Северная столица Империи Атоше очень понравилась – прямые проспекты, строгие в своей архитектурной торжественности, красивые мосты через обилие каналов, большая река, хотя и уже чем в Киневе, но одетая в гранит набережных, вызвали восторг у смуглой сестры Диа. Здания в стиле классицизма, без всяких украшений, выстроенные вдоль улиц, словно солдаты на плацу, одетые в парадную форму и приготовившиеся к высочайшему смотру, Тоща одобрила. А вот Атише город не понравился – холодный и чопорный, с серыми водами залива и таким же небом над головой навевал грусть. Девушка тосковала по ярким краскам зелени на склонах большой реки, по пронзительно голубому небу, белым нарядным домикам, словно франты, прогуливающиеся по улицам южного города. Одно радовало – обилие маленьких кафешек, куда можно зайти, погреться, выпить чашечку кофе. Одно такое уютное заведение девушки облюбовали и после обязательной прогулки-экскурсии, засиживались там подолгу. Тоша с Атишей жили в той гостинице, куда поселились сразу после того, как сошли с поезда, самой шикарной и дорогой гостинице города. Атиша хотела перебраться в гостиницу поскромнее и подешевле, но Тоша возразила, заявив, что нечего скромничать. Деньги есть, а в дешёвой гостинице не будет того комфорта, особенно смуглой девушке нравилось, как завтрак из ресторана подают в номер. Не просто приносят или привозят на тележке, а будто совершают ритуал: пять тележек, семь официантов – привезли и обслуживают так, как будто девушки особы королевской крови! Атиша сначала смущалась, а Тоша восприняла как должное, очередной раз сказав, что Ридериксу об этом уже давно доложили, а он рассказал императору, да и Императрица, скорее всего, об этом уже знает.

– Ну, и какой от этого прок? – поинтересовалась Атиша, её сестра ответила:

– Я хочу, чтоб Императрица об этом узнала, ведь это она нас пригласила. Теперь нас тут держат, намекая, что мы должны быть благодарны этой высочайшей особе за то, что она приветила бедных цирковых артисток, а мы…

– Пыль в глаза пускаем, – недовольно произнесла белокурая девушка, смуглая девушка проказливо показала язык, словно перед ней была не её сестра, а та высокая особа, что пригласила и теперь заставляет неизвестно чего ожидать.

– Пусть знают, что мы совсем не бедные и не томимся в ожидании высоких милостей. Мы развлекаемся в своё удовольствие и ни в чём себе не отказываем, вот так. Кстати, я на завтра билеты в театр заказала. В императорскую ложу не удалось, хотя я и поскандалила. Но ложа у нас рядом с императорской, и не хуже. К тому же я её всю выкупила, наслаждаться спектаклем нам никто мешать не будет, вот так! Да и в буфет, как всяким разночинцам, нам ходить не надо, всё в ложу и принесут. Обслуживание входит в цену билета, немаленькую, кстати.

Атоша вздохнула – девушка поняла, что сестру не переубедишь, тем более что уже всё заказано, только поинтересовалась – что за спектакль. Тоша, пожав плечами, равнодушно ответила, что какой-то балет. А вот Атиша после второго вопроса – что за балет и что за театр – пришла в восторг:

– Это же лучший театр Империи! Туда попасть почти невозможно! Там билеты расписаны на полгода вперёд!

– А ты откуда знаешь? – подозрительно поинтересовалась Тоша, сделав страшные глаза. Атиша обняла сестру и молча к ней прижалась. Атоша погладила Тишу по голове и сказала:

– Я же вижу, что тебе грустно, вот я и хотела как-то тебя развлечь. Ты же когда-то, еще в Киневе, упоминала об этом театре и об этом балете. Но если тебе не понравится, я сожгу их театр! Вместе с актёрами!

Тоша произнесла это грозным голосом, продолжая делать страшные глаза. Тиша засмеялась, засмеялась и Тоша, довольная тем, что как-то развеяла грусть сестры. А Атиша, отсмеявшись, серьёзно сказала:

– Понравится, очень понравится! Не надо устраивать тут погром, хотя… Знаешь, у меня такое чувство, что ты, чтоб меня развеселить, сожжёшь театр и пол этого города в придачу!

– А разве это не стоит твоей улыбки? – столь же серьёзно спросила-ответила Атоша.

Императорская ложа в Нариинском театре, или попросту Нариинке, находилась по центру яруса театральных балконов. Слева и справа от неё располагались балкончики для почётных гостей, важных, но тех, кто не был допущен (или не поместился) в императорскую ложу, которая была отделена от остального зала и других балконов так, чтоб в неё нельзя было из них перебраться, опять же – надо было и охрану обеспечить. Расположение императорской ложи было таково, что Император мог рассмотреть, кто с ним рядом сидит, но он сам и его гости могли скрыться в глубине своей ложи, оставаясь невидимым для тех, кого рассматривал. В этот раз зал был забит, но не обычной публикой, а лучшими людьми Империи, ведь на балетном представлении присутствовал сам Император с семьёй! Не со всей, а только с супругой и старшими дочками. В правой ложе сидели вечные соперники: военный и морской министры, с жёнами и адъютантами (место позволяло), а вот в левой… Там находились всего две девушки, очень красивые, в простеньких, но дорогих платьях, это было видно по ткани и манере пошива, так шили только в одном ателье-мастерской и брали там очень дорого! Потому как шили там только для высочайших особ и к ним приближённых (ещё и тем, кто мог заплатить большие деньги). По прибытии в северную столицу Империи Тоша, наведя соответствующие справки, обратилась в то ателье, где и заказала несколько платьев для себя и сестры. Кроме дорогих платьев на девушках были украшения из брильянтов (их Тоша заказала ещё в Киневе), которые не уступали тем, что были на Императрице. Эти девушки, занимающие вдвоём целую ложу, рассчитанную на добрый десяток человек, вызвали бурю обсуждений как в зале, так и на других театральных балкончиках.

Первое действие Атиша смотрела, затаив дыхание, ей очень понравилось. Понравилось и Тоше, но происходящее на сцене не мешало ей слушать то, что говорили в общем зале, на балкончиках и на большом балконе, занимавшем третий ярус. А судя по разговорам, девушки, занимавшие левую от императорской ложу, интересовали собравшуюся публику едва ли больше чем то, что происходило на сцене. Внимание Тоши привлёк разговор двух молодых людей в зале.

– Какие красавицы! Замойский рассказывал мне, что они бывшие циркачки! Странно, что они сидят рядом с Императором! За что им такая честь? Одни занимают целую ложу! – говорил один из офицеров, в театральный бинокль рассматривавший не то что происходило на сцене, а левую от императорской ложу.

– Они принцессы в изгнании. Принцессы из очень далёкой страны. Судя по их нарядам и украшениям, они не бедствуют. Да и остановились они в самой шикарной гостинице, сняв лучшие апартаменты, а это, знаете ли, князь, очень недёшево! Мало кто может позволить себе подобное! – ответил офицер, сидящий рядом с тем, кто заинтересовался сёстрами.

– Вы меня заинтриговали, я непременно должен с ними познакомиться!

– Если Замойский вам о них рассказывал, то он должен был поведать, каким конфузом закончилась его попытка с ними познакомиться, хотя…

– Что хотя? – заинтересовался тот, к кому собеседник обращался по титулу. Его товарищ продолжил:

– Познакомился не Замойский, а Футоркин. Девушки держались просто, не как неприступные аристократки. Светленькая чудесно играет на гитаре и поёт, они даже спели с Футоркиным дуэтом, а…

– Футоркин, он же не знатен, из разночинцев, а то, что эта девица предпочла его, а не дворянина Замойского, свидетельствует только об отсутствии у неё вкуса и воспитания, может, в далёкой стране воспитанию принцесс не уделяют должного внимания. Думаю, перед моим обаянием ей не устоять!

Князь поднялся, как раз объявили антракт, и направился к выходу из зала, не слушая, что попытался сказать ему вдогонку его товарищ. Тот повернулся к другому своему соседу и предложил ему и его даме:

– Хотите посмотреть, как с нашего князя собьют спесь, жаль, что мы не увидим всего, но, думаю, финал будет зрелищным.

Оба офицера и дама одного из них направились вслед за князем.

– К нам идёт очередной гость с целью произвести впечатление, обаять и… Думаю, подобные попытки надо пресекать в корне, чтоб, если кому ещё вздумается, повторять неповадно было! – произнесла Тоша, когда опустился занавес и в зале зажёгся свет. Обе девушки развернулись и сместились ко входу, так чтоб в зале не было видно, что в ложе происходит. Через несколько минут дверь распахнулась и на пороге возник затянутый в парадный мундир, молодой офицер, державший в одной руке большой букет роз, в другой – бутылку шампанского. Глянув на улыбающихся девушек (Атиша улыбалась только чуть-чуть, а вот Тоша – радостно скалилась, словно собиралась вошедшего укусить), молодой человек, видимо, остался доволен. Изобразив лёгкий поклон, блестящий офицер (как сказала потом Тоша – действительно блестел в некоторых местах) напористо заговорил:

– Разрешите представиться! Князь Бранитский третий! Увидев таких красавиц, я не смог остаться равнодушным и пройти мимо! Поэтому я здесь, чтоб засвидетельствовать своё почтение и высказать восхищение неземной красотой, разрешите вручить этот скромный букет…

– Третий? – прервала напыщенную речь князя Тоша и строго начала допытываться: – А где ещё два? Куда вы их дели? Признавайтесь! Вы должны знать, что чистосердечное признание облегчает вину, в некоторых случаях. Но вижу, что это не тот случай! И зачем вы клумбу ободрали? И когда только успели? И вы не шли мимо, а вон там спокойно сидели, но раз уже пошли мимо, то почему бы вам не продолжить это делать и дальше?

– Э-э-э, – растерялся князь Бранитский третий, он никак не ожидал такого приёма. Девушка совсем не так отреагировала на блестящего князя и не менее блестящую его речь. Бранитский попытался что-то ещё сказать, но эта смуглая девушка не дала ему это сделать:

– Это не скромный и не букет. Это копна, хоть собрана из роз! Розы этих сортов не объединяют в одном букете, а вы, согласна, вы не обдирали клумбу – на это у вас смелости бы не хватило, вы купили букеты у цветочницы, схватив первые попавшиеся. Спешили, да? Я понимаю – чтоб пройти мимо. Так вот – проходили мимо и идите себе дальше! Дверь вон там! Не заставляйте меня повторять дважды!

– Я… – князь, не ожидавший такого приёма или не верящий, что всё сказанное относится к нему, такому обаятельному красавцу, сделал шаг вперёд, намереваясь что-то сказать, но Тоша не дала ему это сделать. Шагнув вперёд, девушка сделала несколько неуловимых движений, и князь вылетел из ложи, как от хорошего пинка, едва не сбив с ног лакея с подносом, спешившего выполнить заказ богатых зрительниц. Лакей, чудом увернувшись от летевшего в него тела, быстро произнёс в ещё открытую дверь:

– Ваш заказ, принцессы!

– Замечательно! Поставьте вот сюда! – скомандовала Тоша, нарушив тишину, наступившую после того, как князь вылетел из дверей ложи девушек. Зрителей этого события было много, так как к соседям князя присоединились их друзья, живо обсуждавшие возможные варианты его похода к таинственным незнакомкам. Подобный вариант тоже обсуждался, и большинство сходилось во мнении, что князя таки выставят за дверь, но не столь быстро и решительно, как это произошло.

– М-да, сурово, – произнёс голос за спинами зрителей этого действа. Обернувшиеся офицеры вытянулись, хоть это был театр, а они не на службе. Ну как же не вытянуться перед военным министром? Генерал Куроплаткин был не один: под руку он держал красивую женщину, а за спиной стояла девушка, которую под руку держал офицер в парадном мундире и с адъютантскими аксельбантами. Лежащий на полу Бранитский (видно, его хорошо приложило, так как он пролетел по воздуху не меньше трёх метров) сделал безуспешную попытку встать.

– Лежите, лежите, мы не на службе, – махнул рукой Куроплаткин, после чего громко произнёс, глядя в ещё открытую дверь ложи: – Мадемуазель Атоша, вы разрешите нам войти? Надеюсь, вы нас примете не столь сурово?

– Входите, входите, Мартьян Валинович, – выглянула приветливо улыбающаяся Тоша. Глядя на эту хрупкую, миниатюрную девушку, нельзя было поверить, что она могла выкинуть за дверь атлетически сложённого офицера. Кроме Куроплаткина, никто и не поверил – войдя в обширное помещение ложи, жена и дочь военного министра с удивлением рассматривали двух маленьких и хрупких девушек. Адъютант тоже недоверчиво оглядывался в поисках того, кто мог с такой силой выбросить отнюдь не маленького князя. После взаимных представлений Тоша заказала ещё кофе и пирожных для себя, сестры и жены и дочери Куроплаткина, а ему самому и его адъютанту – коньяку к кофе.

– Госпожа Диа, неужели это вы… – робко поинтересовалась дочь Куроплаткина, выразительно посмотрев на уже закрытую дверь. Тоша улыбнулась:

– Вообще-то меня зовут Атоша, но для вас – просто Тоша. А этого… – Тоша тоже посмотрела на дверь, – я выбросила, не люблю назойливых и наглых, мало того, что без разрешения врываются, не удосужившись даже постучать, так ещё и с варварски подобранным букетом!

– Бутылка разбилась, – невпопад произнёс адъютант Куроплаткина и, вздохнув, добавил: – Хорошее шампанское, брют!

– Кислое, а я люблю сладкое, – безапелляционно заявила Тоша. Военный министр, улыбнувшись, спросил:

– Вы хотите сказать, что если бы князь Бранитский пришёл со сладкими, то вы с ним поступили бы более милосердно?

– Всё равно бы выкинула, но шампанское забрала бы! Он же его нам принёс, так что всё было бы честно! – заявила Тоша, чем вызвала смех Куроплаткина:

– Вот это был бы конфуз! Мало того, что выкинули, так ещё бы и шампанское забрали! Бранитский очень гордый, древний род и всё такое… А тут – такое оскорбление. Будь вы мужчина, он вас на дуэль вызвал бы!

– Я бы отдала право выбора оружия ему…

– Как пострадавшей стороне? – быстро спросил Куроплаткин, продолжая усмехаться. Тоша серьёзно ответила:

– Как будущему покойнику. Шансов у него не будет, что бы он не выбрал.

Дочь военного министра смотрела на маленькую и хрупкую смуглую девушку широко раскрытыми глазами, не выдержав, спросила:

– Как вы так можете? Вы же принцесса! Мне рассказывали…

– Принцесса она, настоящая принцесса, – улыбнулась Тоша, показывая на молчавшую Атишу, та тоже улыбнулась, а смуглая девушка продолжила: – По праву рождения она – наследница трона. Поэтому принцесса именно она, а мой титул несколько иначе называется, в переводе на ваш язык он звучит примерно так: выглядывающая из-за спины. Вот так, но никак не принцесса. К тому же избранный мною путь закрывает для меня возможность наследования, я ашулана! Воин! А ещё тень принцессы Атиши, её охрана и телохранитель. Вот так-то.

– И вы с взятыми на себя обязанностями прекрасно справляетесь, – Куроплаткин чуть наклонил голову, признавая заслуги или таланты маленькой девушки, – поручики Замойский, там в поезде, и Бранитский, здесь, почувствовали это на себе в полной мере, особенно Бранитский, такой удар по самолюбию гордого князя!

– Я его не по самолюбию била, совсем по другому месту, хотя… – Тоша на мгновенье замолчала и под смех окружающих закончила: – Если самолюбие у него именно там, то можно считать, что удар был именно по самолюбию. И насколько я поняла, самолюбие – это что-то вроде самолюбования, а если князь регулярно любуется именно тем своим местом, то…

– Ох, мадемуазель Атоша, прямо-таки уморили! – захохотал Куроплаткин. А девушка серьёзно продолжила, обращаясь к дочери Куроплаткина и продолжая ранее поднятую тему:

– Я воин не только по законам и обычаям моей родины, должна ещё сказать, что моё воинское звание в вашей армии – прапорщик. Этот любующийся сосредоточием своего самолюбия князь вполне может вызвать меня на дуэль, как офицера, вот только, не знаю, не будет ли очередным ударом по его самолюбию, что я ниже его по званию?

– На этот счёт не беспокойтесь, с Бранитским вы одного звания – поручик! Вам ещё не сообщили, что третьего дня вам высочайшим указом присвоено звание поручика. Я поддержал рапорт полковника Зимина о создании лётной школы, для подготовки пилотов военных аэропланов. В его рапорте расписан штат будущей школы, где вы указаны как пилот-инструктор. Рассмотрев этот рапорт, я пришёл к выводу, что преподаватель, а именно им является пилот-инструктор, должен иметь звание не ниже, чем его будущие ученики. Государь Император поддержал мою инициативу. Вам, мадемуазель Атоша, об этом ещё будет объявлено, но я вас уже поздравляю!

Пока генерал разговаривал с Тошей, его жена и дочь вели беседу с Атишей, скучал только адъютант. Когда прозвенел второй звонок, гости откланялись и удалились, в ложе остались только сёстры Диа. Атиша внимательно посмотрела на сестру, и та попыталась объяснить неожиданное повышение.

– Это только мои предположения, – медленно говорила Тоша, обдумывая сложившуюся ситуацию, – тогда в Киневе, распорядившись присвоить офицерское звание умелому авиатору, Император не знал, что я девушка. Когда же узнал, дать задний ход было как-то… Потеря лица, вроде как вручил награду и тут же забрал, потому что не понравилось выражение лица, награждённого. А женщина офицер… Тут не Соединённые Свободные Республики, где в армии служат женщины, Империя – довольно патриархальная страна, и пристроить женщину-офицера просто некуда. А тут такая оказия – вновь создаваемое подразделение, вроде армейское, но в то же время – школа. Школа пилотов, где для умелого авиатора самое место, а то, что он женщина… Так это его проблемы и командира, пожелавшего иметь этого авиатора в подчинении. А что повысили в звании – так я буду в подчинении Зимина, ему со мною и разбираться, скорее всего, так военный министр с Императором и решили. Да и это звание предел, Куроплаткин ясно намекнул, что на большее, чем пилот-инструктор, я не надеялась. Вот такие пироги, как мне кажется, они там испекли.

– Тошь, а почему этот рапорт о создании лётной школы подал военный министр? По-моему, морской твоими аэропланами заинтересовался больше, – спросила Атиша. Атоша улыбнулась:

– Ну, это просто. Вечное соперничество, военный министр сыграл на опережение, предположив или узнав, что морской задумал создать что-то подобное, а он точно решил это сделать. Макарьев не то что увлекающийся человек, скорее, очень трезвомыслящий и, увидев возможности аэропланов, решил это направление подмять под себя, но Куроплаткин успел раньше. К тому же у армейцев уже есть база – тот авиационный отряд, что Зимин создал при своём полку.

– Тошь, ты хочешь сказать, что и Лёша тоже будет там? – оживилась Атиша, до этого рассеянно слушавшая рассуждения сестры, та кивнула, и белокурая девушка решительно заявила, что она тоже поедет с сестрой. Та ещё раз кивнула, словно хотела сказать – а куда ты от меня денешься? Пропадёшь же одна! Но сказала совсем другое:

– Если со мной всё ясно, Куроплаткин не зря к нам подходил, скорее всего, я получу предписание отправиться к месту службы в ближайшее время и, возможно, для этого не нужно идти на аудиенцию к Императору, приказ мне могут зачитать и в военном министерстве. Но мы во дворец приглашены, на послезавтра. Почему? У меня есть кое-какие догадки. Недаром же Ридерикс оказал мне протекцию, думаешь, сюда легко было достать билеты? Ни за какие деньги мне бы не продали билеты в эту ложу. Вообще на сегодняшний балет мест не было! А Родерикс сам, понимаешь, сам! Предложил мне выкупить места, я думала, что в ложу где-то сбоку, а оказалось… В общем, ждём следующего визита, к нам ещё должен кто-то прийти, но вряд ли нас пригласят в ложу к Императору.

Атиша ничего не ответила, только покачала головой. Прозвенел третий звонок, и начавшееся второе действие заняло внимание сестёр.

Опустившийся занавес ещё колыхался, а зале только начал загораться свет, как в дверь постучали. Сёстры переглянулись – так стучат люди, вежливые, но не привыкшие к отказам. Тоша, сделав одно движение, оказалась у двери и резко её открыла, немного напугав стоящую там женщину, о которой можно сказать – неопределённого возраста, но очень молодящаяся. Она испуганно посмотрела на Тошу, а та с поклоном пригласила женщину пройти, качнув головой и подмигнув Атише, мол, вот этот гость, что сделает очередное предложение. Надо отдать этой женщине должное – она быстро оправилась от первоначального испуга, обратившись к Атише, игнорируя Тошу.

– Вы очень понравились Императрице, – не спеша говорила женщина, словно клала тяжёлые камни, – её императорское величество подумывает о том, не предложить ли вам должность своей фрейлины. Но, как вы понимаете, такое предложение надо заслужить, хорошо для этого потрудившись. За вас может замолвить слово старец Ригорий, но ему надо понравиться. Не подумайте чего плохого. Старец очень благочестив и заслужить его расположение можно именно благочестием. Он ждёт вас завтра. Где? Левое крыло императорского дворца, назовётесь, и вас проводят. Завтра к одиннадцати, и попрошу не опаздывать, у старца много дел, и он…

– Извините, с кем мы имеем честь разговаривать? – изобразив вежливую улыбку, спросила у женщины Тоша. Та замолчала, брезгливо поджав губы, видно собираясь резко ответить. Но Тоша ей этого не позволила, растянув рот в улыбке (какая принята в Соединённых Свободных Республиках), показав все зубы, словно намереваясь укусить, девушка задала более конкретный вопрос: – Кто вы такая, старческая посланница?

Женщина ещё больше поджала губы, видно, она привыкла, что её узнают, и невежество, проявленное этой девчонкой, даже не разозлило, а очень удивило. С некоторым возмущением, женщина представилась:

– Первая фрейлина и подруга её императорского величества, графиня Рубова! Прошу оказывать мне должное уважение! И почтительно…

– Принцесса Атоша Диа, – в свою очередь представилась Тоша, не дав графине договорить, добавила нравоучительным тоном о обязательном должном уважении и почтительности при обращении к ней самой и её сестре, поскольку они обе – принцессы, а не какие-то там графини. Рубова обиделась, но ничего не возразила, только напомнила Атише, что её ждут в одиннадцать и ждут только её одну! При этом очень выразительно посмотрела на Тошу, а та кивнула головой, то ли прощаясь, то ли указывая на дверь, в общем, дала понять, что аудиенция какой-то графини у принцесс окончена. Когда за Рубовой закрылась дверь, Тоша показала язык и скорчила брезгливую гримасу. Атоша, не разделяя игривого настроения сестры, тихо сказала:

– Завтра мне придётся туда пойти. Я так поняла, что посещение этого старца перед аудиенцией у Императрицы обязательно.

– На твоём месте я бы не ходила, этот старец перетопчется. Но если ты так решила, то пойдём вместе.

– Но эта Рубова сказала, что я должна быть одна, – возразила сестре Атиша и, глядя на улыбающуюся Тошу, со вздохом добавила: – Там же охрана! Ей прикажут тебя не пускать!

– Конечно, прикажут не пускать, – согласилась с сестрой продолжавшая улыбаться Тоша, – строго прикажут! Но приказать охране – это одно, а задержать меня – совсем другое. Не забывай, кто я такая. Я – ашулана! С уровнем моей подготовки здесь никто не сравнится!

– Ты хочешь сказать, что тебя никто не сможет остановить? – пришла в ужас Атиша. Побледнев, девушка предположила: – Ты хочешь прорваться силой? Я не сомневаюсь, что тебе это удастся, но последствия!.. Ты же понимаешь, чем это может закончиться! А я сама могу постоять за себя!

– Можешь, – согласилась Тоша и тут же поправила сестру: – Но уже тогда, когда будет поздно. Ты не сможешь ударить первой, а когда всё случится (то, на что так прозрачно намекала эта тётка), твой, замечу, справедливый ответ будет напоминать банальную месть, а ты до этого не опустишься. Ведь так?

Атиша молча кивнула, Тоша погладила сестру по голове, как старшая гладит младшую, успокаивая её. Атиша прижалась к сестре и всхлипнула, а та тихо сказала:

– Не буду я никуда прорываться, я просто войду, но сделаю это так, что никто ничего и не заметит. Не переживай, никакого скандала не будет, если только они первые не начнут. Я имею в виду этих – старца и его посланницу, а теперь давай балет смотреть, а то он скоро кончится.

К входу в левое крыло императорского дворца, без пяти одиннадцать подъехал извозчик. Из пролетки выбрались две девушки, миниатюрные, чем-то похожие друг на друга, хотя одна была хоть и с лёгким загаром, но белокожая и белокурая, вторая, у которой волосы были светло-русые – смуглая. Обе девушки направились к большим дверям, там их встретила графиня Рубова и, строго посмотрев на смуглую девушку, так же строго сказала:

– Вы не приглашены!

– Очень надо! – ответила смуглая девушка и, показав задохнувшейся от возмущения графине язык, вскочила обратно в пролётку. Девушка скомандовала, чтоб извозчик ехал и побыстрее, после чего пролетка умчалась.

– Тоша любит быструю езду, может, потому любит и полёты на аэроплане, – словно извиняясь, сказала оставшаяся девушка, проходя в дверь вслед за Рубовой, та, недовольно поджав губы, произнесла:

– Ваша сестра – взбалмошная и невоспитанная особа! Ей-то уж точно не стать фрейлиной!

– Ага! – ответила девушка и удивлённо покрутила головой, ведь она-то этого не говорила!

– Теперь идите по коридору. В конце его – комната, где вас ждёт старец, и помните, что я вам говорила – вы должны ему понравиться. Очень понравиться! – Рубова сделала ударение не слове – очень.

– Угу, очень понравлюсь, он будет в восторге! Получит море удовольствия и маленькую, тележку впридачу, – ответила девушка, не раскрывая рта и словно устыдившись того, что сказала, быстро зашагала по коридору. Графиня, провожая девушку взглядом, осуждающе покачала головой, но ничего не ответила на это дерзостное заявление такой скромной с виду барышни, развернулась и направилась в другую сторону, но, не сделав и двух шагов, словно за что-то зацепившись, растянулась на полу. Атиша, испуганно оглянувшись на шум падения, только ускорила шаги. При этом почему-то громко хихикая, чем окончательно разозлила графиню.

В комнате в конце коридора, скорее напоминающей будуар, а не пристанище благочестивого старца ждал лохматый мужчина, заросший бородой по самые брови, одетый в серую рясу, из-под которой виднелись полосатые штаны. Большой серебряный крест, почти лежащий на объёмистом пузе, дополнял картину крайнего благочестия.

– Однако! Крест маловат, пуза не прикрывает, – произнесла девушка, не раскрывая рта, затем уже возмущённо представилась, почему-то сама себя укорив:

– Тоша! Ну как не стыдно!

Старец, одобрительно кивнув, напыщенно произнёс:

– Каешься? Это хорошо! В покаянии – спасение! Покаявшийся да спасётся! Покаявшийся грешник во многом праведней праведника, что не грешил и не каялся! Но покаяние, дщерь моя, должно быть искренним, а таковым оно может быть только после совершения греха! Ибо сказано: не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасёшься! Чем больше грех – тем ближе спасение, и так ли велик твой грех был? Дщерь моя, согрешив ныне, ты совершишь грех больший, и тем больше и искренне будет твоё покаяние, а только так…

– Во даёт! – восторженно произнесла девушка, опять не раскрыв рта.

Лохматый старец (кстати, его звучный голос совсем не был старческим, скорее – наоборот) удивлённо замолчал, а притворяющаяся испуганной девушка, всё также не открывая рта, нагло заявила:

– Чего замолчал? Давай дальше про грех! Хорошо излагаешь, душевно!

Старец на мгновенье оторопел, но увидев, что девушка не возражает, а внимательно и даже с интересом слушает, вроде как поддаётся на его уговоры, продолжил столь же вдохновенно говорить. А потом, решив, что уже уговорил, перешёл к делу – предложив согрешить, протянул руки, чтоб начать раздевать эту внимательную слушательницу, ни разу не возразившую. Протянул руки, но остановился, почувствовав, что его кто-то схватил за горло, хорошо так схватил, что попытка вырваться не увенчалась успехом. А эта вроде как покорная девушка, по-прежнему не открывая рта, сказала:

– Ты меня убедил, сейчас и начну грешить!

– Как же ты намерена согрешить, дщерь моя? – спросил старец, пытаясь вырваться из захвата. Понятно, что держала его не эта миниатюрная, красивая девушка, перед ним стоявшая, а кто-то напавший сзади и, как только сейчас понял старец Ригорий, это он и говорил! Но этот нежный девичий голос не соответствовал той силе, с которой старца держал этот кто-то! Извернувшись, Ригорий увидел девушку, такую же маленькую и миниатюрную, как та, что стояла перед ним. Лохматый старец постарался снова вырваться, так как вид державшей его девушки говорил, скорее, о её слабости, а не о силе, но это ему не удалось. Сильный рывок заставил старца согнуться и что-то острое упёрлось ему в горло, перепуганный лохмач сделал ещё одну попытку вырваться, на этот раз постаравшись напугать русоволосую девушку, что его держала:

– Я старец Ригорий! Напав на меня, ты совершаешь грех! Но ты можешь спастись, усугубив свой грех и сделав его ещё более тяжким! А я могу помочь тебе это сделать! И твоему спасению возрадуются ангелы на небе!

– Смотри-ка не растерялся, да ещё и ангелов приплёл зачем-то, – сказала девушка, державшая старца, обращаясь явно не к нему, а потом добавила: – Судя по размерам бороды и её непричесанности, он точно старец, хотя и сильный, зараза. Чуть не вырвался!

– Тоша, ты не чувствуешь? – спросила Атиша, до этого внимательно глядевшая на старца, теперь переводя взгляд на сестру. – Флюиды! От него исходят такие флюиды, что ни одна женщина не может перед ним устоять и готова сразу ему…

– А я-то думаю, чего он соловьём разливается, да ещё на такую интересную тему, при этом совершенно не стесняется прямо говорить о таких вещах, что даже в борделе своими именами не называют.

– Тоша! Ты что, была в борделе!? – то ли удивилась, то ли возмутилась Атиша, её сестра помотала головой:

– Нет, но подозреваю, что там разговоры ведутся более прилично, чем то, что предлагал тебе этот старец. Кстати, о нём, – Тоша, продолжавшая держать Ригория в полусогнутом положении, приподняла его, заставив разогнуться и встряхнув, заявила: – Кстати, о «согрешить, а потом спастись». Я согласна, сейчас мы это по-быстрому и сделаем.

– Дщерь моя, сие весьма похвально! – начал приободрившийся старец и, посмотрев на Атишу, спросил: – А как же она? Она при сём будет только присутствовать или присоединится?

– Будет только присутствовать, она так, как я, не сумеет. Но не беспокойся, она не помешает, – ответила Тоша и резким движением сдёрнула с Ригория рясу и нижнюю рубаху. Критически оглядев его штаны в синюю полоску, скомандовала: – Штаны тоже снимай! Или ты думаешь, что я это буду делать, когда ты в штанах? Вообще-то они мне не помешают… Но так будет интереснее. Опять же, если будет кровь, то такие замечательные штаны не испачкаются.

Старец, пробормотав что-то о блаженности согрешивших девственниц, быстро выполнил команду Тоши, оставшись в розовых подштанниках. Ригорий в нерешительности замер: девушка, предлагавшая ему грешить, даже не думала раздеваться. Старец, с недоумением посмотрев на Тошу, спросил:

– А ты, дщерь моя? Как же мы…

– А кто тебе сказал, что мы? Грешить буду только я, а для этого мне совсем не надо раздеваться, – улыбнулась девушка, Ригорий растерянно заморгал, а Тоша объяснила: – Ты же сам говорил – чем больше грех, тем больше покаяние. Прелюбодеяние – это, конечно, грех, но какой-то мелкий, несолидный. После него и каяться почти не о чём, поэтому я решила грешить по-крупному. Сейчас я тебя порешу, ведь прибить святого человека – это же солидно, не так ли? Я бы даже сказала – почётно! Или ты не святой человек?

Старец энергично замотал головой, а Тоша, у которой на пальцах появились когти, грозно нахмурив брови, почти прорычала:

– Не слышу!

Ригорий, глядя на эти когти, которыми Тоша многозначительно помахала у него перед носом, истошно завопил:

– Не святой я! Не святой!

– Самозванец, – подсказала девушка. Несколькими взмахами руки Тоша острыми, как бритва, когтями срезала бороду, оставив на подбородке и щеках только длинную щетину, ещё одним взмахом срезала и буйную шевелюру. Старец, оказавшийся совсем не старым, (Тоша, когда его «брила», выпустила из захвата), бросился наутёк. Но девушка не дала ему это сделать, придержав его за нижние розовые штаны, она когтями превратила их в клочья, а потом, сделав подножку, заставила Ригория упасть на четвереньки. Нависнув над семенящем в таком положении старцем, Тоша легонько, не царапая, провела когтями по спине того, при этом напомнив:

– А каяться и признаваться? Ведь не царапнуть, а полоснуть так, чтоб до костей достать, могу!

Истошные вопли бритого старца, бегущего по коридору голым и на четвереньках, взбудоражили всех обитателей, вернее, обитательниц комнат, заставив их: кого выскочить, а кого просто выглянуть в коридор. А Ригорий, продолжавший чувствовать когти маленькой дьяволицы у себя на спине, истово каялся и признавался во всех грехах.

– Красиво излагает! Гораздо лучше, чем раньше, убедительнее! – Тоша прокомментировала покаянный пробег старца по коридору. Когда старец упёрся лбом в противоположную стену (там коридор делал поворот), девушка приказала: – Теперь обратно и говори громче, а то здесь плохо слышно.

– Вы?! Что вы здесь делаете? Я же приказала вам сюда не приходить! – выскочившая вместе со всеми на крики старца, Рубова зашипела, увидев Тошу. Та пожала плечами:

– Мимо проходила, а тут такая веселуха, я просто не могла не зайти. И часто у вас так?

– Вон! – закричала вышедшая из себя старшая фрейлина, Тоша, снова пожав плечами, деланно расстроилась, и вздохнув, что если ей с сестрой здесь не рады, то они уйдут. В этот момент Ригорий, двигавшийся по коридору в обратную сторону, дополз до девушек, поднял глаза и, увидев их, ещё более истошно, чем раньше завопил:

– Вот она дьяволица!

Но получилось так, что его указующий перст был направлен на Рубову, так как Тоша сместилась в сторону, потянув Атишу за собой. При этом ещё и ужаснулась:

– Какой кошмар! И это в императорском дворце! Прямо какой-то рассадник нечистой силы, прикидывающейся такой благочестивой! Тиша! Идём отсюда, пока на нас эти демоны и дьяволицы не напали!

Словно подтверждая слова девушки, голый старец завыл что-то о демонах, проникших во дворец, но сёстры это уже не слушали, взявшись за руки, выскочили на улицу, где их поджидал извозчик. Та самая пролетка, на которой они приехали. Тоша приказала извозчику дожидаться её возвращения.

– А что это там за переполох? – спросил возница, краем уха слышавший крики. Тоша охотно пояснила:

– Во дворец проникли демоны, покусали старца и старшую фрейлину. Мы вот еле ноги унесли! Но ты, братец, об этом молчи, сам понимаешь…

– Что деется, что деется! – сокрушённо покачал головой кучер, Тоша подмигнула сестре – нет действенней способа пустить сплетню, чем что-то по секрету сообщить извозчику, он расскажет своим коллегам и всем пассажирам, что сегодня у него ещё будут. Тем более что этот мужичок не просто услышал новость, а ещё как бы сам был свидетелем происходящего.

Утром в гостиницу, где остановились сёстры Диа, для них были доставлены два пакета. Один из императорского дворца, другой из военного министерства. Тоша забрала их и первым вскрыла тот, что из императорского дворца. Прочитав, хмыкнула:

– Как и следовало ожидать, тебе, Атиша, отказано в аудиенции у Императрицы. Не бывать тебе фрейлиной её императорского величества. Придётся тебе искать другую работу, но, думаю, ты не слишком расстроилась.

Атиша ничего не ответила, а взяв второй пакет, вскрыла его и быстро прочла, после чего сообщила сестре:

– А вам, поручик Диа, надлежит явиться сегодня к двенадцати в военное министерство, чтоб получить направление к месту службы. Вот, Тоша, тебя не уволили и не уволят, а пошлют в какой-нибудь дальний гарнизон. Так что у тебя сейчас один выход – бежать! И побыстрее!

– Сейчас! Вот только шнурки от сапог поглажу! – засмеялась Тоща, Атиша не поняла:

– Какие шнурки? У сапог же нет шнурков! Да и сапог у тебя нет!

– Тишенька, это армия, а в любой армии всегда так – гладят шнурки от сапог, красят траву в зелёный цвет, причём делают это летом.

– Но зачем?! – воскликнула удивившаяся и даже растерявшаяся Атиша, Тоша серьёзно ответила:

– Традиция такая, а может, правило, точно не знаю. Но любая армия держится на подобном. Не на пушках и кавалерии, а на подобных правилах и традициях: чем лучше выглажены шнурки и чем зеленее трава в гарнизоне, тем сильнее армия! Кстати, раз уж меня вызывают в военное министерство, надо бы туда явиться в мундире, но погоны требуется перешить.

– Зачем? – опять удивилась Атиша, всё ещё пытавшаяся понять – зачем гладить шнурки и красить траву. Тоша охотно пояснила:

– Появиться в военном министерстве в платье с погонами поручика, как-то не совсем прилично, могут не понять. А в форме… Помнишь, мы в ателье наряды шили? Вот там я и заказала себе форму, только с погонами прапорщика, никак я не рассчитывала на такой быстрый карьерный рост. Поеду заберу форму, а потом в министерство.

– Я с тобой! – решительно заявила Атиша, Тоша засмеялась, а потом обняла сестру:

– Куда уж я без тебя, боевая моя сестричка!

У парадного входа в большое здание военного министерства остановилась пролётка и из неё выбрались поручик и девушка, в этом ничего удивительного не было, очень часто офицеры приезжали с дамами, оставляя их ожидать в скверике напротив. Бывшие юнкера, а теперь молодые офицеры приезжали за первыми назначениями к месту службы с переживавшими за своих сыновей мамашами (хотя юные прапорщики очень стеснялись такой опеки, но ничего поделать не могли), офицеры постарше приезжали с жёнами, иногда и с детьми. То, что этот молодой офицер (почти мальчик) приехал с подругой, удивления не вызвало, разве что – молодость этого поручика, всё-таки чтоб получить это звание надо после окончания юнкерского училища прослужить не меньше пяти лет! Но не это вызвало удивление караульных и тех, кто находился у входа в военное министерство, – на этом поручике была юбка! Тоша спрятала свои волосы под форменной фуражкой, а мундир с затянутыми ремнями маскировал грудь девушки. Юбка, как и положено форменной одежде офицера, была с узкими лампасами (широкие поручику ещё не положены). Но наблюдающие за появлением этой парочки были удивлены ещё больше – один из офицеров, неизвестно чего ожидавший уже более часа поручик, с криком «Тиша» бросился обнимать девушку этого молодого офицера в юбке! А потом они начали, не стесняясь окружающих, целоваться!

– Здравствуйте, Атоша! – поздоровался с поручиком в юбке полковник, что ожидал рядом с тем поручиком, столь бурно проявлявшим свои чувства и целовавшим чужую девушку.

– Здравия желаю, Хрисанф Егорыч, – по уставу ответил полковнику поручик в юбке, но при этом назвал по имени и отчеству, что было свидетельством того, что эти двое давно и хорошо знают друг друга, наблюдавшие за этим зеваки подтянулись поближе. Поручик в юбке, глядя на целующихся, сказал полковнику:

– Вот видите? Атиша говорила, что этот город холоден и слишком чопорен, что никак не способствует проявлению каких-либо чувств. В южном и горячем Киневе Тиша позволяла Лёше только за руку её держать, а здесь… Смотрите-ка! Такое бурное проявление чувств!

Полковник Зимин улыбнулся, но заговорил совсем о другом:

– Атоша, вы, наверное, удивлены вызовом в министерство и присвоением вам звания поручика, хотя, вижу, для вас неожиданностью это не было. Вы и соответствующий мундир пошили из дорогой ткани и даже погоны пришили. Кто вам успел сообщить о присвоении вам звания? Вроде наш разговор с военным министром об этом был строго конфиденциальным, он хотел, чтоб его друг, адмирал, об этом не узнал раньше времени.

– Хрисанф Егорыч, мундир я заказала так, на всякий случай. Была оказия – мы с сестрой шили платья, всё-таки у нас должна была быть аудиенция у императрицы… Не хотелось там выглядеть бедными родственницами. Ну а соответствие мундира… Так не могу же я носить мундир из той грубой ткани, из которой шьют форму для прапорщиков, вот я и выбрала себе лучший материал, благо, средства позволяют. А погоны перешить труда не составляет. О присвоении звания и о том, что я буду направлена в создаваемую школу пилотов, мне Куроплаткин рассказал.

– Высшие воздухоплавательские курсы вот так будет называться наша школа, военный министр лично предложил такое название, – улыбнулся Зимин, засмеялась и Тоша:

– Плавательские, это Куроплаткин придумал в пику Макарьеву, хотя моряки говорят, что они не плавают, а ходят. Сказать, что они плавают – их оскорбить! Надо будет об этом нашему министру намекнуть, а то издёвок от моряков не избежать. Насколько я поняла, на этих курсах будут готовить пилотов как для армии, так и для флота.

– Да и курсы не совсем удачное название, напрашивается аналогия с курсами благородных девиц, – вмещалась закончившая целоваться с Ареньевым Атиша, и теперь слушавшая разговор сестры и полковника. Тот кивнул, при этом посмотрев на часы:

– Согласен, ваши доводы я изложу его превосходительству военному министру, да и вы тоже можете высказать свою точку зрения. Я это сделаю, как начальник школы пилотов, мне это название тоже больше нравится, а вы, господа офицеры, как её преподаватели, тоже можете высказать своё мнение. Нам пора идти!

Полковник Зимин и поручики Ареньев и Диа предъявили свои предписания прапорщику, старшему наряда охраны. Тот вытаращил глаза – та, что была в юбке (прапорщик из слышанного разговора понял, что это таки женщина, а не дурацкий маскарад), действительно была поручиком! Но девушка, державшаяся за женщину-поручика, никаких документов не имела! Что прапорщик и отметил, заявив, что не имеет её право пускать в здание министерства. Женщина-поручик ехидно поинтересовалась:

– С каких это пор генералам требуется особое разрешение для посещения военного министерства? Если генерал пришёл к военному министру решить некоторые личные вопросы, то зачем ему надевать мундир?

– Да, следующий раз приду в мундире и в сапогах с наглаженными шнурками! – важно заявила белокурая девушка и вошла в здание, не обращая внимания на застывшую охрану – унтер-офицеров. Те расступились, растерянно посмотрев на своего командира, пытавшегося представить сапоги с глажеными шнурками, в итоге решившем, что это обувь исключительно женщин-генералов. Полковник и поручики пошли за этим генералом в платье, почему-то захихикавшим. Захихикала и поручик в юбке, видно, чтоб подержать своего генерала, а вот офицеры мужчины шли с каменными лицами. Смеяться они начали уже в кабинете военного министра, после рассказа Тоши о посещении старца Ригория (о когтях девушка не упоминала), смеялся и генерал Куроплаткин. К веселью присоединился и морской министр, которому эта история тоже была рассказана, впрочем, остальные офицеры слушали её ещё раз, не скрывая своего удовольствия. Потом заговорили о школе пилотов, как оказалось, это был совместный проект обоих министерств – военного и морского, Тоша ошиблась, решив, что военный министр хотел опередить морского. Место для школы у рыбацкой деревушки Нача тоже было выбрано не случайно. Это был степной юг Империи, побережье Чёрного моря. Да и до столицы того края, города Черноморска, было всего сорок пять вёрст. Но в выборе того места стало решающим доводом ещё то, что площадка для лётного поля (вокруг же была степь, ровная как стол) была у берега моря. И там располагалась почти заброшенная береговая батарея – а это казармы, где можно было разместить личный состав, капониры, очень подходящие для складов и мастерских. Правда, ангары для аэропланов придётся строить, но эта батарея имела морской причал. Большие корабли там швартоваться не могли (глубина не позволяла), то для барж с нужными грузами места и глубины было вполне достаточно. Поэтому грузы к месту строительства уже поступали и само строительство уже началось.

Обсуждение организации будущей школы происходило довольно длительное время. Кроме министров, как самых заинтересованных лиц в появлении нового рода войск в их ведомствах, участие в этом совещании принимали: полковник Зимин – начальник школы, его заместитель – штабс-капитан Ареньев (которому было объявлено о присвоении очередного звания), поручик Диа, как эксперт и ведущий специалист в области аэропланостроения и пилотирования. Атиша тихонько сидела в стороне и только слушала, наконец, и на неё обратили внимание. Генерал Куроплаткин с улыбкой спросил, почему-то хитро посматривая на Ареньева:

– Мадемуазель Атиша, вы поедете с сестрой? Думаю, что после вашего посещения императорского дворца, вам вряд ли будет предложено место фрейлины.

– Вы знаете, Мартьян Валинович, я и не стремилась к этому, скорее, наоборот – думала, как бы мне отказаться от этой чести. Но всё разрешилось само собой, к величайшему моему удовлетворению.

Ответ Атиши вызвал улыбки всех присутствующих, а Куроплаткин напомнил, что персоналу лётной школы (решили остановиться на этом названии) ещё предстоит аудиенция у Императора. А уже потом следует отправиться по месту службы. На что Атиша ответила, что на эту аудиенцию она и не собиралась идти вместе с Тошей, как только та закончит со всеми делами в столице, сёстры уедут в Черноморск. Ареньев посетовал, что не сможет поехать вместе с девушками, ему, как и Зимину, надо было по служебным делам задержаться в столице.