Мерно стучали колёса императорского поезда, всё дальше и дальше уходившего от города Кинева. Поезд шел к одной из столиц Империи, а именно в Северную, где сейчас находился двор Императора. Поезд был довольно большой – четырнадцать вагонов: три вагона, где располагалась императорская семья – спальни, столовая, три салона и бильярдная. Четыре вагона обслуживающего персонала – один жилой, два, где была кухня и другие службы, четвёртый – вагон ресторан. Два вагона для сопровождающих Императора и императрицу лиц (адъютанты, фрейлины и т. д.). Два вагона охраны, один в голове поезда, другой в конце (в охране были только офицеры и унтер-офицеры, рядовых не было). И ещё три, идущие сразу за императорскими, так называемые гостевые вагоны, там находились сопровождающие Императора министры, генералы, губернатор провинции, по которой шёл поезд, там же обитал граф Родерикс, министр двора. Сестёр Диа, как особ приглашённых Императрицей, разместили в одном из гостевых вагонов, в последнем, выделив при этом всего одно купе, узкое и маленькое, полки там располагались одна над другой. Атиша почему-то сразу очень испугалась, и Тоше пришлось долго успокаивать сестру, они даже спали на одной полке, на верхней. Тоше верхняя полка понравилась больше чем нижняя, и сёстры каждый вечер туда забирались, худеньким девушкам там не было тесно. Проводник, или как его здесь называли – купейный лакей, очень удивился, когда пришёл будить этих пассажирок императорского поезда (завтрак девушки проспали), обнаружив нижнюю полку пустой, а когда посмотрел на верхнюю, то увидел две пары зелёных глаз, внимательно его разглядывающих. Естественно, слухи о странном поведении девушек, приглашённых императрицей, пошли гулять как среди слуг, так и охраны.

Последний вагон императорского поезда занимала охрана – офицеры, унтер-офицеры, так как младшие по званию были в первом вагоне, сразу за паровозом, в вагоне, которому больше всего доставалось дыма от локомотива. Последний вагон охраны, хоть его и занимали офицеры, не был, как и первый, разделён на купе, а своим открытым пространством напоминал казарму. Такая планировка позволяла поместить большее количество людей, увеличивая численность охраны почти в полтора раза. Господ офицеров, привыкших к казарменному быту, такое положение не очень смущало, тем более что охрана Императора – это очень престижно, да и платят поболее, чем просто в гвардии, не говоря уже о простых армейцах.

Поручик Замойский, закончив бриться, подкрутил усы. Наблюдавший за этим его товарищ спросил:

– Глеб, а ты чего это на ночь глядя прихорашиваешься? Вроде ж не твоя очередь в караул идти?

– Да вот, хочу нанести визит двум молодым особам, судя по слухам – им очень одиноко, – Замойский закончил крутить усы и, глянув в зеркало, остался доволен своим видом. Посмотрев на заинтересовавшегося товарища, пояснил: – Прехорошенькие девочки, судя по слухам, бывшие циркачки. А нравы там, знаешь, какие? Спят девочки в одной постели, в смысле, на одной полке, на верхней.

– В одной постели, это ещё можно понять – любовь, пусть и между особами одного пола, но почему на верхней полке? – вмешался в разговор ещё один офицер, пощипывающий гитару. Замойский пояснил:

– Так я же говорю – циркачки! Может, они по-другому и не умеют? Любовь на верхней полке – этакое возвышенное чувство!

– Нет, я предпочитаю нижнюю, – усмехнулся первый спрашивающий и добавил: – Острота чувств от этого не меньше, но возможность упасть как-то снижает возвышенность такой утехи, хоть она и происходит на высоте.

– Приземлённый ты человек, и чувства у тебя приземлённые, не могут воспарить выше нижней полки, – шутливо упрекнул Замойский собеседника и повернулся к офицеру с гитарой: – Ну, а ты, Арсен? Как насчёт того, чтоб испытать возвышенную любовь?

Офицер с гитарой взял особо громкий аккорд и поинтересовался:

– Глеб, думаешь, выгорит? Вот так они сразу и согласятся?

– А почему бы и нет? – ответил вопросом Замойский и, доставая бутылку мадам Флико, пояснил, почему уверен в успехе: – Вот! К этому закажем ужин в ресторане, потом ты на гитаре сыграешь, что ещё нужно для создания подходящих условий?

– Романтический ужин под стук вагонных колёс, – хмыкнул первый офицер и ехидно добавил: – Очень располагает к любовным утехам на верхней полке!

Но Замойский его уже не слушал, он уговаривал Арсена Футоркина:

– Слушай меня, две одинокие девушки томятся в самом хвосте гостевой части поезда и, судя по тому, что к ним не подкатился никто из генералов, они никого не интересуют! Им скучно! Грустно! Но вдруг случается чудо, на них обращают внимание два блестящих кавалера, офицеры гвардии! Не просто гвардии, а из охраны самого Императора!

– Может, генералы из гостевой части поезда не интересуются не потому, что считают их… – прервал Замойского третий собеседник, но замешкался, подбирая нужное слово, чем сразу воспользовался поручик, уговаривая своего товарища с гитарой:

– Ну же, Футоркин, давай решайся! Их две и нас двое! Вот мы чудненько и проведём время! Отдохнёшь после смены, ты же из караула! Тебе и бриться не надо, только мундир застегнуть!

– Хорошо, – согласился Футоркин, но высказал свои сомнения: – Начало хорошее – почти романтический ужин, шампанское, гитара… А потом? Как ты себе это представляешь? В одном купе, ты с девушкой на одной полке, а я на другой? Так? Тогда я на нижней! Согласен? Тогда идём!

– Э-э-э-э… Там разберёмся, – уклонился от прямого ответа Замойский и увлёк товарища в переход в соседний вагон.

Атиша сидела у окна и грустила, чем дальше поезд уходил на север, тем печальнее она была, а вот Атошу пробегающий за окном пейзаж нисколько не интересовал, она читала книжку – толстый справочник по обслуживанию двигателей аэропланов. Атиша оторвалась от окна и спросила:

– Тоша, а зачем ты это изучаешь? Ведь ты и так в этом отлично разбираешься!

– Должна же я знать, как называется то, в чём я прекрасно разбираюсь. Со времени окончания мною нельского технологического колледжа, пошло довольно много времени, наука и техника шагнули далеко вперёд. Вот, например, тринклера, я не говорю о той барже, на которой я в Кинев приплыла, там старый стоял, устаревшая конструкция. А вот новые – у них зажигание от магнето…

– Тоша, – Атиша прервала увлечённо начавшую рассказывать сестру, укоризненно покачав головой. Та села рядом, сёстры обнялись, Тоша виновато произнесла:

– Извини, всё я забываю, что тебе это неинтересно.

Атиша вздохнула и достала книгу не менее толстую, чем у сестры, та, увидев название, удивлённо спросила:

– Атиша, а тебе-то зачем? Ты и так лечить умеешь намного лучше, чем местные дипломированные доктора.

– Должна же я знать, как называется то, что я умею лечить? Названия органов и болезней. Но тебе это не интересно.

– Но почему же, – возразила Тоша, показывая на страничку в книги Атиши, где были изображены – скелет и строение мышц, – это всё я могу сломать или вывернуть, теперь буду знать как оно называется.

Сёстры засмеялись и, отложив книги, снова обнялись. Тоша хотела ещё что-то сказать, но не успела, ей помешал решительный стук. Не дожидаясь ответа, дверь откатилась в сторону, явив двух офицеров, у одного в руках была бутылка шампанского, у другого – гитара. Тот, который с бутылкой, увидев обнимающихся девушек, многозначительно глянул на своего товарища и начал говорить:

– Милые дамы, мы решили скрасить ваше одиночество и…

– И чем же вы его собираетесь красить? – не дала договорить офицеру Тоша и, наставив на бутылку палец, словно собиралась в неё выстрелить, строго сказала: – Этим красить крайне неудобно, концентрация красителя слишком слабая, да и основа состоит из жидкости с содержанием спирта, хотя и слабым. А он, вы как скрашиватели должны знать, быстро испаряется, следовательно, свою красящую жидкость вы не сможете нанести равномерным слоем. К тому же ваше скрашивание будет липким и дурно пахнуть через некоторое время. В общем, это будет не работа, а халтура!

Офицер растерянно заморгал и снова глянул на своего товарища, словно просил у него помощи, но тот тоже пребывал в замешательстве. Тоша ехидно улыбалась, а Атиша серьёзно смотрела на обоих молодых людей, словно чего-то от них ожидала. Первый офицер попытался исправить положение:

– Я имел в виду совсем не то, что вы подумали! Милые дамы…

– Мы это уже слышали, – перебила поручика Тоша и начала перечислять: – Милые, замечательные, прекрасные – это всё мы, это всё мы и так знаем. Поэтому скажите что-нибудь другое, а мы оценим.

Теперь обе девушки ехидно смотрели на растерявшихся поручиков, никак не ожидавших такого приёма. Замойский сделал ещё одну попытку, держа перед собой, как утопающий спасательный круг, злополучную бутылку шампанского:

– Вот, мы хотели пригласить вас в ресторан и распить этот чудесный напиток в знак нашего восхищения столь прекрасными…

– Это мы уже слышали, ближе к делу! – строго произнесла Тоша, у неё был вид учительницы, отчитывающих нерадивых учеников, бравые офицеры такими себя и почувствовали. Замойский начал с виноватым видом оправдываться:

– Но мы хотели… А потом подумали… Когда сюда шли… Взяли на себя смелость…

– Ох и много же вы натворили, пока сюда шли, сначала захотели, а только потом подумали. В итоге взяли на себя всю смелость… И где же вы её на себя взяли?

– Мы зашли в ресторан и сюда заказали…

– Вы что-то говорили о том, что хотите нас пригласить в ресторан, – перебила Замойского Тоша. Потом изобразив ужас, всплеснула руками: – Хотели пригласить нас в ресторан, но почему-то заказали его сюда! Какой кошмар! Получается, пригласили сюда весь ресторан! Где же здесь все поместятся? Вы об этом подумали? Или думали вы совсем не о том? Или, может, вообще не думали? Вернее, думали, что думаете?

Оба поручика смущённо молчали. Но если Футоркин, предоставив инициативу Замойскому, молчал с самого начала, то тот уже не знал, что сказать, боясь вызвать очередной поток едких замечаний смуглой девушки. Её светленькая подруга, или кто она там ей, до сих пор ничего не сказавшая, теперь, прерывая затянувшееся молчание, произнесла:

– Тоша, мы вроде в ресторан собирались? Так, может, молодые люди нас проводят?

– Может, и проводят, если смогут, – с прежним ехидством ответила смуглая. Посмотрев на застывших в дверях офицеров, добавила тем же тоном: – Если они нас выпустят, а не будут дожидаться, пока весь ресторан сюда пожалует.

Девушки шли по коридору впереди поручиков. Теперь, когда девушки не сидели, а шагали, можно было разглядеть их точеные фигурки, не скрываемые лёгкими платьицами. Футоркин шёпотом спросил Замойского, продолжавшего держать перед собой бутылку шампанского:

– Кто кого ведёт в ресторан? Мы их или они нас? И что будет дальше?

– Спокойно, – таким же шёпотом ответил блестящий офицер, так и не преуспевший в своих ухажерских намерениях. Глянув на идущую последней смуглую девушку (как раз проходили узкое место – тамбур между вагонами), не повышая голоса, добавил: – Девушку, если не получилось обаять словами, надо нежно обнять – и она растает! Смотри, как надо!

Замойский сделав широкий шаг, попытался свободной рукой обнять Тошу за плечи. Какая-то неведомая сила его скрутила, пригибая к полу и выворачивая ту руку, которой он попробовал обнять девушку. Бутылка шампанского выскользнула и, упав на пол, с громким хлопком разлетелась мелкими осколками.

– Тоша! Не надо его убивать! – обеспокоенно сказала повернувшаяся на шум белокурая девушка, её светло-русая подруга ответила:

– Да вроде пока и не за что. Но наказать надо, я ему только сломаю руку, а потом выкину из поезда. Пусть дальше пешком идёт.

Футоркин с удивлением смотрел на невысокую и худенькую девушку, скрутившую его товарища. Как это произошло, он так и не понял, хотя… Если девушка из цирковых, то борцы могли её научить своим специфическим приёмам. Но! Мало уметь применить приём, в данном случае какой-то хитрый захват, надо ещё и удержать того, кого скрутили! А атлетически сложенный Замойский выглядел намного сильнее этой маленькой девушки! Он должен был её просто с себя стряхнуть, а тут… Пошевелиться не может! Замойский застонал – эта девушка не просто его удерживала, а ещё и руку выворачивала! Получается – передавила силу очень не слабого мужчины!

– Тоша! Отпусти его, он больше не будет! – попросила свою подругу светленькая девушка, та отпустила чуть не упавшего на пол поручика, предупредив:

– Если повторите свою попытку меня обнять, таять не буду, а сделаю то, что обещала!

Оставшуюся дорогу офицеры молчали, не делая больше попыток, не то что приобнять, просто поухаживать за девушками. А вот девушки о чём-то переговаривались, хихикая при этом, чем ещё больше смущая обоих поручиков. Ведь смуглая девушка ясно дала понять, что слышала, о чём говорили Замойский и Футоркин, а вот те разобрать, над чем хихикают девушки, не могли. Это очень смущало бравых офицеров, было очень похоже, что эти бывшие циркачки смеются над неудавшимися ухажёрами и этого не скрывают! Но что-либо сказать по этому поводу мужчины не решались, ведь как оказалось, девушки, по крайней мере, смуглая, прекрасно слышали, о чём говорили офицеры, и это несмотря на расстояние и шум колёс!

В ресторане Замойского и Футоркина ждало ещё одно разочарование – для девушек был накрыт стол! Накрыт на четыре персоны! И судя по тому, что всё было горячее, девушек ждали именно в это время! Замойский не стал отменять свой заказ, тем более что всё уже было приготовлено, он отменил только доставку в указанное купе, попросив накрыть столик рядом с тем, за который сели девушки. Но это оказалось ещё одним ударом по самолюбию офицеров – сравнение того, что было на столике у них и у девушек, было далеко не в пользу несостоявшихся ухажёров, собиравшихся пустить пыль в глаза наивным циркачкам. Совсем офицеров добил заказ сделанный светленькой девушкой, официант принёс ведёрко со льдом, где стояли две бутылки мадам Флико, но не того шампанского, что было у Замойского, а гораздо дороже, что говорило о его качестве. Такое вино могли себе позволить очень состоятельные люди! А девушка заказала сразу две бутылки! Офицеры ещё не успели огорчиться от этого факта – они-то собирались соблазнить девушек, предложив одно из наилучших шампанских вин, что стоило пять целковых, а это десятая часть жалования поручика! А вот то, что принесли их соседкам, было в два раза дороже! А девушки, вернее светленькая, опять удивили офицеров, она протянула одну бутылку Футоркину:

– Вот, возьмите, это взамен той, которой Тоша помогла разбиться. Я вижу, что у вас ничего не заказано.

Футоркин не успел поблагодарить девушку, его внимание отвлекли появившиеся генерал Куроплаткин и адмирал Макарьев. Военный и морской министры на мгновенье задержались у входа и направились к столику девушек.

– Приветствую вас, о прекраснейшая из воительниц! – произнёс Куроплаткин, поспешивший, чтоб оттеснить Макарьева, целуя руку Тоше. Адмирал, чуть усмехнувшись, поцеловал руку Атише:

– Вы хоть и не воительница, как ваша сестра, но не менее прекрасны и отважны! Ваш танец на летящем аэроплане поразил моё воображение и не только моё. – Адмирал чуть скосил глаза, на военного министра продолжавшего целовать руку Тоше и говорившего ей комплименты. Атиша, проследив взгляд морского министра, чуть заметно кивнула:

– Генерал сначала не воспринял сестру, вернее её таланты. Но после нашей вольтижировки, а особенно после того, как Тоша продемонстрировал рубку лозы, ваш товарищ от неё без ума.

– Он не мой товарищ, так говорить неправильно, он мне, скорее, коллега. У меня и у него, есть официальный товарищ, так и называемый – товарищ министра, – увидев удивление девушки, Макарьев пояснил: – Это номенклатурная должность, так называются наши первые заместители.

Военный министр, видно, и сам понял, что уделяет Атоше слишком много внимания и переключился на её сестру. Генерал с тем же энтузиазмом что и раньше Тоше стал целовать руки Атише, осыпая и её комплиментами. Адмирал перенёс своё внимание на Атошу, впрочем, с целованием рук и комплиментами было быстро закончено, теперь они оба наблюдали за действиями Куроплаткина.

– Какой галантный кавалер, сразу и не скажешь, – улыбнулась Тоша, Макарьев кивнул:

– Кавалер, от слова кавалерист, шпоры на сапогах придают кавалерам галантности.

Тоша прыснула, чем смутила Куроплаткина, заставив того быстро закруглиться, чем воспользовалась Атиша, пригласив министров к столу. Сначала беседа протекала подобно большинству светских бесед, не говорили разве что о погоде. Затем морской министр перешёл к интересующей его теме:

– Вы знаете, Атоша, я долго размышлял, анализируя показанные вами манёвры аэроплана, и пришёл к выводу, что бронированному кораблю опасна только сброшенная на него бомба. Стрельба из пулемёта вреда не причинит. Но бомбой ещё надо попасть в корабль, а если организовать заградительный огонь, подобный тому, что применяется против миноносок во время их атак на броненосцы, то, мне так кажется, аэроплан будет неэффективен.

– Заградительный огонь ещё надо организовать, – возразила Тоша, – из чего с броненосца будут стрелять? Ведь все пушки, даже те скорострельные, что применяются против миноносок, не имеют нужного угла возвышения. К тому же попасть в летящий аэроплан – это довольно трудная задача.

– Взрыв снаряда создаёт много осколков, да и сам взрыв будет губителен для аэроплана, – выдвинул свой аргумент адмирал, девушка улыбнулась:

– Снаряды взрываются, когда попадают в броню, да и то не все. Некоторые, пробив броневой пояс или застряв в нём, так и не взрываются. А на аэроплане нет брони, разве что снаряд попадёт в мотор или прямо в пилота, но сами понимаете, вероятность такого очень мала. А выставить взрыватель на нужное время, так чтоб снаряд взорвался на требуемом расстоянии…

– Это нереально! – вмешался в разговор, до сих пор молчавший, но внимательно слушавший, военный министр. Извинившись перед Тошей за то, что её перебил, Куроплаткин предложил:

– А если для такого огня применить шрапнель? Против атакующей кавалерии очень действенное средство. А в идущей в атаку коннице есть что-то общее с летящим аэропланом, та же стремительность.

– Корабль – это не полевая батарея, запас боеприпасов всё же ограниченный и пополнить его можно только в порту, – ответил Макарьев, Куроплаткин с некоторым превосходством добавил:

– Да, в отличие от полевой батареи, и даже берегового укрепления, постоянный, а главное, своевременный подвоз снарядов в море не организуешь.

– Именно шрапнель, бесполезная против бронированных кораблей, займёт место других боеприпасов и ещё неизвестно – потребуется ли она, – вопреки обыкновению, морской министр не стал возражать военному, просто указал, что и полевая артиллерия может, быть нерезультативной. – Для гарантированного поражения шрапнелью надо точно выставить расстояние, на котором произойдёт подрыв зарядов, а в горячке боя это трудно сделать. Скорость аэроплана, да и его возможность уклониться делают такую стрельбу мало эффективной. Разве что направить огонь всех батарей по такой подвижной цели, чтоб создать необходимую плотность огня. Но в этом случае, останутся без внимания батареи и наступающие солдаты противника. К тому же, если аэроплан вооружён пулемётом, то расчёты орудий будут расстреляны раньше, чем сами прицелятся! Наша прекрасная Атоша это более чем убедительно продемонстрировала!

Адмирал склонился, целуя девушке руку, подтверждая то ли её красоту, то ли умение метко стрелять из пулемёта. Генерал тоже склонился, но целовал руку Атиши, видно чтоб не толкаться с адмиралом перед Тошей. Сёстры переглянулись и ехидно посмотрели в сторону поручиков, сидевших с открытыми ртами. Чем было вызвано их удивление, девушки не поняли: гостями за соседним столом или темой беседы. Адмирал, видно, ему не терпелось продолжить беседу, недолго целовал руку девушке, распрямившись, продолжил:

– К тому же дальность полёта аэроплана не позволяет применить его на океанских просторах.

– Насколько я помню – Балтийское море не такое уж и большое, и взлетевший с берегового аэродрома аэроплан легко долетит до любого корабля, там находящегося, сбросит бомбу и вернётся обратно. А на океанских просторах… Можно вместо колёс поставить поплавки, и аэроплан будет стартовать с воды и на неё же садиться. А можно оборудовать корабль катапультой, что-то типа большой рогатки, – усмехнулась Тоша, увидев, что её не совсем поняли, добавила: – И аэроплан будет выстреливаться прямо с палубы или башни, или там, где вы эту катапульту поставите.

– Большая рогатка на корабле, из которой стреляют аэропланами, – захохотал Куроплаткин и, вытирая слёзы, выступившие от смеха, добавил: – Ну вы, Атоша, и шутница, совсем уморили!

А адмирал смеяться не стал, он задумался, видно пытаясь представить такую конструкцию и оценить выгоды от базирования аэроплана на корабле. А Тоша подбросила ещё пищи для размышления:

– Можно построить специальные корабли, на которых будут базироваться только аэропланы. При этом отказаться от брони и пушек. Таким образом можно значительно облегчить корабль, тем самым увеличив его скорость и грузоподъёмность.

– Но как же это – без брони и артиллерии! Это не боевой корабль, а торговое судно! – то ли изумился, то ли возмутился Макарьев, Тоша очень серьёзно ответила:

– Броня не спасёт от бомб, а от вражеских пушек… С кораблей противника его просто не увидят, ведь дальность полёта аэроплана гораздо больше, чем снаряда, выпущенного из самого дальнобойного орудия. А главным оружием такого корабля будут аэропланы, они обнаружат вражеский флот, при этом противник не будет даже знать, где находится корабль, с которого взлетают атакующие его аэропланы. Ну и кроме бомб аэроплан может нести самодвижущуюся мину. Ведь не имеет значения, откуда такие мины запускать: из аппарата, установленного на палубе корабля, или низко летящего аэроплана.

Адмирал задумался, а воспользовавшийся паузой в разговоре Тоши и Макарьева, Куроплаткин стал снова говорить девушке комплименты. Морского министра настолько увлекла сама мысль о возможности атаки вражеского флота аэропланами (при этом свои корабли оставались вне зоны досягаемости огня вражеских орудий), что он, не обращая внимания на своего коллегу из сухопутного ведомства (перебив того на полуслове), обратился к Тоше:

– Но если и вражеский флот будет располагать такими же кораблями-матками аэропланов, то тактика морских сражений в корне поменяется! Броненосцы будут совсем не нужны! С аэропланов их выбьют в первую очередь, не дав даже вступить в бой!

Обсуждение этой для адмирала животрепещущей темы продолжалось ещё некоторое время, потом насытившийся флотоводец предложил перейти в курительный салон и там продолжить разговор. Адмирал тут же был обвинён генералом в неуважении к дамам – пригласить столь очаровательных девушек в курительный салон! Макарьев долго извинялся за свою бестактность, и Атиша, пожалев адмирала и видя, что эта беседа интересна Тоше, предложила пройти в дамский, или как его ещё называли – музыкальный салон. Дамским называли его не потому, что там собирались только дамы, были и их кавалеры, но там не курили и был рояль, на котором собравшиеся музицировали. За девушками и их временными кавалерами увязались и Замойский с Футоркиным.

В салоне Атиша заскучала, впрочем, как и Куроплаткин, военного министра совсем не интересовала тема оживлённого разговора его морского коллеги и Атоши. Куроплаткин продолжал говорить комплименты скучающей Атише, но делал это без прежнего пыла, как-то вяло, было видно, что бравый кавалерист выдохся. Атиша обратила внимание на двух поручиков, скромно примостившихся в углу, вернее, на Футоркина и даже не на него, а на его музыкальный инструмент:

– Господин поручик, а вы умеете играть на этой гитаре или взяли её для представительства и теперь уроните её, как ваш товарищ бутылку?

Футоркин даже обиделся, на гитаре он играл более чем хорошо, почти профессионально. Он взял несколько аккордов, а Замойский, сам-то он играть на гитаре, да и любом другом музыкальном инструменте, не умел, но, видимо, желая отыграться за всё, что пережил в этот вечер, подзадорил своего товарища:

– Давай, Арсен, покажи, как умеют офицеры гвардии!

Пальцы Футоркина быстро пробежали по струнам, и полилась мелодия, поручик не только играл, а ещё и запел. Тихий, красивый голос рассказывал о несчастливой любви юного офицера к прекрасной, но холодной и жестокой красавице. Это был один из салонных романсов, достаточно заезженных, но исполнялся он с душой, под виртуозный гитарный аккомпанемент. Атиша оценила не столько текст, сколько исполнение и, когда Футоркин закончил, она потребовала:

– Ещё! Или вы больше ничего не знаете?

Поручик снова обиделся и постарался показать себя с лучшей стороны, Атиша жадно слушала, она-то не знала всех этих песен, сейчас запоминала слова и мелодии. В отличие от своей сестры, не умевшей играть на музыкальных инструментах, Атиша, в силу своего происхождения, умела играть на любом, а уж на струнных… Вряд ли нашелся виртуоз, что смог бы сыграть лучше. Девушка протянула руку, взяла у Футоркина инструмент и заиграла сама, эта была мелодия последней песни, девушка её и запела. Хоть как ни хорошо было исполнение Футоркина, Атиша превзошла поручика на голову, а возможно и на две! Это в игре на гитаре, а пение, вообще, не шло ни в какое сравнение. Девушка сидела спиной к одному из входов в салон и пела, аккомпанируя себе на гитаре. У Замойского стали круглыми глаза, и он вскочил, порываясь что-то сказать, но, так ничего и не сказав, сел на место. Тоша повернулась к тому входу (это всё-таки был вагон и его можно было пройти насквозь) и увидела всю императорскую семью. Сам император сделал жест рукой, мол, сидите, не обращайте на меня внимание. Видно, растерявшийся Замойский хотел подать команду, которая подаётся при появлении старшего по званию, «Господа офицеры!». Но Император его остановил, Тоша тоже не стала ничего говорить, тем более что в салоне присутствовали старшие по званию – военный и морской министры. Император и его семья тихонько расселись по свободным местам и тоже стали слушать. Атиша спела ещё несколько песен, она ничего не придумывала (так как не знала местных песен), просто повторила то, что ранее слышала от Футоркина. Когда Атиша закончила, наступила тишина, слушавшие девушку молчали, словно боясь нарушить ту атмосферу, что возникла во время пения. Атиша со словами благодарности протянула гитару Футоркину, тот восхищённо выдохнул:

– Это невероятно! Так сыграть на этом инструменте, а спеть… так, наверное, поют только ангелы в небесах!

– Да, гитара расстроена, – хмыкнула Тоша, замечание Футоркина вызвало у неё улыбку. Она, чуть склонив голову, смотрела на свою сестру, и Атиша, поймав этот взгляд, улыбнулась в ответ – во взгляде Тоши была гордость и восторг. Гордость за сестру и восторг ей же адресованный.

– А вы нам сыграете? – спросил Макарьев у Тоши, та покачала головой:

– Я не умею, так как моя сестра, мои таланты лежат в другой плоскости…

– Фюзеляж и плоскостя, а как же, наслышаны – первым делом аэропланы… – хмыкнул один из присутствующих, которых собралось много, привлечённых пением Атиши. Атоша повернулась к сделавшему это замечание и улыбнулась:

– Не только это, есть и другие умения.

Смельчак или шутник, дополнивший высказывание девушки, поперхнулся, что-то в её взгляде было пугающее до дрожи: так смотрит хищный зверь на свою жертву. Не просто жертву, а уже обречённую жертву, которая понимает, что уже не спастись! Это почувствовали все окружающие, сидевшие рядом с шутником, постарались от него отодвинуться. Напряжённую тишину, возникшую после слов девушки, разрядила Атиша:

– У моей сестры действительно большой талант, и его хорошо развили, но она старается не показывать, что умеет, – произнеся это девушка непроизвольно глянула на синяк, наливающийся под глазом у Замойского. Выворачивая ему руку, Тоша успела ещё и ударить, да так, что увидеть это не смогли находившиеся рядом ни Атиша, ни Футоркин. О том, что удар был, свидетельствовал появляющийся синяк. Взгляд Атоши отследил граф Ридерикс (не только он) и вопросительно поднял бровь. Синяк заметил и Куроплаткин, прямо спросив у поручика:

– Когда же вы успели, господин поручик? В ресторане этого украшения у вас ещё не было!

Тоша тихо пояснила, только так, чтоб слышал министр двора:

– Отсроченный удар, его последствия появляются не сразу.

– Смертельный исход возможен? – быстро спросил Ридерикс, Тоша обворожительно улыбнулась:

– Смотря как ударить.

– Опасный вы человек, – произнёс министр двора и под ревнивым взглядом морского министра наклонился и поцеловал Тоше руку. Морской министр так же, как и военный, целовал руки императрице и её дочкам (Ридерикс этого не делал, так как пришёл с ними). Когда всеобщее целование рук закончилось (к министрам присоединились и присутствующие в салоне офицеры, воспользовавшиеся неформальной обстановкой, не целовал только Замойский, чтоб не отсвечивать своим синяком), одна из дочерей императора попросила:

– Атошенька, спойте ещё!

Девушка снова взяла гитару у Футоркина, и импровизированный концерт продолжился. Замойский, воспользовавшись тем, что общее внимание направлено на Атошу, тихонько ускользнул из музыкального салона.

Добравшись до вагона охраны, попал под перекрёстные вопросы своих товарищей, уже знавших, что он и Футоркин отправились за любовными приключениями.

– И как девочки?

– Понравились?

– И что это у вас, поручик?

Последний вопрос задал один из офицеров, заметивший синяк, как ни отворачивался Замойский, стараясь скрыть это украшение. За неудачливого ухажёра ответил его товарищ, знавший об этой затее с самого начала и из любопытства скрытно последовавший за Замойским и Футоркиным:

– Наши дон хуаны потерпели полное фиаско! Девочки-то оказались не так просты, как нашим друзьям казалось. Знаете, кто у них в знакомцах? Куроплаткин и Макарьев! С ними они и ужинали в ресторане. Причём ужин был… Не знаю, кто за него заплатил, но та бутылка мадам Флико, что одна из девиц угостила наших неудачливых ухажёров, стоит десять целковых!

– Понятно, решила поиздеваться, показать, что офицеры гвардии ей не ровня! – возмутился один из друзей Замойского, а рассказывающий продолжал:

– Далеко не ровня, я не слышал, что говорил граф Родерикс той смугленькой, что так Глеба приложила, целуя ей руки, но судя по всему комплименты. А вы знаете, от нашего министра двора что похвалы, что комплимента очень трудно дождаться! К тому же эти девицы пользуются благорасположением Императрицы и, похоже, самого Императора! Могу только сказать: затея с обольщением провинциальных простушек, почему-то оказавшихся в императорском поезде, была обречена на провал.

– Но купе ими занимаемое самое простое. Да и спят они… – начал возражать один из офицеров, сочувствующий Замойскому, видно, представив себя на его месте. Другой офицер усмехнулся:

– Каждый спит, как ему нравится, и с тем, кто ему нравится. А что купе не роскошное и простенькое, так может, такое в их вкусе. Может, бывшие циркачки не привыкли к роскоши и стесняются её?

– Бывшие циркачки? Стесняющиеся роскоши? Вы бы видели их ужин, хотя возможно он оплачен одним из министров, но та бутылка шампанского… Господа, можете ли вы себе позволить мадам Флико тридцать восьмого года? А девушка за неё заплатила сама! – теперь усмехнулся рассказчик, который наблюдал за Замойским и Футоркиным. Увидев, что его аргументы заставили остальных задуматься, офицер продолжил: – И слышали бы вы, о чём говорила смуглая девушка с нашим адмиралом! О кораблях и аэропланах! О боевом применении аэропланов в морском сражении! Я в этом не специалист, но судя по тому, с каким интересом слушал Макарьев, девушка в этом хорошо разбирается!

Императорский поезд прибыл на южный вокзал северной столицы рано утром. Пассажиры ещё спали, тем более что большинство из них засиделось допоздна в музыкальном салоне, слушая девушку, приглашённую Императрицей. Вообще-то были приглашены обе сестры Диа, но на эту, светленькую, у Императрицы были свои виды. Пассажиры ещё спали, а вот слуги и охрана уже нет, охране вообще спать не положено (естественно охранники тоже спали, как и все нормальные люди, но делали это посменно), а спят ли слуги, это никого не интересовало, они должны были выполнять свои обязанности независимо от своего состояния.

К удивлению слуг, а потом и охраны, сёстры Диа поднялись за полчаса до прибытия поезда на вокзал, и как только тот остановился у перрона, направились в город. Там они разыскали гостиницу «Аглисская» и вошли вовнутрь. Портье за конторкой недовольно посмотрел на ранних посетительниц, две скромно одетые девушки с минимум багажа (не считать же таковым небольшие сумки) не вызвали у него энтузиазма. Похоже, эти провинциалки что-то перепутали и пришли в самую шикарную, соответственно и дорогую гостиницу города, и теперь отвлекают очень занятого человека (портье хотел добрать ещё часик-два сна). Понятно было недружелюбное обращение гостиничного служащего к девушкам:

– Эй вы! Здесь приличная гостиница, и шлюхам здесь делать нечего, нищим тем более!

Портье с удовлетворением отметил как смутилась девушка (смотрел он только на светленькую, совсем выпустив из виду тёмненькую), но сказать чтоб эти нищенки убирались не смог – дышать ему стало трудно! Смуглая девушка держала его за горло! Да так держала, что его ноги почти оторвались от пола! Но всё же этот портье был опытным гостиничным работником и успел нажать тревожную кнопку, новомодное электрическое приспособление. Услышав тревожную трель, появились охранники и, не раздумывая, бросились на смуглую девушку, чуть припозднившийся администратор, грозно сдвинув брови, направился к спокойно стоявшей светленькой девушке, не посчитав её опасной.

– Сударыня, чем вызвано ваше… – начал администратор и осёкся. Смуглая девушка выпустила портье, кулем сползшего на пол и легко уложила на пол дюжих охранников. Глянув на лежащих без признаков жизни работников гостиницы, администратор, похолодев, спросил:

– Это ограбление?

– Это попытка поселится в вашей негостеприимной гостинице, – ответила смуглая, а светленькая добавила:

– Мы заказывали у вас номер, телеграфом из Кинева. Вы что? Не получали телеграмму? Наша фамилия Диа.

Светленькая девушка продемонстрировала свой паспорт, немного замешкавшись, это сделала и тёмненькая, хотя тёмной она выглядела по сравнению со своей белокурой подругой, просто более смуглая кожа и светло-русые волосы. У администратора выступил холодный пот и волосы стали дыбом! Эти две девушки заказали не просто номер, они забронировали самые дорогие апартаменты! И такой приём! Если они сейчас уйдут и ничего не заплатят, то будут правы! А это такой убыток для гостиницы! Тёмная девушка, администратор увидел в документах, что её зовут Атоша, показав на разбросанных по полу охранников, спросила:

– И что вы можете сказать в своё оправдание?

Администратор посмотрел на устроенный Тошей разгром и стал оправдываться, будто это он сам перед приходом девушек побил портье и охранников:

– Они превысили свои служебные полномочия и будут строго наказаны! Надеюсь, сударыни, вы удовлетворены? Вас сейчас же проводят в ваши апартаменты, я сам провожу!

– Это радует, надеюсь, ваши апартаменты нам понравятся и мы останемся удовлетворены, тогда может быть, мы поселимся в этой гостинице, – всё это Тоша сказала высокомерным тоном, передразнивая тон администратора, которым он, только что, обращался к её сестре. Атиша укоризненно покачала головой и попросила, показав на начавших шевелиться охранников:

– Не наказывайте их, моя сестра немного погорячилась, а ей мало кто может противостоять.

– Кто это? – спросил у портье один из охранников, осторожно двигая челюстью. Остальные охранники, ощупывавшие себя на предмет повреждений, были не лучшем виде. Портье, потирая шею и заглянув в книгу посетителей, сообщил:

– Диа, судя по тому, что у них одна фамилия – сёстры.

– А дерётся эта девица здорово! Нас пятеро, а она нас как котят раскидала, – произнёс один из охранников, тот, которому меньше всего досталось. Другой ему попенял:

– Ты-то не очень-то и старался…

– Дык, я увидел, что она вас как котят треплет и подумал – а что я сделать могу? А если бы она вас всех того? Должен же был остаться хоть один свидетель?

Апартаменты были действительно роскошные: две спальни, две ванные, большая гостиная, гостиная поменьше, гардеробная и ещё две комнаты непонятного назначения. Закончив осмотр, Тоша осталась довольна, а вот Атиша – наоборот, выглядела как-то потерянно. Она спросила у сестры:

– Тоша, зачем это всё? Нам и одной кровати хватит…

– Хватит, – согласилась Тоша и объяснила, зачем она заказала эти апартаменты (заказ делала именно она): – В поезде нам неспроста выделили такое маленькое купе, мол, хоть вы и приглашены императрицей, но знайте своё место! Там уже ничего сделать нельзя было, не скандалить же вдогонку? Эти два ловеласа недаром же к нам подкатились, считая запуганными и подавленными окружающей роскошью провинциалками. Вот и надо показать, что мы не то что привыкли к роскоши, а она для нас является чем-то привычным, даже обыденным. Думаю, что если бы нас пригласили жить во дворец, то комнатку выделили бы не больше чем купе в поезде. А так… У нас апартаменты достойные нас, уверена, Родериксу об этом доложат, а он – Императору и, соответственно, Императрице. Пустить пыль в глаза не помешает, это только придаст нам вес.

Последние слова девушки прозвучали очень двусмысленно. Сёстры переглянулись, обе маленькие, тоненькие, выглядевшие очень хрупко, лишний вес им было просто некуда деть. Девушки засмеялись, потом Атиша, став серьёзной, попросила сестру:

– Тоша, я понимаю – тебя не переделать, но не бросайся так на людей, хорошо?

Тоша кивнула и также серьёзно ответила:

– Да я и не бросаюсь, но если тебя или меня задевают, особенно тебя, буду реагировать соответственно! Так что этого обещать не могу, я тебя защищала и буду защищать! Что бы обо мне не думали!

Атиша ничего не ответила, только вздохнула, иметь своего демона-хранителя хорошо, но при этом возникают некоторые проблемы.