Белобородый, вальяжно развалившись в иллюзорном кресле насмешливо наблюдал за козлобородым, бегающим из стороны в сторону. Тот, цокая копытами и поддёргивая хвостом, возмущённо говорил:

– Никакого почтения! В конце концов, кто ей дал всё то, что она имеет? Она должна быть благодарна за всё, а она!.. Всё, что делает, всё наперекор тому, что должна!

– А что она должна? – полюбопытствовал белобородый и сам же ответил: – Свобода выбора именно это и подразумевает – выбирать самостоятельно, а потом выполнять, что задумано, или не выполнять, если передумал. Чисто человеческие качества. Так чем же ты недоволен?

– Но она же не человек! Она… Да и она не она, а он, потому что… оно… они же пола не имеют… – козлобородый замолчал, запутавшись в определениях, кто же теперь его бывшая игровая фигура.

– Как раз она, теперь – она. Так ты изначально заложил, а она развила это. И почему не человек? Как сказал Платон? «Человекесть животное о двух ногах, лишённое перьев и с широкими ногтями», всё совпадает, тем более что ногти у неё более чем широкие и длинные, ты же не будешь отрицать то, что наделил свою фигуру мощными когтями?

– Насчёт когтей в условии нашего спора ничего не было сказано, а значит – это не нарушение. Тем более что твоя фигура ими тоже обзавелась, – быстро ответил козлобородый и прекратил свой бег. Подёргав себя за бородку, заявил: – Согласен на ничью. Если ты не возражаешь, то я заберу свою фигуру.

– Не возражаю, – пожал плечами белобородый и ехидно добавил: – Только это уже не твоя фигура. Получив возможность выбирать, она, можно так сказать, ушла из-под твоей юрисдикции. К тому же у неё есть душа, а наличие души подразумевает возможность ею распоряжаться по своему усмотрению, та самая свобода выбора. Ну, к классическому определению человека, я бы добавил обязательное наличие души. Без души – это неизвестно кто, а с душой – обязательно человек, даже если у него есть когти. А к тому, ничья ли? Предлагаю последнее вмешательство в ход событий, тем более что выполняется одно из установленных тобою условий, тех, что своей фигуре ты поставил, вот и посмотрим, как она выберет. Я вмешиваться не буду, как она решит, так и будет. Но если нет, то и ты…

Белобородый недосказал, его вечный оппонент согласно кивнул.

Это был день, но темно было как ночью, а за окном бушевала гроза. Артём Ареньев бегал по большому холлу родительского дома. Он не знал, что делать, и это его просто убивало! Только что, доктор, опустив глаза, сообщил, что ребёнка спасти не удалось, не удастся спасти и его жену. Тоша, его Тошенька умирала! Тоша как будто знала, что умрёт, знала, что решение иметь ребёнка приведёт к её смерти, но надеялась, что хоть сын выживет. Откуда Тоша знала, что будет сын, Артём не понял, но уж очень она убеждённо об этом говорила, как и о том, что родов не переживёт. Артём хотел ребёнка, но не такой же ценой! Теперь он корил себя за это желание, но уже было поздно! Тоша умирала!

Когда забеременела Атиша, больше всех радовалась Тоша, но косые взгляды родни и невысказанное желание Артёма как-то повлияли и на Тошу. После рождения дочери Атишы, признаки беременности появились и у Тоши. Но будущая мать не радовалась, а становилась всё грустнее и грустнее, когда Артём поинтересовался причиной такого настроения жены, та ответила:

– Первый крик моего сына будет последним, что я услышу. Я даже не увижу своего сыночка. Нашего сыночка! Но я это выбрала сама и прошу тебя только об одном: не вини сына в моей смерти!

Почему Тоша так говорила, откуда она могла всё это знать! Артём надеялся на лучшее, но всё произошло так, как говорила его жена. Даже не так, хуже! Ребёнок, так и не родившись, убил мать! Артём посмотрел в ту сторону, где сидели Лёша и Атиша, в больших зелёных глазах жены брата, так похожих на глаза его Тошеньки, была боль! Такая боль, словно умирала не Тоша, а сама Атиша! Эти зелёные глаза блестели от слёз, а кожа дивана свисала клочьями, словно его изрезали ножом. Время от времени появляющиеся когти девушки полосовали обивку дивана, словно острые ножи! В такие моменты Лёша обнимал жену, стараясь не только успокоить ее, но и заслонить от взглядов остальных. Артём, словно утопающий хватающийся за соломинку, упал на колени перед Атишей и умоляюще протянул к ней руки:

– Тиша! Ты же умеешь лечить! Не просто лечить, исцелять! Сделай что-нибудь, спаси Тошу!

– Я не могу ничего сделать, это не болезнь, это наказание за непослушание, – тихо произнесла девушка срывающимся голосом и, уже не сдерживаясь, зарыдала. В это время сверкнула молния и громыхнул гром, Артём закричал: – Что за наказание и кто так может наказывать?! – Но Атиша не ответила, она рыдала, спрятав лицо на груди у Лёши, пытавшегося её утешить и обнимающего вздрагивающие плечи девушки.

На улице стало ещё темнее из-за сплошного потока воды, в который превратился проливной дождь. В большую комнату вошли два человека в длинных плащах-дождевиках, совершенно сухих, и это несмотря на то, что творилось на улице! Незнакомцы сняли одинаковые плащи, а под ними были совершенно разные костюмы – безукоризненно белый (это несмотря на бурю бушующую снаружи) и чёрный, тоже в идеальном порядке. Если с обладателя белого костюма можно было писать икону, то с того, кто в чёрном, – портрет врага рода человеческого. Мужчина в чёрном костюме заговорил:

– Честь имею представиться, Велезелевий, доктор медицины, профессор университетов (следовал длинный список известных университетов и других медицинских учреждений), почетный и действующий академик (следовал ещё более длинный список различных академий). Я и мой коллега (так и не представившийся) прослышали о крайне тяжёлом и необычном случае, поэтому мы здесь. С вашего позволения я бы хотел осмотреть роженицу.

Доктор медицины в чёрном костюме, похожий не на врача, а на демона-искусителя, направился на второй этаж, при этом не поинтересовавшись – куда идти? Сделано это было так решительно, что никто не успел возразить. Артём, дёрнувшийся вслед за этим человеком, был остановлен вторым мужчиной – полной противоположностью первого. Если у того голос был приторно сладким, но при этом вызывал безотчётные подозрения и недоверие, то второму, с белой бородой, хотелось довериться. Белобородый и остановил Артёма:

– Не надо мешать моему коллеге. Он очень хороший специалист, а этот случай именно по его профилю.

Сознание медленно гасло, Тоша понимала, что уходит, будет ли это обычная смерть, как у человека, или что-то другое, она не могла сказать, но что это окончательный уход из этого мира, сомнения не было, к тому же это был не простой уход, а очень болезненный: к физическим страданиям добавлялись ещё моральные муки, ведь умер её так и не родившийся ребёнок! Во время последнего прояснения сознания Тоша открыла глаза, понимая, что делает это в последний раз, даже если она их не закроет, то больше ничего не увидит – всё поглотит надвигающаяся темнота. Открыв глаза, Тоша увидела лицо существа с козлиной бородой и рогами. Кто это, девушка вспомнила, она вспомнила не только кто это, а и то, кем она была раньше, она вспомнила всё!

– Ты не справился, Атошалар, ты даже не пытался сделать то, зачем был сюда послан, я очень тобой недоволен. За непослушание ты будешь наказан! – произнёс козлобородый. Хоть в комнате было несколько человек, но они этого не слышали. Как и не видели истинной внешности заграничного специалиста, склонившегося над умирающей. Боль рвала грудь, но Тоша прохрипела:

– Я не демон с тем именем, что ты назвал, я Атоша, Тоша, девушка этого мира!

– Очень странная девушка, со способностями, которыми не обладает ни одна из жительниц этого мира, не кажется ли тебе это необычным, Атошалар? – едко и как-то зловеще улыбнулся рогатый.

– Я Тоша! Я девушка! А не… – упрямо повторила умирающая, но не смогла закончить фразу, настолько ослаб её голос.

– Да, ты теперь не демон, ты смешал свою душу с душой ангела, и теперь ты непонятно кто. Я не могу забрать твою сущность, или, как её ещё называют – душу, но я могу разрушить демоническую составляющую, тогда будет уничтожена и часть ангела, поскольку они неразрывно связаны, и ты будешь уничтожен, безвозвратно уничтожен!

– Я Тоша! Я девушка! – голос Тоши был едва слышен, рогатый усмехнулся:

– Похвальное упорство. Такое упорство должно быть вознаграждено. Я дарую тебе право последнего желания: можешь попросить меня сохранить тебе жизнь. Не обещаю, что сделаю это, но подумаю.

– Сын! Пусть живёт мой сын! – прошептала девушка немеющими губами. Козлобородый подёргал себя за бороду и покачал рогами:

– Упрям! Не по-демонски, упрям! Да, Атошалар, ты действительно больше не демон!

– Я Атош… – девушка не договорила, её голос затих, но уже начинающие мутнеть глаза смотрели на рогатого без страха. Тот, ухмыльнувшись, отметил:

– Не боится, совсем не боится ни меня, ни умереть. Ты удивил меня Атошалар… ладно, пусть будет – удивила Атоша. Это достойно вознаграждения.

Со стороны казалось, что заграничный профессор ничего не говорил, а, положив руки на живот девушки, делал какие-то манипуляции, похожие на массаж, только более сложные. Внезапно Тоша дёрнулась и закричала так, как кричат роженицы в тот самый момент, когда появляется на свет новая жизнь, а у профессора с козлиной бородой появился в руках младенец, мальчик! Профессор шлёпнул этого мальчика, и новорожденный, словно подхватывая эстафету замолчавшей матери, громко закричал. Иностранный профессор, передав младенца бабке-повитухе, обратился к двум суетящимся докторам:

– Да, коллеги, случай сложный, но не смертельный. В клинике, которой я имею честь руководить, разработан метод устранения подобной патологии – выравнивания неправильного положения плода в утробе матери, в обычных условиях приводящей к гибели их обоих. Что вы могли и наблюдать в данном конкретном случае, не в силах помочь. Это не ваша вина, метод недавно разработан и, как видите, данная процедура не требует хирургического вмешательства, а ведь подобные действия, я имею виду – попытку провести кесарево сечение, приводят к летальному исходу, всегда приводят. А мой метод… да что рассказывать, вы сами всё видели. Дайте мальчика счастливой матери.

Пока доктора обсуждали увиденное, рогатый профессор (что он рогатый видела, как и слышала, что ей говорилось, только Тоша) повернулся к счастливой, но очень бледной матери:

– Вот, это моя милость, можно сказать, награда за дерзость, но и не наказать я не могу. Твоя демонская составляющая не даст тебе умереть, и ты увидишь смерть дорогих тебе людей, смерть от старости. Сама же такой молодой и останешься. Вот так! Ну ладно, можешь тут переживать, а я пошёл.

Артём уже не бегал по комнате, он, как и все остальные, слушал белобородого. Голос того то журчал, как ручеёк, то шумел, как ласковый морской прибой, успокаивая и вселяя уверенность, что всё будет хорошо. Неожиданно раздался крик Тоши. Артём вскинулся, собираясь бежать на второй этаж, туда, где была его жена, но белобородый остановил его, подняв палец и, словно повинуясь этому жесту, раздался детский крик. Так кричит новорожденный ребёнок! Но откуда ему взяться? Ведь младенец умер, не родившись, и это было точно определено!

– А? Как это? – один из трёх докторов (тот, что был в комнате со всеми и который сообщил, что ребёнка спасти не удалось) от удивления открыл рот.

– Закройте рот, коллега, вы можете вывернуть челюсть. А это, поверьте, весьма болезненно, – произнёс белобородый, обращаясь к врачу и повернувшись к Артёму, добавил: – Я же говорил, что всё будет хорошо. А при родах женщины всегда кричат, в этом нет ничего страшного. Кричит и младенец, извещая мир о своём появлении. А как же иначе? Так что, молодой человек, не волнуйтесь.

Артём хотел что-то сказать или о чём-то спросить, но не успел, вниманием всех завладел спускающийся по лестнице доктор медицины, профессор множества университетов. Выглядел он не то что довольным, очень важным, даже величественным, и торжественно сообщил, обращаясь ко всем:

– Мальчик, крепкий бутуз, – после чего сделав многозначительную паузу, сказал Артёму: – Можете подняться, посмотреть на своего сына и поздравить счастливую мать.

Общий восторг был ответом на эти слова, Артём бросился наверх, в комнату, где была Атоша, а владелец козлиной бороды и чёрного костюма принимал восхищённые поздравления, в этом не участвовала только Атиша, стоящая в стороне и зажавшая рот ладонью, она видела рога и хвост этого «доктора». Улыбался и белобородый, хоть его вечный оппонент в этом и не признается, но этот спор он проиграл – он не только не получил душу, но способствовал появлению новой! Когда общий восторг утих, заграничных докторов уже не было, они ушли. И это никого не удивило, как не удивили их сухие плащи и чистая обувь – и это при бушующей на улице грозе!