Глуша, разметавшаяся на одном из диванчиков, спала спокойно, её больше не беспокоила боль от ожогов, лечение Атиши было более чем действенным. А сёстры Диа разместились на втором диванчике, где было вполне достаточно места для комфортного сна обеим, но Тоша почти всю ночь не спала, девушка дрожала и тихонько плакала. Атиша прижимала сестру к себе и утешала, как могла, понимая, что с Тошей что-то происходит, что-то очень необычное, даже нехорошее, раз эта смелая девушка, не боящаяся никого и ничего, так себя ведёт. Под утро выспавшаяся Глуша проснулась и увидела такую картину: Атиша, обнявшая и утешающая Тошу. Это так удивило женщину, что она сразу и не нашлась что и сказать. Атиша её попросила:

– Глуша, вас ведь так зовут? Скажите проводнику, тут ходит такой в ливрее, похожий на швейцара, пусть нам завтрак закажет. Да пусть побыстрее это сделает.

Глуша растерянно заморгала, не представляя, как может выглядеть тут проводник? Если похож на швейцара, а это очень важные господа, состоящие при шикарных и солидных заведениях, куда простой сельской бабе вход заказан, то как она ему сможет что-то сказать? Не просто сказать, а так сказать, чтоб он выполнил её просьбу? Да и где его тут искать в этом господском вагоне-то? Глуша вчера хоть как расстроена и напугана была, но отметила, что это не обычный вагон, а для очень важных господ! Таких важных, что и выходить из купе боязно! Все эти переживания отразились на лице женщины, Атиша, увидев это, только вздохнула, а вот Тоша, похоже, успокоилась. К девушке вернулась прежняя уверенность в своих силах, словно и не было этой ночи отчаяния. Тоша посмотрела на Глушу и, улыбнувшись своей пугающей улыбкой, сказала:

– Глуша, ты только дверь открой. Они там оба уже минут десять как с ноги на ногу переминаются, а постучать боятся. Давай открывай!

Глуша не поняла, кто оба, и очень осторожно открыла дверь, в коридоре, действительно, стояли проводник и начальник поезда. Начальник пришёл за обещанными деньгами за третью обитательницу этого купе, но был остановлен проводником, рассказавшим своему начальству всё то, что он услышал ночью от охранников Каращенко. Охранники, сменяя друг друга, всю ночь дежурили в коридоре, охраняя купе своего хозяина. Делать им было нечего, вот кто-то из них рассказал, тоже не спавшему полночи проводнику о том, что случилось с дочерью миллионера и как девочку спасли, вернее, кто спас. А как?.. Охранник, рассказывающий эту историю, тоже о ней знал от других, но это не помешало ему описать самые мельчайшие подробности. Ведь если чего не знаешь, то можно придумать, главное – солидно выглядеть в глазах слушателя. Вот теперь, услышав столь жуткие подробности того, что сделала с похитителями маленькая смуглая девушка, железнодорожные работники, перед этим напуганные только взглядом этой, как оказалось, такой опасной пассажирки, нерешительно мялись у купе девушек. Когда дверь наконец открылась, то начальник поезда и проводник, увидев угрюмый взгляд смуглой девушки (Тоша едва сдерживалась, чтоб не шмыгнуть носом, потому и хмурилась), совсем растерялись. Проводник попытался спрятаться за своего начальника, а тот, заикаясь, промямлил:

– Я эта… Поскольку инструкция не нарушена и эта… За купе уплачено, то за дополнительное место платить не надо, а эта… Только за обслуживание и эта…

– Сколько? – коротко бросила Тоша. Когда Атиша протянула начальнику поезда ассигнацию, Тоша так же коротко приказала: – На сдачу заказать нам завтрак, на троих! И побыстрее!

Когда кланяющиеся железнодорожные работники собрались удалиться, стоявший в коридоре Каращенко, чуть заметно улыбаясь, обращаясь к Тоше, сказал:

– Мадемуазель Атоша, я хотел бы пригласить вас и вашу сестру в ресторан. Я, моя жена и Ласочка очень вам благодарны…

– Спасибо за приглашение, но мы вынуждены отказаться, Тоше нездоровится и она не хочет куда-то идти, – поблагодарила Каращенко Атиша, задвинув сестру внутрь купе. Глянув на тоже выглянувших в коридор жену и дочь миллионера, покачала головой: – А вот вашу дочь я хочу посмотреть, если вы не возражаете.

– О чём речь! Мадемуазель Атиша, буду вам чрезмерно благодарен и… – начал Каращенко. Но Атиша его оборвала:

– А вот этого не надо, я не практикующий врач и если что-то делаю, то не за плату. Ласочка, иди сюда. Вы тоже можете.

Пугливо озирающаяся девочка улыбнулась и, вывернувшись из под руки матери, почти побежала к Атише, за ней пошли родители. Семья Каращенко вошла в купе, занимаемое сёстрами Диа, два охранника с начальником охраны разместились вдоль коридора, чтоб держать оба купе под наблюдением, кроме этого двери двух купе, где находились другие охранники, были открыты, позволяя тем прийти на помощь своим товарищам в любую минуту. А из купе сестёр вышла Глуша, сообщив начальнику охраны:

– Тиша попросила не беспокоить, а когда принесут завтрак, то я им скажу, чтоб в коридоре подождали. Вот так! Тоша Тише мешать не будет.

– Тиша, Тоша?! – удивился начальник охраны Каращенко и спросил у Глуши: – А вы, извиняюсь, кем им будете?

– Тоша сказала, что я буду у них в услужении, – ответила Глуша и, увидев, что её не совсем поняли, пояснила:

– Кушать готовить, стирать, если надо. Ну и по хозяйству, когда оно появится.

– И ты так просто говоришь о своих хозяйках – Тиша, Тоша? – удивился-спросил один из охранников, Глуша ответила:

– Тоша так сказала, и чтоб к ним на «ты», а то рассердится. Она очень хорошая и добрая девушка, а её сестра Тиша, вообще, ангел небесный!

– Добрая девушка, – повторил охранник и покачал головой: – От этой доброй и хорошей девушки железнодорожники улепётывали, как от демона! Да и официанты в купе этих девушек заходить боятся, вчера вечером старались как можно быстрее мимо пройти, да так, чтоб не шуметь! А ты говоришь – добрая, да и то, что про эту смуглянку рассказывают… Так без жалости расправиться с такой кучей народу… Всех порешила…

– Ты такое говоришь! – всплеснула руками Глуша и, осуждающе глядя на охранника, начала тому выговаривать: – Говоришь такое, словно Тоша душегуб какой! Она хорошая и добрая девушка, зазря никого не обидит! А Тиша – ангел небесный, и не может быть у неё сестры, которая такое сделала, как ты тут рассказываешь! Ишь чё придумал!

Не на шутку разгневанная женщина (надо сказать – немаленьких габаритов) наступала на пятящегося охранника. Молча наблюдавший за этим начальник охраны уже было собирался вмешаться, как дверь купе открылась и вышли жена и дочь Каращенко. Если раньше Ласочка испуганно прижималась к маме (только к Атише пошла без страха), то сейчас девочка вприпрыжку побежала в свое купе и оттуда послышался её смех, она сразу оттуда выглянула, показывая маме куклу, радостно при этом смеясь. Выглянувший из купе девушек, Каращенко скомандовал начальнику своей охраны:

– Двоих к дверям моего купе и никого туда не пускать! Смотреть в оба! А ты зайди!

Отдав необходимые распоряжения, начальник охраны зашёл в купе к девушкам, мельком отметив, что оно не уступает размерами и отделкой купе его хозяина. Каращенко молчал, а начала говорить Атиша:

– После похищения Ласочка была очень напугана, я устранила все последствия, но… – Атиша сделала многозначительную паузу и продолжила: – Девочку кто-то снова напугал, очень напугал! Мне пришлось в этот раз тяжелее, чем в прошлый!

– Что скажешь? – спросил Каращенко у своего служащего, тот начал оправдываться:

– Как вы и приказали, двое всегда находились рядом, ещё трое не спускали глаз! За Ласочкой смотрели…

– Плохо смотрели! – перебила начальника охраны Тоша, девушка снова стала той собранной и готовой к любым неожиданностям, какой была всегда. Тиша чуть заметно кивнула – если Тоша и не избавилась от своих ночных страхов, то загнала их очень глубоко, не давая им выглянуть даже чуть-чуть. Смуглая девушка продолжила отчитывать смутившегося мужчину: – Плохо смотрели! Или среди этих смотрящих есть кто-то, кто связался с тем, кого не испугала судьба Красавчика и кто хочет заработать, похитив Ласочку. Девочка почувствовала угрозу, и это её напугало. Очень напугало! Ведь она не отходила от мамы… Сколько дней? Две недели? Напугали через несколько дней после, ну вы знаете, после чего. И скажите своим людям, чтоб держали язык за зубами, не распускали обо мне слухов, понятно? А пока будете делать то, что я вам скажу.

Начальник охраны, глянув на своего нанимателя и получив подтверждающий кивок, закивал сам – часто и энергично. Тоша, удовлетворённо кивнув в ответ, спросила у Каращенко:

– Вы в Черноморске в какой гостинице остановитесь?

– Вообще-то у меня там дом, недалеко от Приморского бульвара, я родился в Черноморске, – улыбнулся Каращенко и предложил: – Останавливайтесь у меня! Зачем вам гостиница? Дом у меня большой, вы нас не стесните, а жена и дочь будут только рады!

Тиша и Тоша переглянулись, и смуглая девушка сказала:

– Мы согласны, только, как вы видели нас – трое. Я не хотела бы чтоб Глуша от нас далеко была.

– Рядом с гостевыми комнатами есть и помещения для слуг гостей, а хотите – можете жить во флигеле в саду, он будет в полном вашем распоряжении.

Поезд прибыл в Черноморск около полудня. К удовлетворению Глуши, у сестёр оказался солидный багаж – восемь больших чемоданов. Видя с какой гордостью Глуша смотрит на эти чемоданы, Тоша, хихикнув, тихо сказала сестре, мол, видела бы Глуша, сколько багажа было у них, когда они сошли с поезда в северной столице, не зря же их не хотели пускать в гостиницу, приняв за голодранок, а вот сейчас – все швейцары и лакеи сбежались бы. Но такое обилие вещей вызывало и некоторые неудобства – чтоб увезти этот груз, пришлось нанимать ещё один экипаж – грузовую пролётку.

У особняка Каращенко был не сад и не парк, скорее, большой двор, заросший деревьями и кустарниками, напоминающий заброшенный сквер. Заброшенный, потому что окружён забором, а в отсутствие хозяина об этом скверике-парке никто не заботился, вот и получился такой маленький кусочек дремучего леса. Сам Каращенко не так часто бывал в этом южном городе у моря, может, месяц, иногда – два жила его семья. А последнее время здесь редко кто бывал, в особняке жили управляющий и его семья – жена и дочь, они же служанки. Был ещё сторож (дальний родственник управляющего). Вот до этих зарослей никому и не было дела.

Атиша в доме жить не захотела, ей понравился маленький, на три комнаты, флигель. А Тоше понравился парк, понравился своей дремучестью. Она туда сразу и подалась. Пока распаковывали чемоданы и раскладывали вещи, смуглая девушка исчезла в зелёных зарослях. Когда же хлопоты, связанные с приездом, были закончены, Глуша забеспокоилась – куда Тоша делась? Атиша, улыбнувшись, показала на большое дерево:

– А вон она, почти на самой верхушке, видишь? Спит. Ночью не спала, так сейчас навёрстывает.

– А она не упадёт? – забеспокоилась Глуша, с трудом разглядевшая, где же устроилась Атоша. Атиша, улыбнувшись, ответила, что если даже будет сильный ветер, Тоша не упадёт и не проснётся. Атиша с Глушей ушли в дом, на поздний обед, плавно перетёкший в ужин. За ужином разговор зашёл о театре, Атиша рассказала о том, как они с сестрой в северной столице посетили Нариинский театр и как ей понравился и сам театр, и то представление, что там было.

– Балет? Нариинка славится своей балетной труппой, – спросил, а потом согласно кивнул Каращенко и сообщил: – Наш театр не хуже. Так говорят. Здание одно из красивейших не только в Империи, но и на всём старом континенте. Ну а спектакль… Думаю, опера в исполнении местных артистов, вам, мадемуазель Атиша, понравится не меньше. Если хотите, я могу заказать места для вас и вашей сестры. А можете разместиться в заказанной мною ложе, там места всем хватит.

Атиша поблагодарила от себя и от Тоши, посидев ещё совсем немного – почти до полуночи, как раз перешли к десерту (поэтому дегустация всех поданных сладостей затянулась дотемна), девушка отправилась к себе – в выделенный ей с сестрой флигель. Тоши ещё не было, но и на дереве, где она раньше устроилась, было пусто. Атише не спалось, уснуть ей мешало не только беспокойство о сестре, но и ещё что-то. Словно кто-то куда-то её звал, при этом обещая… Очень заманчивые были обещания! Эти обещания не то что действовали усыпляющее, но погружали в какое-то странное состояние, где на реальность накладывались чудесные видения, обещавшие счастье и покой. Необъяснимое счастье, но для этого надо было сделать какую-то незначительную малость, что-то такое – совсем ничтожное, по сравнению с тем, что обещалось. Но эта малость вызывала у девушки, метавшейся в забытье по постели, какой-то внутренний протест, словно у неё хотели забрать что-то очень дорогое. Эти муки прекратились, когда Атишу кто-то обнял. Обнял и словно из какого-то волшебного сосуда перелил в измученную девушку силу и уверенность в том, что все невзгоды будут легко преодолены. Но почему кто-то? Открывшая глаза Атиша увидела большие зелёные, такие родные глаза на смуглом лице. Увидела и облегчённо прошептала:

– Тоша! Тошенька!

– Не отдам, никому не отдам! – ответила смуглая девушка, а беленькая лукаво спросила:

– А Лёше? Ему тоже не отдашь?

Смуглая крепче прижала к себе белокожую и серьёзно ответила:

– Ему тоже не отдам! Его к тебе заберу! Будете оба у меня под присмотром! Вот так!

Девушки засмеялись, страхов Атиши как не бывало. Тоша поняла, что происходило с сестрой, и постаралась её приободрить, а не просто утешить. Да и не просто обняла, показывая свою поддержку, Тоша перелила в сестру часть своей жизненной энергии, можно сказать, отдала часть своей жизненной сущности, не маленькую такую свою часть!

Белобородый, улыбнулся, он бы и руки потёр, но посчитал этот жест излишним – его фигура выполнила то, что обязана была сделать, и получила то, что должна была получить! Осталось дело за малым – это что-то его фигура должна передать своему (нет, не хозяину и не господину, белобородый предпочитал употреблять понятие – покровитель) покровителю, то, что заполучила. Но этого не происходило! А фигура того, кто олицетворяет светлое начало, начала возвращать ранее полученное той, от кого получила, не просто возвращать, а добавляя от себя! Белобородый растерянно, совсем как его вечный соперник, потеребил бороду. От этого занятия его отвлёк хмык, раздавшийся за спиной:

– Я же говорю – вытворяют чёрт знает что!

– На себя намекаешь? – развернулся белобородый к кинувшему реплику. И с некоторым ехидством спросил у того: – Ты ведь тоже пробовал? Вчера пробовал, разве не так? Но и у тебя даже так не получилось.

– А подглядывать нехорошо! – не менее ехидно ответил обладатель козлиной бородки и изогнутых рожек. – Очень нехорошо! Тем более что ты проделал то же самое, что и я.

– Как ответный ход, ты ведь первый начал, – не остался в долгу белобородый и укоризненно добавил: – Вообще-то здесь, как некоторые говорят, райские кущи – место, где благодатный свет разливается и покровительствует! Ну, и ещё что-то там делает, очень хорошее делает. Представителям тьмы тут совсем не мес…

– Ай брось, – небрежно махнул рукой мужчина, с внешностью соблазнителя, рожками и хвостом, – можно подумать, мне здесь не рады. А если и не рады, то меня это как-то, ну, совершенно не волнует! Ну и не будешь же ты меня изгонять?

– Изгонишь тебя, разве что – дустом, – проворчал белобородый, его собеседник в притворном ужасе всплеснул руками:

– Вот! Вот ваша суть! Представители света, добра и ещё чего-то там, что тут благодатно разливается, готовы ради достижения своей цели насыпать вместо сахара дусту в кофе несчастной жертве!

– А что? Поможет? – заинтересовался благообразный старец с белой бородой, продолжая улыбаться.

– И не мечтай! – погрозил пальцем мужчина с рожками и, став серьёзным, спросил, кивнув куда-то в сторону: – Так что с ними теперь делать будем? Ведь чем дальше, тем больше они смешивают души, избавляясь от тех крох контроля, что у нас оставались!

– Ну, это тебе лучше знать, ведь они вытворяют чёрт знает что! – уже не улыбаясь, а рассмеявшись, ответил белобородый. Его вечный оппонент покачал рожками, но видно ему показалось этого мало, он ещё и хвостом щёлкнул, показывая своё раздражение, после чего повторил вопрос – что же делать с непокорными игровыми фигурами? Белобородый, став серьёзным, предложил – ничего не делать.

– Это как? – очередной щелчок хвоста выдал крайнее раздражение.

– А никак! – снова улыбнулся белобородый. – Активно вмешаться – значит нарушить условие нашего пари. А сторона, нарушившая условия спора, автоматически проигрывает. Согласен? Поэтому будем просто наблюдать, интересно же куда их заведёт возможность самим выбирать – что делать и как. Вот эти что и как, мне кажется, и определят победителя нашего спора. Пока будем считать – твёрдая ничья, но не пат! Возможности продолжения игры есть. Фигуры, получившие свободу, сами сделают ходы!

Последние слова белобородый добавил, снова начав улыбаться – его соперник, услышав о твёрдой ничьей, встрепенулся и хотел что-то сказать, но промолчал. Это, сказанное в конце замечание о том, что ходы ещё возможны, и пресекло возражения, что он готов был высказать.

А игровые фигуры, проявившие своеволие, пили кофе в небольшом кафе на Приморском бульваре. И если Атиша просто любовалась морем, то Тоша с интересом наблюдала за суетой в порту. Отсюда, почти с высоты птичьего полёта, человеческий глаз вряд ли мог разглядеть, что там происходит, но Тоша всё прекрасно видела и комментировала действия грузчиков, разгружавших большие грузовые телеги и носивших мешки на небольшой парусный кораблик. Увидев особо неуклюжие действия одного из грузчиков, Тоша не удержалась:

– Эх! Неловкий и косорукий какой! Кто ж так мешок берёт! Уронит же! Задержит погрузку, как только его возница этой большой телеги кнутом не приласкал! Вон смотри! Вон там тоже такие телеги разгружают и на пароход мешки носят, можно сказать, профессионально носят!

– Биндюжник, возницы таких телег называются биндюжники, – невозмутимо заметила Атиша, которая тоже прекрасно видела происходящее на таком расстоянии, и пояснила неуклюжесть грузчиков: – А это не профессиональные грузчики, так, подрабатывающие в порту, бичами их кличут. Обычно нанимают их, чтоб деньги сэкономить. Услуги настоящих грузчиков дороже стоят, а хозяин этой шаланды или скупой, или бедный.

– А ты откуда знаешь такие подробности? – нахмурив брови, подозрительно спросила Тоша, Атиша ответила, перед этим показав язык:

– А надо слушать, когда рассказывают, а не по сторонам глазеть, да ещё ехидные замечания делать тому, кто рассказывает.

– А вот и не шаланда! – возразила Тоша и тоже показав язык, пояснила: – На шаландах рыбу ловят, а не мешки возят!

– Шаланда, шаланда! Самая настоящая шаланда! Может, они в перерывах между рыбалками мешки возят! – начала спорить Атиша. Тоша хотела ещё раз показать язык, но решив этого не делать, предложила:

– А давай у них спросим? Спустимся в порт и спросим! Вон у них какой капитан солидный, в фуражке и кителе! Вот у него и спросим.

– А давай! – согласилась с предложением сестры Атиша, кофе уже было выпито, пирожные съедены, до вечера ещё далеко, можно и прогуляться. Девушки, вышли из кафе и, взявшись за руки, направились по широкой лестнице вниз. Порт встретил сестёр шумом и некоторым недоумением – две девушки, хоть и скромно, но хорошо одетые, одни пробираются к дальнему причалу. Так одетые девушки здесь не ходят, а эти, не смущаясь, куда-то шагают, да ещё и одни! И никто их не сопровождает!

– Эй, красавицы, а не хотите ли… – начал один из тех, кого Атиша назвала – бичом, заступив дорогу. Сидевшая недалеко, на пустых ящиках, компания скучающих бичей (видно им не нашлось работы) дружно загоготала, предвкушая развлечение. Девушки-то шли одни, а поблизости не было никого, кто мог бы за них заступиться.

– Нет, не хотим, совсем не хотим! – ответила смуглая девушка, она и её подруга (или кто она там ей) продолжили свой путь, а парень, совсем не маленьких габаритов, отлетел к гогочушей и начавшей отпускать сальные шуточки компании. Летел хорошо, так как врезавшись в тех, кто сидел на ящиках, повалил их на землю.

– Ты чего? – спросил один из поднимающихся.

– А ниехо, – ответил ухажёр-неудачник, двигая рукой свою челюсть. А под глазом у него начинал наливаться синяк. Отвечая на удивлённые взгляды своих товарищей, пояснил:

– Как замахивается, я увидел. Вот подумал – горячая девка и не испугалась, с ней интересно будет. А как она ударила, а это она ударила, больше некому, даже не заметил! Понял только, что лечу! Замахивалась она как бы один раз ударить, а ударила три! Хорошо ударила! Вот тут тоже синяк будет! Когда пойдёт обратно, надо будет встретить и покалякать! Теперь знаю, что от неё ожидать.

– А девка-то непростая, – задумчиво произнёс самый старший из компании, – ведь она тебе показала, что сейчас бить будет. Могла бы ударить так, что ты бы ничего и не понял. А она показала, что собирается сделать, а потом ударила, три раза! Когда успела, а? Мой тебе совет – больше на пути у неё не становиться, вы как знаете, а я во-он туда перейду. Если эти девки тут обратно идти будут, то я на них издали погляжу, это не больно будет, да и здоровье не пострадает!

– Тоша, зачем ты так его? – спросила у сестры Атиша, когда компания бичей скрылась за зданием одного из складов. Атоша, почему-то улыбаясь, ответила:

– Не люблю, когда мне говорят всякие гадости!

– Но он же ничего такого и не успел сказать!

– Но хотел, вернее, собирался. Но не успел, я ему не позволила, – продолжая улыбаться, пояснила свои действия смуглая сестра.

– Тоша, у тебя какое-то постоянное желание: кого-то ударить или…

– Сделать какую-нибудь пакость, – дополнила смуглая сестра белокожую и пояснила: – Не знаю почему, но при этом у меня настроение улучшается! Но ты же заметила, я не со всеми так поступаю, а только с теми, кто собирается на меня наехать.

– Или на меня косо посмотреть, тебе этого уже достаточно, чтоб учинить расправу, – укорила сестру Атиша, та пожала плечами, мол, что есть – то есть и ничего тут не поделаешь. Атиша только вздохнула. Она понимала, что сестру не переделаешь и та будет отвечать как умеет, а умеет она хорошо (и даже очень) – драться. Атиша вздохнула, а Тоша, догадавшись, о чём думает её сестра, согласно кивнула:

– Как умею, но если не хотят быть биты, пусть не смотрят на тебя косо, ведь это же так просто!

Атиша ещё раз вздохнула, не смотреть на красивую девушку не так уже и не просто, а вот косые ли это взгляды или восхищённые, определять будет Тоша, по-своему определять! Ну, а определив, примет меры, опять же – свои меры! Крики, раздавшиеся сзади, отвлекли Атишу от размышлений – там кто-то кричал, но не звал на помощь, а скорее, возмущался. Атиша посмотрела на сестру, та пожала плечами:

– Чувство справедливости – если нельзя отомстить обидчику, то почему бы это не сделать по отношению к тому, кто не может дать достойный отпор и попался под горячую руку?

– Вернёмся, поможем этому несчастному! Ведь эти, обиженные тобою, бичи его побьют и ограбят!

– Тиша, этот несчастный знал, куда шёл. Его никто не заставлял за нами идти, и если он это сделал, то сам виноват, – ответив сестре, Тоша постаралась погасить её возмущение своим бездействием. Ведь та компания, которую миновали сёстры, кого-то не просто грабила, но и била, вернее, бил бич, проученный смуглой сестрой, сгоняя свою злость за неудачу с девушками. Атиша внимательно посмотрела на сестру: многое из того, что делала Тоша, имело какую-то цель. Дорогу-то выбирала Тоша, и сёстры могли пройти, минуя тех бичей, но вышли именно к ним, явно их провоцируя. А потом Тоша устроила показательную порку самого активного, ему теперь требуется кого-нибудь как следует вздуть (этого несчастного не просто побьют, но ещё и ограбят!), чтоб поднять свой авторитет, и этим кем-то оказался неизвестный, идущий за сёстрами!

Так размышляя, Атиша не заметила, как подошли к месту, где происходила, вернее, уже заканчивалась погрузка большой шаланды, девушка посмотрела на капитана шаланды (или как он может называться на таком судне?), думая, как лучше начать разговор, но Тоша её опередила, поздоровавшись с моряком:

– Здравствуйте, Тепан Гнатыч! Вы тут, какими судьбами? Или уже не водите баржи с арбузами к Киневу?

Солидный мужчина в кителе и тельняшке под ним прищурился, разглядывая неизвестно откуда появившихся девушек. Смуглая его точно знала! А вот он не мог припомнить, где видел эту барышню. Девушки, хоть и просто были одеты, но как всё же барышни, а не рыбачки (и вряд ли эти девушки с зонтиками от солнца были теми, кто обычно ошивается в порту). А смуглянка продолжила говорить:

– Тепан Гнатыч, а вы командуете этим кораблём, да? А как он называется?

– «Чайка», – машинально ответил мужчина в кителе и солидно добавил: – Капитан я!

– А ваша «Чайка» кто? Атиша говорит, что шаланда, это так?

– «Чайка» – это шхуна, – сказал Тепан Гнатыч так же солидно, когда говорил, что он капитан корабля.

– Ну как же шхуна? У неё же одна мачта! Да и маленькая для шхуны она, ваша «Чайка», – попыталась возразить Атиша, но капитан маленькой одномачтовой шхуны объяснил:

– Шаланда – плоскодонка, а «Чайка» имеет киль! «Чайка» – одномачтовая шхуна!

– Ну какой может быть капитан на шаланде? Старшина рыбацкой артели или ватаги и этого достаточно, а вот на шхуне, пусть даже маленькой, обязательно должен быть капитан, в капитанском кителе и фуражке, – тихо произнесла Тоша, указывая глазами на одежду и головной убор капитана маленькой шхуны. Атиша не стала возражать, улыбнувшись, громко сказала:

– «Чайка» – красивая шхуна, хоть и одномачтовая. А зачем такой шхуне вторая мачта? Только вид портить будет!

Капитан «Чайки» согласно (даже с некоторым удовлетворением) кивнул, а потом, словно опомнившись, спросил:

– А вы, барышни, откуда меня знаете? Я вот вас припомнить не могу!

– Я вас первый раз вижу, – ответила Атиша и, кивнув в сторону Тоши, с интересом рассматривавшей толстую выхлопную трубу тринклера, торчащую из кормовой надстройки, сказала: – Это моя сестра вас знает, она же назвала ваше имя, когда здоровалась.

– Тринклер, помните как у вас он заглох, когда вы арбузы в Кинев везли? Помните, кто вам помог? – спросила улыбающаяся Тоша, при этом отбросив волосы назад, делая вид, что у неё короткая причёска. Капитан шаланды растерялся, узнавая в этой барышне того паренька, что потом оказался нахальной девкой, отлупившей Оньку. А Тоша поинтересовалась: – Ну как, довезли арбузы? Я же видела, что тринклер вы запустили.

– Антон, ты? – совсем растерялся Тепан Гнатыч, но глядя на эту совсем не бедно одетую девушку, спохватившись, произнёс: – Извините, барышня! Уж очень вы похожи, да и знаете…

– Да я это, я! Вы же видели, что я девушка! – Тоша совсем смутила капитана одномачтовой шхуны, тот растерянно хлопал глазами, а девушка спросила:

– А чем сейчас занимаетесь? Арбузы больше не возите? Я вижу у вас рыбачья… Гм, шхуна. А вы что-то грузите: мешки, бочки, похоже, какие-то припасы. Как для дальнего плавания, но свою шхуну перегрузили, да и не очень она пригодна совершать дальние походы.

Капитан шхуны стал рассказывать, погрузка-то была уже закончена, и пять матросов поднялись на борт. Один из них удалился в кормовую надстройку, и оттуда послышался натужный кашель тринклера, сопровождаемый синим дымом, толчками вырывающимся из трубы. Тепан Гнатыч, словно жалуясь, рассказал, что там, на реке, когда Тоша сошла (вернее спрыгнула на берег), удалось только отойти от берега и проплыть всего несколько миль (капитан, как и положено морскому волку, расстояние мерил не вёрстами, а милями). Потом тринклер баржи окончательно заглох, и в Кинев пришли с большим опозданием, чем вызвали гнев хозяина. Он Оньку уволил сразу, а Тепана Гнатыча тогда, когда баржа вернулась в низовья реки (там, где в изобилии и росли арбузы). Уже не капитан баржи вернулся в родную деревушку – рыбачью деревушку на берегу моря. Там артельщики его, как человека опытного и много повидавшего, выбрали капитаном единственной шхуны, остальные посудины (несколько пренебрежительно отозвался Тепан Гнатыч) там, действительно, шаланды. Жители Начи в большинстве своём рыбаки, на этих шаландах ходят в море, где и ловят кефаль, Атиша украдкой хихикнула – а где можно ещё ловить кефаль? Не в речке же, кефаль – морская рыба. А Тоша многозначительно усмехнулась, услышав название деревушки. Понятно, что шхуна тоже участвует в промысле, но когда нужно привезти разные припасы, то не шаланды же посылать в Черноморск? Вот «Чайка» этим и занимается, вот сейчас тоже… В этот момент тринклер оглушительно чихнул, выпустил клуб синего дыма и заглох. Атоша сразу определила причину, мол, перенасыщенная топливная смесь, после чего поинтересовалась:

– А Оним, случайно, не из вашей деревни будет?

– Онька-то? – поинтересовался один из матросов, не принимавший участия в разговоре, но внимательно его слушавший и, услышав имя своего односельчанина, решивший вмешаться. Переспросив, матрос ответил на вопрос Тоши: – Нашенский он! Как уплыл с тогда с Тепаном Гнатычем, так и не вернулся, большим человеком стал!

– Не уплыл, а ушёл! Балда! – поправил своего матроса капитан и пояснил: – Онька в цирке тепереча выступает, борцом стал.

– Я же и говорю – большой человек! – добавил матрос, нисколько не смущённый замечанием, полученным от капитана.

– Хоть и большой человек, но с двигателем справиться не мог, – улыбнулась Тоша.

– Вообще-то, борец маленьким быть не может, а у Онима ещё и талант к этому. Ведь он не просто борец, а ещё и силач, то есть выступает с силовым номером, а это не у всякого обладателя силы получается. Оним – талант! Настоящий талант! – заступилась за парня Атиша. Один из матросов, а они все стояли на палубе, или что там бывает у одномачтовых шхун, удивлённо спросил:

– Барышня, а вы знаете Оньку?

– Знаю, нас Тоша познакомила, она же Онима в цирк и устроила. Силачом-борцом устроила и тренировала его первое время, – ответила Атиша, матросы дружно почесали в затылке и так же дружно выдохнули что-то похожее на – «эвонт оно как»! Пока все слушали девушку, рассказывающую про их односельчанина, Тоша проскользнула на шхуну в надстройку, где был тринклер, и пока экипаж во главе со своим капитаном чесали в затылке, завела двигатель. Выглянув из будочки, именуемой Тепаном Гнатычем – машинным отделением, Тоша поманила того матроса, что безуспешно пытался вывести на рабочий режим (завести упрямый механизм ему всё-таки удалось, но и только!). Через минуту они оба вышли из надстройки, о том, что Тоша возилась с двигателем, показывали только закатанные рукава её платья и ветошь, которой она вытирала руки, а вот матрос выглядел так, словно искупался в топливной смеси. При этом девушка что-то тихо выговаривала смущенному парню, закончив то ли инструктировать, то ли ругать незадачливого матроса, Тоша сказала, обращаясь к капитану шаланды-шхуны:

– Если всё будет делать как надо, то дойдёте до Начи без происшествий, туда, насколько я знаю, сто пятьдесят миль?

– Сто сорок пять, – солидно ответил капитан, довольный тем, что девушка расстояние назвала в милях, а не в вёрстах. Тоша снова спросила:

– Там у вас военные что-то строят, так?

– Не у нас, а на батарее. Батарея береговой обороны в двух милях от нашей деревни, берег от Черноморска в ту сторону обрывистый, да и мелей много, а кое-где и скалы попадаются, а скала – это риф! А у Начи всего этого нет, можно на берег беспрепятственно выбраться, вот там батарею и поставили, для обороны удобного места высадки, значит. Пушки-то там большие, далеко достать могут. Но строят что-то не на батарее, а за ней, в степи. Непонятно, что строят, да и зачем?

– Вот нам туда-то и надо, – сказала Тоша и, увидев удивление капитана шхуны, пояснила: – Не на батарею, а туда, где строят. Если бы вы не сейчас домой шли… Тепан Гнатыч снова удовлетворённо кивнул, девушка сказала – шли, а не плыли. Тоша тоже улыбнулась и продолжила: – Мы с сестрой к вам бы в пассажиры напросились, а так…

– Ну, дык, через восемь дней мы сюда снова придем – улов привезём, обратно идти, пустыми будем, вот если вы подождёте, то можно будет с нами… А там на подводе. С кем-нибудь из деревни столкуетесь, до той стройки и доедете. Хотя, какая там стройка? Почитай, всё уже и сделали.

– Ну вот и договорились, – обрадовалась Тоша, а может, только сделала вид, что обрадовалась, она-то уже знала о том, что рыбацкая артель из Начи через пять дней привезёт свой улов, матрос, обслуживающий тринклер, рассказал.

Две девушки, закрывающиеся зонтиками от солнца, выглядели бы уместно где-нибудь на набережной или бульваре, но никак не в порту. Пробираясь между строениями складов, горами ящиков и тюков, девушки шли довольно замысловатым маршрутом. Если Тоша шла уверенно, словно зная, куда идёт, то её сестра растерянно оглядывалась и, не выдержав, спросила:

– Тоша. а куда мы идём? Ведь явно не к выходу из порта. Ведь к той шхуне, которая не шаланда, ты пошла, увидев знакомого, да? Ты заранее знала, что он из Начи, и собиралась его попросить нас туда подвезти, так?

– По морю гораздо удобнее плыть, чем тащиться по пыльной степи, да ещё и по такой жаре. От Черноморска до Начи сто сорок пять вёрст, мы туда только за двое суток на подводе доедем. Деревень по дороге нет, я имею в виду – вдоль берега, ты же слышала – берег обрывистый с неудобным подходом к морю. Пришлось бы в степи ночевать или ехать к ближайшей деревне, удаляясь от берега, а это крюк! И дорога заняла бы суток трое, если не больше, а так к вечеру будем. А Тепана Гнатыча я действительно увидела и подумала – почему бы не напроситься в пассажиры? А то, что он, как и Онька, из Начи, мне мама нашего борца-силача рассказывала. А когда я увидела бравого капитана той шхуны-шаланды, не трудно было сделать вывод, что он больше арбузы не возит.

Атиша согласно кивнула и задала ещё один вопрос:

– А куда мы теперь идём? Если к тем причалам, то там большие корабли, на них можно и издали полюбоваться, необязательно так близко подходить.

– А вон видишь? Такой большой корабль, больше всех, это – «Святой Евлур», корабль Каращенко, вот к нему мы и направляемся, вернее, на него, но прежде нам надо взять одну штуку, – пояснила Тоша, показав на большой корабль. Недалеко от него лежали кучи угля, приготовленного для погрузки. Девушка подошла к одной и взяла кусок угля, для этого ей пришлось немного в этой куче покопаться. Затем сёстры направились к спущенному трапу, перед которым стоял матрос, он подозрительно посмотрел на девушек: вроде прилично одеты, но ходят по порту одни, к тому же одна вымазана в угольной пыли и зачем-то держит в руках кусок угля. Матрос открыл рот, собираясь поинтересоваться, что этим барышням тут надо, но смуглая девушка (та, которая с углём) его опередила:

– Мы хотим видеть капитана, пропусти нас!

Матрос насупился и решительно заступил девушкам дорогу – мало ли кто тут ходит? А он поставлен у трапа, чтоб таких не пускать на корабль! Эти девицы, хоть и прилично одеты, но сами пришли и теперь на корабль рвутся, ещё сопрут что-нибудь, а он потом – отвечай! Матрос не только заступил дорогу, но и собрался сказать, чтоб эти девицы шли своей дорогой, но та из этих двух, что с углём, его опередила, громко сказав:

– Ты не понял, что я тебе сказала? Мне надо к капитану! Если не пропустишь, искупаешься прямо здесь!

Матрос смерил девушку презрительным взглядом – худенькая, маленькая (на голову ниже атлетически сложенного мужчины), эта пигалица пытается угрожать! Но достойно ответить матрос не сумел, вернее, не успел – какая-то неизвестная сила сбросила его в воду, но не между причалом и бортом корабля, куда упасть было бы вполне естественно, а далеко в сторону – перед форштевнем! Крики оказавшегося в воде вахтенного матроса привлекли внимание команды корабля. О том, что у трапа никого нет, вспомнили только тогда, когда на борт поднялись две девушки. Светленькая укоризненно говорила тёмной:

– Ну зачем ты его так? Ведь он же ничего не сделал! А ты его так далеко зашвырнула!

– Во-первых, не люблю, когда мне возражают, да ещё таким тоном! – начала отвечать тёмная, не обращая внимания на людей, её обступивших. Подняв кусок угля, что держала в руках, девушка продолжала: – Во-вторых, я его закинула на чистую воду, если бы между бортом корабля и причалом, то этого нахала, могло бы раздавить. Он хоть и наглец, но жалко, да и не так уж значителен его проступок, чтоб наказывать смертью. Да ещё – такой неприятной.

Обступившие девушек люди с удивлением смотрели на смуглую девушку, она так спокойно говорила о том, как могла бы наказать матроса за дерзость. Но глядя на неё, в это как-то не верилось, но вахтенный у трапа каким-то образом оказался же в воде за несколько десятков метров от того места, где стоял! Разве что он сам побежал по причалу вдоль борта корабля и прыгнул в воду при виде этих девушек, но как они могли его заставить это сделать или чем поразить до такой степени, что вызвали такое умопомешательство? На поднявшихся на палубу девушек смотрели, не понимая, как на это реагировать и что предпринять. Обстановку разрядил капитан, он вчера был среди встречавших Каращенко, он видел этих девушек и был им, как и они ему, представлен. Капитан видел, с каким почтением его хозяин относится к этим скромным девушкам. Мало того, перемолвившись несколькими словами с начальником охраны, капитан знал, что проделала эта смуглянка. Не верить начальнику охраны не было причин, капитан представлял, что способна сделать эта маленькая девушка. Вежливо поклонившись, капитан поздоровался, а потом поинтересовался, что привело сестёр Диа на его корабль. Тоша из куска угля, что держала перед собой, ловко вывернула длинный маленький цилиндр.

– Мадмуазель Атоша, что это? – поинтересовался капитан, девушка пояснила:

– Это взрыватель, он срабатывает при повышении температуры до ста градусов, такой маленький взрыв. А этот немаленький кусочек угля, совсем не уголь, а взрывчатка, и взрыв уже будет очень приличный. Это вещество в огне не взорвется, просто расплавится, а потом сгорит, но когда его хорошенько тряхнуть или ударить – маленький взрыв этого цилиндрика, то… Этот «уголёк», брошенный в топку, сразу нагреется, но сама взрывчатка расплавиться не успеет, а вот эта штучка сработает, – Тоша повертела цилиндриком. Капитан ничего не сказал, только внимательно смотрел на кусок совсем не угля, что держала в руках девушка, а она, поманив мужчину за собой (за ними пошли все собравшиеся на палубе матросы), прошла к тому борту корабля, что обращён к морю. Там, достав из своей сумочки револьвер, девушка зашвырнула немаленький такой «уголёк» далеко от корабля и, когда тот, падая, почти коснулся воды, выстрелила в него. Прогремел взрыв, горячей волной воздуха с капитана сорвало фуражку, а с матросов бескозырки (у кого они были). Тоша спросила:

– Погрузку угля ещё не начинали? Там ещё три таких кусочка лежат.

– Мадемуазель Атоша, я должен сообщить господину Каращенко! – слегка заикаясь, проговорил капитан, впечатлённый демонстрацией Тоши. Что собирается сообщить, он не сказал, но это и так было ясно.

Каращенко прибыл через час, его «Балтиец», последней модели, остановился у самого трапа «Святого Евлура». Быстро взбежав на палубу, Каращенко выслушал подробный, хотя и короткий, рассказ капитана, посмотрел на Тошу, девушка пожала плечами:

– Как я обнаружила мину? Увидела… Нет, скорее, почувствовала. Там в тех кучах, что приготовлены к загрузке на корабль ещё три таких. Это я уже говорила, – Тоша кивнула в сторону капитана и недовольно шмыгнула носом. Оглядев себя, девушка пояснила причину своего раздражения: – Вот, вымазалась я. Сначала на «Чайке», теперь тут – когда мину из той кучи угля доставала.

Капитан предложил девушке принять душ в своей каюте, сказав, что там такое удобство имеется. Тоша, хмыкнув, ответила, показывая на приготовленные пустые мешки:

– А переодеться мне у вас есть во что? Или вы мне одолжите свой китель? Да и не время, ещё. Всё равно вымажусь. Вы же собирались начинать погрузку угля? Вот и начинайте. А избалованная барышня, жаждущая острых развлечений, за этим понаблюдает. Прикажите поставить кресла около трапа, по которому будут мешки с углём носить. Да и про большой зонтик от солнца не забудьте.

– Вы думаете, что сможете увидеть мину в угле, насыпанном в мешок? – удивился Каращенко, который понял, что задумала Тоша. Девушка кивнула, а миллионер-сахарозаводчик задал ещё несколько вопросов: – Откуда вы знаете, что там ещё три такие мины? И тот взрыв, когда вы взорвали первую мину, не догадаются ли те, кто эти устройства подложил, что их затея не удалась?

– Тоша чувствует такие вещи, – вместо сестры ответила Атиша. А сама Тоша пояснила:

– Я чувствую не мины или им подобные устройства. Вернее, не только мины. Я чувствую любой предмет, с помощью которого можно сделать какую-нибудь пакость, согласитесь, миной можно очень большую пакость сделать, вот она меня как магнит к себе и притягивает!

Каращенко и капитан «Святого Евлура» переглянулись, моряк поинтересовался – как и почему это происходит? Мадмуазель Атоша чувствует такие вещи из желания себя обезопасить? Или здесь что-то другое? Тоша, улыбаясь, ответила, что она сама в любую минуту готова сделать пакость и поэтому ощущает все, что может подойти для этого. Вот такое у меня необъяснимое свойство организма, пояснила ещё больше заулыбавшаяся девушка, в этот момент подбежал матрос и доложил, что столик с креслами поставлен. Как только миллионер-сахарозаводчик, капитан корабля и девушки там расположились, была дана команда – начать погрузку угля. Вообще-то подобные работы выполняются в открытом море, при перегрузке угля с одного корабля на другой, а порту для этого используют краны и портовые лебёдки. В порту подобные работы, да ещё на ночь глядя, могут быть восприняты как издевательство над командой, но обещанная Каращенко двойная оплата примирила матросов с тяжёлой работой: уголь лопатами (это делали четыре матроса) засыпался в мешки, носильщик (носильщиками были остальные матросы) взваливал мешок на плечи и бежал на корабль, там высыпал содержимое мешка в угольную яму и бежал обратно, за новой порцией. Тоша расслабленно наблюдала за этой беготнёй, а Атиша рассказывала о том, что произошло, когда девушки пришли в порт:

– То, что за нами идут, я почувствовала сразу, но не придала этому значения, ну мало ли кто это может быть? А вот Тоша заподозрила неладное и приняла меры. Теперь я понимаю, почему мы вышли на тех бичей и зачем Тоша их разозлила, не всех, но этого оказалось достаточно, чтоб спровоцировать их нападение на того, кто за нами шёл. Тот взрыв, что сестра устроила, никто из посторонних не видел, а вот сейчас за нами снова наблюдают.

– Наблюдают и думают – ну и самодур этот Каращенко, вместо того чтоб загрузить уголь портовым краном, он заставил это делать команду своего корабля, да ещё и ночью! – не смог сдержать улыбку миллионер-сахарозаводчик. Тоша, продолжавшая внимательно следить за вереницей матросов с мешками, тоже улыбнулась:

– Настоящий самодур! Мало того, что заставил матросов ночью выполнять тяжёлую работу, которую можно было и не делать, так ещё сам, с удобством расположившись, на это с удовольствием смотрит, ещё и двух девиц пригласил!

– Так вы говорите – за нами наблюдают, а как это… – начал Каращенко обращаясь к Атише, но Тоша закричала одному из матросов:

– Иди сюда!

Когда матрос подошёл, приказала тому поставить мешок и запустила туда обе руки. Атиша только вздохнула, глядя на измазанное платье сестры. Тоша, покопавшись в мешке, вынула кусок угля и положила его на стол, после чего скомандовала матросу – унести мешок. Место, где уголь набирали, и дорога, которой его носили, были хорошо освещены, а столик, за которым расположились следившие за погрузкой угля, был погружён в полутьму, всё-таки была уже ночь. Сидящие за этим столиком наклонились поближе к столешнице, наблюдая за действиями Тоши. Девушка выкручивала из «куска угля» длинный цилиндр, но до конца не выкрутила, так как позвала ещё одного матроса и из его мешка достала ещё кусок чего-то очень похожего на уголь. Через некоторое время на столике лежали уже два взрывателя, а «уголь» положили в ящик, для этого принесенный. Третье взрывное устройство было обнаружено только под утро, когда погрузка угля была почти закончена. Тоша воспользовалась любезностью капитана «Святого Евлура» и отправилась мыться в его каюту. А взрывчатку, замаскированную под уголь, погрузили на автомобиль охраны миллионера-сахарозаводчика, а отдельно упакованные взрыватели взяли на «Балтиец» Каращенко, где разместился он сам, Атиша и уже помывшаяся Тоша, одетая в капитанский китель. Когда оба автомобиля направились к выходу из порта («Балтийцы» Каращенко и охраны), «Святой Евлур» отошёл от причальной стенки и вышел на рейд. Капитан решил свести до минимума общение с берегом, а следовательно, возможность попадания на борт судна посторонних предметов, но сразу не отправился в рейс, так как команде надо было отдохнуть.

Когда автомобиль выехал на подъём дороги, ведущей из порта в город, Атиша обернулась, чтоб посмотреть на «Святой Евлур». Медленно вытягивающийся на рейд, красавец корабль был самым большим из тех, что были в порту. К Атише присоединились Тоша и Каращенко, который с гордостью сказал:

– Не правда ли, красавец? Это его первый рейс, и от него много зависит. Конечно, потеря «Святого Евлура» меня не разорит, но больно ударит по репутации, а это грозит значительными финансовыми потерями. Если бы не вы, мадемуазель Атоша…

Каращенко сделал многозначительную паузу, воспользовавшись тем, что миллионер замолчал, Атиша поинтересовалась у сестры:

– Тоша, а ведь ты неспроста повела меня обратно, так чтоб мимо «Святого Евлура» пройти. Любоваться этим кораблём можно было и с бульвара. Оттуда его хорошо видно! Разве ты можешь почувствовать мины на таком расстоянии?

– Неспроста, – согласилась Тоша и пояснила: – Вообще-то я сразу хотела к «Святому Евлуру» пройти. Ты думаешь, я всю ночь на дереве спала? Я пробежалась по окрестностям, так пробежалась, чтоб меня никто не увидел, а вот я увидела многое. Не только увидела, но и послушала. За домом наблюдают, и это не ваша охрана, – улыбнулась Тоша внимательно слушавшему Каращенко. Тот кивнул, действительно, зачем охране наблюдать за усадьбой снаружи и при этом скрываться? Смуглая девушка многозначительно кивнула и продолжила: – Вот тот хмырь, что за нами в порт пошёл тоже там был, но на ночь не остался, он у них вроде начальника, не главного, но всё же… Распоряжения отдавал, а потом а потом спросил у такого же босса (Тоша употребила слово распространённое в ССР), как он сам, мол, всё ли готово для кораблика? А второй ответил, что подарки в уголёк спрятаны и в море сработают. После чего ехидно добавил – когда хозяину доложат, что его кораблик поменял курс и больше ни в один порт не зайдёт, можно будет приступить ко второй части. А потом они ушли вместе.

– К чему приступить? – спросил обеспокоенный Каращенко, Тоша виновато развела руками:

– Не знаю, об этом они не говорили. Но судя по тому, что все эти молодцы были вооружены, то это, скорее всего, будет нападение. Не знаю – с какой целью, могу только догадываться. А когда? Предполагаю, что на обратном пути из театра. Когда будем ехать туда, на улицах ещё людно, а вот обратно… Билеты же назавтра заказаны, так?

Каращенко кивнул, а Атиша спросила у сестры:

– Тоша, ты говоришь, что тот, кто за нами шёл, какой-то начальник у этих… Понятно у кого. Почему он тогда сам за нами следил? Следил как простой филер? Сейчас я вспомнила, он и в кафе сидел, за дальним столиком, делал вид, что газету читает.

– Он за нами весь день ходит, от самого дома шёл. Почему он и почему один? Может, не такой уж большой начальник, а может, у них дефицит кадров. Тем же, что ночью за домом наблюдали, надо выспаться. Да и было их двое, скорее – дефицит исполнителей, – сделала вывод Тоша, но при этом предупредила: – Но нам терять бдительности не стоит, будем начеку!