Техника — молодёжи № 1, 1963
Рис. В. Карабута
Фантастический рассказ-быль
В один из субботних вечеров зашел я к своему давнему другу Долгину. Разговаривая, мы как-то незаметно перешли к воспоминаниям о суровых военных годах. И тут я услышал от Долгина удивительную историю.
— Бывает такое невероятное стечение обстоятельств, — начал Долгин, — что спустя некоторое время начинаешь думать: было это или померещилось? Сон это или явь?
Так вот, нечто подобное произошло со мной в начале сорок второго года.
Однажды вызвал меня к себе начальник штаба генерал Назаренко и дал прочесть тонкий листик служебной телеграммы. В ней корпусной инженер одной из армий сообщал, что гитлеровцы при отходе широко применяют различные взрывные сюрпризы и, в частности, очень опасную ловушку — палочку «Крем для бритья». Попробует неопытный боец ее раскрыть — взрыв, и человек погибает ни за что…
Прочел я телеграмму, задумался. Конечно, хорошо бы увидеть этот минный сюрприз, расшифровать его устройство, чтобы знать, как его обезвредить, если нельзя уничтожить на месте.
И вот коварная палочка «Крем для бритья» лежит у меня на столе…
Коричнево-кофейного цвета гладкий пластмассовый футлярчик… Какое дьявольское хитросплетение тончайших пружинок, рычажков, детонаторов и чек вызывает взрыв при неосторожной попытке приоткрыть крышечку? Как разгадать секрет?
Футлярчик изучен досконально, но даже сильная лупа не помогла обнаружить какой-либо зацепки; на глянцевитой поверхности нет никаких признаков монтажа: отверстий или креплений. Странно…
Было чертовское искушение ножом вскрыть одну из боковин проклятого футлярчика и посмотреть, что там такое. Но я знал; что это может окончиться бессмысленной смертью, а тайна так и не будет разгадана. Растворить какой-нибудь жидкостью пластмассу? Но лишить взрывной механизм оболочки — это все равно, что открыть крышку, то есть опять взрыв!
Сжимаю виски до головной боли. Слышу, как часы бьют три. Глубокая ночь. От клубов табачного дыма зеленый абажур настольной лампы кажется синеватым, а черная маскировочная штора на окне — сизо-серой. Сделал последнюю затяжку, погасил огонь, поднял штору, раскрыл окно. Тихо… Глубоко вдыхаю свежий морозный воздух… Прилег на диван, перед глазами еще долго стоит продолговатый с округлыми гранями параллелепипед футлярчика…
В эту ночь мне приснился Архимед: он держал в своих руках футлярчик, а римский воин с лицом Гитлера заносил над ним свой меч. Архимед поднялся, размахнулся футляром, ударил Гитлера по лбу, и он замертво упал, а Архимед, приподняв края своей тоги, заплясал и радостно закричал: «Эврика! Эврика!» Проснулся я от того, что все громче и громче повторял: «Эврика! Эврика!»
Наскоро умывшись, даже не надевая шинели, побежал к начальнику санчасти. Едва переведя дыхание, попросил его:
«Разрешите сделать рентгеноскопию трофейных немецких приборов. По приказанию генерала Назаренко мне нужно ознакомиться с их внутренним устройством».
Военврач приподнял брови над своим пенсне и, не вникая в детали, добродушно ответил:
«Раз это нужно, раз это важно — пожалуйста, пожалуйста!»
И вот я в рентгенкабинете. Когда пожилой рентгенолог узнал, что я хочу просветить, то поежился и опасливо проговорил:
«Я в этом деле не разбираюсь, включу экран, а вы уж смотрите сами…»
Я ввел свой смертоносный футляр за экран, и сразу же возникли очертания сердцевины взрывной ловушки. Как ее ни поворачивал — только аккуратно уложенные «кирпичики»… Взрывного механизма нет! Значит, мои смутные догадки подтверждаются?
Не выключая экрана, начал медленно открывать крышку футлярчика, бели взрыв будет… Но его не должно быть… То он должен произойти вот сейчас… Пальцы на мгновение замерли. Еще раз все продумать и взвесить: гладкая поверхность футлярчика, внутри нет никакого механизма… Но ведь кто-то утверждает: откроешь крышку — взрыв!
Черт возьми! Но ведь это бессмыслица! Конечно, ошибка! Взрыва не должно быть! И-и-и… Раз!..
…Все на своих местах; слышно только тонкое потрескивание аппарата, очень громкое тиканье часов да посапывание прикорнувшего в углу рентгенолога.
Я вытер вспотевший лоб. Крышка открыта. Поднес к носу открытый футлярчик. Остро запахло хлором, И сразу все понял: нарочный вместо «сюрприза» доставил нам обычный индивидуальный коробок немецкого солдата с хлорной известью для обеззараживания.
Во всяком случае, думал я, если и не найден способ обезвреживать этот «сюрприз», то по крайней мере теперь можно его распознать.
И тут меня осенило: а что, если «просветить» трофейную ручную гранату типа «бутылка»? Ведь ее гитлеровцы тоже приспосабливали для взрывных ловушек. Трудно было устоять от соблазна поглядеть, как выглядит изнутри ее взрывной механизм в смонтированном виде.
Экран мерцал серебристо-зеленоватым светом. Осторожно ввел гранату за экран. С изумительной четкостью обрисовалась «начинка» и в центре — цилиндрическая шашка мелинита, дробящая стальной корпус на смертоносные осколки, Рука у меня твердая, и «тень» стояла на экране неподвижно, пока я медленно поворачивал гранату вокруг оси.
И вдруг началось невероятное: контур шашки на экране начал окрашиваться. Мерещится, что ли? О том, чтобы экран рентгена при просвечивании окрашивался, я никогда и нигде не видел, не слышал и не читал.
Известно, рассуждал я, что мелинит — это продукт тройной нитрации фенола. Англичане называют его лиддитом, австрийцы — экразитом, японцы — шимозой, испанцы пикринитом, а химики — тринитрофенолом, или пикриновой кислотой. Добрую сотню лет люди окрашивали ткани этой самой пикринкой в ярко-желтый, ядовито-канареечный цвета, не подозревая даже о ее взрывчатых свойствах до тех пор, пока не был изобретен капсюль-детонатор. И только тогда мелинит сменил свое «амплуа» краски на роль взрывчатки…
Как зачарованный смотрел я на контур шашки: он словно наливался кровью: из светло-лимонного стал розоватым, потом оранжевым и, наконец, угрожающе-красным. Свободной рукой протер глаза. Нет, не мерещится. Что за наваждение? Галлюцинация? Признаюсь, тут я растерялся; ни воля, ни разум, ни его логика ничего не могли объяснить…
Я вывел гранату из-за экрана, и, к великому моему изумлению, кроваво-красное пятно не исчезло! Я оцепенел…
Придя в себя, позвал рентгенолога. Он поглядел и ахнул:
«Двадцать пять лет работаю рентгенологом, но ни разу в жизни не видал, чтобы экран окрашивался! Я даже в литературе никогда не встречал никаких упоминаний о чем-либо подобном… А если пятно не сойдет?»
Он подбежал к щитку и выключил рубильник. Голос его сорвался на фальцет:
«Да вы мне экран испортили! Чем я теперь буду работать? Это бог знает что такое!»
Я понял, что самое благоразумное сейчас — поскорее исчезнуть. Торопливо собрав в чемоданчик свои «фокусы» и бормоча извинения, я ретировался.
Генерал Назаренко, улыбаясь, прослушал мой подробный доклад. После рассказа о таинственном пятне он задумался и сказал:
«Я позвоню, чтобы рентгенологу сменили экран. А об окрашивании экрана стоит подумать. Я подозреваю, что случайно вы открыли необычное явление. Когда у вас будет свободное время, напишите о своем наблюдении».
Долгин закурил вторую сигарету. Улыбаясь, смотрел на меня.
Понимая, что история еще не закончена, я спросил:
— Что же дальше ты сделал со своим открытием? Если мелинит — краска, если экран окрасился, значит лучи Рентгена переносят молекулы просвечивеемого вещества. Значит, больному можно по какой-то разработанной методике делать инъекции, лучевые инъекции исцеляющих медикаментов!.. «Эффект Долгина» — звучит?
Долгин, продолжая улыбаться, перебил меня:
— Ну, это уж слишком! А вообще этот эффект действительно интересен, и не только для медицины. Например, изделие из простой стали облучить сквозь диафрагму из вольфрама, молибдена, хрома, никеля — н сталь превращается в легированную! Не разрушая кристаллической решетки одного соединения, можно было бы «начинять» его молекулами другого. Черт побери! Да мало ли чего еще можно сделать!
— Не томи душу, что же дальше?
— Дальше… Шла война, и проверять это открытие мне было просто некогда. Но через два с лишним года, после освобождения Минска, я случайно встретился с одним крупным белорусским ученым. Как-то зашел у нас разговор о рентгене, и я рассказал ему этот случай. Выслушав меня, академик даже рассердился:
«Да как же это вы, товарищ майор, осмелились, совершив крупнейшее научное открытие, почти два с половиной года мариновать его? Если у вас не дремлет ваша совесть гражданина, то вы должны сейчас же сделать заявку! Дайте мне слово офицера, что сегодня же, отложив все к дьяволу, вы напишете письмо… Хотите, я вам дам адрес Института физических проблем Академии наук СССР?»
Под бурным натиском академика я в ту же ночь написал письмо, в котором подробно изложил свой «эффект».
Через две недели получил такой ответ:
«Уважаемый товарищ! Вы очень скупо сообщаете о своем наблюдении. У нас нет никаких оснований не доверять Вам, однако то, что Вы сообщаете, настолько удивительно, что, казалось бы, противоречит здравому смыслу. Установить, имеется ли в действительности наблюдаемое Вами явление или нет, можно только путем непосредственного эксперимента, который надо поставить в простых условиях… Повторив опыт снова, сообщите результаты, более подробно описав их. На основе одного случайного наблюдения ни о чем еще судить нельзя.
Уважающий Вас референт О. Поледровский».
Ответ, конечно, не вдохновляющий, тем не менее в одном из полевых госпиталей я попытался повторить опыт. Но то ли был другой экран, то ли иные параметры, повторить «эффект» не удалось: минут сорок стоял я под самыми жесткими лучами Рентгена, но окрашивания не произошло…
Повторять эксперименты не было возможности.
Спустя несколько лет после войны пришлось мне проходить мимо той самой санчасти, где я «испортил» экран загадочным кроваво-красным пятном.
Зашел туда, разыскал знакомого рентгенолога.
Когда я напомнил ему о таинственном пятне на экране, он оживился:
«Как же! Как же! Помню! Ох, как я вас ругал! Как я вас ругал! Экран с вашим пятном стал совсем не пригоден для диагностики. Месяца два с ним мучился, пока не заменили новым!»
Вышел я на улицу и стал размышлять: могло что-то «показаться» одному человеку, но не двум же одновременно! Вернувшись домой, разыскал в своих бумагах злополучный ответ — противоречит здравому смыслу.
Поднять этот вопрос еще раз — значило бы рисковать получить кличку маньяка. Загадка кроваво-красного пятна так и осталась нераскрытой…
Мы помолчали.
— А что, если все же рискнуть? — предложил я. — Во всяком случае, повторить эксперимент не так уж сложно!
Долгин покачал головой.
— Свой гражданский долг я выполнил: все подробно и исчерпывающе сообщил в Академию наук. В конце концов я сапер, а не физик. Впрочем… ты ведь литератор, напиши об этом. Может быть, наша любознательная, полная творческих сил молодежь заинтересуется проблемой…
Вот так появился рассказ с несколько странным подзаголовком — научно-фантастический рассказ-быль. «Фантастический рассказ» — и вдруг «быль»?
___________
Рассказ инженера И. Волгина «Таинственное пятно» с большой степенью вероятности мажет быть отнесен к категории фантастических, рассказов. Во всяком случае, попытка объяснить появление пятна на экране тем, что под действием рентгеновских лучей молекулы мелинита проникли в материал экрана, совершенно не обоснованна. Если даже допустить, что молекулы выбивались из взрывчатки при бомбардировке квантами света, то их проникновение сквозь стальной корпус гранаты просто невозможно. Это следует хотя бы из сравнения размеров межатомных расстояний в твердом металле с размерами молекулы мелинита.
Если пятно и было, то его возникновение могла, например, произойти по следующей причине. Известно, что некоторые типы стекла, особенно с внесенными в них солями щелочных металлов, окрашиваются под действием проникающего излучения. Возможно, рентгеновский экран, на котором наблюдалось пятно, как раз и был изготовлен из такого стекла. В том участке гранаты, где находился заряд, металлическая часть была тоньше, чем в остальных частях корпуса, и, следовательно, интенсивность рентгеновских лучей, прошедших сквозь мелинит, оказалась больше, чем вокруг. Если стекло рентгеновского экрана было «рентгеночувствительным», граната была сфотографирована на просвет.
Почему рентгеновский экран не окрашивался раньше?
Возможно, потому, что врач-рентгенолог работал лишь с небольшими экспозициями на трубке.
Впрочем, можно допустить, что никакого пятна вообще не было. Можно себе представить нервное напряжение человека, который пытается обезвредить мину под лучами рентгена. Можно представить себе и самочувствие врача, кабинет которого может взлететь на воздух. При длительном и напряженном рассматривании какого-либо рисунка он долго сохраняется в памяти в виде окрашенного контура.