась. А директор цирка продолжал настаивать: — Так откуда ты пришла?

Листик продолжала молча улыбаться, а Жозе попытался зайти с другой стороны:

— А где ты была до того, как к нам пришла?

— На Каприне, — ответила рыжая девочка. Жозе и Журо переглянулись. Они довольно много попутешествовали, но этого названия не слышали.

— А что ты там делала? — продолжил допрос Жозе, в надежде хоть что‑то прояснить. Ответ Листика его очень удивил:

— Брёвна перетаскивала.

— Какие брёвна?

— Большие такие, их надо было из одной кучи в другую перенести.

— Ты что одна перетаскивала? — удивился Журо, трудно было поверить, что эта малявка может тащить бревно, пусть даже маленькое, а не большое, как она утверждает.

— Не–а, не одна, нас там много было, — ответила девочка. Мужчины переглянулись — если много, то возможно так и было, кто‑то таскал брёвна, а девочка просто была вместе с ними. Но Листик снова их запутала: — Каждый брал по бревну и нёс. Надо было их быстро перетащить из одной кучи в другую!

— Зачем? — удивилась Батар.

— Потому что другие таскали нам навстречу из той кучи, куда мы носили, в нашу, — спокойно ответила девочка и принюхалась к уже почти готовой каше.

— Изверги какие‑то! — возмутилась матушка Мижан. — Заставлять детей такое делать! Где это видано?!

— Я же сказала — на Каприне, — ответила Листик, подставляя миску, выделенную ей Карэхитой. Матушка Мижан от жалости к бедному ребёнку положила двойную порцию, а потом спохватилась — девочка же столько не съест! Миска‑то была большая, рассчитанная на взрослого едока! Но девочка быстро всё съела и попросила добавки. Все с удивлением смотрели на эту малышку, умявшую столько каши. Только Жозе и Журо не обратили внимания, обсуждая то, что рассказала эта рыжая девочка.

— Она сказала «на», а не «в», — тихо говорил Журо, — скорее всего этот Каприн не страна, а что‑то типа острова. Точно остров! И находится он где‑то далеко, в южных морях. Ни я, ни ты не знаем этого названия.

— Наверное, ты прав, только там, на юге, существует работорговля и только там могут так издеваться над детьми…

— У нас тоже используют детский труд, да и наши кабальные слуги — это те же рабы, — возразил Журо, но Жозе пояснил, почему он так думает:

— У нас даже кабального слугу не заставят выполнять бессмысленную работу. Его труд должен приносить доход хозяину, а не убыток. А заставлять носить брёвна из одной кучи в другую, навстречу друг другу…

— Если девочка не врёт, — заметил Журо.

— А чего ей врать? Да и то, что там есть брёвна, говорит о том, что там и лес растёт, значит, этот остров большой.

— Жозе, если допустить, что их там, действительно, заставляли делать бессмысленную работу, то и брёвна для этого могли привезти. А вот то, что она была рабыней, вполне возможно, посмотри как изголодалась! Третью тарелку доедает! Как бы ей плохо не стало!

Цирковой обоз катился по полям и рощам ещё один день, потом остановился. Вечером фургоны, как обычно, поставили в круг, а вот утром не было привычных сборов в дорогу. Артисты, дружно работая, установили четыре высоких мачты, укрепив их растяжками. Между мачтами натянули различные канаты — тонкие и толстые.

— Это зачем? — спросила Листик у Смоль.

— Мы тут будем репетировать, — ответила черноволосая девушка. — Понимаешь, Листик, когда мы приедем в город, то надо сразу выступать. Ведь нам приходится платить налоги, а их достаточно много. Нас приравняли к торговцам, а они платят за место, рыночный сбор, ну и много ещё чего, если тебе интересно, то спроси у Жозе, он точно знает, или у матушки Мижан, она ведёт все денежные дела. А нам надо программу обновлять, ведь ещё и года не прошло, как мы выступали в Тарахене. Вот потому мы здесь и остановились, будем новые номера разучивать и отрабатывать их исполнение. Понятно?

— Ага, — ответила Листик, она уже поняла, что цирковые артисты едут из Арэмии, а туда‑то ей меньше всего хотелось попасть. А другой город девочку вполне устраивал. Листик с интересом наблюдала за приготовлениями, и не только смотрела, но и помогала. Когда всё было готово, девочку позвал высокий и худой мужчина:

— Мелкая, иди сюда! Я тебе покажу настоящее волшебство!

— Фаримито, нужен свежий зритель, — усмехнулась Батар, — он и меня точно так же мучил.

Листик уже знала, что Батар недавно присоединилась к цирку Жозе. Смоль захихикала, а Карэхита пояснила:

— Мы уже знаем все «магические» трюки Фаримито. Ему просто надо проверить, заметны ли будут секреты его «волшебства», вот он и ищет на ком бы опробовать то, что он придумал, иди, Листик, тебе понравится, все дети любят волшебство.

— Ага! — ответила Листик и замерла перед сидевшим на цветастом коврике, скрестив ноги, фокусником. Тот, напустив на себя важный вид, произнёс какую‑то абракадабру и достал из воздуха цветок, вообще‑то достал он его из рукава, но проделал это настолько ловко, что впечатление было именно внезапного возникновения розы из ниоткуда. Листик захлопала в ладоши, она восхитилась, не столько самим фокусом, столько тем, насколько это было ловко проделано, она‑то видела, что сделал Фаримито. Тот, учтиво склонив голову, протянул розу девочке:

— Это прекрасной даме как истинной ценительнице высокого магического искусства! А теперь, небольшая разминка. Маленькая такая проверка внимания. У меня есть три стопочки, вот, под одну из них я кладу шарик.

Фаримито положил под металлический стаканчик деревянный шарик и со словами — «кручу, верчу, обмануть хочу» стал быстро двигать стопочки по коврику, меняя их местами.

— Базарный фокус! — фыркнула Карэхита. — Так обманывают простаков!

— Базарный или нет, а позволяет определить, насколько внимателен зритель, — хитро улыбнулся фокусник и спросил у Листика: — Где шарик?

— Вот тут! — Девочка протянула руку, чтоб поднять один из стаканчиков.

— Нет, его тут нет! — Ещё шире улыбнулся фокусник, поднимая стаканчик. Улыбка сошла с его лица — шарик, действительно, находился там!

— И вот тут! — Листик подняла следующий стаканчик, там тоже лежал шарик! Широко улыбаясь, девочка подняла и третий стакан, и там был шарик!

— Э–э–э… Как? Не может быть! — Фаримито раскрыл ладонь — там был четвёртый шарик!

— Да, неизвестно кто кого проверил на внимательность! — засмеялась Карэхита. Поняв, что происходит что‑то необычное, к фокуснику стали подходить остальные цирковые. Смоль, которая тоже наблюдала за Листиком и Фаримито, с улыбкой стала рассказывать о произошедшем. А Листик накрыла шарики стаканчиками.

— Ставлю медяк против серебрушки, что там их не окажется! — закричал пожилой мужчина с большим накладным красным носом.

— Урторио, почему ты так думаешь? — спросил Жозе, беря деревянный шарик из рук растерянного фокусника.

— Должна же в этом действе быть какая‑то интрига!

— Урторио, ну какая тут может быть интрига, в чём? — спросил ещё один подошедший мужчина, могучего телосложения.

— Интрига должна быть! А то жить неинтересно! — ответил пожилой мужчина. А Жозе без лишних разговоров попереворачивал стаканчики, шариков там не было! Посмотрев на ухмыляющуюся девочку, директор цирка строго спросил:

— Где?

Листик разжала ладошку и показала шарики.

— Вот! — обрадовался Урторио, а мужчина могучего телосложения укоризненно покачал головой:

— Ты из всего цирк сделаешь! Паяц во всём паяц! Клоун!

— Да, клоун! Так не всем же гири тягать, кто‑то и… — возразил Урторио, совсем не обидевшись на то, что его обозвали паяцем. — Это, между прочим, тоже надо уметь! Хороший клоун…

— Интриги плести должен! — засмеялась Смоль и, обратившись к фокуснику, сказала: — Сегодня, Фаримито, тебя самого проверили на внимательность!

— Листик, а что ты ещё можешь? — спросил Жозе

— Вот! — ответила девочка и достала из воздуха, точно так как это сделал фокусник, цветок. И Жозе, и Фаримито сумели разглядеть, как Листик доставала цветок из рукава, обычный полевой цветок, каких вокруг было множество. Жозе удовлетворённо кивнул, Фаримито встал и поклонился, остальные захлопали. Никто из них не знал, что в отличие от фокусника у Листика ничего в рукаве не было, цветок она туда заранее не прятала, и если бы кто‑нибудь этот цветок понюхал, то с удивлением обнаружил бы отсутствие какого‑либо запаха!

— Искусством создавать иллюзии многие пренебрегают, считают это баловством, чем‑то мелким, недостойным их. Они считают, что это просто обман, — говорила Тайша, внимательно слушавшей её рыжей девочке. В руках у пепельноволосой девушки один за другим возникли четыре ножа, которые она метнула в недалеко стоящее дерево. Ножи с хрустом вошли в древесину.

— Тайша, а как ты сделала эти ножи? Ведь у тебя в руках ничего не было! — поинтересовалась девочка.

— Пойди их достань, может, поймёшь, — улыбнулась пепельноволосая. Листик побежала к дереву, но пока она добежала, ножи исчезли, а вот в местах, куда они попали, остались глубокие отверстия–порезы.

— А куда они делись?! — удивилась девочка, оглядываясь на свою наставницу, та только улыбнулась. Листик, проведя пальцем по тем местам, где были ножи, спросила: — Это была иллюзия? Но как? Они были как настоящие! Будто ты их создала!

— Листик, создавать даже простые предметы не все боги могут! Только старшие, но я подозреваю, что и они не все такое могут. Для этого надо оперировать слишком многими… — Тайша не нашла подходящего слова и щёлкнула пальцами, Листик кивнула и повторила щелчок.

— Именно, — тоже кивнула Тайша, — чтоб создать самую простую материальную вещь, надо знать её внутреннюю структуру, а это очень сложная…

— Ага! Вещь! — Понятливо кивнула Листик, Тайша заулыбалась, уж очень важно, но в то же время забавно это у девочки получилось. Пепельноволосая наставница продолжила:

— Но повторить внешние признаки, даже не все, а только основные — это вполне мне по силам. Да и тебе, думаю, тоже. Вот смотри. — В руках Тайши возник нож, она его передала девочке. Листик осторожно взяла его, понюхала, попробовала остроту лезвия и сообщила:

— Острый! Только это не нож! Он не пахнет железом! Это такая иллюзия, да? Но очень уж она… Прямо как настоящая!

— Настоящая иллюзия, — усмехнулась Тайша, — хорошее определение. Настоящая иллюзия должна быть ничем не отличимая от реальности! Длительность её может быть недолгой, но достаточной, чтоб убедить того, для кого ты эту иллюзию создала, что он видит реальность, а не магический мираж. Для этого совсем не обязательно, чтоб твоя иллюзия имела все признаки копируемого тобой предмета. Только те, которые необходимы тебе для выполнения действия, характерного для этого предмета. Понятно?

— Не–а!

— Хорошо, объясню на примере. Вот смотри. — В руках Тайши снова возник нож. — Видишь, он острый. Для того чтоб что‑то разрезать, этого вполне достаточно. Остальные признаки необязательны. Теперь понятно?

— Ага!

— Ну, если ага, тогда продолжим. Я тебе показываю как, а ты повторяешь. Сплетать свои заклинания вряд ли у тебя получится, а вот запомнить базовый набор и складывать разные варианты плетений, ты вполне сможешь. Запоминай, как это делается…

Листик улыбнулась, вспомнив свою строгую наставницу, хотя почему строгую? Всё то время, пока Листик пробыла у пепельноволосой драконы, она и Рамана откровенно баловали девочку.

— Листик, а что ты ещё умеешь? — спросил Жозе, прерывая воспоминания девочки. Она растерянно оглянулась и честно ответила:

— Ничего такого, мне же больше не показывали!

Листик имела в виду, что ей не показывали сейчас, но окружающие сделали вывод, что эти фокусы девочке кто‑то показывал раньше.

— Листик! Давай ты будешь у меня помощницей, — предложил Фаримито, директор бродячего цирка хмыкнул:

— Там видно будет. А сейчас чего встали? Давайте репетируйте, мы здесь пять дней пробудем, потом надо двигаться в Тарахену, мы должны быть там к началу ярмарки!

Фаримито, вздохнув, стал сооружать какую‑то конструкцию из разноцветных ящиков, Смоль начала ему помогать, а Карэхита пустила своих тонконогих лошадок по кругу, запрыгнув на одну из них, девушка встала в стойку на руках, а потом, сделав сальто, перепрыгнула на вторую лошадку. Сделала Карэхита это легко, словно бабочка, перепорхнувшая с цветка на цветок. Листик захлопала в ладоши. А Урторио, сделав зверское выражение лица, заговорщицким тоном, хрипло сказал Листику:

— Недолго ей прыгать осталось, Фаримито сегодня её таки распилит напополам!

— Как распилит?! — испугалась девочка и со страхом посмотрела на улыбавшегося фокусника, тот не расслышал, что говорил клоун девочке.

— Ржавой пилой! — трагическим шёпотом пояснил Урторио. При этом он начал заламывать руки так, словно пилить собирались его.

— Не верю! Не верю, — голосом прокурора произнесла Батар, обращаясь к клоуну. — Где правда жизни? Где сопереживание? Ты должен трепетать от ужаса, а руки, руки… Что ты их вывернул, словно в носу поковыряться собрался!

— У него трагизм появится, если ему гирю на ногу уронить, — мужчина атлетического сложения, легко подбрасывая, перекидывал большую и, наверное, очень тяжёлую гирю из руки в руку. Увидев, что Листик на него обратила внимание, он в замахе вверх выпустил завертевшуюся гирю из руки, и когда та начала падать вниз, поймал её на шею: — Хех!

— О–о–о! — восхитилась девочка, а польщённый атлет, широко разведя в стороны руки, в которых снова было по тяжёлой гире, поклонился девочке. Листик отвесила поклон в ответ и повернулась к Батар, доставшей ножи:

— Батар, а зачем Фаримито пилить Карэхиту?

— Номер такой, вернее, фокус. Карэхита залазит в ящик, а Фаримито будто её пилит, а потом раздвигает половинки ящика в стороны. В одной — Карэхита улыбается и машет руками, а во второй болтает отпиленными ногами.

— Как же она может болтать ногами, если ей ноги отпилили и они в другой половинке ящика? — удивилась девочка, с жалостью глядя на вставшую ласточкой на своей лошадке улыбающуюся девушку.

— Там ноги не Карэхиты, а Смоль, — засмеялась Батар, начиная подбрасывать ножи. Шесть ножей, завертевшись, превратились в блестящую ленту. Листик завороженно смотрела, Батар жонглировала ножами, заставляя их взлетать — то друг за другом, то парами, то по три штуки! Казалось, ножи просто висят в воздухе! И делала это девушка без всякой магии!

— Батар, а ты меня так научишь? — Листик протянула руку и поймала один нож, поймала ладонью за лезвие.

Ой! — испуганно выдохнула Смоль, а Карэхита спрыгнула с лошади и бросилась к девочке:

— Листик, ты не сильно поранилась!

Ножи Батар были такими острыми, словно они были предназначены не для жонглирования, а совсем для другого. Жонглёрша, тоже дёрнувшаяся к девочке, остановилась, но при этом как‑то очень внимательно смотрела на руку девочки, державшую нож.

— Батар! Ну разве так можно!.. У тебя же ножи острые, как бритва! Да помоги же…

Высокая девушка молча показала на руку Листика, если бы это была обычная девочка, то нож отрезал бы ей пальцы. Но даже бритвенно–острый нож не может пробить драконью кожу, если, конечно, дракон готов к тому, что его ударят. Листик поймала нож ладонью, но, не желая демонстрировать свои возможности, быстро перехватила его так, чтоб острое лезвие было зажато между ладонью и пальцами, не касаясь их. На ладонях девочки не было никаких следов крови.

— Ага! — Листик протянула нож Батар и снова попросила: — Научи меня так!

— Хорошо, только мы будем учиться не на ножах, а на булавах, — кивнула девушка. Она достала короткие палки с утолщениями на концах и стала показывать Листику, как надо жонглировать. Через полчаса девочка уже вовсю подбрасывала, но только четыре булавы, шесть у неё ещё не получалось.

А тем временем на натянутый на столбах канат ступила Смоль. Она осторожно пошла, балансируя веером. Неожиданно сделав кувырок, девушка едва не упала, но выровняла равновесие и затанцевала на канате, словно под ней была не шаткая и узкая опора, а твёрдый пол. Листик, забыв о булавах, с восторгом смотрела на танец Смоль. Девушка, сделав несколько пируэтов, снова закачалась, будто собираясь упасть, но это вышло у неё как‑то очень изящно, словно это было элементом танца.

— Не бойся, Смоль не упадёт, это такие приёмы, чтоб пощекотать почтеннейшей публике нервы. Зритель любит, когда на его глазах вот так рискуют, — прогудел силач, стоявший рядом с Листиком и тоже наблюдавший за девушкой.

— Я тоже так хочу! — заявила рыжая малышка и ловко полезла по одной из опор, между которыми был натянут канат. Девочка бесстрашно ступила на этот канат и быстро по нему пробежалась, затем, как и Смоль, перекувыркнулась, повторив не только сам кувырок, но и мнимую потерю равновесия. Всё это у девочки выходило легко и непринуждённо, Листик даже в ипостаси человека легко держала равновесие, как дракон или как кошка. Но для всех она была маленькой рыжей девочкой, и то, что эта малышка показывала, вызывало изумление!

К концу дня умаялись все наставники рыжей непоседы, она, казалось, хотела испробовать всё, и очень многое у неё получалось. Листик только не приставала к Торунаро, оно и понятно — поднимать, а тем более подбрасывать гири девочке явно было не под силу. Вечером, после ужина, у костра зазвенели гитары, как оказалось Фаримито и Урторио очень неплохо играли. Под аккомпанемент зажигательной мелодии в круг вышла Карэхита. Листик, глядя на танцорку, казалось, перестала дышать. Когда танец закончился, девочка жалобно посмотрела на Карэхиту.

— Сейчас она скажет — научи меня, — улыбнулся Урторио, Листик показала клоуну язык и попросила девушку:

— Научи меня!

— С удовольствием, — улыбнулась в ответ Карэхита, — тебя учить — одно наслаждение!

Снова звенели гитары, танцевали Карэхита и Смоль. К ним присоединилась Листик, сначала неумело копируя девушек, а потом её танец становился уверенней и уверенней, и вот уже три танцорки кружились, то образовывая круг, то ведя собственные танцевальные темы. Когда девушки и девочка сделали последние танцевальные движения и застыли, обнявшись, раздались бурные аплодисменты. Зрители и аккомпаниаторы не жалели ладоней, выражая свой восторг.

Утром, когда матушка Мижан только начала готовить завтрак, артисты цирка Жозе собрались у его фургона, не было только Карэхтиы и Листика.

— Вряд ли она рабыня, — говорил Журо, — уж очень она уверенно держится. У тех, кто побывал в рабстве, появляется некоторая скованность в поступках. Они всё делают с оглядкой, словно боятся разгневать своего хозяина.

— Да и то что она показала… Пусть только два фокуса, но исполнила она их безукоризненно. Такое может быть только результатом долгой тренировки, — задумчиво произнёс Фаримито, — да и нож Батар она поймала за лезвие и при этом не порезалась. Может жонглировать она и не умеет, но с оружием обращается вполне умело.

— Вот только откуда она взялась? Всё‑таки округа Арэмии довольно густо населена, — высказался Урторио, — как‑то же она туда попала. Так откуда она там взялась, да ещё и в таком виде?

— Урторио, она же сказала с Каприна, думаю, что это какой‑то экзотический остров, — сделал предположение силач.

— Торунаро, с чего ты так решил?

— А я её спросил, почему она в появилась таком виде? И знаете, что она мне ответила? — прогудел атлет и, отвечая заинтересовавшимся слушателям, пояснил: — Она сказала — там все так ходят!

— Я могу ещё поверить, что где‑то на юге есть остров, где очень жарко и все ходят голышом, но Листик была‑то около Арэмии! Неужели ты думаешь, что она вот так и пришла оттуда в таком виде? — возразил Жозе. — И как она пересекла море?

— Ладно, пойду гляну как там Царь и Злюка, что‑то они себя сегодня очень тихо ведут, — обеспокоенно сказал Журо и направился к фургону–клетке.

— Да, посмотри, сегодня и с ними надо провести репетицию, — кивнул своему помощнику Жозе, — новых номеров разучивать не будем, закрепим старое.

— И всё‑таки её учили и очень многому учили, — вернулся к прерванной теме Фаримито, — уж очень многое она умеет. Почему я так говорю? Вы же видели, она буквально за несколько минут обучается тому, про что говорила, что не умеет! А на канате?! Так можно кувыркаться только после длительных тренировок! А как она вчера танцевала! А утверждала, что не умеет! Не может быть, чтоб это было в первый раз!

— Я бы её взяла партнёром в номер, — кивнула Смоль, — она немного потренируется и сможет станцевать на канате не хуже меня!

— Да и я бы взял её ассистентом в номер, — кивнул Фаримито, — у неё замечательно получается! Сколько в ней артистизма!

— Я бы тоже не отказался от такого ассистента, — заявил Торунаро своим гулким голосом.

— А что бы она делала в твоём номере? Или ты думаешь, что она сможет поднять твои гири? — засмеялся Урторио.

— Она бы могла сидеть на гире, что я поднимаю!

— Постой, постой! А если и я буду в твоём номере? Мы бы с Листиком станцевали на поднятых тобой гирях! Ты смог бы нас поднять? — спросила Смоль.

Силач пожал плечами, показывая, что это не составило бы для него труда. А Жозе задумчиво покивал и произнёс:

— Только не на гирях, а на таком помосте. Небольшой такой помост и на нём танцуете: ты — Смоль, Карэхита и Листик. Карэхита, как тебе такая идея?

Жозе обратился к заспанной девушке, вылезшей из своего фургона. Та пожала плечами, не сообразив, что от неё хотят. А Смоль спросила:

— А Листик, что, ещё спит?

— Не знаю, её в фургоне нет.

— Карэхита, вы же долго шептались там о чем‑то, перед тем как заснуть!

— Батар, я рассказывала Листику сказку, а потом она пошла спать.

— К кому? — удивилась жонглёрка. — У нас же в фургоне только три спальных места! Я думала, что она возле тебя и заснула!

— Я тоже так думала, а потом обнаружила, что её нет! — растерянно произнесла Карэхита.

— Вот! А вы — я бы взял ей в ассистенты! Я бы взяла её в номер! Она такая молодец, всё на лету схватывает! А она просто сбежала! — жёлчно произнёс Урторио. Смоль собралась ему возразить, а Батар укоризненно покачала головой, да и остальные не разделяли мнение клоуна, а тот продолжил развивать свою мысль: — Точно сбежала! Она и перед этим откуда‑то сбежала, её‑то и раздели, наверное для того, чтоб она этого не сделала. А вы… Накормили, приодели… А она даже спасибо не сказала! А вы тут — ах, ох! Какая помощница вышла бы…

— А пожалуй бы и вышла, — произнёс подошедший Журо и кивнул директору цирка, — и не кому‑нибудь, а нам с тобой, Жозе. Идем, глянешь на, как вы решили, пропажу. Я как увидел, так просто обалдел!

Жозе пошёл за Журо, впрочем, все остальные тоже пошли. Увиденная картина вызвала изумление, а потом смешки — в клетке со львами спала Листик! Она устроилась под боком лежащей Злюки, всегда злая и готовая кого‑нибудь цапнуть львица спокойно лежала, прикрыв девочку лапой. А вот спокойный и покладистый Царь стоял и хлестал себя по бокам хвостом, всем своим видом показывая, что не позволит приблизиться к своей подруге. При виде людей Царь тихонько, но грозно зарычал.

— Посмотри на него! — усмехнулся Жозе. — Охраняет!

Словно подтверждая его слова, лев зарычал громче. Листик заворочалась и открыла глаза, увидев собравшихся перед клеткой людей, она виновато захлопала глазами:

— Я только хотела посмотреть, а потом заснула!

— Листик! Но если ты только хотела посмотреть, зачем залезла в клетку?! — Всплеснула руками Карэхита.

— А я хотела ещё погладить! Они такие хорошие!

— Листик! Это дикие звери! Они могут напасть! — не выдержал Жозе.

— Не–а, они хорошие! — возразила девочка, а Злюка, словно подтверждая слова рыженькой малышки, принялась ту облизывать.

— Ой–ой, щекотно! Я сама умоюсь! — отбивалась Листик от львицы, но та продолжала ещё усерднее умывать девочку своим языком.

— Ты хоть что‑то понимаешь? — спросил Жозе у Журо, тот пожал плечами:

— Злюка относится к Листику как к своему детёнышу, не знаю почему. Может материнский инстинкт проснулся? Я когда её там увидел, — Журо кивнул на девочку, — очень испугался, думал, они её разорвали. Решил, что эта маленькая дурёха из любопытства сунулась в клетку и… Тут ещё Царь начал рычать. А потом пригляделся… Сам видишь, можно смело Листика брать к нам в номер. А можно и новый сделать — царь зверей и спящий младенец! Как тебе?

— Хороший номер, ничего делать не надо, — ворчливо начал Урторио, но хоть остальные и поглядели на него осуждающе, он тем же тоном закончил: — Спи себе среди львов, даже репетировать не надо.

— Так в чём дело? Вон можешь потренироваться, место освободилось, — усмехнулась Батар, кивнув на выбирающуюся из клетки девочку. Листик не стала открывать дверь, она просто пролезла между прутьями и немного смущённо начала оправдываться:

— Извините, что я проспала, я только немножко погладила Злюку, а потом как‑то заснула. Мне так тепло было.

— Пригрелась и заснула, — хмыкнул Журо, — рядом с такой‑то грелкой!

— Завтрак готов! — закричала матушка Мижан, и оригинальный способ проведения ночи Листиком был на время отодвинут в сторону. После завтрака круг внутри фургонов, служивший импровизированной ареной, был отгорожен высокой решёткой. В эту клетку на всю арену, внесли три большие тумбы, другой реквизит и впустили львов. Поскольку основное место репетиций было занято, все расположились вокруг арены, принявшись с интересом наблюдать за репетицией номера с большими жёлтыми кошками. Но львы были явно не в духе, они огрызались и не хотели запрыгивать на тумбы. Жозе грозно щёлкал длинным кнутом, но ни Царь, ни Злюка на него не обращали внимания.

— Ну что же ты? Почему не хочешь на тумбочку? — Листик, проскользнув между прутьями, обняла Злюку. Львица снова лизнула девочку, а та со словами — «смотри как надо» забралась на круглое возвышение. Львы последовали примеру девочки.

— А теперь прыгайте! — скомандовала Листик, но львы и не думали прыгать, они с недоумением смотрели на маленькую рыжую укротительницу.

— Листик, как же они будут прыгать? Они же должны перескакивать с тумбы на тумбу. А на свободной тумбе ты сидишь, — усмехнулся Журо.

— Ага! — Кивнула девочка и прыгнула на тумбу где сидела Злюка, та тоже прыгнула, освобождая место. Львица прыгнула на тумбу Царя, а тот перескочил на освободившееся место Листика. Так они и прыгали по кругу некоторое время.

— Жозе! Давай огненный обруч! Это будет шикарный номер, львы гонятся за младенцем, прыгая через пылающий круг! — подначил Урторио.

— Скорее, младенец гоняет львов, — усмехнулся Торунаро. А Карэхита и Смоль захлопали в ладоши, Батар только улыбалась.

— Предлагаю разнообразить и дополнить номер, — ехидно продолжил Урторио, — включить туда жонглирующую Батар и нашего атлета с гирями… Получится очень эффектно — Торунаро впереди львов со своими гирями прыгает сквозь огненный круг!

— Тогда и тебя нужно в этот номер, — прищурился силач.

— Это в каком же качестве? Что я там буду делать, после тебя‑то…

— А Царь будет прыгать сквозь огненный обруч, держа тебя в зубах!

Фаримито укоризненно покачал головой, глядя на спорщиков. А Жозе, отвлёкшись от карусели, устроенной львами и Листиком, прикрикнул на зрителей:

— Делом займитесь! Или ваши номера уже отработаны? Через три дня дальше двигаемся!

Люди разошлись, а Листик немного посидела в уголке клетки, наблюдая за львами и их укротителем. Потом её позвала Карэхита, она ехала к речке купать своих лошадок. Жозе посмотрел вслед удаляющимся всадницам и спросил у Журо:

— Что ты думаешь?

— Думаю, можно. На канате у неё великолепно получается, если она там ещё и жонглировать сможет… Это будет хороший номер.

— С жонглированием у неё не очень… — засомневался Жозе.

— Жозе, четырёх булав вполне хватит. Ещё можно её напарницей к Карэхите, — прикидывая, как задействовать в будущем выступлении рыжую девочку, произнёс Журо. Вспомнив, он добавил: — Фаримито просил…

— Хватит с него Смоль, две ассистентки у фокусника — это перебор, — возразил Жозе, усмехнувшись, продолжил: — А вот со львами её можно выпускать, не в номер — просто выход перед основным выступлением. Младенец и львы — хорошо смотрятся, публика любит такие сочетания.

— Ну что ж, на этом и порешим, — согласно кивнул Журо, — только номер как‑то по–другому назвать нужно, Листик на младенца обижается.

Мужчины засмеялись. Отсмеявшись, Жозе заметил:

— Похоже Единый услышал наши молитвы и послал нам это рыжее чудо, она поможет поправить наши дела! Только один её выход со львами сделает нам кассу.

— Карэхита, а почему твоих лошадок зовут Птичка и Рыбка? Как‑то не сочетается рыбка с птичкой, они же живут: одна в воде, а вторая летает в небе, — спросила Листик, она мыла Рыбку, а Карэхита, уже помыв Птичку, расчёсывала той гриву.

— Так почему? — не отставала Листик. Карэхита, заулыбавшись, ответила:

— Надо чтоб было ласково, если одну лошадку назвать злюкой, то она может обидеться.

— Но Злюка же не обижается!

— Так она же и не лошадка! — Карэхита погладила Птичку, а Листик спросила у Рыбки:

— А если тебя по–другому назвать, ты обидишься?

Лошадка фыркнула, показывая, что она обидится, если её мыть перестанут. Девочка засмеялась и завела Рыбку глубже в реку.

— Листик, не заходи глубоко! Русалки могут утащить! — забеспокоилась Карэхита. Листик фыркнула почти так же, как перед этим Рыбка:

— А ты откуда знаешь?

— Ну, так говорят, — пожала плечами девушка, — говорят, что в глухих местах, в реках и озёрах может водиться всякая нечисть! Враг Единого специально её разводит. Правда, мало кто видел…

— Глупости! — снова фыркнула Листик. — Русалки, да и другие из необычного народца, к врагу вашего Единого никакого отношения не имеют! Вот!

— А ты‑то, откуда знаешь? — удивилась Карэхита. — Пастыри говорят, что…

— Врут ваши пастыри! Вот! — ответила девочка и, хитро глянув на свою смуглую подругу, предложила: — А хочешь с русалкой поговорить? Тут одна за нами подглядывает.

Не дожидаясь ответа, Листик пару раз шлёпнула ладошкой по воде и позвала:

— Вылазь! Никто тебя не обидит!

Из‑под воды появилась молодая девушка, со светло–зелёной кожей и тёмно–зелёными волосами. Карэхита ойкнула и испуганно застыла, не зная, что делать. Потом, хоть как ей ни было страшно, она прыгнула в воду, подплыв к Листику и обняла её, словно стараясь защитить. Листик засмеялась, а русалка очень серьёзно сказала:

— Вы звали меня, госпожа?

— Ага, — ответила девочка, — вот, Карэхита хотела посмотреть на русалку. Она вас никогда не видела и говорит, что вы страшные и ужасные. Нападаете из‑под воды и топите зазевавшихся!

— Мы не нападаем и не топим, люди сами тонут, — серьёзно ответила русалка.

— Ага, — согласно кивнула Листик и пояснила своей подруге: — Они сами прячутся. Русалок бояться не надо. Вот водяники и водяницы могут утопить.

— А ты откуда это всё знаешь? — Изумлённо посмотрела на девочку Карэхита.

— Она — Хозяйка, — вместо Листика ответила русалка, было видно, что ей неприятно находиться под ярким солнцем. Листик это заметила и махнула рукой:

— Ладно, прячься.

Русалка, плеснув хвостом, скрылась под водой. Листик, проводив взглядом подводную жительницу, сказала Карэхите:

— Хвостатая, совсем дикая! Какие‑то они здесь у вас запуганные. Вообще‑то русалки без хвостов.

— Листик! Откуда ты это всё знаешь?! — Карэхита вытащила девочку на берег и посмотрела на её ноги. Словно ожидая там увидеть хвост. Девочка засмеялась:

— Нету у меня хвоста!

Листик могла бы сказать — сейчас нет, а так есть, но увидев, что её подруга очень перепугана, решила такого не говорить. А Карэхита испуганно проговорила:

— Пастыри приказывают сжигать пойманных русалок! А ты… Она назвала хозяйкой! Выходит ты тоже?.. Листик, ты не боишься львов. Да и лошади сначала тебя испугались, а потом… Ведь тогда они же тебя испугались, да? Я заметила это, когда ты появилась! Листик, кто ты?

Девочка улыбнулась и погладила девушку по руке:

— Я это я, и не желаю никому зла. И если ты меня не боишься, то хотела бы стать твоей подругой. Ведь мы можем дружить? Ведь так?

Карэхита глянула в большие зелёные глаза, смотрящие на неё с такой надеждой! Пусть это и особенный, какой‑то не такой, но это ребёнок! И как она слушала сказки, просто ощутимо сопереживая их героям. Наездница обняла девочку и прижала к себе, а Листик почему‑то всхлипнула.

История девятая. Немного из прошлого — как становятся святыми, или прощание с цирком

Старший пастырь Аргимаро смотрел на губернатора Тарахены, дона Итарано, а тот, отпив глоток вина из высокого бокала, произнёс:

— Вы хотите сжечь эту танцорку, потому что она вам отказала?

— Она ведьма, и место ведьмы на костре! — поджав губы, ответил старший пастырь. — В вопросах веры мы не можем допускать…

— Полно вам, я не собираюсь подвергать сомнению, а тем более опротестовывать ваше решение. Мне просто интересно, что было бы, если эта циркачка согласилась бы?

Аргимаро усмехнулся, он и дон Итарано были в Тарахене высшей властью, даже у старшего пастыря власти было больше, поэтому гражданский губернатор не мог, да и не собирался, оспаривать решение церковного иерарха, разве что оно касалось бы дона Итарано непосредственно. Губернатор Тарахены отпил ещё один глоток и поощряюще улыбнулся, старший пастырь усмехнулся в ответ, только вот эта усмешка выглядела очень зловеще:

— Она бы умерла быстро и безболезненно. Сами понимаете…

— Ваши маленькие слабости не должны стать достоянием… — перебил старшего пастыря дон Итарано и замолчал, поймав холодный взгляд того. Понимающе кивнув, губернатор, склонив голову, серьёзно сказал: — Да, ваша святость, ведьма должна быть сожжена! Образцово показательно, на главной площади. Я думаю, что это будет поучительное зрелище. Когда вы думаете провести это мероприятие?

— Завтра, зачем тянуть. Мне шепнули, что к нам едет с инспекцией архипастырь, надо показать ему наше рвение в вопросах веры. Я ещё не готов.

Губернатор кивнул, соглашаясь с последними словами старшего пастыря. Он тоже считал, что архипастырь слишком долго засиделся на своём месте. Дон Итарано был в курсе заговора, готовившегося старшим пастырем, да что в курсе — он сам в нём должен был принять активное участие. Но солдаты не пошли бы на открытое противостояние гвардейцам архипастыря, поэтому Аргимаро и его сторонники хотели свергнуть архипастыря не вооружённым противостоянием, а с помощью покушения, обставив всё как естественную смерть. А Итарано должен был обеспечить поддержку гарнизона Тарахены в случае, если на престол архипастыря появятся ещё претенденты, а они в Арэмии точно появятся. Вот тут и выиграет тот, у кого будет больше воинских сил. До прямого столкновения вряд ли дойдёт, это будет просто демонстрация мускулов, а гарнизон Тарахены, даже больший, чем гарнизон Арэмии, весомый аргумент. А этот внезапный визит архипастыря мог спутать все карты, поэтому стоит затаиться и продемонстрировать лояльность — с одной стороны и с другой — полную занятость местными делами. Для этой цели казнь ведьмы подходила как нельзя лучше.

Роскошная карета в сопровождении внушительного отряда гвардейцев ехала по мощеной камнем дороге. Ещё крепкий старик, слегка отклонив занавеску, смотрел из окна этой кареты. Архипастырь ехал на внеочередную ревизию, к тому же он хотел разобраться с главным заговорщиком. О готовившемся заговоре и о том, кто стоял во главе его, архипастырю было прекрасно известно. Аргимаро слишком заигрался, и эту ревизию он не должен пережить. Что это будет — яд или что‑то другое, станет ясно на месте, подробного плана у архипастыря не было, в таких вещах он полагался на импровизацию, а это у него получалось лучше всего. Но импровизация хороша, когда она подкреплена не только авторитетом, но и реальной силой. Поэтому отряд гвардейцев был раза в три многочисленней обычного конвоя. Конечно, со всем гарнизоном Тарахены гвардейцы не справятся, но и гарнизон не выступит против церкви, а архипастырь пока жив и есть церковь. Архипастырь поморщился, местность совсем не напоминала живописные окрестности Арэмии, всё‑таки здесь намного суше, хотя близость моря и смягчает жару, но влагу на окрестные поля и жиденькие рощи это не приносит. Здесь был крайний юг благословенных земель, где чтят Единого. За морем уже живут неверные, тоже поклоняющиеся Единому, но неправильно поклоняющиеся, искажающие основные догматы веры.

Архипастырь собрался было задёрнуть занавеску и откинуться на подушки мягкого диванчика, когда его внимание привлекли повозки бродячего цирка, прижатые гвардейцами к самой обочине. Что это цирк говорили рисунки на полотняных бортах крытых повозок. Но этот цирк почему‑то уезжал из Тарахены, хотя ярмарка там была в самом разгаре. Да и сами рисунки были выполнены мастером своего дела. Обычно такие рекламные картинки рисовал кто‑то из цирковых, а среди них редко попадались умеющие рисовать, а уж прошедшие обучение были очень большой редкостью. А тут, это несомненно, рисовал профессионал! Еще архипастырю показалось, что он уже видел где‑то такие рисунки, по крайней мере, выполненные в схожей манере. Только на въезде в город архипастырь вспомнил где, вернее у кого, он видел такую технику. Задумчиво кивнув каким‑то своим мыслям, он достал из сумки фигурку невиданного зверя, сделанную учеником, вернее ученицей, художника Лирамо. Архипастырь грустно улыбнулся, вспоминая ту рыжую девочку, промелькнувшую в его жизни ярким огоньком. Она тогда ушла неведомо куда, вернее улетела, превратившись в такого же зверя, как сделала. Если бы она была человеком, то сколько бы это было ей лет? Двенадцать? Ей тогда было вроде шесть, или она была чуть старше? Архипастырь щёлкнул пальцами, привлекая внимание сидевшего напротив секретаря, и распорядился выяснить, что это за цирк и кто рисовал на бортах повозок картины?

А двумя неделями раньше Листик сидела на плечах Торунаро и вдохновенно творила. Ей с самого начала не нравилось то, что было намалёвано на бортах повозок. И вот за день до отъезда с поляны в роще, где бродячий цирк проводил свои репетиции, девочка, выпросив у Фаримито краски, оказывается, он был ещё и штатным художником цирка Жозе, рисовала на тенте своей повозки. Листик считала своей повозку, где жили — Смоль, Карэхита и Батар, и которая была их гримёрной.

— Ты смотри! Как живые! — не удержался наблюдавший за творческим процессом Листика Фаримито. Листик изобразила всех своих подруг: скачущую на коне — Карэхиту, идущую по канату — Смоль и жонглирующую пылающими факелами — Батар. Листик хотела нарисовать Батар с ножами, но девушка уговорила художницу нарисовать её с факелами. Когда Листик, закончив, удовлетворённо склонила набок голову и произнесла: — Вот! — раздались громкие аплодисменты, затем девочку начали просить разрисовать тенты их повозок все цирковые, собравшиеся посмотреть на преобразившийся фургон девушек. Листик рисовала до глубокой ночи, закончила она уже в темноте, удивив уже ничего не видящих зрителей. На следующее утро, за завтраком, Журо под общий смех шутливо пожаловался:

— Листик, я теперь боюсь к фургону с львам подходить, мне всё кажется, что они из клетки вылезли!

— Ага, можно было бы на твоём фургоне нарисовать прутья, будто это клетка, но очень уж мрачно получилось бы, — ответила девочка, — пусть так и останется!

Тогда Жозе ещё раз поблагодарил Единого за то, что он послал им Листика. Такие рисунки, можно сказать картины, должны были обязательно привлечь зрителей, ведь не может быть плохим цирк с таким рисунками на своих фургонах. И надежды Жозе оправдались — публика валила валом. Её привлекали не только рисунки, но и номера, в которых участвовала рыжая малышка. Да и номера, в которых она не участвовала, тоже были очень хороши. Даже клоун, хоть Листик и не была задействована в его выходах, сумел использовать её идею или, вернее сказать, шалость. После выступления фокусника Урторио выходил на манеж с тремя большими вёдрами и предлагал Фаримито с ним сыграть в известную игру базарных мошенников. Под одним из вёдер он прятал мяч и предлагал угадать, где он. Естественно, мяч оказывался под всеми тремя вёдрами. Эту азартную игру знали все зрители, и эта реприза пользовалась неизменным успехом.

За первую неделю выручка превзошла все ожидания, чтоб не хранить такую большую сумму в фургоне, Жозе отнёс деньги в банк. В самый крупный банк в Арэмии, филиал которого был в Тарахене. Но, как говорят, за полосой успеха могут прийти крупные неудачи! Беда нагрянула, когда её совсем не ждали. На одном из представлений успевшего стать сверхпопулярным бродячего цирка Жозе, присутствовало городское начальство. После представления Карэхиту пригласил к себе в ложу старший пастырь Аргимаро. И она оттуда не вернулась, слуги пастыря увезли её с собой. Жозе, сразу почувствовав неладное, пошёл в банк за деньгами, но там ему отказались их выдавать, мотивировав — что такой большой суммы сейчас нет. Это в самом большом и солидном банке Арэмии! Когда Жозе заметил за собой слежку и наблюдение за цирком, то постарался часть фургонов с самым ценным реквизитом и львами вывести из города. Мачты, на которых крепился полотняный купол, и разные канаты пришлось оставить в Тарахене. Жозе боялся, что если цирк начнёт явно готовиться к отъезду, то никого из артистов и ничего из имущества не выпустят из города. Это было обставлено так, словно часть имущества цирка была продана новому хозяину, к нему же и ушла часть артистов. И вот вчера, через три дня после того как увезли Карэхиту, было объявлено, что она ведьма и что её сожгут на главной площади города.

А сегодня рано утром Жозе и оставшихся артистов подняли городские стражники и погнали на центральную площадь. Там уже был сложены дрова для большого костра вокруг железного столба. Дрова укладывали особым образом так, чтоб жертва горела как можно дольше и как можно дольше оставалась в сознании, испытывая мучения. Артистов цирка поставили так, чтоб они были поближе к костру и более подробно видели казнь. Мужчины сжимали кулаки, глядя на привязанную к столбу Карэхиту, одетую в чёрный балахон нераскаявшейся грешницы. Смоль обняла Листика и прижала к себе, чтоб девочка не видела этого ужаса. Как только Жозе и его товарищей поставили на отведённое им место, старший пастырь Аргимаро махнул белоснежным платком:

— Начинайте!

— Дорогу! Дорогу! — На площадь, разрезая толпу, выскочили конные гвардейцы архипастыря, за ними выехала карета. Но толпа была очень плотная, и карете пришлось остановиться. Палач бросил факел в первый круг дров, политых маслом. Этот круг моментально запылал.

— Нет! — раздался над толпой звонкий и в то же время хрипловатый голос. Листик, вырвавшись из рук Смоль, шагнула прямо в костёр, её одежда моментально вспыхнула, девочка, превратившаяся в маленький факел, сделала ещё один шаг и скрылась в бушующем пламени. Над толпой пронёсся не то вздох, не то всхлип — понятно, когда жгут ведьму или нераскаявшуюся грешницу, а когда вот так гибнет невинный ребёнок…

Архипастырь, глядя на толпу, поморщился — как некстати эта казнь! Его карета, не доехав до дворца главного пастыря Тарахены, остановилась, гвардейцы завязли в толпе, не в силах пробить дорогу. Как раз в этот момент костёр подожгли. Громкий крик привлёк к себе внимание архипастыря, он увидел, как в костёр шагнула маленькая фигурка с копной рыжих волос. На мгновение он увидел лицо, это был Листарио, вернее Листик, гениальная ученица художника Лирамо, создавшего шедевр, которому не было равных. Талантливого художника, так некстати убитого на подстроенной дуэли. Девочка нисколько не изменилась за прошедшие годы, разве что, чуть подросла.

Гвардейцы, наконец, расчистили дорогу, и карета подъехала к помосту, на котором сидели старший пастырь и губернатор города. Архипастырь, опираясь на руку своего секретаря, вышел из кареты. В это время одна из цирковых артисток закричала:

— Милости! Милости прошу!

Архипастырь поморщился — чего хотели добиться Аргимаро и Итарано, размещая этих цирковых артистов внутри круга охраны? В непосредственной близости от костра и от того места, где сидели сами. А высокая худая девушка с резкими чертами лица, сделав три шага вперёд, вместо того чтоб упасть на колени, сбросила с себя куртку. Когда она это сделала, стало понятно, почему куртка такая большая — под ней были перевязи с ножами. Никто не успел опомниться, как девушка взмахнула руками. Два ножа — один в горле, другой в сердце, торчали у застывшего в кресле губернатора. Воспользовавшись возникшим замешательством, эта девушка закричала:

— Уходите! Я задержу!

Её руки завертелись, подобно крыльям ветряной мельницы, каждый их взмах отправлял в полёт два ножа, находящих себе цели. Девушка не промахнулась ни разу. С десяток стражников, окружавших губернатора, лежали на земле. Придавив старшего пастыря, хрипел его телохранитель. Нож, предназначенный Аргимаро, принял заслонивший его верный охранник. Восемь стражников, закрывающих путь к бегству цирковым, ещё не успели упасть на землю, как могучий мужчина бросился бежать, подхватив черноволосую девушку, которая до этого прижимала к себе рыжую девочку. Остальные артисты последовали за ним. Бежавший последним, худой мужчина развернулся и что‑то бросил в опомнившихся городских стражников, устремившихся в погоню. Серое облако, окутавшее солдат, заставило их остановиться. Все они начали чихать, смотреть им мешали обильно катящиеся из глаз слёзы.

— Колдовство! — остановились те из стражников, кто не успел вбежать в это облако.

— Перец, — хмыкнул архипастырь и указал на метательницу ножей, она, закрыв рот и нос платком, побежала через это облако, догоняя своих товарищей. Архипастырь чуть двинул ладонью. Тренькнула тетива арбалетов гвардейцев и четыре болта вонзились в спину девушки, она сделал два шага и упала. Архипастырь неодобрительно покачал головой:

— Надо было только обездвижить, — обращаясь к выбравшемуся из‑под своего мёртвого телохранителя старшему пастырю Тарахены, неодобрительно произнёс: — Любезный Аргимаро, что это вы тут устроили?

— Э–э–э… Ведьма… Её сожжение должно… — промямлил тот.

— Если вы хотели показать своё рвение в вопросах искоренения ереси и достичь эффекта… — договорить архипастырь не смог, с треском рухнули дрова второго круга. Если дрова в первом были политы маслом, то во втором были чуть сыроваты, такие, чтоб горели долго, но при этом не давая дыма, чтоб сжигаемая ведьма не задохнулась, не получив полагающихся ей мучений. Архипастырь удивлённо поднял бровь — мало того что не были приняты должные меры безопасности, так ещё и сам костёр был подготовлен крайне неумело, во второй круг поместили пересушенные дрова! Наверное, поэтому они так быстро прогорели. Словно подтверждая его догадку, пламя полыхнуло сильнее. Оглянувшийся на костёр, архипастырь повернулся к старшему пастырю, чтоб продолжить свои едкие замечания, но тут слитный выдох толпы и смотревших на костёр стражников заставил его снова обернуться. Из бушующего пламени вышли две обнажённые фигурки, меньшая шагала чуть впереди, держа за руку ведьму, которую собирались сжечь. Ни на девочке, ни на девушке не видно было следов ожогов или какого другого воздействия пламени. Девочка спокойно огляделась и направилась к выходу с площади.

— Стреляйте! — завизжал старший пастырь Тарахены, снова тренькнули арбалеты, на этот раз стражников, архипастырь едва заметным движением запретил своим гвардейцам стрелять. Девочка обернулась, и летящие в неё и девушку болты искрами вспыхнули и сгорели. Больше их никто не посмел задерживать, они спокойно скрылись в одной из боковых улиц.

— Прикажете задержать? — обратился к архипастырю капитан его гвардейцев.

— Кого? — поднял бровь высший церковный иерарх и повторил: — Кого? Если циркачей, то они, скорее всего, побежали не к воротам. Они перелезут через стену.

— Высота стен… — начал Аргимаро, архипастырь его перебил:

— Изнутри они поднимутся по лестнице, а потом спустятся по верёвке, заметьте, любезнейший, они могут это сделать в любом месте стены. А ваша так называемая ведьма… — Архипастырь продолжил, повысив голос, так чтоб его слышала вся площадь: — И спустился святой Ивософат на землю к людям, но не признали они его святость и побили камнями! И решили они его сжечь! И взошёл святой на костёр с улыбкой, не тронуло его очистительное пламя! Увидев это чудо, прозрели тёмные и заблудшие, воссиял тогда над Арэмией свет истинной веры! А святой вознёсся на небо и сказал он…

Притихшая толпа и стражники с благоговением слушали архипастыря, а тот тихо сказал старшему пастырю:

— Продолжайте, заблудший брат мой. Тот, запинаясь, проговорил:

- … и придёт мой посланец, его вы должны принять не так как меня. Этим вы, э–э–э… Докажете крепость вашей веры в… Но позвольте, ваше святейшество! Святой Ивософат сказал, придёт он, а не она!

— Неисповедимы пути Единого! — так же громко и торжественно продолжил архипастырь. — Он прислал к нам святую, дабы испытать нашу веру! А вы, брат мой, не выдержали испытания! Вы подвергли святую гонениям! Она ужаснулась вашей греховности и ушла! Горе нам!

Толпа рухнула на колени, а архипастырь тихо сказал своим гвардейцам, кивнув на бледного Аргимаро: — Взять его!

Чему‑то усмехнувшись, он приказал гвардейцам, скрутившим старшего пастыря:

— В костёр его, — и снова громко продолжил: — Брат наш решил искупить свою вину, не будем ему препятствовать! Если будет милость Единого, он выйдет из костра невредимым, чем покажет нам свою святость, и мы преклоним пред ним колени!

Карэхита в чёрном балахоне стояла привязанная к столбу и смотрела на колышущуюся толпу. Вот привели под конвоем её товарищей, всегда подтянутая Батар была в какой‑то мешковатой куртке, плачущая Смоль крепко прижимала к себе Листика. Сжавшие зубы Жозе и Журо, непроизвольно напрягающий свои могучие мускулы Торунаро. Казалось, он сейчас бросится на стражников, а потом раскидает дрова костра, чтоб спасти её, Карэхиту, и… Но что он сможет сделать против арбалетов и мечей! Палач в красном балахоне поджёг дрова. Первый круг, политый маслом, вспыхнул моментально, Карэхита почувствовала жар, который становился сильнее и сильнее.

— Нет! — Карэхита услышала крик и сквозь огненную стену к ней шагнула пылающая фигурка. По–собачьи отряхнувшись, эта фигурка сбросила с себя пылающие тряпки и появившимися большими когтями разрезала верёвки и чёрный балахон.

— Листик? — прошептала Карэхита, её взгляд с сосредоточенного веснушчатого лица переместился на руки девочки с внушительными когтями.

— Ага! — вопреки обыкновению, Листик, оставаясь серьёзной, спрятала когти и обняла девушку. Только сейчас Карэхита обратила внимание, что вокруг бушует пламя. Но жара, как в те мгновения, когда подожгли костёр, девушка не чувствовала. Листик, заглянув в чёрные глаза, сказала:

— Пошли!

Дальше для Карэхиты всё было как во сне. Она, обнявшись с Листиком, прошла сквозь бушующее пламя, и они, никем не задерживаемые, вышли из города. За ними попробовали проследить, но соглядатаи заблудились в ближайшей роще. Роще, которая насквозь просматривалась. Потом преследователи ушедших девочки и девушки рассказывали о дремучей чащобе, о страшных голосах, которые выли и рычали, о блуждающих огоньках, о том, как они чуть не утонули в трясине болота, неизвестно откуда взявшегося в этой сухой местности. А Листик шла, как будто знала куда. Утром она вывела уставшую Карэхиту прямо к уменьшившимися в количестве повозкам цирка Жозе. Удивлению цирковых не было предела, они же видели, как разгорающийся костёр поглотил Карэхиту и как туда шагнула Листик. Смоль поочерёдно обнимала и ощупывала девушку и девочку, при этом не переставая плакать. Было видно, что и остальным хочется пощупать Листика и Карэхиту, чтоб убедиться, что это действительно они и что они живые. Урторио таки не удержался и ущипнул Листика.

— Ай! — Подпрыгнула девочка. — Чего ты щиплешься?

— Листик, это действительно ты? Но как же так… Ведь мы все видели, что ты вошла в костёр! Да и Карэхита… — начал Урторио, Листик вздохнула и, отдав тёплый плед, который ей дала матушка Мижан, шагнула в костёр. Этот костёр нельзя было сравнивать с тем, что приготовили на главной площади Тарахены, это был обычный походный костёр, на котором готовили завтрак. Хоть костёр был маленький, но смотреть на девочку, стоящую в пламени, было довольно жутко. А Листик стояла и улыбалась, казалось, язычки пламени возникают сами по себе на её золотистой коже.

— А–а–а… Агм… — Жозе попытался хоть что‑то сказать. Листик вышла из костра и заявила:

— Ага! Кушать хочу! Матушка Мижан, там каша ещё осталась?

Повариха и, по совместительству, бухгалтер цирка протянула девочке полную тарелку. Листик взяла и благодарно кивнула. Карэхита ничего не ела, только зябко дрожала, хоть и куталась в тёплое одеяло. Жозе, поняв, что испуганная девушка сама ничего не знает и мало что сможет рассказать, а поглощённая едой рыжая девочка больше ничего объяснять не намерена, извиняющемся тоном сказал наезднице:

— Карэхита, ваш фургон остался в Тарахене. Извини, так получилось. Мы сами едва выбрались, если бы не Батар… Да и денег у нас нет. А продавать имущество цирка…

Жозе опустил голову, хоть его вина в случившемся была минимальна, но всё равно он корил себя, что не предусмотрел такого поворота событий.

— Ага, — Листик оторвалась от каши и посмотрела на директора цирка, — ты же говорил, что мы много заработали! Куда же делись эти деньги?

Тяжело вздыхая, Жозе рассказал о том, как с ним поступили в банке. Листик внимательно слушала и кивала, а потом спросила:

— Ты говоришь, что в таком большом банке не может не быть денег. Значит, они их спрятали и никому не показывают, а где они могут эти деньги спрятать? Где‑то в поле закопали?

— Это только в сказках деньги закапывают, а в банке есть такое хранилище, обычно в подвале, и очень хорошо охраняется! — вместо Жозе ответил Урторио.

— Ага, — Листик произнесла это как‑то очень задумчиво, затем попросила у матушки Мижан добавки. Та, глядя на девочку круглыми глазами, молча, до краёв наполнила тарелку Листика.

Ночью Жозе, совсем не спавший, заметил, как поднялась с выделенного ей одеяла Листик. Места всем в фургонах не хватало, поэтому спали у костра и те, кто лишился своих повозок, и те, у кого они были. Неслышно ступая, Жозе пошёл за Листиком. Девочка дошла до небольшой речушки, скорее ручейка, и без всплеска туда нырнула. Девочки не было довольно долго, и обеспокоенный директор цирка собрался подойти к тому месту, где под водой скрылась девочка, как из ручья вверх стремительно ушла большая крылатая тень. Кто это был, Жозе не разглядел, но он был готов поклясться, что этот силуэт не был похож ни на одного из известных ему зверей. Осторожно подойдя к ручью, мужчина не обнаружил там Листика, хотя речушка была в этом месте мелкая, и спрятаться было трудно, разве что проплыть под водой вниз по течению. Видно, Листик это и сделала, но вот — зачем это ей надо? Жозе сел на берегу и стал ждать, он был уверен, что Листик вернётся, мало того, он был уверен и в том, что девочка знала, что за ней следят.

— Сидишь? — Разбудил Жозе, не заметившего как заснул, хрипловатый голос за спиной. — Если подсматриваешь, то надо не спать, а смотреть! На вот!

Девочка протянула мужчине большой кожаный мешок. Жозе развязал завязки и поперхнулся — там было золото! Да и сам мешок был упаковочным, в таких кожаных больших сумках банк хранил золотые монеты. А улыбающаяся девочка пояснила:

— Я точно не помню, сколько ты монет отнёс в банк, вернее, не знаю. Я там один такой мешок развязала и высыпала, чтоб посмотреть, так сразу тамошние стражники прибежали и давай кричать. А я им только улыбнулась! А они такие невежливые — сразу в крик! Ну не все, двое в обморок упали. Вот я, чтоб их не смущать, по–быстрому взяла один мешок.

Жозе хмыкнул, скорее всего, охрана услышала шум, вернее, звон рассыпаемых монет в хранилище. Листик не стала рассказывать, что охранники сразу же и убежали, кроме упавших в обморок, всё‑таки скалящийся дракон в подземном банковском хранилище — зрелище не для слабонервных. Конечно, Жозе не знал, что Листик наведалась в банк в ипостаси дракона, он так и не понял, как девочка сумела туда пробраться, да ещё и выбраться? Опять же мешочек не маленький и довольно тяжёлый! Как Листик его сумела принести, кроме того, расстояние до Тарахены девочка за это время даже в одну сторону не пробежала бы! Вряд ли хранилище банка расположено где‑то в ближайшей роще. Всё это Жозе и высказал, а Листик немного обиделась:

— Это настоящее золото! Ты что думаешь, что я тут где‑то фальшивые монеты откопала? Да?

— Листик, я не сомневаюсь в том, что это золото настоящее. Нам оно будет очень кстати…

— Ага! А чего ты не радуешься. Всё равно грустный?

— Видишь ли, цирк придётся распустить, вряд ли мы сможем выступать после того что случилось в Тарахене. Боюсь, что нам, вообще, придётся скрываться. Батар убила губернатора и покушалась на старшего пастыря, конечно, он своло…

— Ага, а где Батар? Смоль с вами. А куда делась Батар?

— Её убили, — с грустью произнёс Жозе, погладив девочку по голове, — если бы не она, то мы бы все сейчас были в местной тюрьме. Церковь не прощает оскорблений.

— Ага, — шмыгнувшая носом Листик спросила:

— А архипастырь может им сказать, чтоб вас простили?

— Архипастырь всё может, — ответил Жозе, удивляясь, почему Листик это спросила, а девочка, снова произнеся своё привычное «ага», нырнула в ручей. Теперь мужчина, сидевший на берегу речушки, видел, как Листик скользнула вниз по течению. Он ожидал чего‑то такого, но всё равно вздрогнул, когда из воды стремительно вырвался крылатый силуэт.

— Кто же ты, Листик? — прошептал Жозе, а потом принялся завязывать мешок с деньгами.

Архипастырь прочитал донесение монаха, попытавшегося вместе с отрядом солдат проследить за Листиком и Карэхитой. Распоряжение о преследовании отдавал не архипастырь, а исполняющий обязанности старшего пастыря Тарахены, он стоял тут же. К нему и обратился архипастырь, брезгливо подняв рапорт старшего группы преследования двумя пальцами:

— Что вы хотели выяснить, отдавая такой приказ? Неужели вы думали, что ваши дуболомы смогут задержать тех, кто вышел из очистительного пламени?

— Я… Хотел выяснить… Это же… — заикаясь, промямлил исполняющий обязанности. Архипастырь, укоризненно покачав головой, нравоучительно произнёс:

— Друг мой, ваши соглядатаи заблудились в оливковой роще, состоящей из трёх деревьев. Ведь так? Днём там даже от солнца нельзя укрыться, а ваш монах пишет, что он чуть ли не в джунгли попал!

Исполняющий обязанности побледнел — обращение архипастыря к собеседнику — «друг мой» говорило о том, что высший церковный иерарх очень тем недоволен. А недовольство могло выразиться и в приказе удавить нерадивого. Архипастырь повернулся к одному из своих секретарей:

— Вы выяснили, кто была эта женщина, убившая дона Итарано? И почему она это сделала?

— Да, ваше святейшество, — поклонился секретарь. — Циркачка Батар, на самом деле её имя Беатрис Хайде, одна из лучших убийц ночной гильдии. Судя по всему, это был заказ. Только вот кто заказал дона Итарано уже не узнать, как вы видели, она была убита.

— Одна из лучших, и так подставиться, — покачал головой архипастырь, секретарь почтительно возразил:

— Она имела все шансы уйти в создавшейся суматохе, но почему‑то этого не сделала. Она дала возможность уйти тем циркачам, которых использовала как прикрытие, чтоб подобраться к своей цели. Почему она это сделала, жертвуя собой, непонятно.

— Вот это и надо было выяснять, у вас на глазах убивают губернатора, а вы направляете людей на поиски неизвестно кого. У меня сложилось мнение, что вы сделали это преднамеренно! — голосом, от которого бежали мурашки по спине, произнёс архипастырь, обращаясь к исполняющему обязанности местного старшего пастыря, тот похолодел, ожидая неминуемой расправы. Но на счастье провинившегося внимание архипастыря отвлёк вошедший ещё один секретарь:

— Ваше святейшество! Банкир Рамилито настоятельно просит аудиенции. Говорит — по очень неотложному делу.

Архипастырь скривился и махнул рукой, отпуская исполняющего обязанности старшего пастыря Тарахены. Ожидая банкира, его святейшество перебирал четки, думая, что же надо Рамилито. Вроде срок выплаты процентов по займу ещё не подошёл. А занял архипастырь немало, всё‑таки интриги и личные проекты требовали денег, а бесконтрольно распоряжаться церковной казной даже архипастырь не мог. Если бы его уличили в трате церковных денег без одобрения высшего синода, то те заговоры, что плелись недовольными церковниками, показались бы детской игрой. Церковная казна — это самое святое! Конечно, архипастырю выделялись деньги на содержание свиты, текущие расходы и другие нужды, но этого было слишком мало! А те несколько проектов, что задумал архипастырь, требовали вложений и не малых. Потом они окупятся и даже начнут приносить доход, но это потом. А сейчас приходилось расплачиваться с жадными банкирами, расплачиваться с процентам и весьма значительными или брать новые займы. Скорее всего, Рамилито будет настаивать на погашении долга, только почему он потащился за архипастырем в Тарахену, а не предъявил счёт в Арэмии?

— Ваше святейшество! — поклонился вошедший банкир. — Прошу помощи!

— Какая же помощь тебе требуется, сын мой? — Поднял брови архипастырь — это что‑то новое, так просить погашения кредита.

— Я прибыл в Тарахену с инспекционной поездкой, и мне доложили, что вчера ночью, вернее поздним вечером, в хранилище нашего банка появился демон! Теперь туда боятся заходить не только служащие, но и охранники!

Архипастырь не подал вида, что удивился, хотя внутренне усмехнулся — похоже, что и сам Рамилито боится туда заходить. А для банкира невозможность зайти в хранилище своего банка — самое худшее, что только он может представить. Мало того, может демон что‑то оттуда взял? Эта тревожная мысль была просто написана на лице банкира. Продолжая сохранять спокойный вид, но продолжая внутренне усмехаться, архипастырь наставительно сказал:

— Враг Единого чует нашу слабость и посылает своих слуг, дабы ввести нас в искушение…

— Какое искушение?! Искушение — когда что‑то предлагают! А тут… — не выдержал банкир.

— Не перебивай, сын мой! Это может быть и наказание! — наставительно произнёс архипастырь, он мог ещё добавить — наказание за непомерно большие проценты, но сказал другое: — Наказание за один из смертных грехов! Жадность!

— Но что же мне делать? — плачущим голосом спросил банкир, архипастырь милостиво кивнул:

— Завтра, вернее сегодня днём я лично освящу твоё хранилище и банк, будь к этому готов!

Банкир, несмотря на испуг, скривился — обряд, проводимый лично архипастырем, будет стоить недёшево. А архипастырь, продолжая внутренне усмехаться, спросил:

— Кто видел демона?

— Охранники.

— Они могут его описать? — продолжил архипастырь, скорее всего описания демона охранниками будут отличаться друг от друга. Возможно, нерадивые стражи выпили слишком много араки, а быть может, и что‑то курили, но скорее всего, демон почудился только одному, и он убедил в своём видении остальных, при этом каждый из них видел что‑то своё. Банкир протянул несколько коряво исписанных листов:

— Вот, тут всё записано, извините, но я заставил охранников самих писать. Сами понимаете, если слухи о том, что произошло, разойдутся, то это ударит по репутации банка…

Рамилито ещё что‑то говорил, но архипастырь его не слушал, он впился глазами в записи. Различия в показаниях хоть и были, но незначительные, описывался демон с крыльями, стоящий на задних лапах и покрытый золотистой чешуёй, хотя чешуя могла быть и другого цвета, просто отблески факелов делали её такой. Но архипастырь был уверен, что именно золотистая, такая, как он один раз видел. Тогда это были, как сказала Листик, её мама и она сама. Но мама гораздо больше, значит это Листик! Это её архипастырь видел на центральной площади! Она вернулась! Протянув листы бумаги банкиру, высший церковный иерарх проговорил:

— Сын мой, я сам займусь этим делом. Посещений демона больше не будет, но только в том случае, если ты не будешь дальше грешить!

Банкир понял намёк и горячо заверил архипастыря, что будет вести очень праведный образ жизни и как начало этого снижает проценты по известному им обоим займу с шестнадцати до восьми. После того как банкир ушёл, архипастырь вызвал секретаря и отдал несколько распоряжений, епархию Тарахены надо было избавить от остатков влияния пастыря Аргимаро, да и исполняющего обязанности надо было другого поставить.

Закончил разбираться с делами архипастырь довольно поздно, хоть уже и близился рассвет, он не стал ложиться спать. Он сел в кресло напротив большой балконной двери, достал маленькую крылатую фигурку и стал ждать. Так он просидел почти час, рассматривая статуэтку дракона, знакомую до последней царапины. Крылатый силуэт заслонил гаснущие звёзды — на балконе стоял, расправив крылья, зверь, чью статуэтку держал архипастырь. Он даже испугаться не успел, зверь шагнул вперёд, и в комнату вошла рыжая девочка. При свете свечей эта рыжина особенно была заметна.

— Листарио, — произнёс архипастырь.

— Листик, — поправила девочка.

— Ваш визит имеет какую‑то цель? — спросил архипастырь, если раньше он обращался к этой девочке на «ты», то сейчас счёл правильным употребить более уважительную форму.

— Ага! — кивнула Листик. — Я хотела бы вас попросить, не преследовать цирк Жозе. И верните ему, пожалуйста, фургоны и реквизит, что он оставил здесь. Жозе не виноват, что я к ним присоединилась. И Карэхита не ведьма, как этот ваш решил!

Архипастырь в знак согласия склонил голову, он хоть и разговаривал с ребёнком, но понимал, что это существо обладает возможностями гораздо выше человеческих, но с другой стороны…

— Листик, утолите моё любопытство, зачем вам понадобилось брать деньги в банке почтенного Рамилито?

— Он совсем не почтенный, а скорее наоборот! — гневно ответила Листик и рассказала о том, как поступил банкир с Жозе. Архипастырь внимательно слушал, кивал, и когда Листик замолчала, вздохнул и скорбно произнёс:

— Вы совершенно правы! Этот Рамилито жулик и мошенник! Он и меня также обманул! Но гораздо на большую сумму чем бедного хозяина цирка, но в отличие от почтенного… Как вы сказали? Жозе? За меня совершенно некому заступиться!

— А много он вам должен? — Листик подошла к изображавшему вселенскую скорбь архипастырю и погладила его по руке.

— Двадцать таких мешочков, как вы отдали… — закончить архипастырь не успел, Листик сказала своё «ага», и с балкона, в небо ушла большая тень. Архипастырь усмехнулся и приготовился ждать, но к его удивлению на балкон почти сразу же опустилось крылатое существо, державшее в охапке банковские упаковочные сумки. Дракон, пригнувшись, шагнул в комнату, теперь архипастырь его хорошо разглядел. Этот зверь, или совсем не зверь, был действительно красив! Сделав два шага, дракон вывалил всё, что нёс, на пол, и не успел последний мешок, падая звякнуть, как на этой куче сверху сидела рыжая девочка. Она сообщила:

— Вот, сколько смогла унести! Я не считала, а то начала бы звенеть, их перекладывая, — девочка спихнула на пол мешок, лежавший на самом верху кучи, и он, падая, издал глухой звякающий звук. Листик, склонив голову набок, удовлетворённо кивнула: — Звенит! И сразу же эти прибежали бы, ну которые кричат. Они бы мне ничего не сделали, но зачем их беспокоить?

— Разумное решение, — кивнул архипастырь, — только вот нехорошо получится, по этим мешкам могут определить, куда делось золото и…

— Ага! — Листик стала разрывать мешки появившимися у неё большими когтями и высыпать золото прямо на пол. Если это действие, вернее то, как оно осуществлялось, удивило архипастыря, то он никак этого не показал. Когда Листик опорожнила все кожаные мешки, архипастырь, указав на них, задумчиво заметил:

— Их надо уничтожить, лучше всего сжечь, только вот…

Сомнения архипастыря были понятны, банковские мешки–сумки были сделаны из грубой толстой кожи, да ещё и металлическими деталями — заклёпки, замки.

— Ага! — кивнула Листик и побросала разорванные мешки в большой камин, то, что произошло дальше, изумило архипастыря больше, чем всё произошедшее до этого. С рук девочки сорвалось пламя и в несколько мгновений полностью сожгло банковские упаковки.

— Э–э–э… — замялся архипастырь, Листик улыбнулась:

— Хотите спросить, как было там на площади? Очень трудно сжечь того, кто сам огонь. А мой огонь, — девочка кивнула на пустой камин, там всё, в том числе и дрова, сгорело так, что даже пепла не осталось, — очень близок к первозданному, так даже дракланы не могут! Тайша так говорит. Моя мама так умела…

Листик всхлипнула, а архипастырь вспомнил рыжую девушку, к которой с криком «мама» прошлый раз бросилась Листик. Судя по реакции девочки, с её мамой что‑то произошло, церковный иерарх осторожно спросил:

— А что с вашей матушкой?

— Она погибла, — голос девочки дрогнул и глаза наполнились слезами, глядя на это такое человеческое проявление чувств, архипастырю на мгновение стало стыдно, за то, что он провернул с помощью этого ещё в сущности ребёнка. Он подошёл к девочке и стал её утешать:

— Не плачь, девочка. Не к лицу такому могучему и сильному дракону, — вспомнил название архипастырь, — плакать…

Листик подняла на архипастыря глаза, а тот продолжил:

- … да, я знаю кто ты, о твоём племени есть упоминания в старых трактатах, это позже эти книги объявили еретическими и все уничтожили, но в закрытом хранилище церкви экземпляры остались. Я знаю, что наш мир не единственный, но другим об этом рассказывать не стоит. Та девушка, что хотели сжечь на площади, она тоже?..

— Не–а, она здешняя. Она моя подруга, а своих друзей я в обиду не дам!

— Понимаешь, Листик, после того что случилось, её объявили святой — прошедшей священный очистительный огонь, да и тебя тоже. Но ты уйдёшь, а она останется здесь, а святой, что вовремя не вознёсся на небо, церкви не нужен, не выгоден. Во–первых — он отвлекает внимание верующих, а во вторых — он может иметь, и скорее всего будет иметь, мнение отличное…

— Ага, — кивнула Листик, — вы хотите, чтоб я забрала Карэхиту с собой? А остальные? Ведь вы же обещали!

Архипастырь улыбнулся и позвонил в колокольчик. Если вошедший секретарь и удивился, увидев огромную гору золотых монет и голую девочку, на них сидящую, то не подал виду, словно подобные явления в покоях, отведенных архипастырю, в пять часов утра, дело самое обычное.

— Выпишите охранную грамоту… — начал архипастырь и посмотрел на девочку, та кивнула:

— Жозе Леринья и его цирку.

— Да, Жозе Леринья и его цирку, за моей подписью, я подпишу, и распорядитесь это всё упаковать и приготовить к перевозке. — Архипастырь кивнул на груду золота. Пока готовился нужный документ, Листик, по просьбе архипастыря нарисовала портрет Карэхиты. Надо же сделать иконы с изображением новой святой, а девушку многие видели и хоть какое‑то сходство, должно быть. Листик нарисовала ещё один рисунок — архипастырь благословляет её саму и Карэхиту. Хоть Листик рисовала очень быстро и картины были исполнены в виде наброска, архипастырь остался очень доволен. Нарисовать большую и красочную картину будет кому, главное, иметь откуда срисовывать — сказал он.

Когда охранная грамота была сделана и подписана, архипастырь отдал её Листику, та, встав на цыпочки, поцеловала его в щёку. А то, что произошло дальше, так удивило секретаря, что он не смог скрыть своего изумления: девочка вышла на балкон и прыгнула вниз!

— Посмотрите, — усмехнувшись, разрешил архипастырь секретарю, тот выбежал на широкую террасу и посмотрел вниз, при свете разгорающегося дня то, что осталось от этой девочки, уже было бы хорошо видно. Но каменная мостовая внизу была чиста! Листик, падая, сменила ипостась и «прыгнула». Секретарь растерянно взглянул на архипастыря, тот сделал благословляющий жест. Секретарь, сложив руки в молитвенном жесте, с благоговением смотрел на своего начальника и господина.

— Нам надо расходиться и как можно быстрее! Спрятаться! Затаиться! Неужели вы думаете, то, что сделала Батар, нам простят? Да и то, что она помогла нам бежать — тоже буде поставлено нам в вину! — горячился Урторио, показав на раскрытый мешок с деньгами, он продолжил: — А это? Неужели вы думаете, что в банковском доме Рамилито Листику это вот так просто преподнесли?

— А с чего ты решил, что это деньги из банка Рамилито? — вопросительно прогудел Торунаро.

— Видите эти знаки–клейма? — усмехнулся клоун. — Да и именно в этот банк Жозе положил деньги, а они не вернули, вот Листик и восстановила справедливость!

— Но как это ей удалось? — спросил кто‑то из цирковых.

— У неё и спросите! Когда вернётся! — отмахнулся Урторио и потом попросил Жозе: — Повтори, что ты видел у ручья!

Жозе ещё раз рассказал о исчезновениях и появлениях Листика. А Урторио повернулся к прижимавшейся к Смоль Карэхите:

— А теперь ты повтори, как посреди костра Листик срезала с тебя верёвки! Чем она срезала?

— Когтями, — раздалось за спинами собравшихся цирковых, улыбающаяся рыжая девочка продемонстрировала свои немаленькие такие когти, — вот этими когтями!

— Листик, ты вообще — человек? — спросил Урторио.

— Не–а! — радостно сообщила девочка.

— Демон! — выдохнул кто‑то.

— Не–а! — снова произнесла девочка и, пройдя сквозь расступающихся цирковых, подала Жозе лист бумаги, — вот держи. Это охранная грамота, фургоны и остальное, что осталось в Тарахене, вам вернут…

— О Единый! — воскликнул Жозе. — Охранная грамота и разрешение давать цирковые представления, подписанное самим архипастырем! И печать его канцелярии! Листик, как тебе это удалось?!

— Я к нему зашла и попросила, мы с ним давние знакомые…

— О святая Алемия! — выдохнула матушка Мижан. — Его святейшество продал душу…

— Ничего он никому не продавал! — возразила Листик. — Я его попросила, и он мне дал такую грамоту! Вот только он сказал, что Карэхита должна исчезнуть, или как святая вознестись на небо!

— Карэхита святая? — удивлённо переспросил Журо, Листик кивнула:

— Да, она прошла сквозь очистительное святое пламя, и теперь её причислили к лику святых, я даже нарисовала архипастырю её портрет, чтоб было с чего иконы делать.

— Девочка, — обратился к Карэхите Урторио, — ты сейчас в большой опасности! Церкви не нужны живые святые, церковники помогут тебе вознестись на небо!

— Что же мне теперь делать? — заплакала Карэхита. — У меня никого нет, только вы! Куда же мне теперь…

Листик обняла плачущую девушку и стала утешать:

— Не плачь, я уйду отсюда и тебя с собой заберу!

— Куда? — с сарказмом спросил Урторио. — Церковь достанет везде, если они решили, что святая Карэхита должна вознестись на небо…

— На небо у меня не получится, — улыбнулась Листик, — а в другой мир — запросто! Есть одно место, куда можно сбежать, там мы были с мамой. Так сбежать, что никакая ваша церковь не найдёт!

— Ты хочешь сказать — в мир иной, в лучший? Так чем твоё предложение отличается от предложения отправить на небо? — не сдавался Урторио, остальные тоже с недоумением смотрели на рыжую девочку, та, стараясь быть как можно более убедительной, стала объяснять:

— Миров много, везде живут люди, а некоторых не только люди: гномы, эльфы, орки. Есть и демоны, но я туда Карэхиту не поведу!

— Эльфы и гномы бывают только в сказках! — безапелляционно заявил Жозе.

— Ага, — кивнула Листик, — но откуда‑то они в этих сказках появились? Вот и увидишь, что это за сказка!

Последние слова Листика были обращены к плачущей черноволосой девушке. Урторио задумчиво кивнул и спросил у Листика:

— А меня ты не смогла бы прихватить в эту сказку? — Видя недоумение остальных, он пояснил: — Я знал, кто такая Батар.

— Знал и при этом предложил её к нам принять? — возмущённо произнёс Жозе.

— Она меня попросила, а я не мог отказать своему товарищу по гильдии. Я ведь не всегда был клоуном, чтоб спрятаться — это очень хорошая маска.

— Ты из ночной гильдии, — обличающе произнёс Журо, Жозе только кивнул. А Урторио развёл руками:

— Не буду этого отрицать, когда‑то я был вором, но решил… Вернее, мне пришлось спрятаться. Да что говорить, разве я в чём‑то перед вами провинился? А то, что привёл Батар… Она пожертвовала жизнью, чтоб вы смогли уйти! Там на площади вам бы тоже не поздоровилось…

— Ага, — прервала спор Листик, — собирайтесь. Урторио, я тебя тоже возьму.

— Ага, — улыбнулся бывший вор и уже бывший клоун и показал на банковскую упаковку. — Мы положим все, что возьмём, в эту сумку. Хорошая добротная вещь, не пропадать же ей, всё равно пришлось бы закопать, сжечь бы долго было. Это улика, а от улик надо избавляться!

— У меня нет вещей, они все в нашей повозке, в Тарахене, — шмыгнула носом Карэхита.

— Ничего, Урторио тебе новые украдёт в новом мире! — засмеялся Торунаро.

— А и украду! — засмеялся в ответ Урторио. — Для друга…

— И своровать не жалко! — уже захохотал силач. Жозе взял из мешка две пригоршни монет и дал уже бывшему клоуну своего цирка:

— Вот возьми! И давайте прощаться!

Прощание хоть было недолгим, но бурным. Помятые в объятиях и обцелованные Листик, Карэхита и Урторио отошли в сторону. Остальные с интересом на них смотрели, гадая, что же собирается предпринять девочка. Листик спросила у Карэхиты:

— Ты же меня не боишься? Полетишь на мне верхом, — и повернувшись к Урторио, сказала: — А тебя я понесу в лапах!

Тот с сомнением посмотрел на маленькие ручки девочки и уже было собирался сказать что‑то в своём стиле, как Листик словно размылась, стремительно увеличиваясь в размерах. Перед поражёнными людьми стоял невиданный изумрудно–золотистый зверь, почти в три человеческих роста. Усмехнувшись своей зубастой пастью, зверь хрипловатым, так всех удивляющим голосом Листика произнёс:

— Вы говорили сказки? Вот смотрите! Я дракон! Существо из сказок! Можете полюбоваться!

— Ой! Какая ты красивая! — в один голос выдохнули Смоль и Карэхита, остальные стояли молча, не зная, что предпринять — восторгаться или испугаться. Первым опомнился Урторио:

— Гм, Листик, ты меня этими коготками держать будешь? Не поцарапаешь? Боюсь, если ты это сделаешь, от меня ничего не останется!

— Не–а, я аккуратно. Ладно, Карэхита, садись. Полетели!

Артисты цирка Жозе смотрели, как дракон легко поднялся и, сделав несколько взмахов крыльев, исчез.

— Теперь я знаю, как Листик появилась там на дороге и почему была в таком виде. Знаю, почему испугались наши животные, они видели не девочку, а этого зверя! Теперь понятно, как Листик добыла золото и почему архипастырь удовлетворил её просьбу, — произнёс Жозе, оглядев своих притихших товарищей, добавил: — Но лучше нам забыть об этом и то, что мы видели, тоже забыть! Ни Листика, ни Карэхиту мы после Тарахены не видели. И Урторио там же от нас ушёл.